Внимание!
среда, 19 октября 2016
Египетский бог египетских египтян
читать дальшеVII
С наступлением ночи наш городок становился тихим и пустынным. Населяли его преимущественно дневные существа — маги, гномы, эльфы и немного тролли. Вампиры среди местных до сих пор считались диковинкой. По этой причине меня хорошо знали все жители без исключения — начиная от трактирщика и заканчивая служащими магистрата с самим бургомистром во главе.
Впрочем, здесь и так все были знакомы — вне зависимости от расы.
Въехав в город, я старался как можно быстрее проскочить через короткую тёмную улочку около кладбища, дабы слухи о моих похождениях уже к завтрашнему вечеру не достигли ушей кого-нибудь из наших слуг.
Дом агронома располагался на окраине. Около низенькой ограды я спешился и спрятал велосипед в косматых, давно нестриженных кустах жасмина. Сам дом возвышался предо мною тёмной угловатой громадой. Света нигде не было. Казалось, все жильцы давно отошли ко сну и никак не ожидают неурочных гостей. Однако если присмотреться, можно было заметить, что одно из окон на втором этаже настежь распахнуто.
Легко перемахнув через заборчик, я прокрался к дому. В нашем маленьком, провинциальном городишке жители редко запирают двери на ночь, а уж такую вещь, как охранные чары — они и вовсе почитают излишней тратой денег. Чета Дорнеров в этом вопросе ничем не отличалась от большинства соседей. Пробраться в их усадьбу никем не замеченным для меня было сущим пустяком. Не потревожив ни одну ветку и не хрустнув ни единым сучком, я вплотную приблизился к кирпичному фасаду. До моего обоняния донёсся явственный медовый аромат. Встав прямо под раскрытым окошком, я метко забросил туда камушек. Никакой реакции не последовало. Какое-то время я просто стоял на краю привядшей от жары лужайки. Потом громким шёпотом позвал:
— Марк... Марк!
Окно уборной на первом этаже с шумом открылось.
— Тсс! — зашипел оттуда круглолицый, немного курносый мальчишка. — Тише! Сейчас весь дом перебудишь.
Мальчишка бегло оглянулся куда-то через плечо и сделал рукой приглашающий жест:
— Залезай!
Такой способ хождения в гости для меня был не нов. Не долго думая, я запрыгнул на подоконник и в следующую секунду уже стоял в тёмной туалетной комнатке. Запах мёда здесь почему-то усилился. Более того, мне показалось, что исходит он именно от моего приятеля. Озвучить свои наблюдения я не успел — Марк зажёг вонючую серную спичку, торопливо проверил подоконник на наличие следов от обуви и шёпотом затараторил мне в самое ухо:
— Я уже думал, ты не придёшь, — по-змеиному шипел он. — Это полнолуние, будь оно неладно, путает мне все заклятья. Ты его хоть получил? Письмо?
Я кивнул.
— Ну и отлично! — мальчишка довольно усмехнулся. — Здравствуй, что ли?
Он подал руку и мы важно, «по-взрослому», поздоровались. Я наконец смог как следует рассмотреть своего товарища. За время отсутствия Марк успел немного поправиться, его русые волосы выгорели почти до соломенного цвета, а на лице прибавилось веснушек.
— Ты изменился, — вслух констатировал я. — Загорел.
— Ты тоже, — моментально брякнул в ответ Марк. Потом немного подумал и выкрутился. — В смысле, тоже хорошо выглядишь.
Чтоб окончательно исчерпать глуповатую ситуацию, он запер за мною окно и заговорщицки выглянул в коридор:
— Пошли наверх, — почти беззвучно позвал он меня. — Не хочу, чтоб нас тут застали.
Не дожидаясь ответа, Марк на цыпочках засеменил по тёмному дому. Я последовал за ним. Двигались мы, как мне казалось, весьма шумно. Марк умудрился скрипнуть половицей, несколько раз шаркнуть тапками и даже громко стукнуть межкомнатной дверью. Если бы в доме были вампиры, то они наверняка уже давно бы явились к нам, заинтересованные столь интригующими звуками. Однако Дорнеры ничего не слышали. Почти до самой комнаты Марка я отчетливо различал сопение и храп, доносящиеся из хозяйской спальни на первом этаже.
На лестнице мой спутник оглянулся. Взглянув на меня, он вдруг нервно хохотнул.
— Ты чего? — не понял я его веселья.
— Да так, — поторопился отвернуться он. — У тебя глаза светятся.
Я лишь пожал плечами. Общаясь с магами, я давно обратил внимание на страх дневных существ перед темнотой. Ночью даже взрослые начинают заметно нервничать. Марк же боялся темноты до холодного пота, хотя и изо всех сил старался не демонстрировать этого в моём присутствии. Да, ради меня он мог пройтись по собственному дому без свечи в одиночку. Но никакая сила не заставила бы его точно так же прогуляться по ночному лесу или хотя бы парку.
VIII
В детской, куда мы наконец пришли, царил жуткий беспорядок. На измятой кровати, прямо поверх одеяла, валялись исписанные листы бумаги, карандаши и журналы. Со стульев до самого ковра свешивалась разбросанная одежда. Ящики комода были не до конца задвинуты, а довершала картину тускло поблескивающая на полу перевёрнутая бутылка.
От запахов у меня перехватило дыхание:
— Ты что это, пасеку ограбил? — спросил я, стараясь дышать как можно реже. — Мёдом несёт за версту.
Марк торопливо подобрал бутылку. В воздух тотчас поднялось с полдесятка мух. Мальчишка пошире распахнул обе створки оконной рамы и, в надежде выгнать насекомых, замахал руками.
— Это случайно, — буркнул он. — Настойка разлилась.
— Какая настойка? — я тоже сделал шаг к окну и, пытаясь поймать струйку свежего воздуха, вытянул шею. — Зачем тебе настаивать мёд?
— Это не мне, — уклончиво ответил Марк.
— А кому?
Волшебник развернулся на каблуках и небрежно бухнулся на кровать.
— Ты умеешь хранить тайны? — зловещим шёпотом прошелестел он.
Я обиженно фыркнул. Марк заёрзал на месте — было видно, что ему не терпится поделиться своим секретом, однако скорее из упрямства, чем от реального недоверия он поднял правую руку вверх и повернул её ко мне ладонью.
— Тогда поклянись, — торжественно потребовал маг, — что никому и никогда об этом не расскажешь.
Я повторил его жест:
— Клянусь!
Марк удовлетворённо кивнул. Посчитав, что без магической присяги и подписи кровью сейчас вполне можно обойтись, он запустил руку под подушку и вытащил оттуда небольшую, сильно потрёпанную книжку.
— Вот! — гордо произнёс он. — Смотри!
Лунный свет озарил грязную сероватую обложку с полустёртым чёрным тиснением. «Общая некромантия в таблицах и схемах» — гласило название.
Я ахнул:
— Откуда это у тебя?
Марк самодовольно ухмыльнулся:
— С полей. Купил у одной девчонки.
— И дорого? — я не сводил глаз с книги.
— Нет. Отдал кусочек безоара и медную подставку для хрустального шара.
Я недоверчиво прищурился:
— Всего-то? Если бы ты был вампиром, да ещё и постарше, то я бы решил, что ту девчонку ты загипнотизировал.
— Не говорил глупостей, — Марк поморщился. — Нормальная цена. Просто здесь не все страницы.
Волшебник подтянул под себя ноги и по-факирски уселся на краю кровати. Я подсел рядом. Из-под матраса послышалось стеклянное позвякивание.
— Осторожно, там настойка, — предупредил Марк.
Я провел рукой по постели и нащупал в её глубинах округлые бутылочные бока. Моё движение спугнуло ещё одну муху. Привлечённая запахом мёда, она категорически не желала улетать и с противным жужжанием принялась носиться над нашими головами.
— Зачем тебе столько этой вонючей гадости? — я сделал безуспешную попытку поймать насекомое ладонью. — Кого ты собираешься ею поить?
— А ты не догадался? — Марк одержимо улыбнулся. — Зомби, конечно же!
— Кого?! — от неожиданности я едва не саданул его локтем в бок.
— Да зомби, зомби, — маг постарался отодвинуться от меня подальше. — Чего разволновался?
Он сгрёб свою книгу в охапку и прижал её к животу. Я во все глаза смотрел на приятеля, не в силах понять, шутит он или нет. Марк тем временем продолжал болтать:
— Помнишь старого доктора Тирона? — увлечённо шептал он. — Того, который умер в прошлом году?
— Эльфа? — Я наконец сумел найти свободное от бутылок место. — Только не говори, что собираешься тревожить его останки!
Марк нетерпеливо отмахнулся:
— Нет конечно! Просто отец мне рассказывал, что у доктора Тирона когда-то был дракон. Когда этот ящер от старости издох, знаешь где его закопали?
Я отрицательно мотнул головой.
— На пустыре около нашего местного кладбища! — Марк назидательно поднял указательный палец.
— И что из этого? — я опёрся спиной о спинку кровати.
Марк ласково погладил переплёт «Некромантии»:
— Здесь написано, — доверительно прошептал он, — что драконьи кости сохраняют магическую активность на протяжении нескольких веков. Веков! Ты понимаешь?
— Угу, — поддакнул я без особого воодушевления.
— Это же то, что нужно! — Марк ничуть не смутился. — За создание такого зомби нас даже полиция не оштрафует! Только представь, как нам все станут завидовать. Особенно Ромберы. Ух, тогда мы им покажем!
Я почесал затылок. Братья Ромберы были гораздо старше нас. Последнее время они начали понемногу остепеняться, но ещё совсем недавно подначки этой магической троицы здорово портили жизнь всей немногочисленной местной ребятне. Самый старший из них — Клаус — этой осенью собирался поступать в Мерлиновскую академию и, соответственно, в колдовстве был куда сильнее, чем все дети нашего городка вместе взятые. Марк частенько получал от него подарки в виде заклятий поноса или неукротимого слюноотделения, а за попытки поквитаться — расплачивался тычками да синяками.
Меня же братья не раз пытались подкараулить, чтобы силой накормить чесноком. Учитывая неизбежный запах и обострённое вампирское обоняние сделать это было весьма непросто. Тем не менее, позапрошлым летом их попытки всё же закончились для меня порванной одеждой и намятыми боками, а для братьев — расцарапанными в кровь лицами и наложением швов на прокушенное предплечье Клауса. Трогать меня с тех пор перестали. Теперь при встрече братья ограничивались какой-нибудь гадостью в адрес детей Ночи, а я — враждебно оскаленными клыками.
— Ну так что? — Марк по-дружески легонько толкнул меня в плечо. — Ты со мной?
— Наверное, — с заминкой промямлил я. Мысль о создании нами зомби мне казалась не менее фантастичной, чем получение философского камня в домашних условиях. — Если только ты осилишь ритуал.
Марк просиял:
— Осилю! — радостно пискнул он. — Я уже всё продумал. Вот!
Он раскрыл книгу где-то ближе к концу и развернул её страницами ко мне.
— Здесь всё подробно расписано! — мальчишка ткнул пальцем в какую-то схему и, не глядя в текст, по памяти затараторил. — Нужно в полнолуние прийти к месту выбранного захоронения, начертить на земле стандартную пентаграмму номер три и активировать стихийные резонансы при помощи четырёх основных элементов. Для фазового перехода стихийной магии в некротическую следует применить куриную кровь. Резкое похолодание будет означать, что переход начался. Оживающий кадавр сам вылезет на поверхность, где хозяин должен сразу же накормить его чем-нибудь высокоуглеводным. Например — медовой настойкой...
Чтобы набрать воздуха Марк приостановился.
— И как же это сделать? — тут же встрял я. В отличие от мага, я прекрасно видел в темноте и сразу заметил вырванные в нужном месте страницы. — Твой дракон уже скорее всего разложился. Как ты собираешься кормить голые кости?
Вопрос застал Марка врасплох. Мальчишка схватил книгу и принялся судорожно её листать, временами поднося текст к самим глазам, чтобы хоть что-то увидеть в скудном лунном свете.
— Как, как, — наконец сварливо передразнил он меня. — Обыкновенно! Может, драконы так быстро не гниют! И потом — настойка жидкая. Думаю, будет вполне достаточно, если кости ею просто намочить.
Довольный собой Марк победно вздёрнул подбородок. Я промолчал. Веры в успех его объяснение мне не прибавило, но и возразить тоже было нечего.
— Эти выводы лежат на поверхности, — по-своему истолковал моё молчание Марк. — Осложнений не будет.
— В таком случае чего же мы ждём? — я поднялся на ноги. — Пошли?
Воодушевление Марка заметно поубавилось:
— Куда? — спросил он дрогнувшим голосом.
— На кладбище, конечно же! То есть, на пустырь. Или ты боишься? — я выгнул бровь.
Уши Марка вспыхнули:
— Ничего я не боюсь! Просто... просто у меня ещё не всё готово!
— Что именно? — я клыкасто улыбнулся. — Если кровь, то не беспокойся. Дай мне полчаса, и я привезу из нашего курятника парочку ещё тёпленьких цыплят.
— Не надо! — Марк передёрнул плечами. — Кровью я как раз запасся. Мне нужен термометр.
— Чего? — я почувствовал, как улыбка на моём лице увяла. — Что тебе нужно?
— Термометр! — Марк вскочил с кровати и нервно заходил по комнате. — Я должен буду измерять температуру почвы. По инструкции она должна опуститься как минимум на пять градусов!
От волнения мальчишка налетел на меня в темноте и больно наступил мне на ногу.
— Ну, знаешь, — растирая пострадавшие пальцы, прошипел я. — Пока ты так будешь готовиться — полнолуние пройдёт. Это твоё охлаждение мы как-нибудь и без термометра обнаружим. Пошли!
— А Каркофф? — Марк от моего напора, кажется, совсем растерялся. — Что, если он на нас нарвётся?
— Каркофф стережёт кладбище. Какое ему дело до пустыря?
— Тогда, может, давай завтра? — в голосе Марка зазвучали жалобные нотки. — Завтра как раз воскресенье — авось Каркофф по такому случаю пропустит лишний стаканчик?
Я скривился. Марк всегда охотно строил планы и не менее охотно производил подготовку к их реализации. Однако как только приходило время действовать — вся его решимость немедленно улетучивалась. В самый последний момент он обязательно обнаруживал массу каких-то не до конца уяснённых деталей и с упоением принимался за основательный пересмотр своего великого замысла. Без пинка извне этот процесс мог длиться вечно.
Зная о такой черте своего приятеля, я твёрдо произнёс:
— Нет! Завтра не получится. Если няня заметила моё отсутствие, то в следующий раз я смогу от неё удрать нескоро. Либо мы всё сделаем сегодня, либо на кладбище ты потом пойдёшь один.
Марк обречённо поник.
— Ладно! — выдохнул он после паузы. — Пойдём сейчас.
Мальчишка нехотя подошёл к комоду и до предела выдвинул нижний ящик. В дальнем правом углу там оказался спрятан холщовый мешочек с запечатанным пузырьком куриной крови, несколькими кристаллами, перочинным ножиком и ещё кое-какими мелкими магическими принадлежностями. Бегло проинспектировав предметы, Марк снова сунул их в мешочек, а сам мешок бережно положил около кровати.
Затем настал черёд двух серых балахонов из грубой ткани. Марк выудил их из того же ящика и протянул один мне.
— Надень это, — не глядя в мою сторону, шепнул он.
— Зачем? — я недоумённо взял в руки странное одеяние.
— Так надо! — важно ответил Марк, и пояснил. — Эта ткань задерживает вредное некротическое излучение. Ты же не хочешь, чтоб у тебя испортились зубы или, как у старого вервольфа, выросли волосы на спине?
С этими словами он проворно облачился в некромантский наряд. Я последовал его примеру. В длинном балахоне с прикрывающим даже лицо капюшоном мне сразу стало жарко и душно, однако проверять на себе правдивость только что услышанного предостережения совсем не хотелось. В защитных костюмах мы стали очень похожи на лубочных чернокнижников из ярмарочных спектаклей.
А Марк всё продолжал сборы. Он приподнял край своего матраса и выставил рядочком на ковре пять бутылок с медовой настойкой. Немного подумав, он рассовал две из них по карманам своего балахона, а три остальные оставил для меня.
— Мне ещё инвентарь нести, — на всякий случай пробормотал он, после чего подобрал мешочек, сунул туда книгу и, в качестве последнего штриха, заткнул себе за пояс магический жезл.
IX
Путь до пустыря занял у нас примерно вдвое больше времени, чем если бы я шёл туда один. Мои вампирские инстинкты требовали, чтобы мы двигались по самым тёмным и укромным участкам. Марк же напротив — тщательно выбирал места, освещённые луной.
— Не хочу сломать себе ногу в какой-нибудь колдобине, — ворчливо говорил он. — Ни пса не видно!
Волшебник поудобнее перехватывал мешочек и делал солидный крюк в обход очередной колышущейся тени. Я с ним не спорил. В конце концов ночь была не его стихией, а когда другу и так неуютно, зачем создавать ему лишний дискомфорт?
Около кладбища наше движение замедлилось ещё больше. Длинные балахоны оказались жутко непрактичными при походах по кустам и высоким травам. Болтающиеся у самой земли полы норовили зацепиться за каждый сучок, а прилипающий к грубой ткани репейник можно было отодрать не иначе как с целым клоком серого ворса.
Нужный нам пустырь располагался рядом с восточной частью погоста. Ведущая от города дорога подходила к кладбищу с севера и перед главным входом делала крутой поворот на запад. Таким образом, весь восточный край некрополя оказывался почти невидим для обывательского глаза, скрытый пышными стрельчатыми арками центральных ворот и обильно увитыми плющом стенами старинной часовни.
Укромный и уединённый, восточный сектор издавна облюбовали себе для последнего упокоения местные гномьи семейства. Их аккуратные беленькие склепы с вылепленными на фронтонах гербами и похожими на названия аптечных лекарств фамилиями, вот уж много веков дремали под сенями привольно разросшихся деревьев и навевали на прохожих мысли о вечности и смерти.
На городские же власти это место, по видимому, навевало мысли об экономии. Если со стороны дороги кладбище прикрывала монументальная кирпичная ограда с коваными решётками, с запада и юга — такая же ограда, но уже без решёток, то с востока рубежи царства мёртвых обозначал лишь хлипкий деревянный заборчик. В нескольких местах его столбы подгнили и покосились. Ещё кое-где — они то ли упали, то ли так никогда и не были поставлены. Кроме того, по мере приближения к пустырю, кладбищенская растительность становилась всё более жиденькой и чахлой, так что точно найти границу подчас можно было бы только при помощи профессионального землемера.
— И куда нам теперь? — я впервые за последние пару часов перешёл на полный голос. — Где похоронен этот твой дракон?
Мы с Марком стояли на краю залитого луной безмолвного пустыря. От звука моего голоса мальчишка вздрогнул, однако тут же постарался напустить на себя самый невозмутимый вид.
— Не знаю, — с деланной беззаботностью ответил он. — Нужно искать.
— И как же?
— Сейчас увидишь.
Марк взял в левую руку мешочек, а в правую жезл и опустился на корточки.
— Lux! — прошептал он. — Lucendi!
Кончик артефакта слабо вспыхнул и тут же погас. Волшебник повторил попытку. Результат вышел тем же. Марк сердито шмыгнул носом и заткнул жезл обратно за пояс:
— Пожалуй, не стоит привлекать внимание светом, — пробормотал он. — Ты не видишь никого постороннего?
Я отрицательно мотнул головой. Марк развязал мешочек:
— Полицейские некроманты для поиска останков используют особые заговорённые свечи, — прокомментировал он свои действия. — Я тут заговорил парочку...
Маг выжидательно умолк. Я восхищаться не торопился. Марк укоризненно взглянул на меня исподлобья и преувеличенно бодро закончил:
— ... и они действительно работают! Вчера в овине я с ними нашёл дохлую крысу!
Мальчишка так резво нырнул руками в мешочек, что на секунду мне показалось, будто он намеревается предоставить эту самую крысу мне на обозрение.
К счастью, вместо крысиных останков Марк достал две тонкие ярко-красные свечи и помятую жестяную зажигалку.
— Смотри на дым, — азартно прошептал он, поджигая фитиль. — Чёрная копоть будет означать, что мы у цели.
Едва зажженная свеча затрещала, и над огоньком появилось чёрное облачко. Мы с Марком обменялись беглыми многозначительными взглядами. Пламя же почти сразу выровнялось, и облачко растаяло, однако я по-прежнему различал в лунном свете лёгкий чёрный дымок.
Марк прикрыл огонёк ладонью и осторожно выпрямился.
— Давай немного походим, — словно боясь кого-то спугнуть, тихо предложил он. — Со свечой мы найдём дракона в два счёта!
Я возражать не стал. Следующие полчаса мы беспорядочно слонялись по пустырю, неотрывно глядя на трепещущий язычок пламени.
Не знаю, то ли Марк что-то напутал с заговором, то ли сказывалась близость кладбища, но если верить нашим колдовским свечам, весь пустырь, а так же ближайший край соседней рощицы были усеяны чьими-то останками не менее густо, чем сам погост. По мере того, как таял последний огарок, Марк становился всё мрачнее.
— Здесь! — наконец сказал мой товарищ и решительно указал пальцем на округлое углубление под одинокой осиной.
— Ты уверен? — я с сомнением покосился на подымающуюся над огоньком чёрную дымовую струйку.
За время поиска никаких изменений я в ней заметить так и не сумел.
— Уверен! — раздражённо буркнул волшебник и бросил свой мешочек с принадлежностями на траву.
X
Я подошёл к осине и осторожно прикоснулся кончиками пальцев к коре. Это дерево мне сразу не нравилось, однако почему — я не понимал.
— Помоги мне, — прошипел Марк и, путаясь в балахоне, опустился на четвереньки. — Сейчас нам нужно отмерить ровно пятьдесят дюймов.
В руках у него появилась матерчатая рулетка и перочинный ножик. Ножиком Марк проковырял в земле неровную мелкую ямку, после чего протянул мне один конец рулетки.
Пока мы возились с измерениями, к нам отовсюду начали слетаться мошки и ночные бабочки. Я готов был поклясться, что последних привлек вовсе не запах наших тел и пота, а источаемый настойкой сладкий медовый аромат. В то время, пока Марк ножиком вырезал на дёрне контуры стандартной пентаграммы номер три, я отгонял мошкару, то и дело облизывал пересохшие от медового духа губы и мечтал, как по возвращении домой сразу же приму прохладный душ.
Наконец Марк отложил ножик в сторону. С видом совершающего обряд иерарха он воткнул по углам пентаграммы разноцветные кристаллы и взялся за книгу.
— А теперь будь осторожен, — немного рисуясь, предупредил он меня. — Откати рукава так, чтобы спрятать кисти и не снимай капюшон. Ни в коем случае!
Особого впечатления это на меня не произвело, однако из желания подыграть я подчинился.
Сквозь ткань балахона Марк кое-как обхватил пальцами свой магический жезл и развернулся лицом к пентаграмме. Дальнейших его действий я не видел — свисающий слоновьим хоботом капюшон оставил мне в поле зрения лишь крошечный клочок травы прямо под ногами. Созерцая примятые стебли, я слышал, как Марк сначала топтался на месте, потом прокашливался, потом, наконец, принялся бормотать под нос заклинания.
Никакого эффекта это не возымело. Марк замолчал. В наступившей тишине я расслышал тихий шелест листвы и едва различимое низкое гудение. Источник странного гула находился высоко над нами — где-то в жиденькой кроне растущей за нашими спинами осины.
Прислушаться внимательнее и опознать странный звук я не успел. Марк снова начал колдовать. Произнося что-то нараспев он каким-то акробатическим способом, сквозь рукава, умудрился откупорить бутылочку с куриной кровью. Громко хлопнув, пробка выскочила из горлышка, а в нос мне ударил тошнотворный букет из запахов гнили и алхимических консервантов — припасённый Марком кровавый продукт оказался далеко не первой свежести.
Я с отвращением попятился. Хоть вампиры и любят кровь да сырое мясо, однако они на дух не переносят тухлятину. Резкие запахи у нашей расы вообще не в почёте. Когда обладаешь настолько развитым обонянием, любой миазм начинаешь воспринимать как щелчок по носу.
Внезапно земля у нас под ногами мелко задрожала.
Марк радостно взвизгнул:
— Оно работает, работает, — услышал я его триумфальный возглас. — Заклятье действует!
Будто в подтверждение его слов, кристаллы в углах пентаграммы вспыхнули. По траве заплясали багряные отсветы. Рискуя подставиться под вредоносное некромагическое излучение, я попытался хоть что-то разглядеть сквозь болтающуюся горловину своего капюшона. Яркое свечение и волна обжигающе горячего воздуха заставили меня отвернуться. Такой жар мало вязался с описанным Марком резким похолоданием. Однако сам волшебник ликовал:
— Сейчас, сейчас, — бессвязно повторял он. — Сейчас вылезет! Сейчас покажется!
В балахоне стало жарко, как в раскалённой духовке. Я обливался потом с ног до головы. Дрожание земли не прекращалось, а странный гул вверху усилился.
С каждой секундой эта ситуация нравилась мне всё меньше. Стоя посреди пустыря, перед ярко освещённой пентаграммой, мы с Марком были как на ладони. Колебания почвы тоже не способствовали конспирации. Казалось, о нашей вылазке знает уже не только кладбищенский сторож Каркофф, но даже живущий на другом конце города библиотекарь — господин Ланц.
Наше и без того неприятное положение усугублялось нашествием насекомых. Слетевшиеся словно со всей округи мошки и бабочки забирались нам под капюшоны, забивались в рукава, норовили влезть в уши, рот и за шиворот. От их раздавленных трупиков наши балахоны приняли такой вид, словно несколько месяцев подряд их старательно засиживали мухи.
— Готовь настойку! — донёсся до меня охрипший от волнения голос Марка. — Скоро всё закончится!
Кристаллы вспыхнули ещё сильнее. Глядя на ярко освещённую траву я увидел, как тень Марка высоко подняла руку с бутылочкой, и в центр пентаграммы упало несколько зловонных кровяных капель. В ответ на каждую из них земля вздрагивала чуть сильнее, а гудение становилось громче.
Последний толчок оказался особенно мощным. Что-то вверху хрустнуло и гул начал стремительно приближаться. Не успели мы опомниться, как прямо между нами, с тяжёлым шлепком, грохнулось крупное осиное гнездо. Потревоженные осы находились явно не в самом миролюбивом настроении.
Я с руганью отскочил в сторону:
— Чеснок мне в рот!
Марк всем корпусом развернулся на шум. Его вытянутая рука дёрнулась и бутылочка с кровью полетела в бурьяны.
— А-а-а! — сипло заверещал волшебник.
В следующий миг его крик утонул в низком громоподобном раскате. Кристаллы полыхнули белыми искрами и разлетелись на мелкие осколки. Дрожание грунта резко прекратилось. Из пентаграммы повалил густой белый дым.
Растерявшиеся было осы отпрянули, однако уже в следующее мгновение свирепо жужжащий рой навис над нашими головами.
XI
— Бежим! — позабыв о всякой скрытности воскликнул я.
Прежде чем Марк успел опомниться, я схватил его за рукав и изо всех сил рванулся к кладбищу. Марк от неожиданности едва не свалился с ног.
— Книга! — сдавленно выдохнул он.
Я нетерпеливо отмахнулся:
— Потом!
Не выпуская рукав друга, я припустил подальше от окаянной осины. Марк с тяжёлым сопением топал следом. Выдержать мой темп он был физически неспособен. Обычный вампир, возможно, и не обладает выносливостью фавна или силой кентавра, но зато в быстроте и ловкости наша раса не знает равных. Маг стеснял моё движение не хуже прикованного к ноге каторжанина ядра. Первое время я пытался ему помочь и, словно буксиром, тянул его за руку. Заметной прибавки в скорости это не дало. Уже к середине пустыря Марк начал задыхаться, а его ноги путались в полах балахона со всё возрастающей частотой.
— Пусти! — наконец взмолился волшебник. — Не могу больше.
Вместо ответа я лишь сердито дёрнул его за рукав и побежал медленнее. Осы, к счастью, преследовать нас не стали.
Мы были уже почти у кладбищенской границы, когда я расслышал характерный свист летящей ступы. В следующий миг над пустырём пронеслись два поисковых пульсара.
— Каркофф! — конвульсивно глотая воздух, выдавил мой товарищ. — Это Каркофф!
Я посмотрел в небо. Ступы ещё не было видно. Пульсары кружили около продолжающей дымиться пентаграммы.
— Скорее! — мой голос прозвучал неожиданно твёрдо. — К тому склепу!
Марк судорожно дёрнул головой. Не разбирая дороги, мы помчались к белеющему неподалёку низенькому строеньицу с пухлыми псевдоколоннами по углам и кустами сирени около входа. Как и все маги, Каркофф неважно видел ночью. Если бы нам с Марком удалось укрыться в кладбищенских зарослях, мы были бы спасены.
Над погостом прокатился магически усиленный голос:
— Стоять! — утробно гаркнул кто-то. — Стоять, я сказал!
Высоко в воздухе проплыла видавшая виды ступа. Её седок — грузный мужчина в потёртом костюме и с огромными бакенбардами — напряжённо всматривался куда-то в сторону пентаграммы. Нас с Марком он явно не замечал. Минута, за которую Каркофф слетал к осине и обратно, стала решающей. Когда облезлая ступа снова начала приближаться, мы с Марком уже сидели в кустах возле дверей последнего пристанища какого-то достойного гномьего семейства.
— Я вас вижу! — прогремел уже знакомый утробный голос. — Вижу, так что лучше выходите!
Поисковые пульсары покружили над пустырём и погасли. Творить новые и запускать их на кладбище Каркофф побоялся — среди деревьев они легко могли бы стать причиной пожара.
Я прижал колени к груди и пригнул голову. Рядом тяжело дышал Марк.
— Теперь нам конец, — обречённо простонал он. — Отец меня прибьёт.
Мальчишка спрятал лицо в ладонях. Ступа сторожа немного отдалилась и зависла примерно в сотне метров от нас. Каркофф принялся делать пасы руками и бормотать какие-то заклинания. Нужно было срочно что-то предпринимать.
Я толкнул приятеля в бок:
— Послушай. Сейчас, пока на нас никто не смотрит, мы можем добраться до тролльей аллеи. Это всего пара перебежек. Оттуда мы в два счёта доберёмся до выхода. Бежим!
Я кивнул в сторону соседнего склепа. Марк глянул туда, куда я указывал. На его лице появилась слабая надежда. Мальчишка томительно долго оценивал расстояние, потом перевел взгляд на колдующего в ступе сторожа и безвольно опустил плечи.
— Я не смогу, — глухо произнёс он. — Меня заметят.
— Вот ещё! — поморщился я.
Моя рука уже привычным движением собралась вцепиться в его рукав, но Марк сердито хлопнул меня по пальцам:
— Нет! — решительно зашипел он. — Со мной поймают нас обоих, а ты беги. Беги!
Маг уличил момент, когда Каркофф смотрел в противоположную сторону и буквально вытолкнул меня из-под куста на грунтовую дорожку.
Деваться было некуда. Не теряя ни секунды, я со всех ног бросился к растущей около соседнего склепа наклонённой иве. Проклятый балахон мне пришлось придерживать на уровне пояса. Несмотря на это, весь путь я сумел проделать почти столь же стремительно и бесшумно, как полуночная тень.
Увы, Марк оказался прав. Сбежать вдвоём у нас не было шансов. Медлительный и неуклюжий волшебник обязательно бы отстал или привлёк к себе внимание. Однако бросать товарища в беде я тоже не собирался.
Увлечённый колдовством Каркофф привстал в своей ступе и широко развёл руки. На кончиках его пальцев было хорошо заметно голубоватое свечение.
— Выходи по хорошему! — рявкнул сторож. — Выходи или будет хуже!
Он неловко перенёс вес тела с одной ноги на другую. Ступа покачнулась. Хрупкое, не до конца сплетённое заклинание рассыпалось, заставив волшебника громко выругался. Я злорадно усмехнулся.
Пока Каркофф снова что-то нашёптывал, я сделал ещё один рывок к тролльей аллее. Теперь я находился под покровом одичавших кипарисовых зарослей. Метрах в двадцати от меня располагалась чья-то старинная стела без надписей, но зато с солнечным диском на шпиле. Отлитый из бронзы диск за многие годы успел окислиться и потемнеть. В профиль он сильно напоминал две спаянные краями суповые тарелки. Для моего замысла такое украшение вполне годилось.
В поисках чего-нибудь тяжёлого, я принялся обыскивать почву вокруг себя. Увы, ничего, кроме сухой хвои там не находилось. Каркофф же за это время почти снова закончил своё заклятие. У меня засосало под ложечкой — дальше медлить было нельзя. Вдруг в моём кармане что-то забулькало, и медовая настойка липкими струйками потекла по бедру вниз.
Меня осенило. Недолго думая, я выхватил открывшуюся бутылку и со всей силы запустил ею в бронзовое солнце. Раздался громкий набатный звон. Чудом не разбившаяся посудина срикошетила в траву. Каркофф от неожиданности чуть не перевернул свою ступу. С победным криком он во весь опор помчался на звук:
— Попался, некромант!
Я бросился в противоположную сторону. Если мой план сработал, у Марка появилось несколько лишних секунд, чтоб успеть перебраться в более безопасное место.
— Стой негодяй! — яростно заорал Каркофф в ночь. — Стой или зачарую!
Сторож наобум метнул слабенькую молнию. Заряд с треском ударил в землю и поджёг кучку сухой хвои. Пламя весело взметнулось ввысь. Каркофф разразился потоком непечатной брани и начал торопливое снижение.
Теперь я мог почти не прятаться. Оставив незадачливого громовержца прыгать по траве и затаптывать огонь, я поспешил на поиски Марка.
Найти его оказалось удручающе просто. Оставленный один на ночном кладбище, он совсем потерял голову от страха. Дрожа всем телом и едва сдерживая слёзы, Марк напролом продирался к выходу через кусты с неукротимостью раненого медведя.
Моё появление вызвало у него внезапный прилив дружественных чувств.
— Наконец-то! — радостно выкрикнул он. — Где тебя столько носило?!
Обрадованный мальчишка так вцепился в мою руку, что я зашипел от боли. Весь оставшийся до городской дороги путь Марк не выпускал мой рукав и изо всех сил старался не отставать. Преследования за нами больше не было.
Отдышаться мы остановились лишь у оврага, далеко по другую сторону кладбищенского забора. До самого своего дома Марк не переставал сокрушаться по поводу утраты книги. Я сначала пытался его утешать, однако вскоре это занятие бросил. Когда опасности остались позади, мальчишка явно наслаждался выпавшим на нашу долю приключением и поносил мерзопакостного сторожа скорее для порядка.
Меня же куда больше волновало предстоящее возвращение в замок. Мало того, что мою отлучку скорее всего заметили, так я ещё и отчаянно благоухал медовой настойкой.
Озарённые луной, мы с Марком медленно брели по безлюдной улочке, а за нами с мерзким жужжанием вился целый шлейф мошек, мух и ночных бабочек.
XII
Сидящий в кресле отец отложил стопку писем в сторону.
— Опять ничего! — недовольно проговорил он. — Мне кажется, это уже выглядит неприлично!
Отвечать ему никто не стал. Няня по своему обыкновению деликатно смолчала. Мама была слишком увлечена новым заграничным романом. Я же расположился прямо посреди гостиной на основательно побитой молью медвежьей шкуре и третий вечер кряду собирал из вороха деталей модель дирижабля.
Отец кашлянул. Наш ответ, а точнее отсутствие такового, его явно не удовлетворил.
— Может стоит написать кому-то другому? — папа требовательно посмотрел на мать.
Та со вздохом опустила книгу.
— Дорогой, — подчёркнуто сдержанно отозвалась она, — наберись терпения. Прошло ещё только три дня.
Папа презрительно фыркнул. Я украдкой улыбнулся. Загадочный, не отвечающий на письма полковник, с каждым днём нравился мне всё больше.
Вопреки ожиданиям, недавняя вылазка на пустырь закончилась для нас с Марком почти безнаказанно. По какой-то неведомой причине Каркофф не стал поднимать скандал, так что, получив лёгкий нагоняй от родителей, мы оба были снова готовы к подвигам и вовсю строили планы на будущее.
Однако, как оказалось, последствия некромантической авантюры были куда более серьёзными. Дотошный господин Дорнер на досуге обдумал поведение своего сына и решил, что тот теряет слишком много времени зря. Когда в конце лета Марк показал мне новенькую, только от портного, гимназическую форму, я почувствовал, как моё сердце начинает сползать куда-то в селезёнку.
Увы, своей гимназии в нашем городке не было. Это означало, что осенью Марк уезжает, а с его отъездом я лишаюсь своего последнего и лучшего друга детства. С местной мелюзгой мне было скучно. Детям постарше было скучно со мной.
Что же касается родителей, то куда-то отсылать своё единственное чадо они не помышляли. От мысли, что я могу куда-то уехать, мама приходила в ужас. Отец же, узнав о решении Дорнеров, принялся искать для меня домашнего учителя.
Кандидатуру он подбирал долго и тщательно. Наконец, по совету дедушки, выбор пал на почтенного старого вервольфа — отставного полковника Маринелли. Если верить отцу, этот самый полковник отличался невероятной храбростью, благородством, а так же обширными познаниями в области алхимии, астрономии и метафизики. Проблема заключалась лишь в том, что на письма старый вояка отвечал крайне неохотно и оставлять свой покой ради педагогической деятельности он тоже не торопился.
Вообще-то, серьёзно заняться моим образованием родители пытались уже не раз. К моей великой радости, все их попытки заканчивались практически безрезультатно, потому наблюдая за тем, с каким скрипом идёт переписка между отцом и полковником, я тешил себя надеждой, что авось и на этот раз всё закончится благополучно. То есть — так и не начавшись. Няниных уроков чтения, этикета и арифметики мне казалось более чем достаточно.
Из коридора послышался бой часов. Отец, находящийся и без того не в лучшем расположении духа, скомкал газету.
— Безобразие! — процедил он сквозь зубы. — В этом доме хоть что-то делается вовремя?
Мама нарочно пошуршала страницами. Няня натянуто улыбнулась. Папа поднялся на ноги и сердито позвонил в колокольчик.
В приоткрывшуюся дверь просунулась физиономия Леокадиуса.
— У? — не очень по-лакейски осведомился сторож.
Отец оскалился от злости. На лице тролля появилась напряжённая работа мысли, после чего он уже вежливее повторил:
— Ваша светлость?
Папа картинно заложил руки за спину.
— Ты знаешь, который час, Лео? — ледяным голосом спросил он.
Тролль простецки пожал плечами. Отец глубоко вздохнул.
— Уже десять вечера! — произнёс он с расстановками. Его голос стал похож на зловещее грудное рычание.
Тролль не проникся:
— И что? — спросил он по-панибратски.
— А ничего! Где наш завтрак?
Тролль сосредоточенно сдвинул брови, потом понимающе кивнул и исчез. Закрыть за собой дверь он не догадался.
Папа немного походил по комнате, после чего снова уселся в кресло. В комнате стало тихо. Какое-то время каждый из нас молча занимался своим делом. Потом за дверью послышались торопливые шаги.
— Ваша светлость! — выпалил ворвавшийся без стука Леокадиус. — Ваша светлость, там это... на кухне...
Папа стукнул ладонью по подлокотнику кресла. У него на языке уже была готова едкая речь о надлежащем поведении слуг, однако тролль выглядел настолько растерянным, что отец только и произнёс:
— Что?
Леокадиус одёрнул полы подскочившей от бега рубахи:
— Там ну, это... скандал!
Папа выгнул бровь. Мама отвлеклась от чтения и тоже заинтересовано посмотрела на сторожа. Тот растерянно умолк.
— Какой скандал, Лео? — наконец не выдержала мама. — Объясните же!
Тролль шумно поскрёб затылок:
— Да ерунда всё, ваша светлость! Жанетта осерчала. Кухарка. Говорит, гангрена какая-то... или гигиена? Словом, мух на кухне полно! Никак нельзя еду готовить.
Родители переглянулись. Няня смотрела на тролля как на умалишённого. Я деловито перебирал детали от дирижабля.
Наконец к отцу вернулся дар речи, а с ним и раздражение:
— Какая кухарка, какой скандал, какие мухи? — со всё возрастающим возмущением начал вопрошать он. — Откуда им взяться-то!
— Да известно откуда! — тролль осклабился. — Там же галерея рядом.
Отец опешил:
— При чём тут галерея?
— Ну как же — я ж их всё лето от портретов отгонял. Мух этих! Так вроде ничего, но молодой хозяин им как мёдом помазан. Тучами садятся!
Леокадиус хотел сказать что-то ещё, однако его не дослушали. Мама внезапно отложила свой роман и быстрым шагом вышла из гостиной. Мы все, как по команде, поспешили за ней.
XIII
Святая святых замка — галерея предков — располагалась на втором этаже Западной башни прямо над кухней. Портреты висели в просторном, высоком зале с витражными окнами и пыльными драпировками на стенах. Прямо напротив входа, на самом почётном месте, красовалось огромное изображение основателя семейства — лорда Ричарда Ривенгтона. Разнокалиберные лики его потомков тянулись двумя рукавами по всему периметру помещения и заканчивались почти на лестничной площадке. Собственно, на лестнице было лишь два портрета — портрет отца и мой собственный.
Из-за странной особенности вентиляции кухонные запахи в основной зал не попадали. На лестнице же всегда пахло выпечкой, мясом, зеленью и молоком. Раньше такая особенность нам не причиняла ни малейших неудобств. Сегодня же, когда под маминым предводительством, мы наконец преодолели все анфилады и переходы, нашему взору открылось странное зрелище.
По папиному портрету ползали две жирные мухи. При нашем приближении насекомые лениво поднялись в воздух и с недовольным жужжанием перелетели на соседнюю раму. Там они побеспокоили нескольких своих товарок. Те в свою очередь — своих. Всего за пару секунд воздух наполнился надсадным низким гулом, а перед глазами у нас замелькало с полсотни крупных, откормленных мух.
Отчаянно размахивая руками, мама бросилась к моему портрету.
— Батюшки! — с оперным трагизмом в голосе воскликнула она. — Георг! Георг, ты только взгляни!
Заинтересованный отец неопределённо хмыкнул. Он и без того уже стоял за маминой спиной и не сводил с картины изумлённого взгляда. Подоспевший за ними Леокадиус безразлично наблюдал за реакцией хозяев. Вид у тролля был как у опытного гида, в тысячный раз показывающего туристам изрядно намозолившую глаза достопримечательность.
Мама всхлипнула. Я на всякий случай отступил поближе к лестнице. От портрета предательски разило мёдом и путь к отступлению нужно было держать наготове.
Весь последний месяц мои членистоногие друзья работали над эльфийским шедевром не покладая крыльев. Следы их трудов покрывали портрет щедрой россыпью. В некоторых местах полотно было засижено настолько качественно, что рассмотреть изображение там уже не представлялось возможным.
— Да, — глубокомысленно изрёк Леокадиус. — Немного того... подпортили. Ну да если оттереть, оно может и нормально будет?
Мама подскочила как ошпаренная:
— Оттереть? — взвилась она. — Да я тебя самого сейчас ототру! Куда ты смотрел, простофиля? Чем занимался?
Сторож попятился.
— Георг! — не унималась мама. — Ну а ты что молчишь? Скажи хоть что-то!
Папа встрепенулся. Бросив на меня короткий подозрительный взгляд, он ткнул пальцем в портрет.
— Убрать! — коротко приказал он.
Мама застыла с открытым ртом. Леокадиус стремглав бросился за стремянкой. Чтобы скрыть довольную ухмылку во все клыки, я повернулся к родителям спиной и, прыгая через три ступеньки, заторопился на Северную башню. Кисточку и неиспользованные остатки настойки нужно было срочно утилизировать.
В тот же день мой портрет сняли. До лучших времён его спрятали в подземелье, а потом и позабыли. Когда следующим летом я случайно спустился туда по совершенно другим делам, то увидел, что начатое мухами дело с честью завершили мыши.
От картины осталась только рамка.
С наступлением ночи наш городок становился тихим и пустынным. Населяли его преимущественно дневные существа — маги, гномы, эльфы и немного тролли. Вампиры среди местных до сих пор считались диковинкой. По этой причине меня хорошо знали все жители без исключения — начиная от трактирщика и заканчивая служащими магистрата с самим бургомистром во главе.
Впрочем, здесь и так все были знакомы — вне зависимости от расы.
Въехав в город, я старался как можно быстрее проскочить через короткую тёмную улочку около кладбища, дабы слухи о моих похождениях уже к завтрашнему вечеру не достигли ушей кого-нибудь из наших слуг.
Дом агронома располагался на окраине. Около низенькой ограды я спешился и спрятал велосипед в косматых, давно нестриженных кустах жасмина. Сам дом возвышался предо мною тёмной угловатой громадой. Света нигде не было. Казалось, все жильцы давно отошли ко сну и никак не ожидают неурочных гостей. Однако если присмотреться, можно было заметить, что одно из окон на втором этаже настежь распахнуто.
Легко перемахнув через заборчик, я прокрался к дому. В нашем маленьком, провинциальном городишке жители редко запирают двери на ночь, а уж такую вещь, как охранные чары — они и вовсе почитают излишней тратой денег. Чета Дорнеров в этом вопросе ничем не отличалась от большинства соседей. Пробраться в их усадьбу никем не замеченным для меня было сущим пустяком. Не потревожив ни одну ветку и не хрустнув ни единым сучком, я вплотную приблизился к кирпичному фасаду. До моего обоняния донёсся явственный медовый аромат. Встав прямо под раскрытым окошком, я метко забросил туда камушек. Никакой реакции не последовало. Какое-то время я просто стоял на краю привядшей от жары лужайки. Потом громким шёпотом позвал:
— Марк... Марк!
Окно уборной на первом этаже с шумом открылось.
— Тсс! — зашипел оттуда круглолицый, немного курносый мальчишка. — Тише! Сейчас весь дом перебудишь.
Мальчишка бегло оглянулся куда-то через плечо и сделал рукой приглашающий жест:
— Залезай!
Такой способ хождения в гости для меня был не нов. Не долго думая, я запрыгнул на подоконник и в следующую секунду уже стоял в тёмной туалетной комнатке. Запах мёда здесь почему-то усилился. Более того, мне показалось, что исходит он именно от моего приятеля. Озвучить свои наблюдения я не успел — Марк зажёг вонючую серную спичку, торопливо проверил подоконник на наличие следов от обуви и шёпотом затараторил мне в самое ухо:
— Я уже думал, ты не придёшь, — по-змеиному шипел он. — Это полнолуние, будь оно неладно, путает мне все заклятья. Ты его хоть получил? Письмо?
Я кивнул.
— Ну и отлично! — мальчишка довольно усмехнулся. — Здравствуй, что ли?
Он подал руку и мы важно, «по-взрослому», поздоровались. Я наконец смог как следует рассмотреть своего товарища. За время отсутствия Марк успел немного поправиться, его русые волосы выгорели почти до соломенного цвета, а на лице прибавилось веснушек.
— Ты изменился, — вслух констатировал я. — Загорел.
— Ты тоже, — моментально брякнул в ответ Марк. Потом немного подумал и выкрутился. — В смысле, тоже хорошо выглядишь.
Чтоб окончательно исчерпать глуповатую ситуацию, он запер за мною окно и заговорщицки выглянул в коридор:
— Пошли наверх, — почти беззвучно позвал он меня. — Не хочу, чтоб нас тут застали.
Не дожидаясь ответа, Марк на цыпочках засеменил по тёмному дому. Я последовал за ним. Двигались мы, как мне казалось, весьма шумно. Марк умудрился скрипнуть половицей, несколько раз шаркнуть тапками и даже громко стукнуть межкомнатной дверью. Если бы в доме были вампиры, то они наверняка уже давно бы явились к нам, заинтересованные столь интригующими звуками. Однако Дорнеры ничего не слышали. Почти до самой комнаты Марка я отчетливо различал сопение и храп, доносящиеся из хозяйской спальни на первом этаже.
На лестнице мой спутник оглянулся. Взглянув на меня, он вдруг нервно хохотнул.
— Ты чего? — не понял я его веселья.
— Да так, — поторопился отвернуться он. — У тебя глаза светятся.
Я лишь пожал плечами. Общаясь с магами, я давно обратил внимание на страх дневных существ перед темнотой. Ночью даже взрослые начинают заметно нервничать. Марк же боялся темноты до холодного пота, хотя и изо всех сил старался не демонстрировать этого в моём присутствии. Да, ради меня он мог пройтись по собственному дому без свечи в одиночку. Но никакая сила не заставила бы его точно так же прогуляться по ночному лесу или хотя бы парку.
VIII
В детской, куда мы наконец пришли, царил жуткий беспорядок. На измятой кровати, прямо поверх одеяла, валялись исписанные листы бумаги, карандаши и журналы. Со стульев до самого ковра свешивалась разбросанная одежда. Ящики комода были не до конца задвинуты, а довершала картину тускло поблескивающая на полу перевёрнутая бутылка.
От запахов у меня перехватило дыхание:
— Ты что это, пасеку ограбил? — спросил я, стараясь дышать как можно реже. — Мёдом несёт за версту.
Марк торопливо подобрал бутылку. В воздух тотчас поднялось с полдесятка мух. Мальчишка пошире распахнул обе створки оконной рамы и, в надежде выгнать насекомых, замахал руками.
— Это случайно, — буркнул он. — Настойка разлилась.
— Какая настойка? — я тоже сделал шаг к окну и, пытаясь поймать струйку свежего воздуха, вытянул шею. — Зачем тебе настаивать мёд?
— Это не мне, — уклончиво ответил Марк.
— А кому?
Волшебник развернулся на каблуках и небрежно бухнулся на кровать.
— Ты умеешь хранить тайны? — зловещим шёпотом прошелестел он.
Я обиженно фыркнул. Марк заёрзал на месте — было видно, что ему не терпится поделиться своим секретом, однако скорее из упрямства, чем от реального недоверия он поднял правую руку вверх и повернул её ко мне ладонью.
— Тогда поклянись, — торжественно потребовал маг, — что никому и никогда об этом не расскажешь.
Я повторил его жест:
— Клянусь!
Марк удовлетворённо кивнул. Посчитав, что без магической присяги и подписи кровью сейчас вполне можно обойтись, он запустил руку под подушку и вытащил оттуда небольшую, сильно потрёпанную книжку.
— Вот! — гордо произнёс он. — Смотри!
Лунный свет озарил грязную сероватую обложку с полустёртым чёрным тиснением. «Общая некромантия в таблицах и схемах» — гласило название.
Я ахнул:
— Откуда это у тебя?
Марк самодовольно ухмыльнулся:
— С полей. Купил у одной девчонки.
— И дорого? — я не сводил глаз с книги.
— Нет. Отдал кусочек безоара и медную подставку для хрустального шара.
Я недоверчиво прищурился:
— Всего-то? Если бы ты был вампиром, да ещё и постарше, то я бы решил, что ту девчонку ты загипнотизировал.
— Не говорил глупостей, — Марк поморщился. — Нормальная цена. Просто здесь не все страницы.
Волшебник подтянул под себя ноги и по-факирски уселся на краю кровати. Я подсел рядом. Из-под матраса послышалось стеклянное позвякивание.
— Осторожно, там настойка, — предупредил Марк.
Я провел рукой по постели и нащупал в её глубинах округлые бутылочные бока. Моё движение спугнуло ещё одну муху. Привлечённая запахом мёда, она категорически не желала улетать и с противным жужжанием принялась носиться над нашими головами.
— Зачем тебе столько этой вонючей гадости? — я сделал безуспешную попытку поймать насекомое ладонью. — Кого ты собираешься ею поить?
— А ты не догадался? — Марк одержимо улыбнулся. — Зомби, конечно же!
— Кого?! — от неожиданности я едва не саданул его локтем в бок.
— Да зомби, зомби, — маг постарался отодвинуться от меня подальше. — Чего разволновался?
Он сгрёб свою книгу в охапку и прижал её к животу. Я во все глаза смотрел на приятеля, не в силах понять, шутит он или нет. Марк тем временем продолжал болтать:
— Помнишь старого доктора Тирона? — увлечённо шептал он. — Того, который умер в прошлом году?
— Эльфа? — Я наконец сумел найти свободное от бутылок место. — Только не говори, что собираешься тревожить его останки!
Марк нетерпеливо отмахнулся:
— Нет конечно! Просто отец мне рассказывал, что у доктора Тирона когда-то был дракон. Когда этот ящер от старости издох, знаешь где его закопали?
Я отрицательно мотнул головой.
— На пустыре около нашего местного кладбища! — Марк назидательно поднял указательный палец.
— И что из этого? — я опёрся спиной о спинку кровати.
Марк ласково погладил переплёт «Некромантии»:
— Здесь написано, — доверительно прошептал он, — что драконьи кости сохраняют магическую активность на протяжении нескольких веков. Веков! Ты понимаешь?
— Угу, — поддакнул я без особого воодушевления.
— Это же то, что нужно! — Марк ничуть не смутился. — За создание такого зомби нас даже полиция не оштрафует! Только представь, как нам все станут завидовать. Особенно Ромберы. Ух, тогда мы им покажем!
Я почесал затылок. Братья Ромберы были гораздо старше нас. Последнее время они начали понемногу остепеняться, но ещё совсем недавно подначки этой магической троицы здорово портили жизнь всей немногочисленной местной ребятне. Самый старший из них — Клаус — этой осенью собирался поступать в Мерлиновскую академию и, соответственно, в колдовстве был куда сильнее, чем все дети нашего городка вместе взятые. Марк частенько получал от него подарки в виде заклятий поноса или неукротимого слюноотделения, а за попытки поквитаться — расплачивался тычками да синяками.
Меня же братья не раз пытались подкараулить, чтобы силой накормить чесноком. Учитывая неизбежный запах и обострённое вампирское обоняние сделать это было весьма непросто. Тем не менее, позапрошлым летом их попытки всё же закончились для меня порванной одеждой и намятыми боками, а для братьев — расцарапанными в кровь лицами и наложением швов на прокушенное предплечье Клауса. Трогать меня с тех пор перестали. Теперь при встрече братья ограничивались какой-нибудь гадостью в адрес детей Ночи, а я — враждебно оскаленными клыками.
— Ну так что? — Марк по-дружески легонько толкнул меня в плечо. — Ты со мной?
— Наверное, — с заминкой промямлил я. Мысль о создании нами зомби мне казалась не менее фантастичной, чем получение философского камня в домашних условиях. — Если только ты осилишь ритуал.
Марк просиял:
— Осилю! — радостно пискнул он. — Я уже всё продумал. Вот!
Он раскрыл книгу где-то ближе к концу и развернул её страницами ко мне.
— Здесь всё подробно расписано! — мальчишка ткнул пальцем в какую-то схему и, не глядя в текст, по памяти затараторил. — Нужно в полнолуние прийти к месту выбранного захоронения, начертить на земле стандартную пентаграмму номер три и активировать стихийные резонансы при помощи четырёх основных элементов. Для фазового перехода стихийной магии в некротическую следует применить куриную кровь. Резкое похолодание будет означать, что переход начался. Оживающий кадавр сам вылезет на поверхность, где хозяин должен сразу же накормить его чем-нибудь высокоуглеводным. Например — медовой настойкой...
Чтобы набрать воздуха Марк приостановился.
— И как же это сделать? — тут же встрял я. В отличие от мага, я прекрасно видел в темноте и сразу заметил вырванные в нужном месте страницы. — Твой дракон уже скорее всего разложился. Как ты собираешься кормить голые кости?
Вопрос застал Марка врасплох. Мальчишка схватил книгу и принялся судорожно её листать, временами поднося текст к самим глазам, чтобы хоть что-то увидеть в скудном лунном свете.
— Как, как, — наконец сварливо передразнил он меня. — Обыкновенно! Может, драконы так быстро не гниют! И потом — настойка жидкая. Думаю, будет вполне достаточно, если кости ею просто намочить.
Довольный собой Марк победно вздёрнул подбородок. Я промолчал. Веры в успех его объяснение мне не прибавило, но и возразить тоже было нечего.
— Эти выводы лежат на поверхности, — по-своему истолковал моё молчание Марк. — Осложнений не будет.
— В таком случае чего же мы ждём? — я поднялся на ноги. — Пошли?
Воодушевление Марка заметно поубавилось:
— Куда? — спросил он дрогнувшим голосом.
— На кладбище, конечно же! То есть, на пустырь. Или ты боишься? — я выгнул бровь.
Уши Марка вспыхнули:
— Ничего я не боюсь! Просто... просто у меня ещё не всё готово!
— Что именно? — я клыкасто улыбнулся. — Если кровь, то не беспокойся. Дай мне полчаса, и я привезу из нашего курятника парочку ещё тёпленьких цыплят.
— Не надо! — Марк передёрнул плечами. — Кровью я как раз запасся. Мне нужен термометр.
— Чего? — я почувствовал, как улыбка на моём лице увяла. — Что тебе нужно?
— Термометр! — Марк вскочил с кровати и нервно заходил по комнате. — Я должен буду измерять температуру почвы. По инструкции она должна опуститься как минимум на пять градусов!
От волнения мальчишка налетел на меня в темноте и больно наступил мне на ногу.
— Ну, знаешь, — растирая пострадавшие пальцы, прошипел я. — Пока ты так будешь готовиться — полнолуние пройдёт. Это твоё охлаждение мы как-нибудь и без термометра обнаружим. Пошли!
— А Каркофф? — Марк от моего напора, кажется, совсем растерялся. — Что, если он на нас нарвётся?
— Каркофф стережёт кладбище. Какое ему дело до пустыря?
— Тогда, может, давай завтра? — в голосе Марка зазвучали жалобные нотки. — Завтра как раз воскресенье — авось Каркофф по такому случаю пропустит лишний стаканчик?
Я скривился. Марк всегда охотно строил планы и не менее охотно производил подготовку к их реализации. Однако как только приходило время действовать — вся его решимость немедленно улетучивалась. В самый последний момент он обязательно обнаруживал массу каких-то не до конца уяснённых деталей и с упоением принимался за основательный пересмотр своего великого замысла. Без пинка извне этот процесс мог длиться вечно.
Зная о такой черте своего приятеля, я твёрдо произнёс:
— Нет! Завтра не получится. Если няня заметила моё отсутствие, то в следующий раз я смогу от неё удрать нескоро. Либо мы всё сделаем сегодня, либо на кладбище ты потом пойдёшь один.
Марк обречённо поник.
— Ладно! — выдохнул он после паузы. — Пойдём сейчас.
Мальчишка нехотя подошёл к комоду и до предела выдвинул нижний ящик. В дальнем правом углу там оказался спрятан холщовый мешочек с запечатанным пузырьком куриной крови, несколькими кристаллами, перочинным ножиком и ещё кое-какими мелкими магическими принадлежностями. Бегло проинспектировав предметы, Марк снова сунул их в мешочек, а сам мешок бережно положил около кровати.
Затем настал черёд двух серых балахонов из грубой ткани. Марк выудил их из того же ящика и протянул один мне.
— Надень это, — не глядя в мою сторону, шепнул он.
— Зачем? — я недоумённо взял в руки странное одеяние.
— Так надо! — важно ответил Марк, и пояснил. — Эта ткань задерживает вредное некротическое излучение. Ты же не хочешь, чтоб у тебя испортились зубы или, как у старого вервольфа, выросли волосы на спине?
С этими словами он проворно облачился в некромантский наряд. Я последовал его примеру. В длинном балахоне с прикрывающим даже лицо капюшоном мне сразу стало жарко и душно, однако проверять на себе правдивость только что услышанного предостережения совсем не хотелось. В защитных костюмах мы стали очень похожи на лубочных чернокнижников из ярмарочных спектаклей.
А Марк всё продолжал сборы. Он приподнял край своего матраса и выставил рядочком на ковре пять бутылок с медовой настойкой. Немного подумав, он рассовал две из них по карманам своего балахона, а три остальные оставил для меня.
— Мне ещё инвентарь нести, — на всякий случай пробормотал он, после чего подобрал мешочек, сунул туда книгу и, в качестве последнего штриха, заткнул себе за пояс магический жезл.
IX
Путь до пустыря занял у нас примерно вдвое больше времени, чем если бы я шёл туда один. Мои вампирские инстинкты требовали, чтобы мы двигались по самым тёмным и укромным участкам. Марк же напротив — тщательно выбирал места, освещённые луной.
— Не хочу сломать себе ногу в какой-нибудь колдобине, — ворчливо говорил он. — Ни пса не видно!
Волшебник поудобнее перехватывал мешочек и делал солидный крюк в обход очередной колышущейся тени. Я с ним не спорил. В конце концов ночь была не его стихией, а когда другу и так неуютно, зачем создавать ему лишний дискомфорт?
Около кладбища наше движение замедлилось ещё больше. Длинные балахоны оказались жутко непрактичными при походах по кустам и высоким травам. Болтающиеся у самой земли полы норовили зацепиться за каждый сучок, а прилипающий к грубой ткани репейник можно было отодрать не иначе как с целым клоком серого ворса.
Нужный нам пустырь располагался рядом с восточной частью погоста. Ведущая от города дорога подходила к кладбищу с севера и перед главным входом делала крутой поворот на запад. Таким образом, весь восточный край некрополя оказывался почти невидим для обывательского глаза, скрытый пышными стрельчатыми арками центральных ворот и обильно увитыми плющом стенами старинной часовни.
Укромный и уединённый, восточный сектор издавна облюбовали себе для последнего упокоения местные гномьи семейства. Их аккуратные беленькие склепы с вылепленными на фронтонах гербами и похожими на названия аптечных лекарств фамилиями, вот уж много веков дремали под сенями привольно разросшихся деревьев и навевали на прохожих мысли о вечности и смерти.
На городские же власти это место, по видимому, навевало мысли об экономии. Если со стороны дороги кладбище прикрывала монументальная кирпичная ограда с коваными решётками, с запада и юга — такая же ограда, но уже без решёток, то с востока рубежи царства мёртвых обозначал лишь хлипкий деревянный заборчик. В нескольких местах его столбы подгнили и покосились. Ещё кое-где — они то ли упали, то ли так никогда и не были поставлены. Кроме того, по мере приближения к пустырю, кладбищенская растительность становилась всё более жиденькой и чахлой, так что точно найти границу подчас можно было бы только при помощи профессионального землемера.
— И куда нам теперь? — я впервые за последние пару часов перешёл на полный голос. — Где похоронен этот твой дракон?
Мы с Марком стояли на краю залитого луной безмолвного пустыря. От звука моего голоса мальчишка вздрогнул, однако тут же постарался напустить на себя самый невозмутимый вид.
— Не знаю, — с деланной беззаботностью ответил он. — Нужно искать.
— И как же?
— Сейчас увидишь.
Марк взял в левую руку мешочек, а в правую жезл и опустился на корточки.
— Lux! — прошептал он. — Lucendi!
Кончик артефакта слабо вспыхнул и тут же погас. Волшебник повторил попытку. Результат вышел тем же. Марк сердито шмыгнул носом и заткнул жезл обратно за пояс:
— Пожалуй, не стоит привлекать внимание светом, — пробормотал он. — Ты не видишь никого постороннего?
Я отрицательно мотнул головой. Марк развязал мешочек:
— Полицейские некроманты для поиска останков используют особые заговорённые свечи, — прокомментировал он свои действия. — Я тут заговорил парочку...
Маг выжидательно умолк. Я восхищаться не торопился. Марк укоризненно взглянул на меня исподлобья и преувеличенно бодро закончил:
— ... и они действительно работают! Вчера в овине я с ними нашёл дохлую крысу!
Мальчишка так резво нырнул руками в мешочек, что на секунду мне показалось, будто он намеревается предоставить эту самую крысу мне на обозрение.
К счастью, вместо крысиных останков Марк достал две тонкие ярко-красные свечи и помятую жестяную зажигалку.
— Смотри на дым, — азартно прошептал он, поджигая фитиль. — Чёрная копоть будет означать, что мы у цели.
Едва зажженная свеча затрещала, и над огоньком появилось чёрное облачко. Мы с Марком обменялись беглыми многозначительными взглядами. Пламя же почти сразу выровнялось, и облачко растаяло, однако я по-прежнему различал в лунном свете лёгкий чёрный дымок.
Марк прикрыл огонёк ладонью и осторожно выпрямился.
— Давай немного походим, — словно боясь кого-то спугнуть, тихо предложил он. — Со свечой мы найдём дракона в два счёта!
Я возражать не стал. Следующие полчаса мы беспорядочно слонялись по пустырю, неотрывно глядя на трепещущий язычок пламени.
Не знаю, то ли Марк что-то напутал с заговором, то ли сказывалась близость кладбища, но если верить нашим колдовским свечам, весь пустырь, а так же ближайший край соседней рощицы были усеяны чьими-то останками не менее густо, чем сам погост. По мере того, как таял последний огарок, Марк становился всё мрачнее.
— Здесь! — наконец сказал мой товарищ и решительно указал пальцем на округлое углубление под одинокой осиной.
— Ты уверен? — я с сомнением покосился на подымающуюся над огоньком чёрную дымовую струйку.
За время поиска никаких изменений я в ней заметить так и не сумел.
— Уверен! — раздражённо буркнул волшебник и бросил свой мешочек с принадлежностями на траву.
X
Я подошёл к осине и осторожно прикоснулся кончиками пальцев к коре. Это дерево мне сразу не нравилось, однако почему — я не понимал.
— Помоги мне, — прошипел Марк и, путаясь в балахоне, опустился на четвереньки. — Сейчас нам нужно отмерить ровно пятьдесят дюймов.
В руках у него появилась матерчатая рулетка и перочинный ножик. Ножиком Марк проковырял в земле неровную мелкую ямку, после чего протянул мне один конец рулетки.
Пока мы возились с измерениями, к нам отовсюду начали слетаться мошки и ночные бабочки. Я готов был поклясться, что последних привлек вовсе не запах наших тел и пота, а источаемый настойкой сладкий медовый аромат. В то время, пока Марк ножиком вырезал на дёрне контуры стандартной пентаграммы номер три, я отгонял мошкару, то и дело облизывал пересохшие от медового духа губы и мечтал, как по возвращении домой сразу же приму прохладный душ.
Наконец Марк отложил ножик в сторону. С видом совершающего обряд иерарха он воткнул по углам пентаграммы разноцветные кристаллы и взялся за книгу.
— А теперь будь осторожен, — немного рисуясь, предупредил он меня. — Откати рукава так, чтобы спрятать кисти и не снимай капюшон. Ни в коем случае!
Особого впечатления это на меня не произвело, однако из желания подыграть я подчинился.
Сквозь ткань балахона Марк кое-как обхватил пальцами свой магический жезл и развернулся лицом к пентаграмме. Дальнейших его действий я не видел — свисающий слоновьим хоботом капюшон оставил мне в поле зрения лишь крошечный клочок травы прямо под ногами. Созерцая примятые стебли, я слышал, как Марк сначала топтался на месте, потом прокашливался, потом, наконец, принялся бормотать под нос заклинания.
Никакого эффекта это не возымело. Марк замолчал. В наступившей тишине я расслышал тихий шелест листвы и едва различимое низкое гудение. Источник странного гула находился высоко над нами — где-то в жиденькой кроне растущей за нашими спинами осины.
Прислушаться внимательнее и опознать странный звук я не успел. Марк снова начал колдовать. Произнося что-то нараспев он каким-то акробатическим способом, сквозь рукава, умудрился откупорить бутылочку с куриной кровью. Громко хлопнув, пробка выскочила из горлышка, а в нос мне ударил тошнотворный букет из запахов гнили и алхимических консервантов — припасённый Марком кровавый продукт оказался далеко не первой свежести.
Я с отвращением попятился. Хоть вампиры и любят кровь да сырое мясо, однако они на дух не переносят тухлятину. Резкие запахи у нашей расы вообще не в почёте. Когда обладаешь настолько развитым обонянием, любой миазм начинаешь воспринимать как щелчок по носу.
Внезапно земля у нас под ногами мелко задрожала.
Марк радостно взвизгнул:
— Оно работает, работает, — услышал я его триумфальный возглас. — Заклятье действует!
Будто в подтверждение его слов, кристаллы в углах пентаграммы вспыхнули. По траве заплясали багряные отсветы. Рискуя подставиться под вредоносное некромагическое излучение, я попытался хоть что-то разглядеть сквозь болтающуюся горловину своего капюшона. Яркое свечение и волна обжигающе горячего воздуха заставили меня отвернуться. Такой жар мало вязался с описанным Марком резким похолоданием. Однако сам волшебник ликовал:
— Сейчас, сейчас, — бессвязно повторял он. — Сейчас вылезет! Сейчас покажется!
В балахоне стало жарко, как в раскалённой духовке. Я обливался потом с ног до головы. Дрожание земли не прекращалось, а странный гул вверху усилился.
С каждой секундой эта ситуация нравилась мне всё меньше. Стоя посреди пустыря, перед ярко освещённой пентаграммой, мы с Марком были как на ладони. Колебания почвы тоже не способствовали конспирации. Казалось, о нашей вылазке знает уже не только кладбищенский сторож Каркофф, но даже живущий на другом конце города библиотекарь — господин Ланц.
Наше и без того неприятное положение усугублялось нашествием насекомых. Слетевшиеся словно со всей округи мошки и бабочки забирались нам под капюшоны, забивались в рукава, норовили влезть в уши, рот и за шиворот. От их раздавленных трупиков наши балахоны приняли такой вид, словно несколько месяцев подряд их старательно засиживали мухи.
— Готовь настойку! — донёсся до меня охрипший от волнения голос Марка. — Скоро всё закончится!
Кристаллы вспыхнули ещё сильнее. Глядя на ярко освещённую траву я увидел, как тень Марка высоко подняла руку с бутылочкой, и в центр пентаграммы упало несколько зловонных кровяных капель. В ответ на каждую из них земля вздрагивала чуть сильнее, а гудение становилось громче.
Последний толчок оказался особенно мощным. Что-то вверху хрустнуло и гул начал стремительно приближаться. Не успели мы опомниться, как прямо между нами, с тяжёлым шлепком, грохнулось крупное осиное гнездо. Потревоженные осы находились явно не в самом миролюбивом настроении.
Я с руганью отскочил в сторону:
— Чеснок мне в рот!
Марк всем корпусом развернулся на шум. Его вытянутая рука дёрнулась и бутылочка с кровью полетела в бурьяны.
— А-а-а! — сипло заверещал волшебник.
В следующий миг его крик утонул в низком громоподобном раскате. Кристаллы полыхнули белыми искрами и разлетелись на мелкие осколки. Дрожание грунта резко прекратилось. Из пентаграммы повалил густой белый дым.
Растерявшиеся было осы отпрянули, однако уже в следующее мгновение свирепо жужжащий рой навис над нашими головами.
XI
— Бежим! — позабыв о всякой скрытности воскликнул я.
Прежде чем Марк успел опомниться, я схватил его за рукав и изо всех сил рванулся к кладбищу. Марк от неожиданности едва не свалился с ног.
— Книга! — сдавленно выдохнул он.
Я нетерпеливо отмахнулся:
— Потом!
Не выпуская рукав друга, я припустил подальше от окаянной осины. Марк с тяжёлым сопением топал следом. Выдержать мой темп он был физически неспособен. Обычный вампир, возможно, и не обладает выносливостью фавна или силой кентавра, но зато в быстроте и ловкости наша раса не знает равных. Маг стеснял моё движение не хуже прикованного к ноге каторжанина ядра. Первое время я пытался ему помочь и, словно буксиром, тянул его за руку. Заметной прибавки в скорости это не дало. Уже к середине пустыря Марк начал задыхаться, а его ноги путались в полах балахона со всё возрастающей частотой.
— Пусти! — наконец взмолился волшебник. — Не могу больше.
Вместо ответа я лишь сердито дёрнул его за рукав и побежал медленнее. Осы, к счастью, преследовать нас не стали.
Мы были уже почти у кладбищенской границы, когда я расслышал характерный свист летящей ступы. В следующий миг над пустырём пронеслись два поисковых пульсара.
— Каркофф! — конвульсивно глотая воздух, выдавил мой товарищ. — Это Каркофф!
Я посмотрел в небо. Ступы ещё не было видно. Пульсары кружили около продолжающей дымиться пентаграммы.
— Скорее! — мой голос прозвучал неожиданно твёрдо. — К тому склепу!
Марк судорожно дёрнул головой. Не разбирая дороги, мы помчались к белеющему неподалёку низенькому строеньицу с пухлыми псевдоколоннами по углам и кустами сирени около входа. Как и все маги, Каркофф неважно видел ночью. Если бы нам с Марком удалось укрыться в кладбищенских зарослях, мы были бы спасены.
Над погостом прокатился магически усиленный голос:
— Стоять! — утробно гаркнул кто-то. — Стоять, я сказал!
Высоко в воздухе проплыла видавшая виды ступа. Её седок — грузный мужчина в потёртом костюме и с огромными бакенбардами — напряжённо всматривался куда-то в сторону пентаграммы. Нас с Марком он явно не замечал. Минута, за которую Каркофф слетал к осине и обратно, стала решающей. Когда облезлая ступа снова начала приближаться, мы с Марком уже сидели в кустах возле дверей последнего пристанища какого-то достойного гномьего семейства.
— Я вас вижу! — прогремел уже знакомый утробный голос. — Вижу, так что лучше выходите!
Поисковые пульсары покружили над пустырём и погасли. Творить новые и запускать их на кладбище Каркофф побоялся — среди деревьев они легко могли бы стать причиной пожара.
Я прижал колени к груди и пригнул голову. Рядом тяжело дышал Марк.
— Теперь нам конец, — обречённо простонал он. — Отец меня прибьёт.
Мальчишка спрятал лицо в ладонях. Ступа сторожа немного отдалилась и зависла примерно в сотне метров от нас. Каркофф принялся делать пасы руками и бормотать какие-то заклинания. Нужно было срочно что-то предпринимать.
Я толкнул приятеля в бок:
— Послушай. Сейчас, пока на нас никто не смотрит, мы можем добраться до тролльей аллеи. Это всего пара перебежек. Оттуда мы в два счёта доберёмся до выхода. Бежим!
Я кивнул в сторону соседнего склепа. Марк глянул туда, куда я указывал. На его лице появилась слабая надежда. Мальчишка томительно долго оценивал расстояние, потом перевел взгляд на колдующего в ступе сторожа и безвольно опустил плечи.
— Я не смогу, — глухо произнёс он. — Меня заметят.
— Вот ещё! — поморщился я.
Моя рука уже привычным движением собралась вцепиться в его рукав, но Марк сердито хлопнул меня по пальцам:
— Нет! — решительно зашипел он. — Со мной поймают нас обоих, а ты беги. Беги!
Маг уличил момент, когда Каркофф смотрел в противоположную сторону и буквально вытолкнул меня из-под куста на грунтовую дорожку.
Деваться было некуда. Не теряя ни секунды, я со всех ног бросился к растущей около соседнего склепа наклонённой иве. Проклятый балахон мне пришлось придерживать на уровне пояса. Несмотря на это, весь путь я сумел проделать почти столь же стремительно и бесшумно, как полуночная тень.
Увы, Марк оказался прав. Сбежать вдвоём у нас не было шансов. Медлительный и неуклюжий волшебник обязательно бы отстал или привлёк к себе внимание. Однако бросать товарища в беде я тоже не собирался.
Увлечённый колдовством Каркофф привстал в своей ступе и широко развёл руки. На кончиках его пальцев было хорошо заметно голубоватое свечение.
— Выходи по хорошему! — рявкнул сторож. — Выходи или будет хуже!
Он неловко перенёс вес тела с одной ноги на другую. Ступа покачнулась. Хрупкое, не до конца сплетённое заклинание рассыпалось, заставив волшебника громко выругался. Я злорадно усмехнулся.
Пока Каркофф снова что-то нашёптывал, я сделал ещё один рывок к тролльей аллее. Теперь я находился под покровом одичавших кипарисовых зарослей. Метрах в двадцати от меня располагалась чья-то старинная стела без надписей, но зато с солнечным диском на шпиле. Отлитый из бронзы диск за многие годы успел окислиться и потемнеть. В профиль он сильно напоминал две спаянные краями суповые тарелки. Для моего замысла такое украшение вполне годилось.
В поисках чего-нибудь тяжёлого, я принялся обыскивать почву вокруг себя. Увы, ничего, кроме сухой хвои там не находилось. Каркофф же за это время почти снова закончил своё заклятие. У меня засосало под ложечкой — дальше медлить было нельзя. Вдруг в моём кармане что-то забулькало, и медовая настойка липкими струйками потекла по бедру вниз.
Меня осенило. Недолго думая, я выхватил открывшуюся бутылку и со всей силы запустил ею в бронзовое солнце. Раздался громкий набатный звон. Чудом не разбившаяся посудина срикошетила в траву. Каркофф от неожиданности чуть не перевернул свою ступу. С победным криком он во весь опор помчался на звук:
— Попался, некромант!
Я бросился в противоположную сторону. Если мой план сработал, у Марка появилось несколько лишних секунд, чтоб успеть перебраться в более безопасное место.
— Стой негодяй! — яростно заорал Каркофф в ночь. — Стой или зачарую!
Сторож наобум метнул слабенькую молнию. Заряд с треском ударил в землю и поджёг кучку сухой хвои. Пламя весело взметнулось ввысь. Каркофф разразился потоком непечатной брани и начал торопливое снижение.
Теперь я мог почти не прятаться. Оставив незадачливого громовержца прыгать по траве и затаптывать огонь, я поспешил на поиски Марка.
Найти его оказалось удручающе просто. Оставленный один на ночном кладбище, он совсем потерял голову от страха. Дрожа всем телом и едва сдерживая слёзы, Марк напролом продирался к выходу через кусты с неукротимостью раненого медведя.
Моё появление вызвало у него внезапный прилив дружественных чувств.
— Наконец-то! — радостно выкрикнул он. — Где тебя столько носило?!
Обрадованный мальчишка так вцепился в мою руку, что я зашипел от боли. Весь оставшийся до городской дороги путь Марк не выпускал мой рукав и изо всех сил старался не отставать. Преследования за нами больше не было.
Отдышаться мы остановились лишь у оврага, далеко по другую сторону кладбищенского забора. До самого своего дома Марк не переставал сокрушаться по поводу утраты книги. Я сначала пытался его утешать, однако вскоре это занятие бросил. Когда опасности остались позади, мальчишка явно наслаждался выпавшим на нашу долю приключением и поносил мерзопакостного сторожа скорее для порядка.
Меня же куда больше волновало предстоящее возвращение в замок. Мало того, что мою отлучку скорее всего заметили, так я ещё и отчаянно благоухал медовой настойкой.
Озарённые луной, мы с Марком медленно брели по безлюдной улочке, а за нами с мерзким жужжанием вился целый шлейф мошек, мух и ночных бабочек.
XII
Сидящий в кресле отец отложил стопку писем в сторону.
— Опять ничего! — недовольно проговорил он. — Мне кажется, это уже выглядит неприлично!
Отвечать ему никто не стал. Няня по своему обыкновению деликатно смолчала. Мама была слишком увлечена новым заграничным романом. Я же расположился прямо посреди гостиной на основательно побитой молью медвежьей шкуре и третий вечер кряду собирал из вороха деталей модель дирижабля.
Отец кашлянул. Наш ответ, а точнее отсутствие такового, его явно не удовлетворил.
— Может стоит написать кому-то другому? — папа требовательно посмотрел на мать.
Та со вздохом опустила книгу.
— Дорогой, — подчёркнуто сдержанно отозвалась она, — наберись терпения. Прошло ещё только три дня.
Папа презрительно фыркнул. Я украдкой улыбнулся. Загадочный, не отвечающий на письма полковник, с каждым днём нравился мне всё больше.
Вопреки ожиданиям, недавняя вылазка на пустырь закончилась для нас с Марком почти безнаказанно. По какой-то неведомой причине Каркофф не стал поднимать скандал, так что, получив лёгкий нагоняй от родителей, мы оба были снова готовы к подвигам и вовсю строили планы на будущее.
Однако, как оказалось, последствия некромантической авантюры были куда более серьёзными. Дотошный господин Дорнер на досуге обдумал поведение своего сына и решил, что тот теряет слишком много времени зря. Когда в конце лета Марк показал мне новенькую, только от портного, гимназическую форму, я почувствовал, как моё сердце начинает сползать куда-то в селезёнку.
Увы, своей гимназии в нашем городке не было. Это означало, что осенью Марк уезжает, а с его отъездом я лишаюсь своего последнего и лучшего друга детства. С местной мелюзгой мне было скучно. Детям постарше было скучно со мной.
Что же касается родителей, то куда-то отсылать своё единственное чадо они не помышляли. От мысли, что я могу куда-то уехать, мама приходила в ужас. Отец же, узнав о решении Дорнеров, принялся искать для меня домашнего учителя.
Кандидатуру он подбирал долго и тщательно. Наконец, по совету дедушки, выбор пал на почтенного старого вервольфа — отставного полковника Маринелли. Если верить отцу, этот самый полковник отличался невероятной храбростью, благородством, а так же обширными познаниями в области алхимии, астрономии и метафизики. Проблема заключалась лишь в том, что на письма старый вояка отвечал крайне неохотно и оставлять свой покой ради педагогической деятельности он тоже не торопился.
Вообще-то, серьёзно заняться моим образованием родители пытались уже не раз. К моей великой радости, все их попытки заканчивались практически безрезультатно, потому наблюдая за тем, с каким скрипом идёт переписка между отцом и полковником, я тешил себя надеждой, что авось и на этот раз всё закончится благополучно. То есть — так и не начавшись. Няниных уроков чтения, этикета и арифметики мне казалось более чем достаточно.
Из коридора послышался бой часов. Отец, находящийся и без того не в лучшем расположении духа, скомкал газету.
— Безобразие! — процедил он сквозь зубы. — В этом доме хоть что-то делается вовремя?
Мама нарочно пошуршала страницами. Няня натянуто улыбнулась. Папа поднялся на ноги и сердито позвонил в колокольчик.
В приоткрывшуюся дверь просунулась физиономия Леокадиуса.
— У? — не очень по-лакейски осведомился сторож.
Отец оскалился от злости. На лице тролля появилась напряжённая работа мысли, после чего он уже вежливее повторил:
— Ваша светлость?
Папа картинно заложил руки за спину.
— Ты знаешь, который час, Лео? — ледяным голосом спросил он.
Тролль простецки пожал плечами. Отец глубоко вздохнул.
— Уже десять вечера! — произнёс он с расстановками. Его голос стал похож на зловещее грудное рычание.
Тролль не проникся:
— И что? — спросил он по-панибратски.
— А ничего! Где наш завтрак?
Тролль сосредоточенно сдвинул брови, потом понимающе кивнул и исчез. Закрыть за собой дверь он не догадался.
Папа немного походил по комнате, после чего снова уселся в кресло. В комнате стало тихо. Какое-то время каждый из нас молча занимался своим делом. Потом за дверью послышались торопливые шаги.
— Ваша светлость! — выпалил ворвавшийся без стука Леокадиус. — Ваша светлость, там это... на кухне...
Папа стукнул ладонью по подлокотнику кресла. У него на языке уже была готова едкая речь о надлежащем поведении слуг, однако тролль выглядел настолько растерянным, что отец только и произнёс:
— Что?
Леокадиус одёрнул полы подскочившей от бега рубахи:
— Там ну, это... скандал!
Папа выгнул бровь. Мама отвлеклась от чтения и тоже заинтересовано посмотрела на сторожа. Тот растерянно умолк.
— Какой скандал, Лео? — наконец не выдержала мама. — Объясните же!
Тролль шумно поскрёб затылок:
— Да ерунда всё, ваша светлость! Жанетта осерчала. Кухарка. Говорит, гангрена какая-то... или гигиена? Словом, мух на кухне полно! Никак нельзя еду готовить.
Родители переглянулись. Няня смотрела на тролля как на умалишённого. Я деловито перебирал детали от дирижабля.
Наконец к отцу вернулся дар речи, а с ним и раздражение:
— Какая кухарка, какой скандал, какие мухи? — со всё возрастающим возмущением начал вопрошать он. — Откуда им взяться-то!
— Да известно откуда! — тролль осклабился. — Там же галерея рядом.
Отец опешил:
— При чём тут галерея?
— Ну как же — я ж их всё лето от портретов отгонял. Мух этих! Так вроде ничего, но молодой хозяин им как мёдом помазан. Тучами садятся!
Леокадиус хотел сказать что-то ещё, однако его не дослушали. Мама внезапно отложила свой роман и быстрым шагом вышла из гостиной. Мы все, как по команде, поспешили за ней.
XIII
Святая святых замка — галерея предков — располагалась на втором этаже Западной башни прямо над кухней. Портреты висели в просторном, высоком зале с витражными окнами и пыльными драпировками на стенах. Прямо напротив входа, на самом почётном месте, красовалось огромное изображение основателя семейства — лорда Ричарда Ривенгтона. Разнокалиберные лики его потомков тянулись двумя рукавами по всему периметру помещения и заканчивались почти на лестничной площадке. Собственно, на лестнице было лишь два портрета — портрет отца и мой собственный.
Из-за странной особенности вентиляции кухонные запахи в основной зал не попадали. На лестнице же всегда пахло выпечкой, мясом, зеленью и молоком. Раньше такая особенность нам не причиняла ни малейших неудобств. Сегодня же, когда под маминым предводительством, мы наконец преодолели все анфилады и переходы, нашему взору открылось странное зрелище.
По папиному портрету ползали две жирные мухи. При нашем приближении насекомые лениво поднялись в воздух и с недовольным жужжанием перелетели на соседнюю раму. Там они побеспокоили нескольких своих товарок. Те в свою очередь — своих. Всего за пару секунд воздух наполнился надсадным низким гулом, а перед глазами у нас замелькало с полсотни крупных, откормленных мух.
Отчаянно размахивая руками, мама бросилась к моему портрету.
— Батюшки! — с оперным трагизмом в голосе воскликнула она. — Георг! Георг, ты только взгляни!
Заинтересованный отец неопределённо хмыкнул. Он и без того уже стоял за маминой спиной и не сводил с картины изумлённого взгляда. Подоспевший за ними Леокадиус безразлично наблюдал за реакцией хозяев. Вид у тролля был как у опытного гида, в тысячный раз показывающего туристам изрядно намозолившую глаза достопримечательность.
Мама всхлипнула. Я на всякий случай отступил поближе к лестнице. От портрета предательски разило мёдом и путь к отступлению нужно было держать наготове.
Весь последний месяц мои членистоногие друзья работали над эльфийским шедевром не покладая крыльев. Следы их трудов покрывали портрет щедрой россыпью. В некоторых местах полотно было засижено настолько качественно, что рассмотреть изображение там уже не представлялось возможным.
— Да, — глубокомысленно изрёк Леокадиус. — Немного того... подпортили. Ну да если оттереть, оно может и нормально будет?
Мама подскочила как ошпаренная:
— Оттереть? — взвилась она. — Да я тебя самого сейчас ототру! Куда ты смотрел, простофиля? Чем занимался?
Сторож попятился.
— Георг! — не унималась мама. — Ну а ты что молчишь? Скажи хоть что-то!
Папа встрепенулся. Бросив на меня короткий подозрительный взгляд, он ткнул пальцем в портрет.
— Убрать! — коротко приказал он.
Мама застыла с открытым ртом. Леокадиус стремглав бросился за стремянкой. Чтобы скрыть довольную ухмылку во все клыки, я повернулся к родителям спиной и, прыгая через три ступеньки, заторопился на Северную башню. Кисточку и неиспользованные остатки настойки нужно было срочно утилизировать.
В тот же день мой портрет сняли. До лучших времён его спрятали в подземелье, а потом и позабыли. Когда следующим летом я случайно спустился туда по совершенно другим делам, то увидел, что начатое мухами дело с честью завершили мыши.
От картины осталась только рамка.
Египетский бог египетских египтян
Каникулы Эрика, или портрет для вампирёныша
Автор: imhotep
Бета: Йяаффтар
Фэндом: Ориджиналы
Пейринг или персонажи: Эрик, его друзья и родственники.
Жанры: Джен, Юмор, Фэнтези, POV, Мифические существа
Рейтинг: G
Размер: Мини, около 10 тыс.слов.
Кол-во частей: 13
Статус: закончен
Описание:
Мир и персонажи "Эрика-вампирёныша". Эпизод из детства главного героя. Действие происходит в Мэйрлстоне примерно за 18-20 лет до знакомства с Ральфом. Прямых отсылок к основной работе нет. Может рассматриваться как самостоятельное произведение.
Примечания автора:
Хоть ориджинал и содержит элементы стимпанка, однако автор просит не искать аналогий с конкретными странами или эпохами. Исторической достоверности здесь нет и быть не может. Мир полностью вымышлен.
читать дальше
I
Говорят, у каждой расы свои причуды. Тролли якобы славятся суеверностью. Гномы — скупостью. Художественная одарённость эльфов вошла в пословицы, а спесивость вампиров — в анекдоты.
Насколько всё это правда — судить не берусь. Подобные стереотипы настолько же спорны, насколько и живучи. Однако как бы дела ни обстояли в действительности, но именно хвалёная эльфийская одарённость вкупе с не менее легендарной человеческой изобретательностью и стали причиной этой истории.
Началось всё с невинного отцовского увлечения. Однажды, будучи по каким-то служебным делам в столице, папа привёз оттуда фотокамеру. С лёгкой руки её величества её величества это человеческое изобретение тогда как раз входило в моду. Скопированные и немного доработанные гномами фотоаппараты быстро заполонили товарные каталоги и рекламные проспекты. В каждом крупном городе начали открываться фотосалоны. Иметь дома любительский фотоальбом стало считаться хорошим тоном не только для знати, но даже среди купцов и богатых мещан. Ушлые гномы с радостью принимали по почте отснятые плёнки и за вполне умеренную плату возвращали готовые, отпечатанные на лакированной бумаге, фотографии.
Разумеется, остаться в стороне от этого увлечения отец не мог. В конце концов он тоже был потомком знатного вампирского рода. Быть хуже других хоть в чём-то — перспектива совершенно невыносимая для истого сына Ночи!
Вооружившись камерой, самоучителем фотографа и, зачем-то, гимназическим учебником по геометрии, папа принялся за создание домашнего альбома.
Затея эта поначалу была встречена нашим семейством весьма благосклонно. Несколько дней мы все безропотно позировали перед объективом, нюхали магниевый дым от вспышки, а в перерывах — выслушивали лекции об освещённости, композиции и выдержке диафрагмы.
Потом близость к научно-магическому прогрессу начала тяготить наши непросвещённые души. С каждым днём количество желающих приобщаться к молодому фотоискусству становилось всё меньше. Если бы не вовремя иссякший запас плёнки, то, боюсь, от папы начали бы шарахаться даже горничные.
Тем не менее, когда спустя ещё пару недель почтальон доставил нам пухлый конверт из фотопечати, всё семейство, как по мановению волшебной палочки, собралось в отцовском кабинете.
— М-м-м! — удовлетворённо протянул папа, пуская по рукам ещё пахнущие реактивами снимки.
— О-о-о! — в тон ему пробасила моя няня — почтенная фрау Деффеншталь.
— Ух ты! — радостно воскликнул я.
— Хм! — коротко, но веско подытожила мама и нахмурилась.
Мы все дружно уставились в её сторону. Насупленная мама молча изучала какое-то фото. Папа требовательно кашлянул:
— Дорогая?
Родительница выдержала паузу, страдальчески улыбнулась и наконец выдавила:
— Мило. Очень мило.
Отец театрально выгнул бровь:
— В самом деле?
— Разумеется! Твои работы действительно прекрасны.
Папа блаженно оскалился во все клыки. По своему опыту мы уже знали, что сейчас последует небольшая лекция о тонкостях фотографического ремесла.
— Только вот не кажется ли тебе, — в последнюю секунду перебила его мать, — что в этих снимках чего-то не хватает? Совсем чуть-чуть?
Набравший было воздуху папа хищно щёлкнул зубами:
— Не хватает? — пророкотал он. — И чего же?
— Ну, не знаю, — мама преданно заглянула ему в глаза. — Может души?
Отец презрительно фыркнул.
— Глупости, — проворчал он. — Ничего ты не понимаешь. Лучше взгляни, какая тут фокусировка, какая светотень, какая композиция! Разместить фигуры по золотому сечению — это тебе не блины печь!
Он сгрёб несколько фото и так их встряхнул, словно намеревался вытрясти оттуда столь вожделенные души на всеобщее обозрение.
— Разумеется, дорогой, разумеется, — мама подошла к отцу и положила руку ему на плечо. — Я не сомневаюсь в твоём мастерстве. Но ты сам рассуди — разве может какая-то линза заменить живой глаз? Неужели ты не видишь, как твоя фотомашина уродует лица?
Мама указала взглядом на один из снимков в отцовских руках. Папа, как мне показалось, немного растерялся. Он сначала долго смотрел на снимок, потом на меня, потом снова на фото.
— И что же тебе не нравится? — озадаченно потёр он переносицу. — Вполне приличный портрет!
Мать всплеснула руками:
— Приличный?! Да это же пасквиль какой-то! Что за цвет кожи? А впалые щёки? Да в гроб кладут краше!
— Ну, не знаю, — отец пожал плечами. — По-моему, как живой.
— Нет! — с нажимом произнесла мама. — Эрик очень красивый мальчик!
Она схватила меня за подбородок и повернула лицом к отцу:
— Убедился?
Мы с папой растеряно переглянулись. Почувствовавшая надвигающийся семейный спор няня деликатно отступила к стеночке. Я высвободился из маминых рук и с любопытством заглянул в столь горячо обсуждаемый снимок.
Увиденное там мало отличалось от привычных отражений в зеркалах. С маленькой чёрно-белой фотографии на меня смотрел очень бледный, худой мальчишка с тёмными глазами и кое-как расчёсанными чёрными волосами. Во время съёмки я по папиному совету плотно сжал губы, так что клыки были незаметны. Благодаря этому меня вполне можно было бы принять за маленького мага или даже за человеческого ребёнка лет одиннадцати-двенадцати от роду.
Портрет вышел хоть куда. Единственное, что немного портило общий вид — штаны. За долгое время висения в шкафу мой парадный костюм успел немного пострадать от моли, а штаны — ещё и стать заметно коротковатыми.
— Мне кажется, нам нужен художник! — категорично заявила мама. И для пущей весомости добавила. — Эльфийский!
Ответом ей стало напряжённое молчание. Няня переминалась с ноги на ногу. Я разглядывал снимок. Отец что-то прикидывал в уме.
Наконец он решительно тряхнул головой:
— Ну уж нет! Никаких эльфийских рисовальщиков я в своём доме не потерплю.
Мама закатила глаза:
— Но милый... — начала было она.
— Нет!
— А если...
— Тоже нет!
— И даже...
— Нет, нет и ещё раз нет! — папа упрямо задрал голову.
Мама вздохнула и ласково взяла его руки в свои:
— Дорогой, я тебя совсем не понимаю, — вкрадчиво произнесла она. — Откуда столько нетерпимости? Ты же знаешь, что эльфам в живописи нет равных. У нас и так половина галереи предков написана их мастерами.
Отец дёрнулся.
— То было давно, — буркнул он, не пытаясь, впрочем, отстраниться. — Теперь, когда есть фотография, в этих длинноухих зазнайках нет надобности. Они считают детей Ночи грязью!
— Тогда давай наймём художника-мага.
— Чтобы он плохо скопировал эльфийский стиль?
— Ну, тогда вампира...
Отец так взглянул на свою жену, словно та была ребёнком:
— Ещё скажи кентавра, — угрюмо проворчал он. — Вампиры в нашем королевстве наперечёт и хорошего художника среди них с хрустальным шаром не сыщешь. Нет уж, пусть лучше будут фотографии.
Мама какое-то время молчала, после чего печально опустила глаза:
— Ну, как скажешь, — смиренно прошептала она. — Фото значит фото. В таком случае мы должны сделать альбом на высшем уровне. Не хуже, чем у моей сестры.
Отец одобрительно крякнул. Мама задумчиво продолжала:
— На прошлое Новогодье сестра говорила, что за фотографией будущее. Скоро фотоальбомы будут в каждой семье. Картины же останутся лишь у королей и принцев.
На папином лице появилось странное выражение. Мама продолжала беззаботно болтать:
— Кстати, не так давно наследный принц заказал себе парадный портрет, а её величество — пригласила ко двору ещё одного живописца. Эльфа!
Папа стиснул зубы.
— А ещё я слыхала, — простодушно улыбнулась мама, — что портрет для своей дочери хочет заказать и наш губернатор. Он всегда завидовал твоей галерее, а теперь, когда официально купил титул...
Отец не дослушал:
— Даже не надейся! Всё равно никаких эльфов!
Я усмехнулся. Пока возмущённая до глубины души мама уверяла, что слово мужа для неё закон, я аккуратно положил на стол злосчастную фотографию и бесшумно выскользнул из комнаты. Няня вышла следом.
В тот день папа только то и делал, что уверял всех домашних в бесповоротности своего решения. Раз пятнадцать он повторил, что никакие принцы ему не авторитет и что он не считает нужным кому-то доказывать благородство собственного рода всякими художествами. Мама ему поддакивала. Остальные отмалчивались. Не встречая возражений, отец почему-то ворчал и хмурился. На следующее утро он встал необычно рано и отбыл по служебным делам в столицу.
Обратно родитель вернулся через неделю в обществе высокого лохматого эльфа — Третьего придворного живописца её величества.
II
Чудная штука — природа. Вот казалось бы — рождается ребёнок. Чем-то он похож на отца, чем-то на мать. Чем-то даже на дядю с тётей. В результате смотрят на него родственники и никому не обидно: каждый видит что-то своё. Всё чинно, красиво и справедливо. Всё, кроме магии.
По странной иронии судьбы дети не могут наследовать магические способности обоих родителей. Если мама с папой принадлежат к одной расе — проблем никаких. У двух эльфов родится эльф, а у магов — маг. А вот когда семья смешанная — тут уже начинается лотерея. Чью силу, а значит и расу, унаследует ребёнок — одному небу известно. Полукровок ведь не бывает. Подчас один и тот же род за пару веков по несколько раз превращается из магического в эльфийский, из эльфийского в вампирский, а из вампирского вообще в какой-нибудь оборотнический.
Разумеется, в старом патриархальном обществе подобное категорически не приветствовалось. Тогда каждый старался искать супруга среди себе подобных. Теперь же, в наше просвещённое время, на такие условности внимание обращают всё меньше.
Приглашённый папой художник тоже оказался из смешанной семьи. Сын мага и эльфийки, он унаследовал от матери все её таланты в комплекте с острыми ушами, а от отца — чисто магическое воспитание и совершенно не эльфийское имя.
В первый же день пребывания у нас в усадьбе художник прожужжал нам уши своими заслугами перед искусством, довёл маму до приступа мигрени и потребовал, чтоб к нему обращались не иначе, как «маэстро Поллини».
— Ваша светлость! — возопил он с порога. — Графиня Ривенгтон!
Не успела мама опомниться, как живописец эксцентрично грохнулся перед нею на одно колено и принялся покрывать её руки пылкими, как мне показалось излишне влажными, поцелуями.
— Для меня это огромная, огромная честь! — забавно причмокивая, бормотал он.
Я украдкой прыснул в кулак. Заметившая это фрау Деффеншталь сделала мне строгие глаза и моментально за это поплатилась: маэстро Поллини отстал от мамы и обслюнявил нянины руки с не меньшим воодушевлением.
После столь бурного приветствия художник изъявил желание получить самую солнечную и светлую комнату, какая только найдётся в замке. Немного подумав, мама определила его в Южный шпиль. По пути к своим апартаментам, маэстро забраковал все увиденные в коридорах картины, раскритиковал скульптуры и перецеловал руки всем имевшим несчастье ему повстречаться служанкам.
До самого ужина он занимался обустройством будущей мастерской. За ужином же меня ожидал сюрприз.
Оказывается, эльфы принципиально не едят мясо. Одержимые любовью ко всему живому, остроухие весьма недолюбливают хищников. Вслух этого, конечно, никто не скажет, но отвращение перед плотоядными существами не в силах вытравить из эльфийских душ ни законы королей, ни напускная вежливость, ни даже цивилизация, благодаря которой разумные расы более-менее мирно сосуществуют вот уже много тысячелетий подряд.
В честь дорогого гостя мама решила изобразить примерную хозяйку. По её указанию к столу были поданы исключительно вегетарианские блюда, и пока маэстро Поллини, как заправский кролик, уписывал капусту и сельдерей, мы с отцом хмуро ковырялись в своих тарелках.
Мама пыталась вести светский разговор. Отец старался его поддерживать. Маэстро Поллини размахивал морковкой и болтал о живописи.
Я же развлекался тем, что пытался загипнотизировать влетевшую в столовую муху. В принципе сделать это несложно, однако в то время я ещё очень плохо владел гипнозом. Ошалевшее от моих усилий насекомое кидалось из стороны в сторону и время от времени пыталось самоубиться, норовя угодить почтенному живописцу в ухо или в рот.
— Так значит, вашей светлости угодно заказать портрет юного господина? — склонив голову набок поинтересовался эльф. — Что же, у вас замечательный вкус! К сожалению, сегодня многие недооценивают высокое искусство и гоняются за разными техническими суррогатами!
Отец высокомерно хмыкнул:
— Только не дети Ночи! — убеждённо проговорил он. — Я всегда считал, что никакая техника не заменит подлинные шедевры. Не правда ли, дорогая?
— Разумеется! — мама лучезарно улыбнулась. На отца она смотрела как на спустившегося с небес пророка. — Ты всегда умел зреть в корень.
Папа гордо выпятил грудь. Маэстро Поллини подавил отрыжку:
— Со мной вы не ошиблись, — без ложной скромности изрёк он. — Я настоящий профессионал и лучше кого-либо знаю, как подавать натуру. После хромого князя Лентенгейма портрет вашего мальчика будет отдыхом для моей кисти!
Мама с папой переглянулись. Так и не поняв, расценивать ли эту реплику как комплимент или как нечто противоположное, они предусмотрительно сменили тему разговора.
Наконец богатый духовной пищей ужин подошёл к концу. Маэстро Поллини объявил, что писать мой портрет начнёт прямо завтра и откланялся. Я тоже ушёл к себе.
По дороге я старался думать о высоком. Однако проходя мимо дверей кухни, моё бренное тело вдруг осознало, что это именно его, а не какую-то там душу, завтра будут рисовать. Возгордившаяся плоть тотчас затребовала чего-нибудь низменного, земного и, желательно, гемоглобинового. Ради обретения внутренней гармонии я вынужден был стащить и съесть прямо у разделочного стола прекрасный кусок свежей сырой телятины.
Думать о высоком стало гораздо легче.
III
— Ну-ка, ваша милость, ну-ка... не опускайте голову! Что? Бьёт в глаза? Потерпите! Через стекло дневной свет безопасен!
Маэстро Поллини сделал несколько шагов назад и критически окинул взглядом мою скромную фигуру.
Просторная комната под самой крышей Южного шпиля была залита резкими солнечными лучами. В самом её центре возвышалось немного полинялое троноподобное кресло, на котором восседал злой и невыспавшийся я. Во имя искусства меня разбудили ещё до полудня, нарядили в наглаженный и накрахмаленный до состояния рыцарских доспехов костюм, после чего передали в полное распоряжение уважаемому гофмалеру.
Тот меня долго усаживал, бегал кругами по комнате, открывал и закрывал шторы пока, наконец, не остался доволен увиденным.
— Превосходно! — воскликнул он. — Теперь постарайтесь не двигаться — я сделаю несколько набросков.
Маэстро схватил огромный лист плотной бумаги, а в руках у него появился хитроумный механический карандаш.
Первые минуты эльф смотрел на моё лицо почти не отрываясь. Потом его внимание всё более и более приковывалось к рисунку. Карандаш носился по бумаге с поистине неправдоподобной скоростью. Маэстро Поллини натужно сопел, пыхтел и время от времени начинал то ли ворчать, то ли напевать себе под нос некую нескладную, одному ему известную, песенку.
Сеанс тянулся нестерпимо долго. От солнца я разомлел и начал клевать носом. Художник извёл с полдесятка чистых листов. Я уже начал было подумывать забыть о приличиях и просто уйти восвояси, как вдруг в дверь постучались. На пороге появилась мама.
До маэстро Поллини я знавал в своей жизни лишь двух живописцев. Первый — мальчишка немногим старше меня. Он иногда гостил у своего дяди — нашего местного лесничего — и в такие дни часами слонялся с мольбертом по окрестностям. Второй был постарше и посолиднее. Несколько лет назад его приглашали расписывать плафон городского храма. При всей непохожести друг на друга эти двое имели общую черту — они никому не показывали незавершённые картины и не терпели посторонних во время работы.
Интуиция мне подсказывала, что маэстро Поллини вряд ли станет исключением из этого правила. Я немало удивился, когда он вдруг расплылся в улыбке и бросился маме навстречу. Художник расцеловал руки своей гостье, после чего подвёл её к сложенным на журнальном столике рисункам и начал охотно демонстрировать только что сделанные эскизы.
— Ах, дорогой маэстро, это невероятно! — с придыханием восхищалась мама. — Вы превзошли мои самые смелые ожидания!
— Угу, — художник воспринимал комплименты как должное. — Извольте-ка взглянуть ещё и сюда.
Мама восторженно прижимала руки к груди. Эльф важно кивал головой. Сеанс, кажется, был окончен.
Я встал с уже успевшего надоесть кресла и тоже заглянул в наброски. С первого же взгляда я почувствовал если и не восхищение, то, по крайней мере, что-то близкое к уважению. Маэстро Поллини сделал несколько торопливых непроработанных рисунков, на которых изобразил мою голову с четырёх разных ракурсов. Разумеется, назвать это портретами не получилось бы даже с натяжкой, однако в каждом наброске он сумел уловить и воссоздать мои черты с такой точностью, что даже многочасовое позирование перестало казаться мне чем-то нестерпимо скучным. Я ведь тоже был вампиром. В глубине души мне тоже хотелось иметь столь престижную и «взрослую» вещь, как собственный портрет.
IV
На следующий после сеанса день я проснулся далеко пополудни. Фрау Деффеншталь почему-то не пришла меня будить. Тяжёлые шторы в моей спальне так и остались плотно задёрнутыми, а мой парадный костюм — ненаглаженным. Вместо няни завтрак мне принёс наш дворецкий и по совместительству сторож — огромный тролль по имени Леокадиус. На все вопросы он пожимал плечами, мотал головой и уклончиво бормотал нечто невразумительное.
Моё детское воображение от этого разыгралось не на шутку. Пока я доедал свой омлет с кусочками сырого мяса, в голове у меня возникали самые фантастические объяснения для происходящего. Я был даже немного разочарован, когда обнаружил маму и няню вовсе не защищающими замок от человеческих пришельцев из немагического мира, а всего лишь сидящими за спиной у маэстро Поллини в той самой комнате Южного шпиля.
Как любая замужняя женщина, моя мать не могла просто так явиться к постороннему мужчине. Во избежание кривотолков она взяла с собой няню, горничную и кухарку, и — едва отец отбыл на службу в департамент — лично направилась следить за созданием эпохального полотна.
О реакции маэстро Поллини на приход сей честной компании можно только догадываться. Когда спустя несколько часов я заглянул в его импровизированную мастерскую, вид у него был не очень счастливый.
— Вот здесь добавьте розового! — деловито говорила мама, указывая перстом куда-то в картину. — Нет, не сюда. Выше!
Художник кривился, но вслух ничего не говорил. Мама сияла от счастья. Её свита умилённо постанывала.
Дверь заскрипела, и моё присутствие заметили.
— Эрик, малыш, ты уже проснулся? — воскликнула мама. — Скажи Леокадиусу, чтоб он за тобой присмотрел. Мы сегодня немного заняты.
Я удивлённо приоткрыл рот.
— Кажется, вы с няней учили генеалогию? — рассеянно продолжала мама. — Будет замечательно, если ты её повторишь. И... нет-нет-нет!!! Не так резко! Нужно плавнее, плавнее...
От последнего возгласа маэстро Поллини чуть не подскочил на месте — замечание было адресовано ему. Начавшая уже было всем корпусом разворачиваться в мою сторону няня на мгновение отвлеклась. Не теряя драгоценного времени, я захлопнул дверь и помчался вниз по лестнице. Задержись я хоть на секунду, фрау Деффеншталь обязательно задала бы мне решать задачи или учить стихи.
Так, нежданно-негаданно, у меня началось нечто вроде маленьких каникул. Занятость мамы и няни растянулась на срок гораздо больший, нежели один день. Что-то говорить троллю Леокадиусу я даже не думал, и вместо этого вовсю использовал подвернувшуюся возможность как следует развлечься.
Без вездесущей няни я бегал купаться в лесном озере, катался верхом на племенном хряке, забирался в оставшуюся от прабабки тихоходную ступу и с заунывным скрипом летал вокруг замка. Иногда, спрятавшись в бурьянах около кладбища, я насылал ужас на запоздалых прохожих. Правда, в этом возрасте силы у меня было ещё немного, но я всё же заставлял подвыпившего мельника ускорять шаг, а спешащего к дочери бакалейщика пастуха — озираться и втягивать голову в плечи.
Прекрасное было время! Единственное, что меня огорчало — отсутствие друзей. Три года назад наша ключница — мадам Розалинда — переехала в соседний город. Без её детей моим единственным сверстником в округе остался мальчик-маг по имени Марк. Его отец — господин Дорнер — был местным агрономом, и Марк мечтал со временем пойти по его стопам.
Каждую ночь своей свободы я наведывался к их дому и с надеждой смотрел на тёмные окна второго этажа. Там было тихо и безжизненно. Слабенький огонёк теплился лишь в окошке внизу, и время от времени я мог различить сквозь шторы смутную фигуру хозяйки — госпожи Дорнер.
Так и не высмотрев ничего интересного, я отправлялся к старой липе у дороги. Забравшись в её густую крону, я тщательно проверял скрытое в листве условное дупло. Письмо, увы, тоже было на месте.
Ещё весной Марк хвастался, что в этом году отец возьмёт его с собой «в поля». Что это значит, он понимал не очень хорошо, а я и тем более. В основном Марк красочно описывал, как вместе с отцом будет насылать проклятия на картофельного жука, отпугивать саранчу, а в перерывах — разгонять тучи или же наоборот, вызывать ливни.
Я слушал и с завистью смотрел на его новенький артефакт. Этот короткий магический жезл в руках волшебника превращался в грозную, могущественную силу. Вампир же, вроде меня, мог его приспособить разве что под колотушку для орехов. Магия крови не требует никаких посторонних предметов, а другие типы колдовства нашей расе недоступны.
Распираемый гордостью Марк прикалывал к майке отцовский значок агронома и обещался привезти «с полей» целую банку светящихся гусениц:
— Вот увидишь, как на них рыба будет ловиться! — увлечённо сулил он. — Я читал об этом в журнале! В столичном!
Я согласно кивал и без особого энтузиазма улыбался.
Отъезд их состоялся в середине мая. Господин Дорнер сказал, что они с Марком будут отсутствовать несколько недель. Я долго потом расспрашивал няню и отца, с каких же чисел начинается эта гордая величина — «несколько». Внятного ответа мне никто не дал, так что, посетовав на арифметическую немощь своих домашних, я принялся просто ждать.
Вскоре май закончился. Жаркий и засушливый июнь тоже перевалил далеко за середину. Никаких вестей от моего друга не было, а портретные каникулы не могли длиться долго.
V
Несложную истину о том, что хорошее всегда кончается быстро, я научился понимать ещё в детстве. И всё же завершение портрета застигло меня врасплох. Пока маэстро Поллини работал, я успел привыкнуть к своей вольнице и снова возвращаться под контроль фрау Деффеншталь большого желания не испытывал. Вместе с тем в душе у меня нарастало опасное любопытство. Каждый день мне всё больше хотелось подняться в мастерскую и хоть одним глазком взглянуть на картину. Мысль о няне и дополнительных уроках меня останавливала. Благоразумие торжествовало, однако я чувствовал, что рано или поздно пытливость возьмёт-таки верх.
И вот, в один прекрасный день, всех обитателей замка торжественно пригласили собраться в Южном шпиле. Отец по такому случаю не уехал в департамент, а мама пригласила в гости жену бургомистра. Няня благоухала одеколонами и лосьонами для волос, как целая парфюмерная лавка. Снующие туда-сюда горничные перешёптывались с кухаркой, а маэстро Поллини не выпускал из рук туго набитый кошелёк и неестественно широко улыбался.
На заляпанном красками мольберте дожидалась своего часа прикрытая белым покрывалом картина.
Наконец в бывшую мастерскую подали шампанское. Преисполненный достоинства отец вышел вперед и произнес несколько слов о величии вампиров вообще и нашего рода в частности. Леокадиус дождался в его речи достаточно продолжительной паузы и неуклюже стащил покрывало. Присутствующие дамы в один голос ахнули.
— Это невероятно! Это божественно, — громче других начала восторгаться жена бургомистра.
— Дас ист фантастишь*! — хрипло подхватила няня.
— Он чудесен, просто чудесен! — на маминых глазах выступили слёзы умиления.
Восторженно галдящие дамы бросились к художнику. Оказавшись среди поклонниц, маэстро Поллини раскланивался, то и дело смачно лобызал поданные руки и старался не поворачиваться лицом к своему гениальному творению.
Даже Леокадиус поддался всеобщему экстазу:
— Настоящее эльфийское произведение! — со знанием дела повторял он скорее сам для себя. — Настоящее! Высокое!
Отец подошёл ко мне и молча взъерошил мои волосы. Я же неотрывно смотрел на собственное изображение, не в силах даже подобрать отвисшую челюсть.
Маэстро Поллини действительно создал самый что ни на есть эльфийский портрет по всем канонам эльфийского стиля. Этот стиль, я думаю, всем прекрасно известен. Остроухие очень любят украшать различные книжки, шкатулки и даже конфетные коробки этими своими лихими лучниками, румяными пастушками и голенькими толстогузыми купидончиками.
Глядя на полотно, было трудно поверить, что такому буйству форм и красок предшествовали те самые торопливые эскизы. Маэстро Поллини нарисовал меня в виде сдобного щекастого уродца с осоловелым взглядом и прилизанными волосами. Мерзкое чудище имело куцые клыки под припухшими губами, а задорный румянец делал его похожим на нечто среднее между срамной девкой и горячечным больным. Под встопорщенной одеждой угадывался выпуклый рахитический животик.
Но самое страшное было всё же не это. Хуже всего было то, что уродец имел со мной какое-то пугающее, неуловимое сходство. В ужасе я хлопнул себя по животу и ощупал собственное лицо.
— Ну как тебе портрет? — услышал я над ухом ликующий голос матери. — Правда замечательный?
Отец ушёл. Рядом со мною теперь стояла моя родительница в обществе супруги бургомистра.
— Он кошмарен! — мало заботясь о приличиях выдохнул я.
— Эрик! — ужаснулась мама. — Как тебе не стыдно!
Жена бургомистра беспечно захихикала:
— Ну что ты, Анна, — ласково проговорила она. — Разве ребёнок может понимать такие вещи? Вот когда вырастет — тогда оценит. Правда, малыш?
Противно сюсюкая, женщина протянула руку и потрепала меня по щеке. Моего самообладания едва хватило, чтоб от души не вцепиться зубами ей в запястье. Я ведь вампир, а не эльфийский купидончик!
Празднование в честь треклятого портрета продолжалось целую ночь. Все домашние — начиная от мамы и кончая Леокадиусом — пытались убедить меня в неописуемых достоинствах новоиспечённого эльфийского шедевра. Пару раз я даже почти сдавался и малодушно пытался внушить себе, что картина не так и плоха. Однако внушения хватало ровно до того момента, пока я в очередной раз не оказывался перед полотном. Глядя на кошмарного уродца, я понимал, что такую пакость не спишешь ни на какие культурные изыски. От мысли, что Марк или моя кузина Кэтрин когда-нибудь увидят сие непотребство, мне становилось дурно.
На рассвете я покинул Южный шпиль и, ни с кем не прощаясь, ушёл к себе. Настроение было отвратительное. Я напряжённо соображал, как бы получше решить столь неожиданно свалившуюся на меня высокохудожественную проблему, но ничего толкового придумать не мог.
В моей спальне было темно, жарко и тихо. Единственное, что нарушало привычный покой комнаты — странный звук, доносящийся откуда-то от занавесок. Я прислушался. Звук стал громче. Казалось, кто-то легонько стучался в оконное стекло. Я отдернул штору и отворил форточку. В комнату ворвалась маленькая бумажная ласточка. Пролетев у меня над головой, она описала круг вдоль кровати и уже листиком почтовой бумаги спланировала на ковёр. Сердце у меня радостно заколотилось. Я подхватил зачарованную записку и поднёс её к глазам.
Из мальчишеской любви к конспирации, послание было не написанным, а нарисованным. В центре листка виднелся кособокий домишко с сияющим окном на втором этаже. Над домиком висела изображающая полнолуние головка сыра. Внизу выстроились в ряд пять жирных восклицательных знаков, а довершала композицию заглавная литера «М» в нижнем правом углу.
«Сегодня ночью приходи ко мне домой, — расшифровал я незамысловатую тайнопись. — У меня есть что-то очень важное или интересное. Марк.»
Я сложил записку вчетверо и удовлетворённо улыбнулся.
________________
* Das ist fantastisch (нем.) — это фантастично.
VI
Скучно быть единственным ребёнком в семье. А быть единственным вампирёнышем в округе — ещё скучнее. Главная проблема в том, что вампиры — ночные существа. Найти товарища, если ты бодрствуешь, когда другие спят — очень и очень трудно.
Господин и госпожа Дорнеры ничуть не возражали против моей дружбы с Марком. Но вот позволить своему чаду разгуливать со мною ночи напролёт — отказывались категорически. Руководствовались они, конечно же, не страхом — вампиры никогда не питались кровью магических существ. Просто почтенное колдовское семейство было убеждено, что ночь создана для отдыха.
Да, теоретически я мог бы приходить днём. Точнее — ближе к вечеру, сразу после пробуждения. Однако тут уже против выступала няня. Фрау Деффеншталь крайне неохотно выпускала меня из замка до наступления темноты. А без своего сопровождения — и подавно.
Дело здесь в том, что дневной свет сам по себе для нас нестрашен. За обычным оконным стеклом или в густой тени деревьев детям Ночи ничего не угрожает. Но вот прямые солнечные лучи — совсем другой разговор. Без специальной одежды вампир на солнцепёке рискует получить болезненные ожоги всего за пять-десять минут. В мою рассудительность няня не верила, в инстинкт самосохранения — тоже, потому бледной шкурой своего воспитанника она предпочитала не рисковать.
Из этого, впрочем, не следует, что я не убегал. Иногда мне удавалось усыплять нянькину бдительность и на несколько часов сбегать из-под присмотра.
Получив долгожданную весточку от Марка, я решил, что этой ночью обязательно выберусь на очередное приключение. Всё утро и день я благополучно проспал. Вечером же, после завтрака, я объявил, что устал от жары и хочу немного почитать. Под изумлённым взглядом добродетельной няни я прошествовал в свои покои с толстенной книгой подмышкой.
Бдительная фрау насторожилась. Она несколько раз прошлась туда-сюда по коридору мимо моей комнаты. Один раз — заглянула внутрь. Дважды — просто окликнула меня через дверь. Я был на месте и никуда деваться не собирался. Начинало смеркаться. Фрау Деффеншталь наконец решила, что я, наверное, и правда читаю, и тоже уединилась у себя.
Наивная женщина полагала, что из моей комнаты нет другого выхода, кроме как через коридорчик перед её спальней. Настежь растворив дверь к себе и тем самым контролируя мой единственный путь во внешний мир, няня была совершенно спокойной.
А сумерки тем временем сгустились в сероватую тьму. Начиналась короткая летняя ночь. Часы пробили одиннадцать, и я бесшумно направился к окну.
Занавески разъехались без единого звука. Старинная рама издала предательский скрип. Я застыл на месте и на какое-то время превратился в слух. К счастью, всё было тихо. Я протиснулся через приоткрытую узенькую створку и глянул с водоотлива вниз. Комната располагалась на первом этаже, так что до земли было совсем близко. В последний раз убедившись, что няня не собирается прямо сейчас наведаться ко мне в гости, я мягко спрыгнул в бурно разросшиеся лопуховые заросли.
Ночной сад был тёмен и безлюден. Прислушиваясь и поминутно оглядываясь, я направился по мощёной дорожке к дальней калитке. Эта калитка никогда и никем не запиралась. Прямо за нею начиналась грунтовая тропинка в город.
Когда до замка уже стало достаточно далеко, а до калитки — близко, я остановился и коротко, пронзительно свистнул. Оскорблённый моей выходкой соловей вспорхнул с яблоневой ветки и улетел куда-то к Западной башне. Я свистнул снова — на сей раз тише и протяжнее. В кустах послышалась возня. Через секунду, поскрипывая и позвякивая, на дорожку выкатился мой верный стальной конь — заколдованный двухколёсный велосипед гномьей работы.
Пожалуй, с поездкой на такой машине не сравнится даже полёт в прабабкиной ступе. Оседлав любимую игрушку, я нёсся по залитой лунным светом грунтовке, наслаждаясь свободой, движением и скоростью. На относительно ровных участках я отпускал руль и широко разводил руки в стороны. Подставив тело встречному ветерку, я жадно ловил скупую ночную прохладу. Тонкие штаны и рубаха продувались насквозь.
В такие мгновения мне казалось, будто за спиной у меня выросли могучие крылья, и сейчас я стремительно рассекаю воздух где-нибудь высоко под облаками, подобно дикому дракону в горах далёкой Нуагарии. Если бы не близость города, то я бы, наверное, даже закричал от восторга. Но, конечно же, памятуя о приличиях, я себя сдерживал.
Автор: imhotep
Бета: Йяаффтар
Фэндом: Ориджиналы
Пейринг или персонажи: Эрик, его друзья и родственники.
Жанры: Джен, Юмор, Фэнтези, POV, Мифические существа
Рейтинг: G
Размер: Мини, около 10 тыс.слов.
Кол-во частей: 13
Статус: закончен
Описание:
Мир и персонажи "Эрика-вампирёныша". Эпизод из детства главного героя. Действие происходит в Мэйрлстоне примерно за 18-20 лет до знакомства с Ральфом. Прямых отсылок к основной работе нет. Может рассматриваться как самостоятельное произведение.
Примечания автора:
Хоть ориджинал и содержит элементы стимпанка, однако автор просит не искать аналогий с конкретными странами или эпохами. Исторической достоверности здесь нет и быть не может. Мир полностью вымышлен.
читать дальше
I
Говорят, у каждой расы свои причуды. Тролли якобы славятся суеверностью. Гномы — скупостью. Художественная одарённость эльфов вошла в пословицы, а спесивость вампиров — в анекдоты.
Насколько всё это правда — судить не берусь. Подобные стереотипы настолько же спорны, насколько и живучи. Однако как бы дела ни обстояли в действительности, но именно хвалёная эльфийская одарённость вкупе с не менее легендарной человеческой изобретательностью и стали причиной этой истории.
Началось всё с невинного отцовского увлечения. Однажды, будучи по каким-то служебным делам в столице, папа привёз оттуда фотокамеру. С лёгкой руки её величества её величества это человеческое изобретение тогда как раз входило в моду. Скопированные и немного доработанные гномами фотоаппараты быстро заполонили товарные каталоги и рекламные проспекты. В каждом крупном городе начали открываться фотосалоны. Иметь дома любительский фотоальбом стало считаться хорошим тоном не только для знати, но даже среди купцов и богатых мещан. Ушлые гномы с радостью принимали по почте отснятые плёнки и за вполне умеренную плату возвращали готовые, отпечатанные на лакированной бумаге, фотографии.
Разумеется, остаться в стороне от этого увлечения отец не мог. В конце концов он тоже был потомком знатного вампирского рода. Быть хуже других хоть в чём-то — перспектива совершенно невыносимая для истого сына Ночи!
Вооружившись камерой, самоучителем фотографа и, зачем-то, гимназическим учебником по геометрии, папа принялся за создание домашнего альбома.
Затея эта поначалу была встречена нашим семейством весьма благосклонно. Несколько дней мы все безропотно позировали перед объективом, нюхали магниевый дым от вспышки, а в перерывах — выслушивали лекции об освещённости, композиции и выдержке диафрагмы.
Потом близость к научно-магическому прогрессу начала тяготить наши непросвещённые души. С каждым днём количество желающих приобщаться к молодому фотоискусству становилось всё меньше. Если бы не вовремя иссякший запас плёнки, то, боюсь, от папы начали бы шарахаться даже горничные.
Тем не менее, когда спустя ещё пару недель почтальон доставил нам пухлый конверт из фотопечати, всё семейство, как по мановению волшебной палочки, собралось в отцовском кабинете.
— М-м-м! — удовлетворённо протянул папа, пуская по рукам ещё пахнущие реактивами снимки.
— О-о-о! — в тон ему пробасила моя няня — почтенная фрау Деффеншталь.
— Ух ты! — радостно воскликнул я.
— Хм! — коротко, но веско подытожила мама и нахмурилась.
Мы все дружно уставились в её сторону. Насупленная мама молча изучала какое-то фото. Папа требовательно кашлянул:
— Дорогая?
Родительница выдержала паузу, страдальчески улыбнулась и наконец выдавила:
— Мило. Очень мило.
Отец театрально выгнул бровь:
— В самом деле?
— Разумеется! Твои работы действительно прекрасны.
Папа блаженно оскалился во все клыки. По своему опыту мы уже знали, что сейчас последует небольшая лекция о тонкостях фотографического ремесла.
— Только вот не кажется ли тебе, — в последнюю секунду перебила его мать, — что в этих снимках чего-то не хватает? Совсем чуть-чуть?
Набравший было воздуху папа хищно щёлкнул зубами:
— Не хватает? — пророкотал он. — И чего же?
— Ну, не знаю, — мама преданно заглянула ему в глаза. — Может души?
Отец презрительно фыркнул.
— Глупости, — проворчал он. — Ничего ты не понимаешь. Лучше взгляни, какая тут фокусировка, какая светотень, какая композиция! Разместить фигуры по золотому сечению — это тебе не блины печь!
Он сгрёб несколько фото и так их встряхнул, словно намеревался вытрясти оттуда столь вожделенные души на всеобщее обозрение.
— Разумеется, дорогой, разумеется, — мама подошла к отцу и положила руку ему на плечо. — Я не сомневаюсь в твоём мастерстве. Но ты сам рассуди — разве может какая-то линза заменить живой глаз? Неужели ты не видишь, как твоя фотомашина уродует лица?
Мама указала взглядом на один из снимков в отцовских руках. Папа, как мне показалось, немного растерялся. Он сначала долго смотрел на снимок, потом на меня, потом снова на фото.
— И что же тебе не нравится? — озадаченно потёр он переносицу. — Вполне приличный портрет!
Мать всплеснула руками:
— Приличный?! Да это же пасквиль какой-то! Что за цвет кожи? А впалые щёки? Да в гроб кладут краше!
— Ну, не знаю, — отец пожал плечами. — По-моему, как живой.
— Нет! — с нажимом произнесла мама. — Эрик очень красивый мальчик!
Она схватила меня за подбородок и повернула лицом к отцу:
— Убедился?
Мы с папой растеряно переглянулись. Почувствовавшая надвигающийся семейный спор няня деликатно отступила к стеночке. Я высвободился из маминых рук и с любопытством заглянул в столь горячо обсуждаемый снимок.
Увиденное там мало отличалось от привычных отражений в зеркалах. С маленькой чёрно-белой фотографии на меня смотрел очень бледный, худой мальчишка с тёмными глазами и кое-как расчёсанными чёрными волосами. Во время съёмки я по папиному совету плотно сжал губы, так что клыки были незаметны. Благодаря этому меня вполне можно было бы принять за маленького мага или даже за человеческого ребёнка лет одиннадцати-двенадцати от роду.
Портрет вышел хоть куда. Единственное, что немного портило общий вид — штаны. За долгое время висения в шкафу мой парадный костюм успел немного пострадать от моли, а штаны — ещё и стать заметно коротковатыми.
— Мне кажется, нам нужен художник! — категорично заявила мама. И для пущей весомости добавила. — Эльфийский!
Ответом ей стало напряжённое молчание. Няня переминалась с ноги на ногу. Я разглядывал снимок. Отец что-то прикидывал в уме.
Наконец он решительно тряхнул головой:
— Ну уж нет! Никаких эльфийских рисовальщиков я в своём доме не потерплю.
Мама закатила глаза:
— Но милый... — начала было она.
— Нет!
— А если...
— Тоже нет!
— И даже...
— Нет, нет и ещё раз нет! — папа упрямо задрал голову.
Мама вздохнула и ласково взяла его руки в свои:
— Дорогой, я тебя совсем не понимаю, — вкрадчиво произнесла она. — Откуда столько нетерпимости? Ты же знаешь, что эльфам в живописи нет равных. У нас и так половина галереи предков написана их мастерами.
Отец дёрнулся.
— То было давно, — буркнул он, не пытаясь, впрочем, отстраниться. — Теперь, когда есть фотография, в этих длинноухих зазнайках нет надобности. Они считают детей Ночи грязью!
— Тогда давай наймём художника-мага.
— Чтобы он плохо скопировал эльфийский стиль?
— Ну, тогда вампира...
Отец так взглянул на свою жену, словно та была ребёнком:
— Ещё скажи кентавра, — угрюмо проворчал он. — Вампиры в нашем королевстве наперечёт и хорошего художника среди них с хрустальным шаром не сыщешь. Нет уж, пусть лучше будут фотографии.
Мама какое-то время молчала, после чего печально опустила глаза:
— Ну, как скажешь, — смиренно прошептала она. — Фото значит фото. В таком случае мы должны сделать альбом на высшем уровне. Не хуже, чем у моей сестры.
Отец одобрительно крякнул. Мама задумчиво продолжала:
— На прошлое Новогодье сестра говорила, что за фотографией будущее. Скоро фотоальбомы будут в каждой семье. Картины же останутся лишь у королей и принцев.
На папином лице появилось странное выражение. Мама продолжала беззаботно болтать:
— Кстати, не так давно наследный принц заказал себе парадный портрет, а её величество — пригласила ко двору ещё одного живописца. Эльфа!
Папа стиснул зубы.
— А ещё я слыхала, — простодушно улыбнулась мама, — что портрет для своей дочери хочет заказать и наш губернатор. Он всегда завидовал твоей галерее, а теперь, когда официально купил титул...
Отец не дослушал:
— Даже не надейся! Всё равно никаких эльфов!
Я усмехнулся. Пока возмущённая до глубины души мама уверяла, что слово мужа для неё закон, я аккуратно положил на стол злосчастную фотографию и бесшумно выскользнул из комнаты. Няня вышла следом.
В тот день папа только то и делал, что уверял всех домашних в бесповоротности своего решения. Раз пятнадцать он повторил, что никакие принцы ему не авторитет и что он не считает нужным кому-то доказывать благородство собственного рода всякими художествами. Мама ему поддакивала. Остальные отмалчивались. Не встречая возражений, отец почему-то ворчал и хмурился. На следующее утро он встал необычно рано и отбыл по служебным делам в столицу.
Обратно родитель вернулся через неделю в обществе высокого лохматого эльфа — Третьего придворного живописца её величества.
II
Чудная штука — природа. Вот казалось бы — рождается ребёнок. Чем-то он похож на отца, чем-то на мать. Чем-то даже на дядю с тётей. В результате смотрят на него родственники и никому не обидно: каждый видит что-то своё. Всё чинно, красиво и справедливо. Всё, кроме магии.
По странной иронии судьбы дети не могут наследовать магические способности обоих родителей. Если мама с папой принадлежат к одной расе — проблем никаких. У двух эльфов родится эльф, а у магов — маг. А вот когда семья смешанная — тут уже начинается лотерея. Чью силу, а значит и расу, унаследует ребёнок — одному небу известно. Полукровок ведь не бывает. Подчас один и тот же род за пару веков по несколько раз превращается из магического в эльфийский, из эльфийского в вампирский, а из вампирского вообще в какой-нибудь оборотнический.
Разумеется, в старом патриархальном обществе подобное категорически не приветствовалось. Тогда каждый старался искать супруга среди себе подобных. Теперь же, в наше просвещённое время, на такие условности внимание обращают всё меньше.
Приглашённый папой художник тоже оказался из смешанной семьи. Сын мага и эльфийки, он унаследовал от матери все её таланты в комплекте с острыми ушами, а от отца — чисто магическое воспитание и совершенно не эльфийское имя.
В первый же день пребывания у нас в усадьбе художник прожужжал нам уши своими заслугами перед искусством, довёл маму до приступа мигрени и потребовал, чтоб к нему обращались не иначе, как «маэстро Поллини».
— Ваша светлость! — возопил он с порога. — Графиня Ривенгтон!
Не успела мама опомниться, как живописец эксцентрично грохнулся перед нею на одно колено и принялся покрывать её руки пылкими, как мне показалось излишне влажными, поцелуями.
— Для меня это огромная, огромная честь! — забавно причмокивая, бормотал он.
Я украдкой прыснул в кулак. Заметившая это фрау Деффеншталь сделала мне строгие глаза и моментально за это поплатилась: маэстро Поллини отстал от мамы и обслюнявил нянины руки с не меньшим воодушевлением.
После столь бурного приветствия художник изъявил желание получить самую солнечную и светлую комнату, какая только найдётся в замке. Немного подумав, мама определила его в Южный шпиль. По пути к своим апартаментам, маэстро забраковал все увиденные в коридорах картины, раскритиковал скульптуры и перецеловал руки всем имевшим несчастье ему повстречаться служанкам.
До самого ужина он занимался обустройством будущей мастерской. За ужином же меня ожидал сюрприз.
Оказывается, эльфы принципиально не едят мясо. Одержимые любовью ко всему живому, остроухие весьма недолюбливают хищников. Вслух этого, конечно, никто не скажет, но отвращение перед плотоядными существами не в силах вытравить из эльфийских душ ни законы королей, ни напускная вежливость, ни даже цивилизация, благодаря которой разумные расы более-менее мирно сосуществуют вот уже много тысячелетий подряд.
В честь дорогого гостя мама решила изобразить примерную хозяйку. По её указанию к столу были поданы исключительно вегетарианские блюда, и пока маэстро Поллини, как заправский кролик, уписывал капусту и сельдерей, мы с отцом хмуро ковырялись в своих тарелках.
Мама пыталась вести светский разговор. Отец старался его поддерживать. Маэстро Поллини размахивал морковкой и болтал о живописи.
Я же развлекался тем, что пытался загипнотизировать влетевшую в столовую муху. В принципе сделать это несложно, однако в то время я ещё очень плохо владел гипнозом. Ошалевшее от моих усилий насекомое кидалось из стороны в сторону и время от времени пыталось самоубиться, норовя угодить почтенному живописцу в ухо или в рот.
— Так значит, вашей светлости угодно заказать портрет юного господина? — склонив голову набок поинтересовался эльф. — Что же, у вас замечательный вкус! К сожалению, сегодня многие недооценивают высокое искусство и гоняются за разными техническими суррогатами!
Отец высокомерно хмыкнул:
— Только не дети Ночи! — убеждённо проговорил он. — Я всегда считал, что никакая техника не заменит подлинные шедевры. Не правда ли, дорогая?
— Разумеется! — мама лучезарно улыбнулась. На отца она смотрела как на спустившегося с небес пророка. — Ты всегда умел зреть в корень.
Папа гордо выпятил грудь. Маэстро Поллини подавил отрыжку:
— Со мной вы не ошиблись, — без ложной скромности изрёк он. — Я настоящий профессионал и лучше кого-либо знаю, как подавать натуру. После хромого князя Лентенгейма портрет вашего мальчика будет отдыхом для моей кисти!
Мама с папой переглянулись. Так и не поняв, расценивать ли эту реплику как комплимент или как нечто противоположное, они предусмотрительно сменили тему разговора.
Наконец богатый духовной пищей ужин подошёл к концу. Маэстро Поллини объявил, что писать мой портрет начнёт прямо завтра и откланялся. Я тоже ушёл к себе.
По дороге я старался думать о высоком. Однако проходя мимо дверей кухни, моё бренное тело вдруг осознало, что это именно его, а не какую-то там душу, завтра будут рисовать. Возгордившаяся плоть тотчас затребовала чего-нибудь низменного, земного и, желательно, гемоглобинового. Ради обретения внутренней гармонии я вынужден был стащить и съесть прямо у разделочного стола прекрасный кусок свежей сырой телятины.
Думать о высоком стало гораздо легче.
III
— Ну-ка, ваша милость, ну-ка... не опускайте голову! Что? Бьёт в глаза? Потерпите! Через стекло дневной свет безопасен!
Маэстро Поллини сделал несколько шагов назад и критически окинул взглядом мою скромную фигуру.
Просторная комната под самой крышей Южного шпиля была залита резкими солнечными лучами. В самом её центре возвышалось немного полинялое троноподобное кресло, на котором восседал злой и невыспавшийся я. Во имя искусства меня разбудили ещё до полудня, нарядили в наглаженный и накрахмаленный до состояния рыцарских доспехов костюм, после чего передали в полное распоряжение уважаемому гофмалеру.
Тот меня долго усаживал, бегал кругами по комнате, открывал и закрывал шторы пока, наконец, не остался доволен увиденным.
— Превосходно! — воскликнул он. — Теперь постарайтесь не двигаться — я сделаю несколько набросков.
Маэстро схватил огромный лист плотной бумаги, а в руках у него появился хитроумный механический карандаш.
Первые минуты эльф смотрел на моё лицо почти не отрываясь. Потом его внимание всё более и более приковывалось к рисунку. Карандаш носился по бумаге с поистине неправдоподобной скоростью. Маэстро Поллини натужно сопел, пыхтел и время от времени начинал то ли ворчать, то ли напевать себе под нос некую нескладную, одному ему известную, песенку.
Сеанс тянулся нестерпимо долго. От солнца я разомлел и начал клевать носом. Художник извёл с полдесятка чистых листов. Я уже начал было подумывать забыть о приличиях и просто уйти восвояси, как вдруг в дверь постучались. На пороге появилась мама.
До маэстро Поллини я знавал в своей жизни лишь двух живописцев. Первый — мальчишка немногим старше меня. Он иногда гостил у своего дяди — нашего местного лесничего — и в такие дни часами слонялся с мольбертом по окрестностям. Второй был постарше и посолиднее. Несколько лет назад его приглашали расписывать плафон городского храма. При всей непохожести друг на друга эти двое имели общую черту — они никому не показывали незавершённые картины и не терпели посторонних во время работы.
Интуиция мне подсказывала, что маэстро Поллини вряд ли станет исключением из этого правила. Я немало удивился, когда он вдруг расплылся в улыбке и бросился маме навстречу. Художник расцеловал руки своей гостье, после чего подвёл её к сложенным на журнальном столике рисункам и начал охотно демонстрировать только что сделанные эскизы.
— Ах, дорогой маэстро, это невероятно! — с придыханием восхищалась мама. — Вы превзошли мои самые смелые ожидания!
— Угу, — художник воспринимал комплименты как должное. — Извольте-ка взглянуть ещё и сюда.
Мама восторженно прижимала руки к груди. Эльф важно кивал головой. Сеанс, кажется, был окончен.
Я встал с уже успевшего надоесть кресла и тоже заглянул в наброски. С первого же взгляда я почувствовал если и не восхищение, то, по крайней мере, что-то близкое к уважению. Маэстро Поллини сделал несколько торопливых непроработанных рисунков, на которых изобразил мою голову с четырёх разных ракурсов. Разумеется, назвать это портретами не получилось бы даже с натяжкой, однако в каждом наброске он сумел уловить и воссоздать мои черты с такой точностью, что даже многочасовое позирование перестало казаться мне чем-то нестерпимо скучным. Я ведь тоже был вампиром. В глубине души мне тоже хотелось иметь столь престижную и «взрослую» вещь, как собственный портрет.
IV
На следующий после сеанса день я проснулся далеко пополудни. Фрау Деффеншталь почему-то не пришла меня будить. Тяжёлые шторы в моей спальне так и остались плотно задёрнутыми, а мой парадный костюм — ненаглаженным. Вместо няни завтрак мне принёс наш дворецкий и по совместительству сторож — огромный тролль по имени Леокадиус. На все вопросы он пожимал плечами, мотал головой и уклончиво бормотал нечто невразумительное.
Моё детское воображение от этого разыгралось не на шутку. Пока я доедал свой омлет с кусочками сырого мяса, в голове у меня возникали самые фантастические объяснения для происходящего. Я был даже немного разочарован, когда обнаружил маму и няню вовсе не защищающими замок от человеческих пришельцев из немагического мира, а всего лишь сидящими за спиной у маэстро Поллини в той самой комнате Южного шпиля.
Как любая замужняя женщина, моя мать не могла просто так явиться к постороннему мужчине. Во избежание кривотолков она взяла с собой няню, горничную и кухарку, и — едва отец отбыл на службу в департамент — лично направилась следить за созданием эпохального полотна.
О реакции маэстро Поллини на приход сей честной компании можно только догадываться. Когда спустя несколько часов я заглянул в его импровизированную мастерскую, вид у него был не очень счастливый.
— Вот здесь добавьте розового! — деловито говорила мама, указывая перстом куда-то в картину. — Нет, не сюда. Выше!
Художник кривился, но вслух ничего не говорил. Мама сияла от счастья. Её свита умилённо постанывала.
Дверь заскрипела, и моё присутствие заметили.
— Эрик, малыш, ты уже проснулся? — воскликнула мама. — Скажи Леокадиусу, чтоб он за тобой присмотрел. Мы сегодня немного заняты.
Я удивлённо приоткрыл рот.
— Кажется, вы с няней учили генеалогию? — рассеянно продолжала мама. — Будет замечательно, если ты её повторишь. И... нет-нет-нет!!! Не так резко! Нужно плавнее, плавнее...
От последнего возгласа маэстро Поллини чуть не подскочил на месте — замечание было адресовано ему. Начавшая уже было всем корпусом разворачиваться в мою сторону няня на мгновение отвлеклась. Не теряя драгоценного времени, я захлопнул дверь и помчался вниз по лестнице. Задержись я хоть на секунду, фрау Деффеншталь обязательно задала бы мне решать задачи или учить стихи.
Так, нежданно-негаданно, у меня началось нечто вроде маленьких каникул. Занятость мамы и няни растянулась на срок гораздо больший, нежели один день. Что-то говорить троллю Леокадиусу я даже не думал, и вместо этого вовсю использовал подвернувшуюся возможность как следует развлечься.
Без вездесущей няни я бегал купаться в лесном озере, катался верхом на племенном хряке, забирался в оставшуюся от прабабки тихоходную ступу и с заунывным скрипом летал вокруг замка. Иногда, спрятавшись в бурьянах около кладбища, я насылал ужас на запоздалых прохожих. Правда, в этом возрасте силы у меня было ещё немного, но я всё же заставлял подвыпившего мельника ускорять шаг, а спешащего к дочери бакалейщика пастуха — озираться и втягивать голову в плечи.
Прекрасное было время! Единственное, что меня огорчало — отсутствие друзей. Три года назад наша ключница — мадам Розалинда — переехала в соседний город. Без её детей моим единственным сверстником в округе остался мальчик-маг по имени Марк. Его отец — господин Дорнер — был местным агрономом, и Марк мечтал со временем пойти по его стопам.
Каждую ночь своей свободы я наведывался к их дому и с надеждой смотрел на тёмные окна второго этажа. Там было тихо и безжизненно. Слабенький огонёк теплился лишь в окошке внизу, и время от времени я мог различить сквозь шторы смутную фигуру хозяйки — госпожи Дорнер.
Так и не высмотрев ничего интересного, я отправлялся к старой липе у дороги. Забравшись в её густую крону, я тщательно проверял скрытое в листве условное дупло. Письмо, увы, тоже было на месте.
Ещё весной Марк хвастался, что в этом году отец возьмёт его с собой «в поля». Что это значит, он понимал не очень хорошо, а я и тем более. В основном Марк красочно описывал, как вместе с отцом будет насылать проклятия на картофельного жука, отпугивать саранчу, а в перерывах — разгонять тучи или же наоборот, вызывать ливни.
Я слушал и с завистью смотрел на его новенький артефакт. Этот короткий магический жезл в руках волшебника превращался в грозную, могущественную силу. Вампир же, вроде меня, мог его приспособить разве что под колотушку для орехов. Магия крови не требует никаких посторонних предметов, а другие типы колдовства нашей расе недоступны.
Распираемый гордостью Марк прикалывал к майке отцовский значок агронома и обещался привезти «с полей» целую банку светящихся гусениц:
— Вот увидишь, как на них рыба будет ловиться! — увлечённо сулил он. — Я читал об этом в журнале! В столичном!
Я согласно кивал и без особого энтузиазма улыбался.
Отъезд их состоялся в середине мая. Господин Дорнер сказал, что они с Марком будут отсутствовать несколько недель. Я долго потом расспрашивал няню и отца, с каких же чисел начинается эта гордая величина — «несколько». Внятного ответа мне никто не дал, так что, посетовав на арифметическую немощь своих домашних, я принялся просто ждать.
Вскоре май закончился. Жаркий и засушливый июнь тоже перевалил далеко за середину. Никаких вестей от моего друга не было, а портретные каникулы не могли длиться долго.
V
Несложную истину о том, что хорошее всегда кончается быстро, я научился понимать ещё в детстве. И всё же завершение портрета застигло меня врасплох. Пока маэстро Поллини работал, я успел привыкнуть к своей вольнице и снова возвращаться под контроль фрау Деффеншталь большого желания не испытывал. Вместе с тем в душе у меня нарастало опасное любопытство. Каждый день мне всё больше хотелось подняться в мастерскую и хоть одним глазком взглянуть на картину. Мысль о няне и дополнительных уроках меня останавливала. Благоразумие торжествовало, однако я чувствовал, что рано или поздно пытливость возьмёт-таки верх.
И вот, в один прекрасный день, всех обитателей замка торжественно пригласили собраться в Южном шпиле. Отец по такому случаю не уехал в департамент, а мама пригласила в гости жену бургомистра. Няня благоухала одеколонами и лосьонами для волос, как целая парфюмерная лавка. Снующие туда-сюда горничные перешёптывались с кухаркой, а маэстро Поллини не выпускал из рук туго набитый кошелёк и неестественно широко улыбался.
На заляпанном красками мольберте дожидалась своего часа прикрытая белым покрывалом картина.
Наконец в бывшую мастерскую подали шампанское. Преисполненный достоинства отец вышел вперед и произнес несколько слов о величии вампиров вообще и нашего рода в частности. Леокадиус дождался в его речи достаточно продолжительной паузы и неуклюже стащил покрывало. Присутствующие дамы в один голос ахнули.
— Это невероятно! Это божественно, — громче других начала восторгаться жена бургомистра.
— Дас ист фантастишь*! — хрипло подхватила няня.
— Он чудесен, просто чудесен! — на маминых глазах выступили слёзы умиления.
Восторженно галдящие дамы бросились к художнику. Оказавшись среди поклонниц, маэстро Поллини раскланивался, то и дело смачно лобызал поданные руки и старался не поворачиваться лицом к своему гениальному творению.
Даже Леокадиус поддался всеобщему экстазу:
— Настоящее эльфийское произведение! — со знанием дела повторял он скорее сам для себя. — Настоящее! Высокое!
Отец подошёл ко мне и молча взъерошил мои волосы. Я же неотрывно смотрел на собственное изображение, не в силах даже подобрать отвисшую челюсть.
Маэстро Поллини действительно создал самый что ни на есть эльфийский портрет по всем канонам эльфийского стиля. Этот стиль, я думаю, всем прекрасно известен. Остроухие очень любят украшать различные книжки, шкатулки и даже конфетные коробки этими своими лихими лучниками, румяными пастушками и голенькими толстогузыми купидончиками.
Глядя на полотно, было трудно поверить, что такому буйству форм и красок предшествовали те самые торопливые эскизы. Маэстро Поллини нарисовал меня в виде сдобного щекастого уродца с осоловелым взглядом и прилизанными волосами. Мерзкое чудище имело куцые клыки под припухшими губами, а задорный румянец делал его похожим на нечто среднее между срамной девкой и горячечным больным. Под встопорщенной одеждой угадывался выпуклый рахитический животик.
Но самое страшное было всё же не это. Хуже всего было то, что уродец имел со мной какое-то пугающее, неуловимое сходство. В ужасе я хлопнул себя по животу и ощупал собственное лицо.
— Ну как тебе портрет? — услышал я над ухом ликующий голос матери. — Правда замечательный?
Отец ушёл. Рядом со мною теперь стояла моя родительница в обществе супруги бургомистра.
— Он кошмарен! — мало заботясь о приличиях выдохнул я.
— Эрик! — ужаснулась мама. — Как тебе не стыдно!
Жена бургомистра беспечно захихикала:
— Ну что ты, Анна, — ласково проговорила она. — Разве ребёнок может понимать такие вещи? Вот когда вырастет — тогда оценит. Правда, малыш?
Противно сюсюкая, женщина протянула руку и потрепала меня по щеке. Моего самообладания едва хватило, чтоб от души не вцепиться зубами ей в запястье. Я ведь вампир, а не эльфийский купидончик!
Празднование в честь треклятого портрета продолжалось целую ночь. Все домашние — начиная от мамы и кончая Леокадиусом — пытались убедить меня в неописуемых достоинствах новоиспечённого эльфийского шедевра. Пару раз я даже почти сдавался и малодушно пытался внушить себе, что картина не так и плоха. Однако внушения хватало ровно до того момента, пока я в очередной раз не оказывался перед полотном. Глядя на кошмарного уродца, я понимал, что такую пакость не спишешь ни на какие культурные изыски. От мысли, что Марк или моя кузина Кэтрин когда-нибудь увидят сие непотребство, мне становилось дурно.
На рассвете я покинул Южный шпиль и, ни с кем не прощаясь, ушёл к себе. Настроение было отвратительное. Я напряжённо соображал, как бы получше решить столь неожиданно свалившуюся на меня высокохудожественную проблему, но ничего толкового придумать не мог.
В моей спальне было темно, жарко и тихо. Единственное, что нарушало привычный покой комнаты — странный звук, доносящийся откуда-то от занавесок. Я прислушался. Звук стал громче. Казалось, кто-то легонько стучался в оконное стекло. Я отдернул штору и отворил форточку. В комнату ворвалась маленькая бумажная ласточка. Пролетев у меня над головой, она описала круг вдоль кровати и уже листиком почтовой бумаги спланировала на ковёр. Сердце у меня радостно заколотилось. Я подхватил зачарованную записку и поднёс её к глазам.
Из мальчишеской любви к конспирации, послание было не написанным, а нарисованным. В центре листка виднелся кособокий домишко с сияющим окном на втором этаже. Над домиком висела изображающая полнолуние головка сыра. Внизу выстроились в ряд пять жирных восклицательных знаков, а довершала композицию заглавная литера «М» в нижнем правом углу.
«Сегодня ночью приходи ко мне домой, — расшифровал я незамысловатую тайнопись. — У меня есть что-то очень важное или интересное. Марк.»
Я сложил записку вчетверо и удовлетворённо улыбнулся.
________________
* Das ist fantastisch (нем.) — это фантастично.
VI
Скучно быть единственным ребёнком в семье. А быть единственным вампирёнышем в округе — ещё скучнее. Главная проблема в том, что вампиры — ночные существа. Найти товарища, если ты бодрствуешь, когда другие спят — очень и очень трудно.
Господин и госпожа Дорнеры ничуть не возражали против моей дружбы с Марком. Но вот позволить своему чаду разгуливать со мною ночи напролёт — отказывались категорически. Руководствовались они, конечно же, не страхом — вампиры никогда не питались кровью магических существ. Просто почтенное колдовское семейство было убеждено, что ночь создана для отдыха.
Да, теоретически я мог бы приходить днём. Точнее — ближе к вечеру, сразу после пробуждения. Однако тут уже против выступала няня. Фрау Деффеншталь крайне неохотно выпускала меня из замка до наступления темноты. А без своего сопровождения — и подавно.
Дело здесь в том, что дневной свет сам по себе для нас нестрашен. За обычным оконным стеклом или в густой тени деревьев детям Ночи ничего не угрожает. Но вот прямые солнечные лучи — совсем другой разговор. Без специальной одежды вампир на солнцепёке рискует получить болезненные ожоги всего за пять-десять минут. В мою рассудительность няня не верила, в инстинкт самосохранения — тоже, потому бледной шкурой своего воспитанника она предпочитала не рисковать.
Из этого, впрочем, не следует, что я не убегал. Иногда мне удавалось усыплять нянькину бдительность и на несколько часов сбегать из-под присмотра.
Получив долгожданную весточку от Марка, я решил, что этой ночью обязательно выберусь на очередное приключение. Всё утро и день я благополучно проспал. Вечером же, после завтрака, я объявил, что устал от жары и хочу немного почитать. Под изумлённым взглядом добродетельной няни я прошествовал в свои покои с толстенной книгой подмышкой.
Бдительная фрау насторожилась. Она несколько раз прошлась туда-сюда по коридору мимо моей комнаты. Один раз — заглянула внутрь. Дважды — просто окликнула меня через дверь. Я был на месте и никуда деваться не собирался. Начинало смеркаться. Фрау Деффеншталь наконец решила, что я, наверное, и правда читаю, и тоже уединилась у себя.
Наивная женщина полагала, что из моей комнаты нет другого выхода, кроме как через коридорчик перед её спальней. Настежь растворив дверь к себе и тем самым контролируя мой единственный путь во внешний мир, няня была совершенно спокойной.
А сумерки тем временем сгустились в сероватую тьму. Начиналась короткая летняя ночь. Часы пробили одиннадцать, и я бесшумно направился к окну.
Занавески разъехались без единого звука. Старинная рама издала предательский скрип. Я застыл на месте и на какое-то время превратился в слух. К счастью, всё было тихо. Я протиснулся через приоткрытую узенькую створку и глянул с водоотлива вниз. Комната располагалась на первом этаже, так что до земли было совсем близко. В последний раз убедившись, что няня не собирается прямо сейчас наведаться ко мне в гости, я мягко спрыгнул в бурно разросшиеся лопуховые заросли.
Ночной сад был тёмен и безлюден. Прислушиваясь и поминутно оглядываясь, я направился по мощёной дорожке к дальней калитке. Эта калитка никогда и никем не запиралась. Прямо за нею начиналась грунтовая тропинка в город.
Когда до замка уже стало достаточно далеко, а до калитки — близко, я остановился и коротко, пронзительно свистнул. Оскорблённый моей выходкой соловей вспорхнул с яблоневой ветки и улетел куда-то к Западной башне. Я свистнул снова — на сей раз тише и протяжнее. В кустах послышалась возня. Через секунду, поскрипывая и позвякивая, на дорожку выкатился мой верный стальной конь — заколдованный двухколёсный велосипед гномьей работы.
Пожалуй, с поездкой на такой машине не сравнится даже полёт в прабабкиной ступе. Оседлав любимую игрушку, я нёсся по залитой лунным светом грунтовке, наслаждаясь свободой, движением и скоростью. На относительно ровных участках я отпускал руль и широко разводил руки в стороны. Подставив тело встречному ветерку, я жадно ловил скупую ночную прохладу. Тонкие штаны и рубаха продувались насквозь.
В такие мгновения мне казалось, будто за спиной у меня выросли могучие крылья, и сейчас я стремительно рассекаю воздух где-нибудь высоко под облаками, подобно дикому дракону в горах далёкой Нуагарии. Если бы не близость города, то я бы, наверное, даже закричал от восторга. Но, конечно же, памятуя о приличиях, я себя сдерживал.
Египетский бог египетских египтян
читать дальше
Глава 14
Зрительный зал встретил нас разноголосым гомоном, блеском дамских украшений и дурманящим запахом дорогих духов. Свободных мест больше не осталось. Исключение составляли лишь два наших кресла во втором ряду, да еще один, кем-то забронированный, столик около дальней стены.
Пока мы отсутствовали, к болтливому эльфу-пчеловоду успел подсесть представительный гном с лихо закрученными усами. Эльф воспринял такое соседство как подарок судьбы. Он развернулся к гному вполоборота и теперь со всей старательностью оправдывал данную Ральфом накануне характеристику:
– Ни в коем случае нельзя позволить меду остыть! – упоенно вещал остроухий. – Ни остыть, ни закипеть. Температура здесь не менее важна, чем фаза луны. Понимаете?
Гном рассеянно кивал и одурело вращал глазами. Эльф счастливо улыбался.
Мы с Ральфом опасливо покосились в их сторону, и, стараясь не привлечь к себе внимания, как можно незаметнее пробрались на свои места.
– Не нравится мне этот Гравс! – тихо сказал я, едва мы расселись на бархатных подушках кресел. – Совсем не нравится.
– Угу. – Ральф бросил на гнома сочувственный взгляд. – Мне тоже.
– Из-за него теперь будет очень сложно вести расследование, – я старался не смотреть на эльфа. – Как думаешь, он причастен к краже?
– А ты все-таки считаешь, что сундук украли? – Ральф последовал моему примеру и тоже отвернулся от наших соседей.
– А ты думаешь нет? Хочешь сказать, де Брайт в самом деле все перепутал?
Маг хмыкнул:
– Сомневаюсь. Профессор может иногда и бывает рассеянным, но до маразма ему далеко.
Я согласно кивнул. Ральф прищурился:
– Только вот и в кражу мне верится с трудом, – задумчиво произнес он. – Кому может понадобиться сундук с научной литературой?
Этого я, конечно же, не знал. Ральф потянулся за лежащей на столике брошюркой.
– Но если сундук не украли и профессор не ошибся, что же тогда случилось? – Я невнимательно наблюдал за его действиями. – С чем мы имеем дело?
– Трудно сказать. – Маг постучал уголком книжечки по ладони. – Возможно первый сундук действительно нашли, а второй потеряли уже на корабле. При всей невероятности такой версии, ее мы тоже не можем исключить.
– И что нам теперь делать?
Ральф оценивающе посмотрел на меня и улыбнулся уголками губ. Чтоб скрыть смущение я кашлянул в кулак:
– Ну, в смысле, вдруг тебе понадобится моя помощь?
– Мы попытаемся узнать, какой сундук пропал на самом деле, – волшебник улыбнулся чуть шире, однако комментировать мои оправдания не стал. – Пока у нас есть только показания де Брайта против показаний Гравса. Объективной информации никакой. Бессмысленно начинать что-то расследовать, если нет уверенности, что это что-то и впрямь произошло.
Эльф-пчеловод над чем-то громко рассмеялся. Я торопливо кивнул. Ральф раскрыл брошюрку. Какое-то время мы оба молчали. Наконец я нарушил паузу:
– Послушай, Ральф, а что если нам не все рассказали? Что если кроме литературы в сундуке было что-то еще?
– Ты про считалку и сушилку? – парень пошуршал страничками.
– Нет. Я про профессора. Что если он утаил от нас какую-то деталь?
– И что же он мог утаить? Да и зачем?
Я пожал плечами:
– Мало ли. Профессор сам сказал, что экспонаты полулегальные. Значит в сундуке вполне могло находиться и нечто такое, к чему внимание полиции крайне нежелательно. Что если де Брайт побоялся говорить начистоту?
– Не думаю, – Ральф наконец оторвался от текста. – Для частного сыщика разного рода щекотливые вопросы – обычная практика. Этим мы и отличаемся от полиции – зачем врать?
– А если профессор и сам не знал?
Ральф хохотнул:
– Как ты это себе представляешь?
– Представляю, – буркнул я. – Ты только не смейся, ладно?
Маг безоружно поднял руки.
– Мне когда-то доводилось читать в одной книге, – неуверенно заговорил я, – как вор спрятал жемчужину в скульптуре.* Что если кто-то так же спрятал что-то в одном из сундуков профессора? Сделал нечто вроде тайника, сунул туда ценность, а теперь пытается ее забрать. Как считаешь?
Я посмотрел на волшебника. Тот, как и обещал, не смеялся.
– Мне кажется, – чародей тщательно подбирал слова, – что твоя версия очень... э...
– Глупая, да?
– Диковинная, – пощадил мое самолюбие Ральф.
– Но почему? Это хорошо объясняет похищение сундука без ценностей!
– Возможно. Только вот задает массу других вопросов. Во-первых, непонятно – кто и где мог такое проделать?
– Может мастер? Прямо на фабрике – там удобнее всего.
– Но для этого ценная вещь должна была на фабрику попасть.
– А если все же попала?
– Тогда во-вторых – почему вор ждал так долго? Де Брайт говорил, что пользовался сундуками несколько лет.
Я задумался. Ральф откинулся на спинку кресла:
– Да и в-третьих – непонятно, что же это может быть за вещица. Никто не будет тратить столько сил ради обыкновенной, заурядной побрякушки, а об исчезновении любой крупной ценности – хоть ювелирной, хоть исторической – уже давно бы все знали. Предмет был бы в розыске.
– А если это магический артефакт?
– Еще невероятнее. По-настоящему мощные артефакты всегда массивные. Даже в быту им придают формы колпаков, посохов и прочих крупных предметов.
– Но ведь бывают и перстни, – не сдавался я.
– Да, бывают. – Ральф любовно погладил вправленный в кольцо зеленый кристалл. – Изредка. Ни один перстень не может тягаться в мощности с колпаком. Ни в мощности, ни в легкости управления. Такова неизбежная плата за малые размеры.
– И что же заставляет некоторых ее платить? – я заинтересованно наблюдал, как кристалл вдруг полыхнул яркими белыми искорками, а потом резко потускнел почти до черноты.
– Практичность, – Ральф пошевелил пальцами. – Кольцо можно носить не снимая, тогда как постоянно таскать с собой колпак или посох бывает затруднительно.
По залу пробежал легкий шепоток. Мы отвлеклись от разговора и осмотрелись по сторонам. Все внимание присутствующих оказалось сосредоточено на группке только что вошедших пассажиров.
По центральному проходу, будто не замечая обращенных на себя любопытных взглядов, неторопливо двигались четверо. Впереди гордо шествовала пожилая, очень важная на вид, женщина. Ее черные с сильной проседью волосы были собраны в строгую, старомодную прическу. Роскошное аквамариново-синее платье выгодно подчеркивало естественную бледность лица своей владелицы. Тонкие пальцы в кружевных перчатках небрежно сжимали веер из страусиных перьев. На груди у незнакомки поблескивала изящная, гномьей работы, брошь – крохотная летучая мышь, каждая бриллиантовая искорка на которой явно стоила целое состояние.
По левую руку от женщины шел одетый в черный фрак тоже немолодой, подтянутый колдун с седой бородой. Мужчина скользнул по залу цепким взглядом и несколько магов, в том числе и Ральф, привстав, обозначили ему короткий вежливый полупоклон. Седобородый кивнул в ответ. Женщина, не разжимая губ, снисходительно улыбнулась.
За этими двумя попятам следовали двое вампиров в одинаковых серых костюмах. Наперекор жаре, все пуговицы на их пиджаках были застегнуты, а галстуки плотно затянуты. Темные солнцезащитные очки почти до половины скрывали их лица.
Загадочная четверка пересекла зал и женщина вместе с бородатым волшебником заняла последний пустующий столик. Вампиры, как изваяния, застыли за их спинами.
– Кажется, профессор Дерен все же решил посетить лекцию, – насмешливо прокомментировал увиденное Ральф. – И не просто посетить, но и извлечь из этого кое-какие выгоды.
– Ты о чем? – удивился я.
Ведьма за столиком перед нами навострила уши. Ральф недовольно покосился в ее сторону:
– Потом расскажу.
В зал заглянул тролль-билетер. Убедившись, что новоприбывшие с комфортом разместились на своих местах, он в третий раз позвонил в механический звонок.
Зрители притихли. Верхний свет померк. Зал погрузился в приятную полутьму. Откуда-то из стен послышались приглушенные аккорды оргАна и на сцену вышел профессор де Брайт с деревянной улыбкой на лице. Раздались жиденькие аплодисменты. Профессор дергано поклонился, просеменил за трибуну, залпом осушил там стаканчик минералки и, наконец, начал свою лекцию.
Нужно признать, что из старого ученого оказался весьма неплохой рассказчик. В любой другой день я бы наверняка жадно ловил каждое его слово. Человеческие существа, а так же их странная, лишенная колдовства, цивилизация всегда вызвали во мне живейший интерес. Тем не менее, сколько я ни старался, мое внимание никак не хотело фиксироваться на сутулой фигуре за трибуной и поблескивающих под лучами колдорисцентных прожекторов человеческих безделушках.
Нелепая история с сундуками не давала покоя. В голове громоздились самые разные версии случившегося. Каждая из них казалась стройной и логичной на первый взгляд. И каждая рассыпалась десятками нестыковок при более внимательном рассмотрении. Ситуация казалась безнадежной.
Я помассировал переносицу и украдкой посмотрел на Ральфа. Маг был всецело поглощен происходящим на сцене. Время от времени он заглядывал в брошюрку, и тогда желтоватые отсветы от зачарованных строчек вычерчивали на его лице причудливые узоры. В глазах волшебника читалось такое же увлечение, как и тогда, на палубе – когда он рассказывал мне о своих метафизических исследованиях.
Я отвел взгляд. В душе шевельнулось новое, ранее незнакомое чувство неудовлетворенности. Оно оттеснило далеко на задний план и лекцию, и исчезнувшие сундуки, и самого профессора де Брайта. Сознание заполнилось совсем другими мыслями и воспоминаниями.
В родном Мэйрлстоне с более-менее сознательного возраста я привык гордиться своими знаниями. Полученное домашнее образование мне всегда казалось достаточно глубоким и разносторонним. Ни магические науки, ни практика вампирской магии никогда не вызывали у меня серьезных затруднений. Будучи еще ребенком, я легко отводил глаза привратнику и проводил в замок бродячих шутов и торговцев сувенирами. Чуть позже начал в уме высчитывать дозировки лекарств во временя бесчисленных маминых недомоганий. Благодаря преподобному Кацу моя переписка с дедушкой вот уже десять лет, как велась исключительно на латыни. Наконец прошлой весной я овладел сугубо вампирским искусством развоплощения – умением растворяться в сумраке и превращаться в тень на незаговоренных против вампиров стенах.
Мой наставник все чаще хвалил меня за сообразительность и я был вполне собой доволен. Был. Пока не повстречался с Ральфом.
Чем больше я себя сравнивал с красавцем-магом, тем к более неутешительным выводам приходил. Порой мне даже становилось непонятно, зачем такому умнейшему и талантливейшему существу терпеть рядом с собой невежественное нечто, вроде меня. Зачем общаться с более чем заурядным, провинциальным вампиром? Зачем возиться с ним, что-то ему объяснять? А ведь после истории со шляпами, Ральф наверняка считает меня всего лишь глупым деревенским мальчишкой. Может он даже сожалеет, что взял меня с собой? Раскаивается, что привел на эту лекцию?
От подобных мыслей меня обдало волной жара. Я прикрыл глаза. Разгоряченное воображение тотчас пустилось воплощать мои переживания в картинках и нарисовало толстенный том в кожаном переплете с золотым тиснением. Его ощетинившиеся многоэтажными формулами страницы вызывали священный трепет. Уравнения ван Лессинга были вписаны туда где-то между Законом сохранения магии и Теорией Относительности. Фотография Ральфа занимала почетное место на форзаце, в одном ряду с портретами Эльфштейна, Вольфдау, Носферату и прочих величайших ученых нашего мира.
Я тряхнул головой. Явившаяся внутреннему взору картинка растаяла.
– Браво! – вдруг очень громко и неуместно выкрикнул эльф-пчеловод. – Браво!
Я широко раскрыл глаза. Кто-то сзади сдавленно захихикал. Усатый гном дернулся и принялся отчаянно хлопать в ладоши. Вскоре довольно громкие аплодисменты возвестили мне о завершении выступления профессора де Брайта. Вспыхнувший на полную мощность верхний свет окончательно вернул к реальности.
– Превосходная лекция! – одобрительно произнес Ральф. – В который раз убеждаюсь, что мы сильно недооцениваем людей. Из того, что сейчас говорил профессор я не знал и половины. А ты?
– Я тоже, – отважно соврал я. И для пущей убедительности добавил: – Было очень интересно.
Ральф бросил на столик ставшую ненужной брошюрку. Дальнейшего обмена впечатлениями на мое счастье не последовало.
Зрители начали подниматься со своих мест и неторопливо продвигаться к выходу. Мы тоже встали, однако едва смогли сделать больше двух шагов. Впереди образовалась небольшая пробка – спустившегося в зал профессора де Брайта обступила кучка особенно любопытных. Увлеченно обсуждающие что-то с ученым пассажиры намертво закупорили один из трех проходов. С галерки послышалось недовольное ворчание.
– А кто та женщина? – вдруг спросил у меня Ральф. – Она твоя знакомая? Или родственница?
– Что? – я встрепенулся. – Какая женщина?
– Брюнетка в сером платье из четвертого ряда, – парень даже не посмотрел в ту сторону. – Она не сводила с тебя глаз всю лекцию.
Я повернул голову туда, куда подсказывал волшебник.
– Между двумя гномами, – будто бы невзначай уточнил он.
Пробежав глазами по толпящимся в проходе пассажирам я быстро нашел среди них неприметную, облаченную в серый наряд фигуру. Ирэна встретилась со мной взглядом и вздрогнула. На ее лице появилось то самое выражение, которое обычно бывает у пойманных с поличным мелких воришек, или же у подростков, когда их застают за чем-нибудь непотребным. Я приветственно поклонился. Ирэна растерялась еще больше. Целых несколько секунд она решала, как поступить. Наконец вампирша ответила на мое приветствие и отвернулась к одному из стоящих рядом с нею мужчин.
Ральф все это время заинтересованно наблюдал за нашим бессловесным общением.
Я вопросительно посмотрел на волшебника:
– Как тебе это удается? Ты же так внимательно слушал профессора де Брайта – когда ты успел рассмотреть еще и зрителей?
– Между делом, – Ральф уже почти не таясь смотрел на Ирэну. – Это всего лишь привычка и немного тренировки для бокового зрения. Ну так что? Кто она?
– Случайная знакомая. Даже не знаю, чем я ее заинтересовал. До "Парацельса" мы никогда не встречались.
Парень послал в сторону вампирши еще один долгий внимательный взгляд и молча кивнул.
Из внутреннего кармана его костюма вдруг послышался тихий перезвон. Ральф вынул уже знакомый мне, похожий на часы, магический аппарат. Звон тотчас оборвался. Из-под открывшейся крышечки выпорхнул полупрозрачный почтовый нетопырь. Не пролетев и десяти дюймов он рассыпался холодными искорками, оставив после себя такую же призрачную, полупрозрачную записку. Ральф пробежал глазами по строкам. Ничего не говоря, он пристально посмотрел на все еще сидящего за последним столиком бородатого мага. Седобородый многозначительно склонил голову. Знатная незнакомка в это время как раз что-то говорила одному из сопровождающих ее вампиров.
Закупоривавшая проход пробка наконец рассосалась. Воодушевившиеся зрители дружно двинулись к выходу.
В павильоне основная масса народа переместилась в открывшийся боковой коридор – поближе к сверкающим в стеклянных витринах человеческим предметам. Миниатюрная девушка в белом халате исполняла роль экскурсовода и тщетно пыталась перекрыть своим слабеньким сопрано рыхлый гул бесцеремонного зрительского хора. Профессор де Брайт куда-то исчез.
После схлынувшей толпы перед входом в лекционный зал осталось довольно много пустого пространства.
Едва оказавшись в павильоне, Ральф свернул в противоположную от выставки сторону и остановился примерно в трех-четырех шагах от главного выхода, прямо под наглухо заклеенным афишей окном.
– Профессор Дерен хочет меня видеть, – с плохо скрываемым недовольством сказал он. – Я надеюсь ты не будешь сильно возражать против маленькой задержки? Много времени это не займет, и потом мы обязательно осмотрим экспозицию.
Я пожал плечами:
– Почему бы и нет? Если только я не стесню твоего профессора. Мне совсем не трудно отойти и дать вам возможность пообщаться без свидетелей.
Ральф саркастически хмыкнул:
– О нет, об этом не беспокойся. Никаких секретов мы обсуждать не собираемся. К тому же, если я хоть что-то понимаю в происходящем, профессор твоему присутствию скорее обрадуется. Сам увидишь.
Маг выразительно кивнул в сторону зрительного зала. Колдовской аппарат снова затребовал к себе внимания.
– Какие странные часы, – желая сказать совсем другое, пробормотал я. – Никогда таких не встречал.
Ральф согласно кивнул:
– Разумеется! – он уже привычно вертел какое-то колесико на боку устройства. – Таких аппаратов в мире пока только два. И это не часы. Вот. Взгляни!
Волшебник отстегнул золоченую цепочку. Я подставил ладонь. В руку мне опустилась увесистая круглая коробочка. Передняя ее крышечка откидывалась, давая доступ к находящемуся внутри плоскому кристаллу. Сквозь голубоватую прозрачную поверхность магического камня просвечивались механические шестеренки и некое подобие набранного из отдельных колец часового циферблата. Цифр на нем не оказалось. Стрелок тоже. Вместо этого покрытые метафизическими символами кольца медленно вращались в противоположные друг другу стороны. Символы мерцали, переливались и постоянно меняли очертания. В воздухе прямо над поверхностью кристалла вспыхивали призрачные объемные изображения. Сначала появилась крошечная фигурка почтового голубя с конвертом в лапках. Потом – крепостная башенка. Ее, в свою очередь, сменил серебристый колокольчик и, наконец, у меня перед глазами закачалась полупрозрачная ведьма в ступе и с метлой в руках – точь-в-точь как на открытках к Теннебрейну**.
Я усмехнулся:
– ЗдОрово! На празднике самой долгой ночи эта вещица определенно имела бы успех. Что это?
Ральф тоже улыбнулся:
– Это называется трансферограф. Экспериментальная разработка. Если его удастся довести до ума, то успех он будет иметь не только во время Теннебрейна. – Волшебник дунул себе в ладонь и ловко подхватил призрачную ведьму двумя пальцами. – Профессор Дерен рассчитывает, что с помощью подобных устройств можно будет пересылать зрительные образы без применения артефактов.
– То есть как люди? Без магии? – я неосторожным движением пальца нажал на какой-то рычажок и крышечка со щелчком захлопнулась.
– Не совсем. – Волшебник тряхнул кистью. –– Скорее как гномы. Главная идея здесь в том, чтоб управлять магическим кристаллом при помощи механического приспособления. Должен получиться своего рода примитивный артефакт, и пользоваться им сможет кто угодно – не только истинный маг.
Отпущенная на свободу иллюзорная ведьма вспыхнула искристым каскадом гномских увеселительных огней. Для полноты праздничных ощущений теперь не хватало разве что запаха тыквенных пирогов.
– Впечатляет. – Я бережно передал аппарат обратно владельцу. – Мне кажется, все это очень смело и благородно.
– Благородно?
– Ну да. Вы ведь хотите приобщить к Большой магии другие расы, я правильно понимаю?
– Ах, вот ты о чем, – Ральф рассмеялся. – Нет, дело здесь не в благородстве. Профессор Дерен задумывал трансферограф всего лишь как замену для беспроводного полицейского телеграфа. Ты может помнишь тот скандал, что разгорелся в Орраленде одиннадцать лет назад? Когда украли "Портрет Лунной Лизы с горностаем"?
– Немного, – я наморщил лоб. – Это, кажется, тогда газеты писали, будто вор ушел у сыщиков прямо из-под носа?
– Верно. – Ральф перебросил коробочку из руки в руку. – Именно тогда. Личность похитителя местные сыщики установили на протяжении двух часов. Еще через час – ориентировки с его портретом разослали во все участки. Однако проблема заключалась в том, что рассылали их гномским телеграфом. Полицейские, вышедшие на дежурство еще утром, никакой информации не получили. Когда по иронии судьбы два оборотня из дорожной инспекции остановили автоайр нашего вора – то всего лишь выписали предупреждение за превышение скорости. Ну и бесплатно полюбовались бесценным полотном. Будь же у кого-то из них с собой трансферограф – "Лунная Лиза" вернулась бы в музей прямо в день своего похищения. Аппарат принял бы все оперативные сводки за считанные секунды. Как сейчас – послания от профессора Дерена.
Из лекционного зала, пятясь и постоянно кланяясь, почти вывалился тролль в лакейской ливрее. Он настежь распахнул обе створки дверей и, словно боясь поднять глаза, замер в глубоком поклоне.
Ральф сунул устройство обратно в карман.
– ... на сегодняшний день мы имеем весьма ощутимые успехи, – донеслась из зала мурлыкающая речь. – Все многократно проверено и перепроверено. Вы не будете разочарованы, ручаюсь.
Говоривший умолк. Из опустевшего зала неторопливо вышла пожилая незнакомка в аквамариновом платье. Седобородый волшебник как из под земли вырос у нее за спиной и поторопился занять свое место по ее левую руку. Я оценивающе посмотрел на старого мага. Только что услышанный мягкий, урчащий баритон категорически не вязался с его подтянутой фигурой и колючим взглядом. Седобородый покосился на Ральфа и украдкой улыбнулся себе под нос.
Спустя мгновение появились и одетые в серые костюмы вампиры. Они шли на некотором расстоянии от пожилой пары, и тем самым подчеркивали свое полное неучастие в их разговоре.
Прошествовав мимо скрючившегося тролля, вся четверка дружно двинулась в нашу сторону. Мы оба по привычке почтительно склонили головы перед дамой.
Женщина безучастно взглянула на меня. Потом на Ральфа. Потом снова на меня – на сей раз более внимательно и заинтересованно.
– Так значит, это и есть ваши ученики, господин профессор? – наконец прошелестел ее голос. Тембр у него был хоть и хрипловатый, однако отнюдь не стариковский.
– В некотором роде, – Дерен мурлыкал, как сытый кот. – Господин ван Лессинг является моим ассистентом и младшим научным сотрудником.
Женщина продолжала меня рассматривать:
– Тоже алхимик? Или некромант?
Я успел заметить у нее во рту белоснежные крепкие зубы с характерно удлиненными клыками.
– Метафизик. – Дерен с одобрением взирал на вампиршу. – Для сыскной магии важно использовать достижения самых разных магических наук.
Незнакомка понимающе кивнула.
– Представьте нас, господин профессор, – приказала она. Назвать такую интонацию просьбой у меня бы не получилось даже с натяжкой.
Дерен галантно шаркнул туфлей:
– Господа, – церемонным тоном обратился он в пространство между мною и Ральфом, – ее высочество княгиня Аделаида Эвенборо милостиво повелеть изволила засвидетельствовать вам свое высочайшее расположение.
Мы оба снова поклонились. Княгиня задрала голову с такой надменностью, что, наверное, дала бы фору даже Ральфу.
Профессор всем корпусом развернулся к вампирше:
– О моем ассистенте, коллеге ван Лессинге, ваше высочество уже изволили слышать, – маг осторожно взял Ральфа за рукав. – По скромному убеждению вашего покорного слуги, этот юноша является одним из перспективнейших молодых ученых нашего времени.
Княгиня светски, не показав клыки, улыбнулась:
– Мило, – сухо произнесла она и протянула затянутую в кружевную перчатку руку. – Очень мило.
– Для меня большая честь, ваше высочество, – Ральф едва прикасаясь облобызал эльфийское кружево. – Господин профессор много о вас рассказывал. Я всегда к вашим услугам!
Княгиня невнимательно кивнула и выжидательно посмотрела на меня. Дерен растянул губы в фальшивой ухмылке:
– А еще я счастлив представить вашему высочеству господина... – профессор приподнял брови, – господин...
– Эрик Ривенгтон, – пришел я ему на помощь.
Дерен просиял:
– Да! – подхватил он. – Господин Ривенгтон. Студент Нокт-Ламьенбергского университета, наш практический консультант по магии крови и...
– Мой друг, – ледяным тоном неожиданно вставил Ральф.
Дерен запнулся. Он удивленно взглянул на своего ассистента. Тот, не шелохнувшись, продолжал в упор смотреть на профессора.
– Ривенгтон? – нараспев переспросила княгиня. Странное поведение магов ее не заинтересовало ни в малейшей мере. – Вы сказали Ривенгтон? Уж не родственник ли вы лорда Георга?
Я вслед за Ральфом прикоснулся губами к поданной для поцелуя руке:
– Да, ваше высочество. Лорд Георг – мой отец.
Глаза княгини округлились:
– Отец?! – вскричала она. – Вы хотите сказать, что являетесь родным сыном графа Мэйрлстонского? Родным, законным сыном?
Оба чародея позабыли о своей зрительной дуэли и вопросительно уставились на нас. Стоящие чуть поодаль вампиры-охранники тоже заинтересованно смотрели на меня поверх темных очков. Я почувствовал, как щеки начинает заливать краска.
– Да, ваше высочество, – я старался придать голосу побольше самоуверенной невозмутимости. – Все именно так!
Княгиня молча смотрела на меня несколько долгих, тягостных мгновений. Потом ее лицо расплылось в широкой улыбке.
– Так это же прекрасная новость! – с чувством объявила она. – Ах, мой дорогой друг, ради бога простите старой женщине ее ужасную бестактность. Поверьте, я действительно очень, очень рада.
От избытка эмоций княгиня снова протянула руку, тем самым вынудив меня по второму кругу приложиться к кружевной перчатке.
Профессор Дерен удовлетворенно улыбался. Ральф хмуро смотрел себе под ноги. Княгиня несколько раз активно обмахнулась веером. Что такого радостного она обнаружила в моей родословной я не понимал.
– Душно здесь, – старая вампирша неодобрительно взглянула на толпящихся в боковом коридоре пассажиров. – Душно и шумно. На моей личной прогулочной палубе я видела прелестную беседку. Надеюсь вы, господа, не откажитесь меня туда сопроводить?
Формально вопрос адресовался нам всем, однако темные глаза княгини неотрывно смотрели на меня. В ярком дневном свете можно было хорошо различить типичный для нашей расы красноватый отлив черных радужных оболочек. Я изобразил благожелательность и оскалился в вымученном подобии улыбки:
– Мы почтем за честь!
– Будем весьма счастливы! – откликнулся Дерен.
– С превеликим удовольствием, ваше высочество! – Ральф казался воплощением этикетной учтивости.
– Раймонд! – княгиня окликнула одного из своих охранников. – Передайте господину де Брайту мою визитку и уверения в благосклонности. Я буду рада принять его у себя.
Вампир поклонился. Княгиня подала ему знак и он исчез среди галдящих посетителей выставки. Второй охранник жестом подозвал фрачного лакея в белых перчатках:
– Принесите сюда зонтик ее высочества, – скомандовал он. – И поживее!
Слуга бросился выполнять приказ. Ральф, не долго думая, тоже окликнул знакомого лысого старика в ливрее.
Княгиня перевела взгляд на меня и улыбнулась во все клыки:
– Значит, сын лорда Георга, – повторила она, будто все еще не до конца веря. – Подумать только. А я ведь много лет, была убеждена, что ваш род прервался. Или, как это говорят – вышел из сумерек. За последние два века мы потеряли множество благородных семейств. Арендты, Вэстхоффы, Тэйлтоны – какие имена! Потомки самого Дракулы – шутка ли сказать!
Княгиня сокрушенно покачала головой. Дерен прокряхтел нечто неопределенное. Ральф кашлянул:
– Прошу простить мою дерзость, ваше высочество, – вкрадчиво произнес он, – но разве не Вэстхоффы сейчас управляют Сурэльским банком? Насколько мне известно, их бизнес процветает, а сами они весьма благоденствуют.
Вампирша одарила волшебника брезгливым взглядом:
– Благоденствуют? – поморщилась она. – Как же! Очень может быть. Только пусть они хоть трижды благоденствуют, но в их рядах больше нет детей Ночи. Их потомки – сплошь маги! И не только их. Я сбилась со счета, пытаясь припомнить все хоть немного благородные вампирские семьи, которые уже не являются вампирскими. Ни одна война не наносила нашей расе такого урона, как смешанные браки! Это так ужасно!
На лице княгини читалось почти физическое страдание. Дерен принялся неловко переминаться с ноги на ногу. Ральф смиренно склонил голову:
– Еще раз простите мою непонятливость, – проговорил он почти ласково, – но разве этот процесс не протекает в обоих направлениях? Разве некогда магические, оборотнические и даже эльфийские семьи не переходят во власть Ночи? Я всегда думал, что метафизический закон равновесия магий действует безотказно.
Старуха скривилась, как от зубной боли. Дерен послал своему ассистенту строгий взгляд:
– Мой юный друг, – с нажимом сказал он, – мне кажется, вы слишком рациональны. Полагаю, ее высочество сейчас изволит говорить не столько о количестве, сколько о качестве своего народа. О его традициях. При всех недостатках многовековой патриархальной обособленности, именно благодаря ей каждая раса смогла создать свою уникальную культуру. Я вас правильно понимаю, ваше высочество?
Княгиня ответила не сразу. Какое-то время она с грустью созерцала висящий у дверей аппарат пожарной сигнализации, после чего негромко заговорила:
– Мы никогда не были многочисленными, – ее шепот шелестел, как осенняя листва. – Если людей только в нашем мире уже больше миллиарда, магов – сотни миллионов, то вампиров – лишь жалкие несколько сот тысяч. Даже в Нокт-Ламьенберге мы в меньшинстве. Благородных родов не так уж и много. Я знаю на память генеалогическое древо каждого из них. Знаю каждую родственную связь! Половина этих связей возникала на моих глазах. Для меня все это больше чем традиции!
С каждым новым словом ее голос звучал все более властно, а в последней фразе послышались стальные нотки. Что-то на это ответить никто не решился.
Рядом с Ральфом появился лысый старик. К моему ужасу в руках он держал те самые, созданные из подушек, шляпы. Княгиня перевела взгляд с сигнализации на меня и слабо улыбнулась:
– Когда живешь на свете столько веков, совсем иначе воспринимаешь историю. – Металл в ее голосе пропал. – Наверное, я и сама уже тоже история. Никак не могу решить, радоваться ли мне по этому поводу или печалиться.
От необходимости придумывать ответ на столь неоднозначное замечание нас избавил второй запыхавшийся лакей. Вампир-охранник взял у него аквамариновый – под цвет наряда ее высочества – солнцезащитный зонт и мы все вместе покинули выставочный павильон.
***
– Между прочим, все знатные вампиры так или иначе являются друг другу родственниками. – Княгиня Эвенборо решила оказать мне честь и теперь мы вместе шли во главе нашей маленькой процессии. – Вы знаете, что маркиз Ульбрандт, двоюродный брат супруги вашего дяди Ричарда, приходится мне троюродным племянником? А ваша собственная троюродная тетка Виктория до замужества носила фамилию Эвенборо и приходилась единокровной сестрой моему покойному мужу?
– Да, ваше высочество, – односложно ответил я. Мое участие в разговоре пока что ограничивалось ролью со всем соглашающегося слушателя.
Княгиня продолжала болтать:
– Сейчас, с близкого расстояния, я отчетливо вижу в вас многие фамильные черты. Вам когда-нибудь говорили, что у вас очень красивые, породистые уши?
Я едва не споткнулся:
– Уши?!
– Они такой же формы, как у меня. – Кажется, княгиня расценила мой возглас как проявление восторга. – Видите?
Я ошалело уставился на ее неприкрытые прической ушные раковины. С моей точки зрения в них не было ровным счетом ничего необычного. Уши как уши. Такие же заурядные, как и мои собственные. Однако чтоб не огорчать свою знатную собеседницу я снова согласно кивнул. Княгиня удовлетворенно улыбнулась.
Всю дорогу до своей личной палубы она продолжала посвящать меня во все тонкости вампирской истории и генеалогии. К моменту, когда мы оказались около уютной альтанки с застекленными дымчатыми окнами, ото всех этих дальних, близких, законных и незаконных родственников у меня шла кругом голова. Княгиня не соврала – она и правда отлично ориентировалась в родословных всех хоть мало-мальски знатных детей Ночи. Учитывая же склонность нашей расы выдумывать себе всевозможные титулы – это не могло не вызывать восхищения. Неспроста мой дедушка говаривал: где два вампира – там три короля и восемь герцогов.
– И так, – княгиня смотрела на меня как ребенок на сусальный пряник. – Вы едете в Нокт-Ламьенберг? В университет имени Дракулы?
– Да, ваше высочество. – Я поймал себя на мысли, что начинаю повторять этот ответ механически, больше не вникая в суть разговора.
– Прелестно, прелестно, – ее высочество раскрыла веер, разок обмахнулась, и снова закрыла. – И вы уже решили, что там будете изучать? Не считая сыскной магии и магии крови, разумеется.
Мы все, вчетвером, разместились вокруг овального лакированного стола внутри обшитой ажурными деревянными решетками беседочки. Княгиня сидела напротив меня. Профессор Дерен восседал по правую руку от хозяйки. Безмолвный и холодный, как североокеанский айсберг, Ральф устроился в самом затененном, противоположном выходу, углу. Охрана осталась снаружи.
– Еще нет, ваше высочество. – Под неотрывным взглядом княгини мне стало неуютно. – Отец советовал обратить внимание на юриспруденцию, а дедушка – на алхимию и бестиологию. В любом случае окончательное распределение по факультетам произойдет уже на месте.
– Это правда. – Княгиня снисходительно кивнула. – Распределять вас мы будем по результатам собеседования.
Я изобразил вежливое удивление:
– Мы? Неужто ваше высочество тоже изволит заниматься преподаванием?
Старая вампирша рассмеялась.
– Ее высочество изволит возглавлять попечительский совет, – благодушно промурлыкал Дерен. – В этом качестве она имеет право присутствовать на экзаменах. К тому же большинство преподавательского состава тоже нанимается по ее высочайшей рекомендации.
– Мы выбираем лучших. – Княгиня соединила кончики пальцев.
Профессор скромно опустил глаза. По чьей высочайшей рекомендации в университет пригласили его самого у меня не осталось никаких сомнений.
– Очень дальновидно с вашей стороны, ваше высочество, – я чувствовал себя обязанным поддерживать разговор. – Покровительствуя ученым вы проявляете большую мудрость. Науку сейчас считают самым ценным капиталом, и детям Ночи он придется весьма кстати.
Княгиня гордо выпятила грудь:
– Если наука это капитал, то наша раса никогда не была бедной. Мы подарили миру сотни открытий во всех интеллектуальных сферах. Каждый третий лауреат Гномелевской премии по моим подсчетам был либо вампиром, либо происходил из смешанной семьи. Это может подтвердить кто угодно!
– Да-да! – профессор Дерен уловил намек. – Я подтверждаю! Без детей Ночи магические науки никогда бы не достигли нынешних высот.
Княгиня ответила ему благосклонным кивком. Дерен с чувством исполненного долга слегка подался назад. Ральф молчал. Я всеми силами изображал заинтересованность. Не находя возражений, ее высочество разразилась пространным монологом.
Содержание этих разглагольствований можно было бы выразить короткой фразой – за всем научно-магическим прогрессом стоят вампиры. По убеждению старой княгини всё, к чему не приложили руку дети Ночи является либо шарлатанством, либо пустяком, либо украденным достижением какого-то безвестного клыкастого гения.
– ...Взять хоть того же Эльфштейна, – княгиня как пифия самозабвенно изрекала свои сентенции. – Я всегда считала его не более чем разрекламированной посредственностью. Да если бы не профессор фон Байтергофф – нынешний ректор нашего университета – то ото всей этой его теории не было бы никакого толку. Пустая заумь.
Профессор Дерен заерзал на своем месте.
– Нет, ну в самом деле, – княгиня не унималась. – Легко слыть великим, когда тебя никто не понимает. Все, кто чрезмерно восхваляют Эльфштейна – обычные мошенники. Уж я-то знаю, о чем говорю!
Вампирша ткнула себя большим пальцем в ключицу. Профессор промычал нечто невнятное. Ральф внешне оставался все таким же бесстрастным. Единственное, что выдавало его раздражение – поджатые сильнее обычного губы и едва заметно подрагивающие крылья носа.
В беседку без стука проскользнула незнакомая молодая вампирша в строгом зеленом платье. Она склонилась к уху княгини и принялась ей что-то торопливо нашептывать. Мы все, как того требовали приличия, дружно отвернулись. Я пересекся взглядом с Ральфом. Волшебник незаметно указал глазами на княгиню, и я скорее прочитал по губам, чем услышал: "шовинистка клыкастая!". В ответ я скорчил страдальческую мину.
Профессор Дерен в это время пытался то ли подслушать, то ли получше рассмотреть новоприбывшую.
Девушка договорила. Ее высочество позволила себе совсем неаристократически фыркнуть:
– Вот еще! – презрительно процедила она сквозь зубы. – Даже не подумаю.
Девушка быстро кивнула.
– А если... – так же шепотом начала было она. Однако княгиня ее перебила:
– Никаких если. Я все сказала!
Старая вампирша нетерпеливо махнула рукой. Девушка исчезла так же бесшумно, как и появилась. Профессор Дерен проводил ее очень заинтересованным взглядом.
– Каков нахал, однако! – Ее высочество сгребла в горсть свой веер и принялась ожесточенно тереть большим пальцем страусовое перо. – Он меня приглашает на ужин! Будто мы друг другу ровня. Пф!
Несчастный веер потерял клочок страусиного пуха.
– О ком ваше высочество изволит говорить? – внимание профессора было снова сосредоточено на княгине.
– О Штромме, разумеется, – старуха поморщилась. – Кто бы еще мог себе позволить такую глупую бестактность.
Я не поверил своим ушам:
– Ваше высочество сейчас говорит о том самом бароне Штромме? О генерал-губернаторе Тахрана?
Княгиня перестала истязать веер:
– Он такой же барон, как я эльфийская лучница. Выскочка в вензелях. – Она передернула плечами. – Его мать была обыкновенной прачкой в имении моего кузена – герцога Орралендского. Ох, если б я знала, кого она родит, то еще триста лет назад задушила бы мерзавку собственными руками.
Вампирша сжала кулаки.
– Сын прачки, что с него возьмешь? – примирительно проурчал Дерен. – Теперь он, небось, и сам не рад, что заварил ту кашу в Тахране.
Княгиня злорадно усмехнулась:
– Не сомневаюсь. Этот плебей уже два раза пытался через меня добиться встречи с его величеством.
– И оба раза вы ему отказали? – спросил я.
– Разумеется! С чего бы мне ему помогать?
Настроение княгини начало заметно портиться. Дерен неодобрительно посмотрел на меня исподлобья.
– А если не ему, а вампирам? – я проигнорировал профессорское недовольство. – В Тахране детям Ночи приходится несладко.
Княгиня так на меня взглянула, будто вот-вот намеревалась начать ментальную атаку.
– Не стоит указывать ее высочеству, как поступать, юноша. – Холодно предостерег профессор. – Княгиня знает лучше.
Я молча поклонился. Старуха отвела глаза.
– Увы, в этом мире не все от нас зависит, – проговорила она глухо. – Не в моей власти помочь всем, кто нуждается. Такова скорбная действительность.
Повисло неловкое молчание. Я почти физически ощущал, как все судорожно пытаются придумать новую тему для разговора.
– Кстати, об обеде, – Княгиня нашлась первой. Голос ее звучал подчеркнуто беззаботно. – Сегодня ко мне на обед – или же, если вам удобнее так считать – на ужин, приглашен господин Сенаклис. Очень богатый и знатный гном.
– Как интересно! – профессор моментально оживился.
– Мне тоже так кажется! – Княгиня, как гостеприимная хозяйка широко улыбнулась. – А еще мне будет очень приятно, если вы все так же к нам присоединитесь.
Я стиснул зубы от досады. Скучающая княгиня, похоже, намеревалась еще долго удерживать нас в своем обществе. Отказываться от приглашения было бы невежливо. Во всяком случае – без весьма уважительной на то причины.
– Ох, ваше высочество, – поторопился за всех ответить профессор, – для нас это огромная, великая честь! Мы будем безмерно счастливы. Не так ли, дорогие коллеги?
Дерен очень недвусмысленно посмотрел на Ральфа. Тот молча поднялся и галантно поклонился старой вампирше.
– Нижайше прошу простить меня, ваше высочество, – ровным голосом сказал он, – однако я вынужден сейчас раскланяться.
Лицо княгини вытянулось. Старуха определенно не привыкла, чтоб ей перечили, пусть даже в такой мягкой форме. Профессор нахмурился. Ральф продолжал:
– У господина де Брайта недавно пропали кое-какие вещи. Он обратился ко мне за помощью и чем раньше я приступлю к делу – тем большая вероятность найти утраченное. С каждым часом улик становится все меньше.
Замешательство на лице княгини сменилось тенью любопытства.
В отличие от вампирши, Дерен насупился еще больше.
– Кража? На корабле? – его голос стал похожим на металлический скрежет. – Почему я до сих пор об этом ничего не знаю?
– У меня не было подходящего случая вам рассказать, господин профессор, – все так же спокойно ответил Ральф. Недовольство начальника его не особо впечатлило. – Дело несложное, и я думаю что смогу быстро справиться сам. Не отвлекая вас.
Княгиня склонила голову набок:
– Ах, как занимательно! – прошелестела она. – Значит, вы будете расследовать настоящее преступление? Как настоящий сыщик из книг?
– Ну что вы, ваше высочество! – Ральф улыбнулся. – В книгах все описывается гораздо занимательнее.
Старуха понимающе кивнула.
– Что ж, – задумчиво глядя на молодого мага, произнесла она. – Да будет так. Если вы говорите, что справитесь сами, то мы, в таком случае, пожелаем вам удачи.
Ее высочество протянула руку для поцелуя. Профессор Дерен, все это время следивший за княгиней, незаметно выдохнул:
– Будем считать этот случай вашей первой самостоятельной работой, – деланно улыбнулся он. – Потом расскажете нам о ходе поисков.
Я послал Ральфу тоскливый взгляд. На душе у меня стало довольно мерзко. Я не испытывал ни малейшего желания сидеть весь вечер в обществе княгини, профессора и какого-то там – пусть хоть и трижды знатного, но мне абсолютно незнакомого гнома. Разумом я по-доброму завидовал Ральфу, сердцем же чувствовал к нему что-то похожее на обиду. Он мог бы и не бросать меня одного в этой смертельно скучной компании!
Ральф подошел к княгине и запечатлел на ее кружевной перчатке свое почтение. Мой безмолвный укор он даже не заметил.
Приложившись губами к руке старой вампирши, Ральф на мгновение легонько сжал ее пальцы:
– Не сочтите за беспримерную наглость, ваше высочество, – проворковал он с почти профессорской интонацией, – однако я вынужден признаться, что для успешных поисков помощь мне все же нужна. И это помощь вампира.
Княгиня застыла от удивления. Профессор Дерен насторожился.
– Видите ли, ваше высочество, – Ральф воспользовался паузой, – в силу ряда причин дети Ночи являются прирожденными сыщиками. У вампиров прекрасное зрение, слух, обоняние...
– Не хуже, чем у полицейских ищеек, – Дерен слушал своего помощника с не меньшим вниманием, чем княгиня.
– И я очень боюсь, – продолжал Ральф, – что без помощи сына Ночи окажусь глухим и слепым. Помощь Эрика была бы неоценимой.
Ральф посмотрел на меня. Я почувствовал, как обида в сердце сменяется странным, до конца неясным ощущением чего-то теплого и уютного.
Княгиня легонько прикусила нижнюю губу правым клыком:
– Вот как? – тихо сказала она. – Значит, говорите, вампир?
Ральф кивнул.
Княгиня помолчала и вдруг улыбнулась с таким смущением, будто услышала в свой адрес изысканный комплимент.
– Ну что же – очень жаль, что господин Ривенгтон нас тоже покидает. Очень, очень жаль. – Никакого сожаления в ее голосе не чувствовалось. Вампирша, казалось, внезапно пришла в прекрасное расположение духа.
Стараясь держаться как можно более внушительно, я поднялся со своего места и встал рядом с Ральфом. Профессор Дерен украдкой подмигнул своему ассистенту.
– Возьмите второй трансферограф, – ученый подскочил на ноги и деловито вынул из кармана похожее на часы устройство. – Вам будет нужна связь друг с другом.
После секундного замешательства он сунул аппарат мне в руки.
Княгиня лукаво прищурилась:
– А это видимо то самое изобретение? На завершение которого у вас не хватает денег? Так, господин профессор?
Неприкрытые бородой участки лица профессора покраснели:
– Да, ваше высочество, – сдавленно ответил он.
Княгиня поцокала языком:
– Как печально. Хотя, вещь, кажется, действительно полезная.
Профессор просиял. Княгиня протянула мне руку для прощального поцелуя:
– Удачи вам, господа сыщики, – насмешливо, но без издевки прошелестел ее хрипловатый шепот.
Уже покидая беседку я заметил, как чем-то очень довольный Дерен спрятал руку за спину и показал Ральфу поднятый большой палец. Молодой маг почти неслышно фыркнул.
–––––––––––
* Эрик, похоже, говорит о рассказе Артура Конан Дойла "Шесть Наполеонов".
** Теннебрейн – один из главных праздников магического мира. Предположительно имеет вампирское происхождение. Отмечается ежегодно в самую долгую ночь (обычно с 21 на 22 декабря) и по популярности сравним с Рождеством в мире людей.
Глава 14
Зрительный зал встретил нас разноголосым гомоном, блеском дамских украшений и дурманящим запахом дорогих духов. Свободных мест больше не осталось. Исключение составляли лишь два наших кресла во втором ряду, да еще один, кем-то забронированный, столик около дальней стены.
Пока мы отсутствовали, к болтливому эльфу-пчеловоду успел подсесть представительный гном с лихо закрученными усами. Эльф воспринял такое соседство как подарок судьбы. Он развернулся к гному вполоборота и теперь со всей старательностью оправдывал данную Ральфом накануне характеристику:
– Ни в коем случае нельзя позволить меду остыть! – упоенно вещал остроухий. – Ни остыть, ни закипеть. Температура здесь не менее важна, чем фаза луны. Понимаете?
Гном рассеянно кивал и одурело вращал глазами. Эльф счастливо улыбался.
Мы с Ральфом опасливо покосились в их сторону, и, стараясь не привлечь к себе внимания, как можно незаметнее пробрались на свои места.
– Не нравится мне этот Гравс! – тихо сказал я, едва мы расселись на бархатных подушках кресел. – Совсем не нравится.
– Угу. – Ральф бросил на гнома сочувственный взгляд. – Мне тоже.
– Из-за него теперь будет очень сложно вести расследование, – я старался не смотреть на эльфа. – Как думаешь, он причастен к краже?
– А ты все-таки считаешь, что сундук украли? – Ральф последовал моему примеру и тоже отвернулся от наших соседей.
– А ты думаешь нет? Хочешь сказать, де Брайт в самом деле все перепутал?
Маг хмыкнул:
– Сомневаюсь. Профессор может иногда и бывает рассеянным, но до маразма ему далеко.
Я согласно кивнул. Ральф прищурился:
– Только вот и в кражу мне верится с трудом, – задумчиво произнес он. – Кому может понадобиться сундук с научной литературой?
Этого я, конечно же, не знал. Ральф потянулся за лежащей на столике брошюркой.
– Но если сундук не украли и профессор не ошибся, что же тогда случилось? – Я невнимательно наблюдал за его действиями. – С чем мы имеем дело?
– Трудно сказать. – Маг постучал уголком книжечки по ладони. – Возможно первый сундук действительно нашли, а второй потеряли уже на корабле. При всей невероятности такой версии, ее мы тоже не можем исключить.
– И что нам теперь делать?
Ральф оценивающе посмотрел на меня и улыбнулся уголками губ. Чтоб скрыть смущение я кашлянул в кулак:
– Ну, в смысле, вдруг тебе понадобится моя помощь?
– Мы попытаемся узнать, какой сундук пропал на самом деле, – волшебник улыбнулся чуть шире, однако комментировать мои оправдания не стал. – Пока у нас есть только показания де Брайта против показаний Гравса. Объективной информации никакой. Бессмысленно начинать что-то расследовать, если нет уверенности, что это что-то и впрямь произошло.
Эльф-пчеловод над чем-то громко рассмеялся. Я торопливо кивнул. Ральф раскрыл брошюрку. Какое-то время мы оба молчали. Наконец я нарушил паузу:
– Послушай, Ральф, а что если нам не все рассказали? Что если кроме литературы в сундуке было что-то еще?
– Ты про считалку и сушилку? – парень пошуршал страничками.
– Нет. Я про профессора. Что если он утаил от нас какую-то деталь?
– И что же он мог утаить? Да и зачем?
Я пожал плечами:
– Мало ли. Профессор сам сказал, что экспонаты полулегальные. Значит в сундуке вполне могло находиться и нечто такое, к чему внимание полиции крайне нежелательно. Что если де Брайт побоялся говорить начистоту?
– Не думаю, – Ральф наконец оторвался от текста. – Для частного сыщика разного рода щекотливые вопросы – обычная практика. Этим мы и отличаемся от полиции – зачем врать?
– А если профессор и сам не знал?
Ральф хохотнул:
– Как ты это себе представляешь?
– Представляю, – буркнул я. – Ты только не смейся, ладно?
Маг безоружно поднял руки.
– Мне когда-то доводилось читать в одной книге, – неуверенно заговорил я, – как вор спрятал жемчужину в скульптуре.* Что если кто-то так же спрятал что-то в одном из сундуков профессора? Сделал нечто вроде тайника, сунул туда ценность, а теперь пытается ее забрать. Как считаешь?
Я посмотрел на волшебника. Тот, как и обещал, не смеялся.
– Мне кажется, – чародей тщательно подбирал слова, – что твоя версия очень... э...
– Глупая, да?
– Диковинная, – пощадил мое самолюбие Ральф.
– Но почему? Это хорошо объясняет похищение сундука без ценностей!
– Возможно. Только вот задает массу других вопросов. Во-первых, непонятно – кто и где мог такое проделать?
– Может мастер? Прямо на фабрике – там удобнее всего.
– Но для этого ценная вещь должна была на фабрику попасть.
– А если все же попала?
– Тогда во-вторых – почему вор ждал так долго? Де Брайт говорил, что пользовался сундуками несколько лет.
Я задумался. Ральф откинулся на спинку кресла:
– Да и в-третьих – непонятно, что же это может быть за вещица. Никто не будет тратить столько сил ради обыкновенной, заурядной побрякушки, а об исчезновении любой крупной ценности – хоть ювелирной, хоть исторической – уже давно бы все знали. Предмет был бы в розыске.
– А если это магический артефакт?
– Еще невероятнее. По-настоящему мощные артефакты всегда массивные. Даже в быту им придают формы колпаков, посохов и прочих крупных предметов.
– Но ведь бывают и перстни, – не сдавался я.
– Да, бывают. – Ральф любовно погладил вправленный в кольцо зеленый кристалл. – Изредка. Ни один перстень не может тягаться в мощности с колпаком. Ни в мощности, ни в легкости управления. Такова неизбежная плата за малые размеры.
– И что же заставляет некоторых ее платить? – я заинтересованно наблюдал, как кристалл вдруг полыхнул яркими белыми искорками, а потом резко потускнел почти до черноты.
– Практичность, – Ральф пошевелил пальцами. – Кольцо можно носить не снимая, тогда как постоянно таскать с собой колпак или посох бывает затруднительно.
По залу пробежал легкий шепоток. Мы отвлеклись от разговора и осмотрелись по сторонам. Все внимание присутствующих оказалось сосредоточено на группке только что вошедших пассажиров.
По центральному проходу, будто не замечая обращенных на себя любопытных взглядов, неторопливо двигались четверо. Впереди гордо шествовала пожилая, очень важная на вид, женщина. Ее черные с сильной проседью волосы были собраны в строгую, старомодную прическу. Роскошное аквамариново-синее платье выгодно подчеркивало естественную бледность лица своей владелицы. Тонкие пальцы в кружевных перчатках небрежно сжимали веер из страусиных перьев. На груди у незнакомки поблескивала изящная, гномьей работы, брошь – крохотная летучая мышь, каждая бриллиантовая искорка на которой явно стоила целое состояние.
По левую руку от женщины шел одетый в черный фрак тоже немолодой, подтянутый колдун с седой бородой. Мужчина скользнул по залу цепким взглядом и несколько магов, в том числе и Ральф, привстав, обозначили ему короткий вежливый полупоклон. Седобородый кивнул в ответ. Женщина, не разжимая губ, снисходительно улыбнулась.
За этими двумя попятам следовали двое вампиров в одинаковых серых костюмах. Наперекор жаре, все пуговицы на их пиджаках были застегнуты, а галстуки плотно затянуты. Темные солнцезащитные очки почти до половины скрывали их лица.
Загадочная четверка пересекла зал и женщина вместе с бородатым волшебником заняла последний пустующий столик. Вампиры, как изваяния, застыли за их спинами.
– Кажется, профессор Дерен все же решил посетить лекцию, – насмешливо прокомментировал увиденное Ральф. – И не просто посетить, но и извлечь из этого кое-какие выгоды.
– Ты о чем? – удивился я.
Ведьма за столиком перед нами навострила уши. Ральф недовольно покосился в ее сторону:
– Потом расскажу.
В зал заглянул тролль-билетер. Убедившись, что новоприбывшие с комфортом разместились на своих местах, он в третий раз позвонил в механический звонок.
Зрители притихли. Верхний свет померк. Зал погрузился в приятную полутьму. Откуда-то из стен послышались приглушенные аккорды оргАна и на сцену вышел профессор де Брайт с деревянной улыбкой на лице. Раздались жиденькие аплодисменты. Профессор дергано поклонился, просеменил за трибуну, залпом осушил там стаканчик минералки и, наконец, начал свою лекцию.
Нужно признать, что из старого ученого оказался весьма неплохой рассказчик. В любой другой день я бы наверняка жадно ловил каждое его слово. Человеческие существа, а так же их странная, лишенная колдовства, цивилизация всегда вызвали во мне живейший интерес. Тем не менее, сколько я ни старался, мое внимание никак не хотело фиксироваться на сутулой фигуре за трибуной и поблескивающих под лучами колдорисцентных прожекторов человеческих безделушках.
Нелепая история с сундуками не давала покоя. В голове громоздились самые разные версии случившегося. Каждая из них казалась стройной и логичной на первый взгляд. И каждая рассыпалась десятками нестыковок при более внимательном рассмотрении. Ситуация казалась безнадежной.
Я помассировал переносицу и украдкой посмотрел на Ральфа. Маг был всецело поглощен происходящим на сцене. Время от времени он заглядывал в брошюрку, и тогда желтоватые отсветы от зачарованных строчек вычерчивали на его лице причудливые узоры. В глазах волшебника читалось такое же увлечение, как и тогда, на палубе – когда он рассказывал мне о своих метафизических исследованиях.
Я отвел взгляд. В душе шевельнулось новое, ранее незнакомое чувство неудовлетворенности. Оно оттеснило далеко на задний план и лекцию, и исчезнувшие сундуки, и самого профессора де Брайта. Сознание заполнилось совсем другими мыслями и воспоминаниями.
В родном Мэйрлстоне с более-менее сознательного возраста я привык гордиться своими знаниями. Полученное домашнее образование мне всегда казалось достаточно глубоким и разносторонним. Ни магические науки, ни практика вампирской магии никогда не вызывали у меня серьезных затруднений. Будучи еще ребенком, я легко отводил глаза привратнику и проводил в замок бродячих шутов и торговцев сувенирами. Чуть позже начал в уме высчитывать дозировки лекарств во временя бесчисленных маминых недомоганий. Благодаря преподобному Кацу моя переписка с дедушкой вот уже десять лет, как велась исключительно на латыни. Наконец прошлой весной я овладел сугубо вампирским искусством развоплощения – умением растворяться в сумраке и превращаться в тень на незаговоренных против вампиров стенах.
Мой наставник все чаще хвалил меня за сообразительность и я был вполне собой доволен. Был. Пока не повстречался с Ральфом.
Чем больше я себя сравнивал с красавцем-магом, тем к более неутешительным выводам приходил. Порой мне даже становилось непонятно, зачем такому умнейшему и талантливейшему существу терпеть рядом с собой невежественное нечто, вроде меня. Зачем общаться с более чем заурядным, провинциальным вампиром? Зачем возиться с ним, что-то ему объяснять? А ведь после истории со шляпами, Ральф наверняка считает меня всего лишь глупым деревенским мальчишкой. Может он даже сожалеет, что взял меня с собой? Раскаивается, что привел на эту лекцию?
От подобных мыслей меня обдало волной жара. Я прикрыл глаза. Разгоряченное воображение тотчас пустилось воплощать мои переживания в картинках и нарисовало толстенный том в кожаном переплете с золотым тиснением. Его ощетинившиеся многоэтажными формулами страницы вызывали священный трепет. Уравнения ван Лессинга были вписаны туда где-то между Законом сохранения магии и Теорией Относительности. Фотография Ральфа занимала почетное место на форзаце, в одном ряду с портретами Эльфштейна, Вольфдау, Носферату и прочих величайших ученых нашего мира.
Я тряхнул головой. Явившаяся внутреннему взору картинка растаяла.
– Браво! – вдруг очень громко и неуместно выкрикнул эльф-пчеловод. – Браво!
Я широко раскрыл глаза. Кто-то сзади сдавленно захихикал. Усатый гном дернулся и принялся отчаянно хлопать в ладоши. Вскоре довольно громкие аплодисменты возвестили мне о завершении выступления профессора де Брайта. Вспыхнувший на полную мощность верхний свет окончательно вернул к реальности.
– Превосходная лекция! – одобрительно произнес Ральф. – В который раз убеждаюсь, что мы сильно недооцениваем людей. Из того, что сейчас говорил профессор я не знал и половины. А ты?
– Я тоже, – отважно соврал я. И для пущей убедительности добавил: – Было очень интересно.
Ральф бросил на столик ставшую ненужной брошюрку. Дальнейшего обмена впечатлениями на мое счастье не последовало.
Зрители начали подниматься со своих мест и неторопливо продвигаться к выходу. Мы тоже встали, однако едва смогли сделать больше двух шагов. Впереди образовалась небольшая пробка – спустившегося в зал профессора де Брайта обступила кучка особенно любопытных. Увлеченно обсуждающие что-то с ученым пассажиры намертво закупорили один из трех проходов. С галерки послышалось недовольное ворчание.
– А кто та женщина? – вдруг спросил у меня Ральф. – Она твоя знакомая? Или родственница?
– Что? – я встрепенулся. – Какая женщина?
– Брюнетка в сером платье из четвертого ряда, – парень даже не посмотрел в ту сторону. – Она не сводила с тебя глаз всю лекцию.
Я повернул голову туда, куда подсказывал волшебник.
– Между двумя гномами, – будто бы невзначай уточнил он.
Пробежав глазами по толпящимся в проходе пассажирам я быстро нашел среди них неприметную, облаченную в серый наряд фигуру. Ирэна встретилась со мной взглядом и вздрогнула. На ее лице появилось то самое выражение, которое обычно бывает у пойманных с поличным мелких воришек, или же у подростков, когда их застают за чем-нибудь непотребным. Я приветственно поклонился. Ирэна растерялась еще больше. Целых несколько секунд она решала, как поступить. Наконец вампирша ответила на мое приветствие и отвернулась к одному из стоящих рядом с нею мужчин.
Ральф все это время заинтересованно наблюдал за нашим бессловесным общением.
Я вопросительно посмотрел на волшебника:
– Как тебе это удается? Ты же так внимательно слушал профессора де Брайта – когда ты успел рассмотреть еще и зрителей?
– Между делом, – Ральф уже почти не таясь смотрел на Ирэну. – Это всего лишь привычка и немного тренировки для бокового зрения. Ну так что? Кто она?
– Случайная знакомая. Даже не знаю, чем я ее заинтересовал. До "Парацельса" мы никогда не встречались.
Парень послал в сторону вампирши еще один долгий внимательный взгляд и молча кивнул.
Из внутреннего кармана его костюма вдруг послышался тихий перезвон. Ральф вынул уже знакомый мне, похожий на часы, магический аппарат. Звон тотчас оборвался. Из-под открывшейся крышечки выпорхнул полупрозрачный почтовый нетопырь. Не пролетев и десяти дюймов он рассыпался холодными искорками, оставив после себя такую же призрачную, полупрозрачную записку. Ральф пробежал глазами по строкам. Ничего не говоря, он пристально посмотрел на все еще сидящего за последним столиком бородатого мага. Седобородый многозначительно склонил голову. Знатная незнакомка в это время как раз что-то говорила одному из сопровождающих ее вампиров.
Закупоривавшая проход пробка наконец рассосалась. Воодушевившиеся зрители дружно двинулись к выходу.
В павильоне основная масса народа переместилась в открывшийся боковой коридор – поближе к сверкающим в стеклянных витринах человеческим предметам. Миниатюрная девушка в белом халате исполняла роль экскурсовода и тщетно пыталась перекрыть своим слабеньким сопрано рыхлый гул бесцеремонного зрительского хора. Профессор де Брайт куда-то исчез.
После схлынувшей толпы перед входом в лекционный зал осталось довольно много пустого пространства.
Едва оказавшись в павильоне, Ральф свернул в противоположную от выставки сторону и остановился примерно в трех-четырех шагах от главного выхода, прямо под наглухо заклеенным афишей окном.
– Профессор Дерен хочет меня видеть, – с плохо скрываемым недовольством сказал он. – Я надеюсь ты не будешь сильно возражать против маленькой задержки? Много времени это не займет, и потом мы обязательно осмотрим экспозицию.
Я пожал плечами:
– Почему бы и нет? Если только я не стесню твоего профессора. Мне совсем не трудно отойти и дать вам возможность пообщаться без свидетелей.
Ральф саркастически хмыкнул:
– О нет, об этом не беспокойся. Никаких секретов мы обсуждать не собираемся. К тому же, если я хоть что-то понимаю в происходящем, профессор твоему присутствию скорее обрадуется. Сам увидишь.
Маг выразительно кивнул в сторону зрительного зала. Колдовской аппарат снова затребовал к себе внимания.
– Какие странные часы, – желая сказать совсем другое, пробормотал я. – Никогда таких не встречал.
Ральф согласно кивнул:
– Разумеется! – он уже привычно вертел какое-то колесико на боку устройства. – Таких аппаратов в мире пока только два. И это не часы. Вот. Взгляни!
Волшебник отстегнул золоченую цепочку. Я подставил ладонь. В руку мне опустилась увесистая круглая коробочка. Передняя ее крышечка откидывалась, давая доступ к находящемуся внутри плоскому кристаллу. Сквозь голубоватую прозрачную поверхность магического камня просвечивались механические шестеренки и некое подобие набранного из отдельных колец часового циферблата. Цифр на нем не оказалось. Стрелок тоже. Вместо этого покрытые метафизическими символами кольца медленно вращались в противоположные друг другу стороны. Символы мерцали, переливались и постоянно меняли очертания. В воздухе прямо над поверхностью кристалла вспыхивали призрачные объемные изображения. Сначала появилась крошечная фигурка почтового голубя с конвертом в лапках. Потом – крепостная башенка. Ее, в свою очередь, сменил серебристый колокольчик и, наконец, у меня перед глазами закачалась полупрозрачная ведьма в ступе и с метлой в руках – точь-в-точь как на открытках к Теннебрейну**.
Я усмехнулся:
– ЗдОрово! На празднике самой долгой ночи эта вещица определенно имела бы успех. Что это?
Ральф тоже улыбнулся:
– Это называется трансферограф. Экспериментальная разработка. Если его удастся довести до ума, то успех он будет иметь не только во время Теннебрейна. – Волшебник дунул себе в ладонь и ловко подхватил призрачную ведьму двумя пальцами. – Профессор Дерен рассчитывает, что с помощью подобных устройств можно будет пересылать зрительные образы без применения артефактов.
– То есть как люди? Без магии? – я неосторожным движением пальца нажал на какой-то рычажок и крышечка со щелчком захлопнулась.
– Не совсем. – Волшебник тряхнул кистью. –– Скорее как гномы. Главная идея здесь в том, чтоб управлять магическим кристаллом при помощи механического приспособления. Должен получиться своего рода примитивный артефакт, и пользоваться им сможет кто угодно – не только истинный маг.
Отпущенная на свободу иллюзорная ведьма вспыхнула искристым каскадом гномских увеселительных огней. Для полноты праздничных ощущений теперь не хватало разве что запаха тыквенных пирогов.
– Впечатляет. – Я бережно передал аппарат обратно владельцу. – Мне кажется, все это очень смело и благородно.
– Благородно?
– Ну да. Вы ведь хотите приобщить к Большой магии другие расы, я правильно понимаю?
– Ах, вот ты о чем, – Ральф рассмеялся. – Нет, дело здесь не в благородстве. Профессор Дерен задумывал трансферограф всего лишь как замену для беспроводного полицейского телеграфа. Ты может помнишь тот скандал, что разгорелся в Орраленде одиннадцать лет назад? Когда украли "Портрет Лунной Лизы с горностаем"?
– Немного, – я наморщил лоб. – Это, кажется, тогда газеты писали, будто вор ушел у сыщиков прямо из-под носа?
– Верно. – Ральф перебросил коробочку из руки в руку. – Именно тогда. Личность похитителя местные сыщики установили на протяжении двух часов. Еще через час – ориентировки с его портретом разослали во все участки. Однако проблема заключалась в том, что рассылали их гномским телеграфом. Полицейские, вышедшие на дежурство еще утром, никакой информации не получили. Когда по иронии судьбы два оборотня из дорожной инспекции остановили автоайр нашего вора – то всего лишь выписали предупреждение за превышение скорости. Ну и бесплатно полюбовались бесценным полотном. Будь же у кого-то из них с собой трансферограф – "Лунная Лиза" вернулась бы в музей прямо в день своего похищения. Аппарат принял бы все оперативные сводки за считанные секунды. Как сейчас – послания от профессора Дерена.
Из лекционного зала, пятясь и постоянно кланяясь, почти вывалился тролль в лакейской ливрее. Он настежь распахнул обе створки дверей и, словно боясь поднять глаза, замер в глубоком поклоне.
Ральф сунул устройство обратно в карман.
– ... на сегодняшний день мы имеем весьма ощутимые успехи, – донеслась из зала мурлыкающая речь. – Все многократно проверено и перепроверено. Вы не будете разочарованы, ручаюсь.
Говоривший умолк. Из опустевшего зала неторопливо вышла пожилая незнакомка в аквамариновом платье. Седобородый волшебник как из под земли вырос у нее за спиной и поторопился занять свое место по ее левую руку. Я оценивающе посмотрел на старого мага. Только что услышанный мягкий, урчащий баритон категорически не вязался с его подтянутой фигурой и колючим взглядом. Седобородый покосился на Ральфа и украдкой улыбнулся себе под нос.
Спустя мгновение появились и одетые в серые костюмы вампиры. Они шли на некотором расстоянии от пожилой пары, и тем самым подчеркивали свое полное неучастие в их разговоре.
Прошествовав мимо скрючившегося тролля, вся четверка дружно двинулась в нашу сторону. Мы оба по привычке почтительно склонили головы перед дамой.
Женщина безучастно взглянула на меня. Потом на Ральфа. Потом снова на меня – на сей раз более внимательно и заинтересованно.
– Так значит, это и есть ваши ученики, господин профессор? – наконец прошелестел ее голос. Тембр у него был хоть и хрипловатый, однако отнюдь не стариковский.
– В некотором роде, – Дерен мурлыкал, как сытый кот. – Господин ван Лессинг является моим ассистентом и младшим научным сотрудником.
Женщина продолжала меня рассматривать:
– Тоже алхимик? Или некромант?
Я успел заметить у нее во рту белоснежные крепкие зубы с характерно удлиненными клыками.
– Метафизик. – Дерен с одобрением взирал на вампиршу. – Для сыскной магии важно использовать достижения самых разных магических наук.
Незнакомка понимающе кивнула.
– Представьте нас, господин профессор, – приказала она. Назвать такую интонацию просьбой у меня бы не получилось даже с натяжкой.
Дерен галантно шаркнул туфлей:
– Господа, – церемонным тоном обратился он в пространство между мною и Ральфом, – ее высочество княгиня Аделаида Эвенборо милостиво повелеть изволила засвидетельствовать вам свое высочайшее расположение.
Мы оба снова поклонились. Княгиня задрала голову с такой надменностью, что, наверное, дала бы фору даже Ральфу.
Профессор всем корпусом развернулся к вампирше:
– О моем ассистенте, коллеге ван Лессинге, ваше высочество уже изволили слышать, – маг осторожно взял Ральфа за рукав. – По скромному убеждению вашего покорного слуги, этот юноша является одним из перспективнейших молодых ученых нашего времени.
Княгиня светски, не показав клыки, улыбнулась:
– Мило, – сухо произнесла она и протянула затянутую в кружевную перчатку руку. – Очень мило.
– Для меня большая честь, ваше высочество, – Ральф едва прикасаясь облобызал эльфийское кружево. – Господин профессор много о вас рассказывал. Я всегда к вашим услугам!
Княгиня невнимательно кивнула и выжидательно посмотрела на меня. Дерен растянул губы в фальшивой ухмылке:
– А еще я счастлив представить вашему высочеству господина... – профессор приподнял брови, – господин...
– Эрик Ривенгтон, – пришел я ему на помощь.
Дерен просиял:
– Да! – подхватил он. – Господин Ривенгтон. Студент Нокт-Ламьенбергского университета, наш практический консультант по магии крови и...
– Мой друг, – ледяным тоном неожиданно вставил Ральф.
Дерен запнулся. Он удивленно взглянул на своего ассистента. Тот, не шелохнувшись, продолжал в упор смотреть на профессора.
– Ривенгтон? – нараспев переспросила княгиня. Странное поведение магов ее не заинтересовало ни в малейшей мере. – Вы сказали Ривенгтон? Уж не родственник ли вы лорда Георга?
Я вслед за Ральфом прикоснулся губами к поданной для поцелуя руке:
– Да, ваше высочество. Лорд Георг – мой отец.
Глаза княгини округлились:
– Отец?! – вскричала она. – Вы хотите сказать, что являетесь родным сыном графа Мэйрлстонского? Родным, законным сыном?
Оба чародея позабыли о своей зрительной дуэли и вопросительно уставились на нас. Стоящие чуть поодаль вампиры-охранники тоже заинтересованно смотрели на меня поверх темных очков. Я почувствовал, как щеки начинает заливать краска.
– Да, ваше высочество, – я старался придать голосу побольше самоуверенной невозмутимости. – Все именно так!
Княгиня молча смотрела на меня несколько долгих, тягостных мгновений. Потом ее лицо расплылось в широкой улыбке.
– Так это же прекрасная новость! – с чувством объявила она. – Ах, мой дорогой друг, ради бога простите старой женщине ее ужасную бестактность. Поверьте, я действительно очень, очень рада.
От избытка эмоций княгиня снова протянула руку, тем самым вынудив меня по второму кругу приложиться к кружевной перчатке.
Профессор Дерен удовлетворенно улыбался. Ральф хмуро смотрел себе под ноги. Княгиня несколько раз активно обмахнулась веером. Что такого радостного она обнаружила в моей родословной я не понимал.
– Душно здесь, – старая вампирша неодобрительно взглянула на толпящихся в боковом коридоре пассажиров. – Душно и шумно. На моей личной прогулочной палубе я видела прелестную беседку. Надеюсь вы, господа, не откажитесь меня туда сопроводить?
Формально вопрос адресовался нам всем, однако темные глаза княгини неотрывно смотрели на меня. В ярком дневном свете можно было хорошо различить типичный для нашей расы красноватый отлив черных радужных оболочек. Я изобразил благожелательность и оскалился в вымученном подобии улыбки:
– Мы почтем за честь!
– Будем весьма счастливы! – откликнулся Дерен.
– С превеликим удовольствием, ваше высочество! – Ральф казался воплощением этикетной учтивости.
– Раймонд! – княгиня окликнула одного из своих охранников. – Передайте господину де Брайту мою визитку и уверения в благосклонности. Я буду рада принять его у себя.
Вампир поклонился. Княгиня подала ему знак и он исчез среди галдящих посетителей выставки. Второй охранник жестом подозвал фрачного лакея в белых перчатках:
– Принесите сюда зонтик ее высочества, – скомандовал он. – И поживее!
Слуга бросился выполнять приказ. Ральф, не долго думая, тоже окликнул знакомого лысого старика в ливрее.
Княгиня перевела взгляд на меня и улыбнулась во все клыки:
– Значит, сын лорда Георга, – повторила она, будто все еще не до конца веря. – Подумать только. А я ведь много лет, была убеждена, что ваш род прервался. Или, как это говорят – вышел из сумерек. За последние два века мы потеряли множество благородных семейств. Арендты, Вэстхоффы, Тэйлтоны – какие имена! Потомки самого Дракулы – шутка ли сказать!
Княгиня сокрушенно покачала головой. Дерен прокряхтел нечто неопределенное. Ральф кашлянул:
– Прошу простить мою дерзость, ваше высочество, – вкрадчиво произнес он, – но разве не Вэстхоффы сейчас управляют Сурэльским банком? Насколько мне известно, их бизнес процветает, а сами они весьма благоденствуют.
Вампирша одарила волшебника брезгливым взглядом:
– Благоденствуют? – поморщилась она. – Как же! Очень может быть. Только пусть они хоть трижды благоденствуют, но в их рядах больше нет детей Ночи. Их потомки – сплошь маги! И не только их. Я сбилась со счета, пытаясь припомнить все хоть немного благородные вампирские семьи, которые уже не являются вампирскими. Ни одна война не наносила нашей расе такого урона, как смешанные браки! Это так ужасно!
На лице княгини читалось почти физическое страдание. Дерен принялся неловко переминаться с ноги на ногу. Ральф смиренно склонил голову:
– Еще раз простите мою непонятливость, – проговорил он почти ласково, – но разве этот процесс не протекает в обоих направлениях? Разве некогда магические, оборотнические и даже эльфийские семьи не переходят во власть Ночи? Я всегда думал, что метафизический закон равновесия магий действует безотказно.
Старуха скривилась, как от зубной боли. Дерен послал своему ассистенту строгий взгляд:
– Мой юный друг, – с нажимом сказал он, – мне кажется, вы слишком рациональны. Полагаю, ее высочество сейчас изволит говорить не столько о количестве, сколько о качестве своего народа. О его традициях. При всех недостатках многовековой патриархальной обособленности, именно благодаря ей каждая раса смогла создать свою уникальную культуру. Я вас правильно понимаю, ваше высочество?
Княгиня ответила не сразу. Какое-то время она с грустью созерцала висящий у дверей аппарат пожарной сигнализации, после чего негромко заговорила:
– Мы никогда не были многочисленными, – ее шепот шелестел, как осенняя листва. – Если людей только в нашем мире уже больше миллиарда, магов – сотни миллионов, то вампиров – лишь жалкие несколько сот тысяч. Даже в Нокт-Ламьенберге мы в меньшинстве. Благородных родов не так уж и много. Я знаю на память генеалогическое древо каждого из них. Знаю каждую родственную связь! Половина этих связей возникала на моих глазах. Для меня все это больше чем традиции!
С каждым новым словом ее голос звучал все более властно, а в последней фразе послышались стальные нотки. Что-то на это ответить никто не решился.
Рядом с Ральфом появился лысый старик. К моему ужасу в руках он держал те самые, созданные из подушек, шляпы. Княгиня перевела взгляд с сигнализации на меня и слабо улыбнулась:
– Когда живешь на свете столько веков, совсем иначе воспринимаешь историю. – Металл в ее голосе пропал. – Наверное, я и сама уже тоже история. Никак не могу решить, радоваться ли мне по этому поводу или печалиться.
От необходимости придумывать ответ на столь неоднозначное замечание нас избавил второй запыхавшийся лакей. Вампир-охранник взял у него аквамариновый – под цвет наряда ее высочества – солнцезащитный зонт и мы все вместе покинули выставочный павильон.
***
– Между прочим, все знатные вампиры так или иначе являются друг другу родственниками. – Княгиня Эвенборо решила оказать мне честь и теперь мы вместе шли во главе нашей маленькой процессии. – Вы знаете, что маркиз Ульбрандт, двоюродный брат супруги вашего дяди Ричарда, приходится мне троюродным племянником? А ваша собственная троюродная тетка Виктория до замужества носила фамилию Эвенборо и приходилась единокровной сестрой моему покойному мужу?
– Да, ваше высочество, – односложно ответил я. Мое участие в разговоре пока что ограничивалось ролью со всем соглашающегося слушателя.
Княгиня продолжала болтать:
– Сейчас, с близкого расстояния, я отчетливо вижу в вас многие фамильные черты. Вам когда-нибудь говорили, что у вас очень красивые, породистые уши?
Я едва не споткнулся:
– Уши?!
– Они такой же формы, как у меня. – Кажется, княгиня расценила мой возглас как проявление восторга. – Видите?
Я ошалело уставился на ее неприкрытые прической ушные раковины. С моей точки зрения в них не было ровным счетом ничего необычного. Уши как уши. Такие же заурядные, как и мои собственные. Однако чтоб не огорчать свою знатную собеседницу я снова согласно кивнул. Княгиня удовлетворенно улыбнулась.
Всю дорогу до своей личной палубы она продолжала посвящать меня во все тонкости вампирской истории и генеалогии. К моменту, когда мы оказались около уютной альтанки с застекленными дымчатыми окнами, ото всех этих дальних, близких, законных и незаконных родственников у меня шла кругом голова. Княгиня не соврала – она и правда отлично ориентировалась в родословных всех хоть мало-мальски знатных детей Ночи. Учитывая же склонность нашей расы выдумывать себе всевозможные титулы – это не могло не вызывать восхищения. Неспроста мой дедушка говаривал: где два вампира – там три короля и восемь герцогов.
– И так, – княгиня смотрела на меня как ребенок на сусальный пряник. – Вы едете в Нокт-Ламьенберг? В университет имени Дракулы?
– Да, ваше высочество. – Я поймал себя на мысли, что начинаю повторять этот ответ механически, больше не вникая в суть разговора.
– Прелестно, прелестно, – ее высочество раскрыла веер, разок обмахнулась, и снова закрыла. – И вы уже решили, что там будете изучать? Не считая сыскной магии и магии крови, разумеется.
Мы все, вчетвером, разместились вокруг овального лакированного стола внутри обшитой ажурными деревянными решетками беседочки. Княгиня сидела напротив меня. Профессор Дерен восседал по правую руку от хозяйки. Безмолвный и холодный, как североокеанский айсберг, Ральф устроился в самом затененном, противоположном выходу, углу. Охрана осталась снаружи.
– Еще нет, ваше высочество. – Под неотрывным взглядом княгини мне стало неуютно. – Отец советовал обратить внимание на юриспруденцию, а дедушка – на алхимию и бестиологию. В любом случае окончательное распределение по факультетам произойдет уже на месте.
– Это правда. – Княгиня снисходительно кивнула. – Распределять вас мы будем по результатам собеседования.
Я изобразил вежливое удивление:
– Мы? Неужто ваше высочество тоже изволит заниматься преподаванием?
Старая вампирша рассмеялась.
– Ее высочество изволит возглавлять попечительский совет, – благодушно промурлыкал Дерен. – В этом качестве она имеет право присутствовать на экзаменах. К тому же большинство преподавательского состава тоже нанимается по ее высочайшей рекомендации.
– Мы выбираем лучших. – Княгиня соединила кончики пальцев.
Профессор скромно опустил глаза. По чьей высочайшей рекомендации в университет пригласили его самого у меня не осталось никаких сомнений.
– Очень дальновидно с вашей стороны, ваше высочество, – я чувствовал себя обязанным поддерживать разговор. – Покровительствуя ученым вы проявляете большую мудрость. Науку сейчас считают самым ценным капиталом, и детям Ночи он придется весьма кстати.
Княгиня гордо выпятила грудь:
– Если наука это капитал, то наша раса никогда не была бедной. Мы подарили миру сотни открытий во всех интеллектуальных сферах. Каждый третий лауреат Гномелевской премии по моим подсчетам был либо вампиром, либо происходил из смешанной семьи. Это может подтвердить кто угодно!
– Да-да! – профессор Дерен уловил намек. – Я подтверждаю! Без детей Ночи магические науки никогда бы не достигли нынешних высот.
Княгиня ответила ему благосклонным кивком. Дерен с чувством исполненного долга слегка подался назад. Ральф молчал. Я всеми силами изображал заинтересованность. Не находя возражений, ее высочество разразилась пространным монологом.
Содержание этих разглагольствований можно было бы выразить короткой фразой – за всем научно-магическим прогрессом стоят вампиры. По убеждению старой княгини всё, к чему не приложили руку дети Ночи является либо шарлатанством, либо пустяком, либо украденным достижением какого-то безвестного клыкастого гения.
– ...Взять хоть того же Эльфштейна, – княгиня как пифия самозабвенно изрекала свои сентенции. – Я всегда считала его не более чем разрекламированной посредственностью. Да если бы не профессор фон Байтергофф – нынешний ректор нашего университета – то ото всей этой его теории не было бы никакого толку. Пустая заумь.
Профессор Дерен заерзал на своем месте.
– Нет, ну в самом деле, – княгиня не унималась. – Легко слыть великим, когда тебя никто не понимает. Все, кто чрезмерно восхваляют Эльфштейна – обычные мошенники. Уж я-то знаю, о чем говорю!
Вампирша ткнула себя большим пальцем в ключицу. Профессор промычал нечто невнятное. Ральф внешне оставался все таким же бесстрастным. Единственное, что выдавало его раздражение – поджатые сильнее обычного губы и едва заметно подрагивающие крылья носа.
В беседку без стука проскользнула незнакомая молодая вампирша в строгом зеленом платье. Она склонилась к уху княгини и принялась ей что-то торопливо нашептывать. Мы все, как того требовали приличия, дружно отвернулись. Я пересекся взглядом с Ральфом. Волшебник незаметно указал глазами на княгиню, и я скорее прочитал по губам, чем услышал: "шовинистка клыкастая!". В ответ я скорчил страдальческую мину.
Профессор Дерен в это время пытался то ли подслушать, то ли получше рассмотреть новоприбывшую.
Девушка договорила. Ее высочество позволила себе совсем неаристократически фыркнуть:
– Вот еще! – презрительно процедила она сквозь зубы. – Даже не подумаю.
Девушка быстро кивнула.
– А если... – так же шепотом начала было она. Однако княгиня ее перебила:
– Никаких если. Я все сказала!
Старая вампирша нетерпеливо махнула рукой. Девушка исчезла так же бесшумно, как и появилась. Профессор Дерен проводил ее очень заинтересованным взглядом.
– Каков нахал, однако! – Ее высочество сгребла в горсть свой веер и принялась ожесточенно тереть большим пальцем страусовое перо. – Он меня приглашает на ужин! Будто мы друг другу ровня. Пф!
Несчастный веер потерял клочок страусиного пуха.
– О ком ваше высочество изволит говорить? – внимание профессора было снова сосредоточено на княгине.
– О Штромме, разумеется, – старуха поморщилась. – Кто бы еще мог себе позволить такую глупую бестактность.
Я не поверил своим ушам:
– Ваше высочество сейчас говорит о том самом бароне Штромме? О генерал-губернаторе Тахрана?
Княгиня перестала истязать веер:
– Он такой же барон, как я эльфийская лучница. Выскочка в вензелях. – Она передернула плечами. – Его мать была обыкновенной прачкой в имении моего кузена – герцога Орралендского. Ох, если б я знала, кого она родит, то еще триста лет назад задушила бы мерзавку собственными руками.
Вампирша сжала кулаки.
– Сын прачки, что с него возьмешь? – примирительно проурчал Дерен. – Теперь он, небось, и сам не рад, что заварил ту кашу в Тахране.
Княгиня злорадно усмехнулась:
– Не сомневаюсь. Этот плебей уже два раза пытался через меня добиться встречи с его величеством.
– И оба раза вы ему отказали? – спросил я.
– Разумеется! С чего бы мне ему помогать?
Настроение княгини начало заметно портиться. Дерен неодобрительно посмотрел на меня исподлобья.
– А если не ему, а вампирам? – я проигнорировал профессорское недовольство. – В Тахране детям Ночи приходится несладко.
Княгиня так на меня взглянула, будто вот-вот намеревалась начать ментальную атаку.
– Не стоит указывать ее высочеству, как поступать, юноша. – Холодно предостерег профессор. – Княгиня знает лучше.
Я молча поклонился. Старуха отвела глаза.
– Увы, в этом мире не все от нас зависит, – проговорила она глухо. – Не в моей власти помочь всем, кто нуждается. Такова скорбная действительность.
Повисло неловкое молчание. Я почти физически ощущал, как все судорожно пытаются придумать новую тему для разговора.
– Кстати, об обеде, – Княгиня нашлась первой. Голос ее звучал подчеркнуто беззаботно. – Сегодня ко мне на обед – или же, если вам удобнее так считать – на ужин, приглашен господин Сенаклис. Очень богатый и знатный гном.
– Как интересно! – профессор моментально оживился.
– Мне тоже так кажется! – Княгиня, как гостеприимная хозяйка широко улыбнулась. – А еще мне будет очень приятно, если вы все так же к нам присоединитесь.
Я стиснул зубы от досады. Скучающая княгиня, похоже, намеревалась еще долго удерживать нас в своем обществе. Отказываться от приглашения было бы невежливо. Во всяком случае – без весьма уважительной на то причины.
– Ох, ваше высочество, – поторопился за всех ответить профессор, – для нас это огромная, великая честь! Мы будем безмерно счастливы. Не так ли, дорогие коллеги?
Дерен очень недвусмысленно посмотрел на Ральфа. Тот молча поднялся и галантно поклонился старой вампирше.
– Нижайше прошу простить меня, ваше высочество, – ровным голосом сказал он, – однако я вынужден сейчас раскланяться.
Лицо княгини вытянулось. Старуха определенно не привыкла, чтоб ей перечили, пусть даже в такой мягкой форме. Профессор нахмурился. Ральф продолжал:
– У господина де Брайта недавно пропали кое-какие вещи. Он обратился ко мне за помощью и чем раньше я приступлю к делу – тем большая вероятность найти утраченное. С каждым часом улик становится все меньше.
Замешательство на лице княгини сменилось тенью любопытства.
В отличие от вампирши, Дерен насупился еще больше.
– Кража? На корабле? – его голос стал похожим на металлический скрежет. – Почему я до сих пор об этом ничего не знаю?
– У меня не было подходящего случая вам рассказать, господин профессор, – все так же спокойно ответил Ральф. Недовольство начальника его не особо впечатлило. – Дело несложное, и я думаю что смогу быстро справиться сам. Не отвлекая вас.
Княгиня склонила голову набок:
– Ах, как занимательно! – прошелестела она. – Значит, вы будете расследовать настоящее преступление? Как настоящий сыщик из книг?
– Ну что вы, ваше высочество! – Ральф улыбнулся. – В книгах все описывается гораздо занимательнее.
Старуха понимающе кивнула.
– Что ж, – задумчиво глядя на молодого мага, произнесла она. – Да будет так. Если вы говорите, что справитесь сами, то мы, в таком случае, пожелаем вам удачи.
Ее высочество протянула руку для поцелуя. Профессор Дерен, все это время следивший за княгиней, незаметно выдохнул:
– Будем считать этот случай вашей первой самостоятельной работой, – деланно улыбнулся он. – Потом расскажете нам о ходе поисков.
Я послал Ральфу тоскливый взгляд. На душе у меня стало довольно мерзко. Я не испытывал ни малейшего желания сидеть весь вечер в обществе княгини, профессора и какого-то там – пусть хоть и трижды знатного, но мне абсолютно незнакомого гнома. Разумом я по-доброму завидовал Ральфу, сердцем же чувствовал к нему что-то похожее на обиду. Он мог бы и не бросать меня одного в этой смертельно скучной компании!
Ральф подошел к княгине и запечатлел на ее кружевной перчатке свое почтение. Мой безмолвный укор он даже не заметил.
Приложившись губами к руке старой вампирши, Ральф на мгновение легонько сжал ее пальцы:
– Не сочтите за беспримерную наглость, ваше высочество, – проворковал он с почти профессорской интонацией, – однако я вынужден признаться, что для успешных поисков помощь мне все же нужна. И это помощь вампира.
Княгиня застыла от удивления. Профессор Дерен насторожился.
– Видите ли, ваше высочество, – Ральф воспользовался паузой, – в силу ряда причин дети Ночи являются прирожденными сыщиками. У вампиров прекрасное зрение, слух, обоняние...
– Не хуже, чем у полицейских ищеек, – Дерен слушал своего помощника с не меньшим вниманием, чем княгиня.
– И я очень боюсь, – продолжал Ральф, – что без помощи сына Ночи окажусь глухим и слепым. Помощь Эрика была бы неоценимой.
Ральф посмотрел на меня. Я почувствовал, как обида в сердце сменяется странным, до конца неясным ощущением чего-то теплого и уютного.
Княгиня легонько прикусила нижнюю губу правым клыком:
– Вот как? – тихо сказала она. – Значит, говорите, вампир?
Ральф кивнул.
Княгиня помолчала и вдруг улыбнулась с таким смущением, будто услышала в свой адрес изысканный комплимент.
– Ну что же – очень жаль, что господин Ривенгтон нас тоже покидает. Очень, очень жаль. – Никакого сожаления в ее голосе не чувствовалось. Вампирша, казалось, внезапно пришла в прекрасное расположение духа.
Стараясь держаться как можно более внушительно, я поднялся со своего места и встал рядом с Ральфом. Профессор Дерен украдкой подмигнул своему ассистенту.
– Возьмите второй трансферограф, – ученый подскочил на ноги и деловито вынул из кармана похожее на часы устройство. – Вам будет нужна связь друг с другом.
После секундного замешательства он сунул аппарат мне в руки.
Княгиня лукаво прищурилась:
– А это видимо то самое изобретение? На завершение которого у вас не хватает денег? Так, господин профессор?
Неприкрытые бородой участки лица профессора покраснели:
– Да, ваше высочество, – сдавленно ответил он.
Княгиня поцокала языком:
– Как печально. Хотя, вещь, кажется, действительно полезная.
Профессор просиял. Княгиня протянула мне руку для прощального поцелуя:
– Удачи вам, господа сыщики, – насмешливо, но без издевки прошелестел ее хрипловатый шепот.
Уже покидая беседку я заметил, как чем-то очень довольный Дерен спрятал руку за спину и показал Ральфу поднятый большой палец. Молодой маг почти неслышно фыркнул.
–––––––––––
* Эрик, похоже, говорит о рассказе Артура Конан Дойла "Шесть Наполеонов".
** Теннебрейн – один из главных праздников магического мира. Предположительно имеет вампирское происхождение. Отмечается ежегодно в самую долгую ночь (обычно с 21 на 22 декабря) и по популярности сравним с Рождеством в мире людей.
понедельник, 29 июня 2015
Египетский бог египетских египтян
читать дальше
Глава 13
В коридоре я сразу же перегородил Ральфу дорогу:
– Ты мне ничего не хочешь рассказать?
Парень резко остановился и посмотрел на меня сверху вниз:
– А что ты хочешь услышать?
– А ты не знаешь?
– Нет. – Ральф пристально смотрел мне в лицо.
Я сглотнул:
– Что это были за опыты? – тихо проговорил я. – Над вампирами?
Ни один мускул не дрогнул на лице парня.
– Надо понимать, – медленно начал он, – что ты считаешь меня садистом вроде Мергеле?
– Я такого не говорил, – буркнул я.
– Но подумал. – Ральф невесело усмехнулся. – Вот только опытов на вампирах я никогда не ставил.
– А как же... – начал было я, но Ральф перебил.
– Опыты были "с" вампирами, а не "на" них, – сказал он. – Вампиры мне ассистировали.
Я почувствовал некоторое замешательство.
– То есть ты хочешь сказать, что для твоей работы нужны ассистенты определенной расы?
– Угу. Видишь ли, ваш гипноз вызывает сильные возмущения некоторых видов магических полей. И эти возмущения, или же аберрации, меня очень интересуют как ученого.
В коридоре появилась ярко накрашенная эльфийка с двумя детьми.
– Но ведь такие опыты противозаконны! – я перешел на шепот. – Вампирский гипноз разрушает психику жертвы!
– Не сразу, – так же шепотом ответил Ральф. – Психика страдает лишь от длительного гипнотического воздействия. Помнится, был описан случай, когда подопытный сохранил разум даже после пятидесяти ментальных атак. Интересно правда?
В горле у меня пересохло.
– Значит ты все же ставил опыты на разумных? – с трудом выговорил я. – Это были люди? Добровольцы?
– Нет. – Ральф покосился на эльфийку. – Это были лягушки. И спешу тебя уверить, что никакого вреда гипноз им не причинил. Земноводные слишком глупы для этого.
Эльфийские дети уставились на наши шляпы. Девочка захихикала, а мальчик показал пальцем на свисающее до плеч зеленое перо. Накрашенная мамаша строго цыкнула на своих чад. Чтоб пропустить остроухое семейство на палубу мне пришлось буквально вжаться в стену перед Ральфом.
Маг проводил эльфов взглядом и снова посмотрел на меня:
– Что-то еще?
– Нет. То есть да, – я тряхнул головой. – Ты это серьезно? Про лягушек? Какой смысл их гипнотизировать?
Ральф с трудом подавил раздраженное рычание:
– Ну я же сказал, – подчеркнуто сдержанно ответил он, – для изучения аберраций магического поля. Это долго объяснять. Мы опоздаем.
Волшебник выразительно кивнул в след эльфам. Я неохотно посторонился. Ральф поправил съехавшую на глаза шляпу и целеустремленно зашагал к выходу.
– Ну хоть в двух словах расскажи, – взмолился я ему вслед. – Пожалуйста!
Маг приостановился. Однако через мгновение, так ничего и не сказав, снова ускорил шаг. Я поторопился за ним.
Мы вышли на открытую, залитую солнцем палубу. Несмотря на обжигающий зной она была до отказа заполнена народом. Отовсюду доносились голоса, смех и музыка. Со вчерашнего дня здесь многое изменилось. У дальнего борта успела вырасти новая, увешанная флажками палатка-аттракцион. Из-за толпящихся перед ее узким входом мальчишек я так и не смог разобрать, что происходит внутри. Напротив палатки сверкали свежим лаком несколько дубовых ступ. Они были едва способны подняться на высоту более метра, и предназначались для катания детворы. Чуть дальше из тени полотняного навеса на прохожих свирепо рычала карликовая виверна в наморднике. Наряженный в костюм факира упырь на все лады зазывал пассажиров сфотографироваться рядом со столь диковинной зверушкой. По всему было видно, что дневных существ солнце не только не стесняло, но и радовало.
Чтоб не затеряться в пестрой толпе гуляющих, я поравнялся с Ральфом. Тот даже не посмотрел в мою сторону. Несколько метров мы шли молча. Наконец парень заговорил:
– Что ты знаешь об ариолоновой теории? – спросил он, не поворачивая головы.
Вопрос застал меня врасплох.
– Об ариолоновой теории? – осторожно переспросил я, затягивая время. – Ну, в теоретической метафизике ариолонами называют кванты магического поля. Их, вроде, открыли сравнительно недавно и еще толком не изучили.
Ральф согласно кивнул:
– Верно. Знаем мы о них и правда куда меньше, чем того хотелось бы. Что еще?
– Э... еще тип ариолонов определяет тип магии, – я чувствовал себя словно на уроке у преподобного Каца. – Разные ариолоны имеют разные свойства, но при этом считается, что все они лишь состояния чего-то еще более элементарного. Как лед и пар – состояния воды.
Я сделал глубокомысленную паузу. Мои познания в области квантовой метафизики исчерпывались с удручающей быстротой.
– Бывают альфа-ариолоны, – принялся перечислять я, в надежде хоть немного отсрочить свою капитуляцию на научном фронте, – бета, гамма...
Я замолчал. Ральф хмыкнул.
– А как же дельта? – насмешливо поинтересовался он. – Я думал, ты их назовешь первыми.
– Ну и дельта тоже, – я обреченно кивнул. – Все равно кроме названий мне о них ничего не известно.
Ральф учтиво поклонился какой-то смуглой ведьме с белыми волосами.
– Из отрицательно заряженных дельта-ариолонов состоит магическое поле вампира, – любезно пояснил он. – А что знаешь названия – это даже совсем неплохо! Иные и имея Мерлиновский диплом их не помнят.
Я недоверчиво покосился на волшебника. Однако никакой издевки не почувствовал.
– Но если мы уже что-то знаем о магическом излучении, то может нам с тобой что-то известно и о его происхождении? – Ральф наконец удостоил меня взгляда. – Что является источником ариолоновых импульсов?
– В смысле? – я едва сдержался, чтоб по-плебейски не почесать затылок.
– Откуда магическая сила хоть у тех же вампиров?
Я пожал плечами:
– Из крови, конечно же. Это все знают. Без крови вампир мало чем отличается от контрамагуса.
– Ты так думаешь? – Мы свернули к знакомой механической лестнице. – А как же тогда ламиниты? Среди людей когда-то существовала такая занятная секта. Они верили, что если пить кровь и совершать определенные обряды, то можно превратиться в детей ночи.
– Какая глупость, – презрительно фыркнул я.
– Глупость, – согласился Ральф. – Только ситуация от этого не проясняется. Почему дети ночи могут применять магию крови, а другие нет?
Элементарный, даже по-детски наивный вопрос поставил меня в тупик.
– Потому, что вампир он есть вампир.
– И все? – парень выразительно поднял бровь.
– У каждой расы есть своя магия, которая больше никому не доступна.
– И почему же она не доступна?
– А почему снег белый? – не придумал я ничего умнее.
Ральф скучающе вздохнул.
– Снег белый потому, что отражает свет во всем видимом спектре, – монотонно отбарабанил он. – Что же до вампиров, то они имеют способности к магии крови в силу определенных свойств своей души. Магия исходит от души, а не от тела. Только душа определяет будущие колдовские способности и, как следствие, расу новорожденного. Сложись ситуация иначе – маги, вампиры, эльфы и все прочие уже давно бы ассимилировались.
Тихо гудящая лестница медленно несла нас вниз. Мы пропустили две палубы и сошли на третьей. Здесь народа было поменьше чем наверху и большинство присутствующих собралось у низкого стеклянного павильона. На одном из его широких стекол красовалась отпечатанная в типографии афиша – "Научно-популярная выставка человеческих технологий".
– Но ведь расы отличаются еще и анатомически, – без особой уверенности возразил я.
– Ну и что? – равнодушно переспросил Ральф. – Ты же сам из смешанной семьи. Разве твои мама с папой не гадали, кем ты вырастешь?
Я не нашелся что ответить. Ральф продолжал:
– Младенцы всех магических рас неотличимы друг от друга. Когда при рождении душа вселяется в тело, оно еще непригодно для волшебства. Из-за этого дети почти не колдуют, разве что так, по мелочи. Их магическая энергия полностью тратится на физиологические изменения в организме. Например, под влиянием магии у эльфов изменяется форма ушей, у гномов – пропорции туловища. Ну а у вампиров – характерно удлиняются клыки, появляется черный, с красноватым отливом, цвет глаз, темнеют волосы, светлеет кожа.
– А гипноз? – я никак не мог понять куда клонит Ральф. – При чем тут гипноз?
– При том, что у него тоже магическая природа. Любая магия это несущее информацию ариолонове излучение. Соответственно, как любое излучение, оно взаимодействует с материальной средой. Где-то поглощается, где-то отражается, где-то рассеивается. Скажи, что будет даже с самым мощным боевым пульсаром, если он не попадет в цель?
– Погаснет? – я не то спрашивал, не то утверждал.
– Именно. – Ральф замедлил шаг, уступая дорогу пыхтящему под тяжестью сундука носильщику-троллю. – И гаснуть он начнет еще до того, как вылетит из артефакта. Первое сопротивление, которое встречает магия – это тело самого волшебника. А если вместо Истинной магии гипноз, то...
Парень выжидающе умолк.
– ... тело вампира, – закончил я. – Мы сами гасим свою магию.
Ральф бросил на меня победный взгляд:
– Не только гасим! Магический импульс меняется качественно. Он искажается. И раз наши тела уникальны – порождаемые ими искажения ариолоновых потоков так же неповторимы. Какой вывод из этого мы можем сделать?
Я беспомощно развел руками – не то что делать выводы, даже до конца понять все эти метафизические явления у меня не получалось. Однако Ральф ответа и не ждал:
– Вывод такой, что по отпечатку на магическом поле жертвы можно найти нападавшего на нее вампира. Точно так можно найти и эльфа, который лечил. По следу от заклятья нетрудно вычислить мага. По амулету – создавшего его гнома. Это как рисунок папиллярных линий. Я назвал такое явление субмагической аберрацией ариолоновой матрицы.
Глаза парня увлеченно сверкнули.
– Что? – перебил я. – Ты назвал?!
Маг запнулся на полуслове.
– То есть, ты хочешь сказать... – изумленно начал я.
– Ну да! – Парень расплылся в самодовольной улыбке. – Именно это! И не надо на меня так смотреть!
Впереди взвизгнула женщина. Мы как по команде повернули головы на звук.
Около павильона смазливая ведьмочка в красном платье, размахивала веером и на одной ноге скакала к одетому в мундир мужчине. Тот бросился ей на помощь. Недавно прошедший мимо нас носильщик неловко вертелся на одном месте и громко извинялся. Сундук в его руках угрожающе раскачивался. Тролль попытался его перехватить, однако не рассчитал движения. Мощный удар локтем пришелся прямо по затылку чернобородого гнома. Потерявший равновесие бородач с разгону боднул в живот привлеченного шумом оборотня. Оборотень утробно рыкнул. Гном дернулся в противоположную сторону, оттоптав при этом обладательнице веера вторую ногу. Тишине и спокойствию это не посодействовало. Мужчина в мундире активировал тревожную кнопку на своем браслете. Послышалась заливистая трель полицейского свистка.
Ральф остановился. Я последовал его примеру. К месту происшествия уже пробирались двое сотрудников службы безопасности корабля. Ральф невнимательно понаблюдал, как охрана пытается успокоить потерпевших и уже без малейшего намека на самолюбование, абсолютно серьезно произнес:
– На самом деле я не сделал ничего такого особенного. Если чьи-то открытия и достойны восхищения, так это Эльфштейна. Без его уравнений мне бы никогда не догадаться, что ариолоны нестабильны. И тем более не просчитать их аберрации.
– Что? – Я всем корпусом развернулся к магу. – И это называется ничего особенного? Да ты сам понимаешь, что говоришь? Благодаря тебе раскроют громадное количество преступлений, найдут тысячи злоумышленников, а из тюрем выпустят множество невиновных! Твоему открытию нет цены!
У меня перехватило дух. Ральф скорчил насмешливую гримасу.
– Но ведь правда! – воскликнул я. – За такое и Гномелевскую премию не жалко!
Парень рассмеялся:
– Как лихо ты Гномелями разбрасываешься. Смотри, захвалишь. – Ральф старался перевести разговор в шутку, однако было видно, что мое искреннее восхищение ему польстило. – К сожалению, мне еще очень далеко до того, чтоб кого-то ловить. Даже в лабораторных условиях это не всегда удается. А ведь жизнь не так благоприятна, как эксперимент.
– Кстати, об этих твоих экспериментах ты мне так и не рассказал, – напомнил я. – В чем они заключались?
Ральф пожал плечами:
– Да рассказывать особо нечего. Я поймал четырех лягушек, посадил их в четыре коробки, а потом попросил четырех специально нанятых вампиров их загипнотизировать. Кому какая лягушка досталась я не знал. Определить это и было моей задачей.
– И ты с ней справился?
Ральф потыкал носком туфля отполированную заклепку на полу:
– Как тебе сказать... Если воздействие осуществлялось с расстояния менее тридцати сантиметров и после его прекращения прошло менее тридцати минут, то нужного вампира я находил в девяносто семи процентах случаев. Проблема же в том, что в реальности вампир атакует с гораздо большего расстояния: сопротивление воздуха при этом затирает индивидуальные черты магического импульса. Плюс время – тридцать минут очень короткий срок. Уже через час аура жертвы начинает приходить в норму.
Ральф грустно вздохнул и замолчал. Я пытался переварить услышанное.
За это время охранникам перед павильоном удалось загасить назревающий скандал. Ведьма в красном куда-то уковыляла под руку с мужчиной в мундире. Гном принялся о чем-то спорить с одним из охранников. Оборотень немного отошел в сторонку и уже с безопасного расстояния наблюдал за происходящим. Носильщик с сундуком как сквозь землю провалился. Собравшийся было кружок зевак начал рассасываться.
Мы с Ральфом неторопливо двинулись ко входу на выставку.
– Прости меня, – тихо сказал я.
– За что? – немного фальшиво удивился Ральф.
– За все, – я насупился. – Напридумывал тут неизвестно чего о твоей работе. И вообще вел себя как мальчишка.
Ральф почти незаметно усмехнулся.
– И шляпу эту тоже сними, – добавил я. – Тебе совсем не обязательно ради меня выставлять себя на посмешище.
– Какое еще такое посмешище? – вкрадчиво поинтересовался волшебник. – Ты видел, чтоб кто-то смеялся? Кроме тех детей?
Я отрицательно мотнул головой. Никому из окружающих до нас не было никакого дела.
Ральф удовлетворенно кивнул:
– Вот и прекрасно. Идем!
Парень высокомерно вскинул голову, расправил плечи и гордо зашагал впереди. С его ростом и осанкой это выглядело впечатляюще. Я поймал себя на мысли, что пройдись он вот так по улицам Мэйрлстона – сомбреро с пером уже на следующий день стало бы объектом подражания местных модников. Прав был преподобный Кац – реклама и прям творит чудеса.
Мы подошли к павильону. Обе створки его широких дверей были настежь распахнуты. Скучающие пассажиры неспешно прохаживались туда и обратно, то и дело бросая любопытные взгляды на отгороженный красной тесьмой боковой коридор. Там в сияющих витринах покоились многочисленные экспонаты – странные предметы непонятной формы и неизвестного предназначения. Некоторые, особенно крупные, даже не прикрывались стеклянными колпаками. Около красной тесьмы почти по-военному вытянулся в струнку тролль в костюме стюарда.
Напротив коридора находился небольшой конференц-зал. Проход туда загораживал еще один тролль в такой же униформе. В руках он держал тощую стопочку желтых бумажек.
– Не угодно ли билетик на лекцию? Кто желает билетик? – невнятно бормотал служащий гнусавым голосом. – Билетик... билетик...
Я шагнул к нему.
– Ты куда? – окликнул меня Ральф.
– За билетом, конечно же.
Вертлявая ведьма с огромным декольте буквально ввинтилась в пространство между троллем и мной.
– Не нужен тебе билет, – Ральф небрежно похлопал себя по карману, – я что, просто так штормовую машину давал?
Маг хитро прищурился. Я усмехнулся ему в ответ.
Рядом с нами возник улыбающийся старикашка во фраке и в белых лакейских перчатках:
– Господа позволят взять их шляпы? – сладко пропел он.
Ральф торжественно, словно оказывая честь, вручил ему сомбреро. Старик подобострастно поклонился и развернулся ко мне. К своему огромному облегчению, я наконец тоже избавился от головного убора.
Тролль-билетер внимательно осмотрел предъявленное Ральфом приглашение от де Брайта:
– Семнадцатое и восемнадцатое место, господа, – наконец прогудел он. – Приятного вам вечера!
Дверь гостеприимно отворилась.
Мы вошли в ярко освещенный конференц-зал. Своим интерьером он напоминал нечто среднее между читальным залом Королевской библиотеки и оперным театром. Это было широкое четырехугольное помещение с невысокой сценой-помостом с одной стороны и местами для публики с другой. Обитые красным бархатом зрительские кресла размещались парами, в виде разделенного на три сектора полукруга. Перед каждой парой стоял резной столик из золоченого дерева – достаточно высокий, чтоб под ним можно было спрятать ноги, но слишком низкий, чтоб с удобством вести записи. Проходы застилали красные ковровые дорожки с растительным орнаментом. Окна и стены наглухо закрывались тяжелыми бордовыми шторами с таким же, как на дорожках рисунком, золотистыми каемками и кисточками на завязях. Свет лился из хрустальных свечей трех позолоченных люстр. На помост помимо этого было направлено еще и два мощных колдорисцентных прожектора. Взятая у Ральфа штормовая машина нарядно сияла в их лучах, как именинник на празднике. Ближе к краю сцены разместилась резная, похожая на дирижерский пульт, трибуна.
Зал быстро заполнялся зрителями.
– Нам туда, – сказал Ральф и указал глазами на пустующий стол во втором ряду. – Как раз возле того болтливого эльфа-пасечника.
Я приостановился и во все глаза уставился на нашего будущего соседа. Эльф сидел в одиночестве и внимательно изучал информационную брошюрку. Всем своим видом он производил впечатление скорее замкнутого, чем общительного существа. Искать же признаки страсти к пчеловодству я даже не пытался.
Ральф тоже остановился и вопросительно посмотрел на меня через плечо.
– Как ты узнал? – растерянно проговорил я. – Про эльфа? Неужели у него все это на лбу написано?
Парень хохотнул:
– Нет.
– Тогда как?!
– Никак! – Ральф развернулся на каблуках. – Мы с ним познакомились в очереди на таможне.
Такое объяснение из-за своей неожиданности произвело на меня не меньшее впечатление, чем самая изощренная дедукция. Маг широко улыбался:
– Чайка в рот влетит, на клыки напорется, – беззлобно поддел он меня. – Бедная птичка!
Я хищно щелкнул зубами. Придумать в ответ что-то достойное у меня не получилось.
Между тем улыбка на лице Ральфа исчезла. Парень смотрел куда-то мимо меня с выражением уже знакомой ледяной вежливости. Я перехватил его взгляд.
Ото входа в нашу сторону мчался сам виновник предстоящего мероприятия. Сейчас профессор де Брайт выглядел еще более взъерошенным, чем во время нашей прошлой встречи. Полы лабораторного халата развевались за его спиной, а разорванные в клочья хирургические перчатки неизвестно как удерживались на пальцах. Столкнувшись со мной лицом к лицу, он круто затормозил. Сзади на него наскочил рыжий, еще не старый маг в невыразительном сером костюме и с еще более невыразительным галстуком.
– Ага! – на весь зал воскликнул де Брайт, игнорируя ворчание рыжего. – Чудесно!
Две ведьмы за ближайшим столиком прервали разговор и синхронно уставились на этолога.
– Вот вы-то мне и нужны, коллега ван Лессинг!
Ведьмы так же синхронно перевели взгляд с профессора на нас с Ральфом.
– Вы ведь ассистент сыскного мага, не так ли? – де Брайт наконец догадался убавить звук.
Ральф с достоинством склонил голову.
– Господи-и-ин профессор... – страдальчески затянул за спиной этолога рыжий маг.
– Молчите Гравс! – раздраженно отмахнулся тот. – Лучше молчите!
Ральф аккуратно сложил пригласительную записку вдвое и вопросительно посмотрел на ученого:
– Что-то случилось, господин профессор? Вам нужна помощь?
– Да!
– Нет! – одновременно с профессором выкрикнул рыжий. Де Брайт послал ему испепеляющий взгляд через плечо и упрямо задрал подбородок.
– Мне нужен сыскной маг! – с расстановками произнес ученый. – Где сейчас коллега Дерен? Он где-то рядом?
– Боюсь что нет, – Ральф скользнул взглядом по рваным перчаткам этолога. – Я не видел господина профессора от самого утра.
– Вот как? – де Брайт сдвинул брови. – То есть на мою лекцию он не придет? Или придет?
Ральф развел руками:
– К сожалению планы господина Дерена мне не известны.
Гравса это почему-то обрадовало:
– Господин профессор, – оживился он, – я же говорил, что посторонние нам не нужны. Как официальный представитель владельцев корабля, могу вас уверить, что мы во всем разберемся наилучшим образом.
Де Брайт, кажется, начал колебаться.
– Но коллега Дерен... – пробормотал он, – вот если бы мне... то есть ему... то есть... ну...
Не подобрав нужного слова он покрутил кистью и умоляюще посмотрел на Ральфа. Тот деликатно кашлянул:
– Может быть я смогу вам помочь?
Де Брайт нервно облизал губы:
– Вы?
– Господин профессор, – предостерегающе зашелестел Гравс.
– Ох, дорогой коллега, – к этологу снова начала возвращаться уверенность, – если вас это не затруднит, то вы меня весьма обяжете!
– Господин профессор! – Гравс позволил себе почти открытое раздражение.
Ученый вспылил:
– Да замолчите вы наконец!
Две ведьмы за столиком прикрыли лица веерами и зашушукались. Кроме них на нас теперь смотрел еще и седой колдун в расшитой золотом парадной мантии, болтливый эльф-пчеловод и очень толстый гном со значком академика Академии магических наук на отвороте пиджака. Де Брайта от такого повышенного внимания передернуло.
Профессор почти оттолкнул меня в сторону и взял Ральфа за локоть:
– Не здесь, дорогой коллега, – пробормотал он, – пожалуйста, не здесь. Пройдемте!
Маги поспешно направились к неприметному служебному входу за сценой. Ральф извернулся и попутно сунул пригласительную мне в ладонь. Почти секунду я в замешательстве смотрел на бумажку. Наконец спрятал ее в карман и поторопился за волшебниками. Интересного там должно было быть гораздо больше, чем в зале.
***
– На этом корабле делается Моргана знает что, – бранился де Брайт по дороге. Мое присутствие никто из троих словно и не заметил. – Сначала мне разбили грозовой сосуд...
– Это было еще в Данарском порту, – обиженно вставил Гравс.
– ...потом потеряли сундук с экспонатами...
– Тоже в Данарсе!
– ...но вот это уже переходит все границы! – негодующий этолог кое-как справился с дверной ручкой и, пропуская нас перед собой, посторонился. – Они просто издеваются!
Мы вошли в тесное служебное помещение. Окон здесь не было и комнату освещал одинокий колдорисцентный фонарь под потолком. Вдоль стен беспорядочно громоздились какие-то коробки, листы фанеры и прикрытые черной тканью треножники для прожекторов. В центре комнаты стояла пара дорожных сундуков над которыми возвышался печального вида тролль. При нашем появлении тролль выпрямился и я узнал в нем того самого недотепистого носильщика.
– Вот! – де Брайт торжествующе ткнул пальцем ему куда-то в колени. – Полюбуйтесь! Потерять один сундук им уже мало! Теперь исчез другой!
– Господи-и-ин профессор, – в который раз за сегодня взвыл рыжий.
– Да не брал я ваш сундук, – в тон ему запричитал тролль, – не брал!
– Издевательство, форменное издевательство! – бушевал ученый.
– ...не мог пропасть ваш сундук, – Гравс сотрясал растопыренными пальцами. – Только не на "Парацельсе", у нас серьезная фирма...
Тролль почти плакал.
– Вы считаете меня идиотом? – профессор топнул ногой. – Нет, скажите, Гравс, считаете?..
– Господи-и-ин профессор!
Шум от этих троих нарастал. Едва дверь в комнатку закрылась, как Гравс и де Брайт перестали себя сдерживать. Маги кричали друг на друга как базарные торговки. Тролль жалобно подвывал. В крохотном помещении их голоса сливались и неприятно били по ушам. Ральф звонко хлопнул в ладоши:
– Господа, господа! – еле перекричал он спорящих. Вся троица умолкла. – Господа, не говорите все вместе! Кто-нибудь может объяснить мне ситуацию?
Господа переглянулись. Едва установившаяся тишина снова взорвалась громкими возгласами. Хлопки Ральфа, как и призывы успокоиться эффекта не возымели. Нестройный гвалт только усиливался. Я прикрыл уши ладонями. Парень обреченно вздохнул и щелкнул пальцами. Колдорисцентный фонарь под потолком погас. Все умолкли на полуслове.
– Что такое? – наконец хрипло спросил тролль. – Где свет?
Гравс чертыхнулся себе под нос. Де Брайт немного поворчал и сотворил несколько синих пульсаров с грецкий орех величиной.
– Господин профессор, – таким тоном, будто ничего не произошло, обратился к ученому Ральф, –объясните мне, пожалуйста, что случилось.
Парень плавно взмахнул рукой и погасший фонарь снова загорелся ярким, ровным светом. Синие пульсары рассыпались тысячей холодных искр.
– У меня пропал сундук, – по слогам, как для недоразвитого ребенка, ответил профессор. – Я заказал для своих путешествий три одинаковых дорожных сундука. Несколько лет они мне служили верой и правдой, пока вот такие добрые граждане, – де Брайт ткнул пальцем в грудь Гравсу, – не умудрились один потерять при посадке в Данарсе.
Указанный добрый гражданин закатил глаза.
– А сегодня выяснилось, – все больше распаляясь продолжал ученый, – что потерян еще один! Перед самой лекцией! И мало того – господин Гравс отказывается его искать! Как вам это нравится?!
Де Брайт сложил руки на груди. Тролль шмыгнул носом.
Мы с Ральфом переглянулись.
– Простите, господин профессор, – наконец заговорил молодой маг, – кажется, я вас не совсем понимаю. Сколько всего было сундуков?
– Три! – прорычал этолог в ответ.
– И один потеряли в Данарсе?
– Потеряли!
– Второй исчез сегодня?
– Исчез! Но тот, который потеряли раньше – нашелся! – Палец в рваной хирургической перчатке ткнул троллю под ноги.
Тролль забулькал нечто невразумительное. Гравс фыркнул. Я не удержался и таки почесал затылок.
– Так, – протянул Ральф. В руках у него появилась маленькая записная книжечка в кожаном переплете и коротенький серебряный карандашик. – Кто и где нашел пропавший сундук? – деловито спросил волшебник.
– Не я! – запричитал носильщик, – Я ничего не видел и не трогал! Я просто принес то, что было в трюме. Господин Гравс, скажите им!
Рыжий скривился.
– Ну господин Гравс!
– Да не видел он ничего, не видел, – как от назойливой мухи отмахнулся от тролля агент. – И видеть не мог.
Ральф выразительно выгнул бровь.
– Господин профессор скорее всего просто перепутал сундуки, – скрыть раздражение Гравсу не удавалось. – Ничего сегодня не терялось и не находилось!
– Вот как? – зашипел де Брайт. – Вы хотите сказать, что я не знаю свой собственный багаж?
– Я хочу сказать, что вы переутомились, – рыжий с явным трудом удерживался от грубости. – Все эти лекции, поездки, научная работа. Да вы сами себя послушайте!
Де Брайт скрипнул зубами. Тролль принялся мять полы своего форменного пиджака.
Ральф внимательно наблюдал за обоими спорщиками. Я наблюдал за Ральфом.
– Господин профессор, а что было в пропавшем сундуке? – после короткой паузы спросил молодой маг. – В том, который исчез еще в Данарсе? Если я правильно понял, в них вы перевозите экспонаты для своей выставки?
– Да, коллега! – голос де Брайта звучал все еще резковато. – В том сундуке, который нашелся, было около сорока наименований человеческих предметов.
– Было? – уточнил парень.
– И было, и есть!
– И все они весьма ценные?
– Разумеется! Общая стоимость экспонатов около трехсот семидесяти тысяч.
Ральф присвистнул. Де Брайт поморщился:
– Да разве в деньгах дело? – укоризненно покачал он головой. – Главная ценность коллекции –научная значимость! Такие предметы официально к нам не ввозятся. Да и купить их непросто – разве что полулегально, на черном рынке.
– Понимаю. – Ральф что-то подчеркнул в записной книжке. – Предметы ценные и из найденного сундука ни один из них не пропал, верно?
– Верно, – подтвердил профессор. – Все на месте.
– Вы в этом уверены?
– Абсолютно!
Ральф кивнул. Карандаш проворно носился по синеватой бумаге, издавая крайне интригующее шуршание. Я с любопытством скосил глаза на страничку. Ральф, казалось, ничего не заметил. Он сосредоточенно делал свои заметки, покрывая крохотный листок неразборчивыми стенографическими знаками. Я затаил дыхание. Маг дописал абзац. Вдруг он резко убрал закрывающую часть текста руку и развернул блокнот ко мне. Я отпрянул.
Очень надеюсь, что мои вспыхнувшие от смущения уши не привлекли ничьего внимания.
– Господин профессор, а что было во втором сундуке? – Ральф как бы невзначай снова повернул блокнотик к себе. – Полагаю, что-то не менее дорогое?
Де Брайт скривился:
– Если вы о деньгах, то нет. Из коллекции там были только фен и калькулятор...
– Что, простите?
– Счетная машина и сушилка для волос, – нетерпеливо пояснил профессор. – Они стоят не более двух тысяч. От силы трех.
Гравс со свистом втянул воздух.
– Три тысячи против трехсот...– процедил он себе под нос. – И вы еще скандалите!
– Да, скандалю! – рявкнул профессор. – Стоимость пропажи не оправдывает вашу халатность! В том сундуке были книги и материалы для моей монографии. Коллега ван Лессинг, – умоляюще продолжал де Брайт, – я восемь лет собирал данные о брачных играх вислобрюхих драконов. Вы же понимаете, что это гораздо ценнее любых денег – убедите коллегу Дерена взяться за мое дело! Найдите сундук, прошу!
Профессор выглядел таким несчастным, что у меня в душе шевельнулось желание сделать ему хоть что-то приятное.
Ральф не ответил.
– Господин Гравс, – обратился он к рыжему, – вы говорите, что сундук все еще где-то в порту? Почему вы в этом так уверены? Неужели на таком большом лайнере, как "Парацельс" никогда ничего не теряли?
– О Мерлин, – рыжий страдальчески закатил глаза. – Ну разумеется теряли! Я признаю, работа наших служащих не идеальна. Но вы сами посудите – сначала исчез один сундук, потом он нашелся, но исчез второй, и все это у одного и того же пассажира. Не слишком ли много совпадений?
– А еще мне разбили грозовой сосуд, – сварливо добавил профессор.
– Тем более! – Гравс щелкнул пальцами. – В это кто-то поверит?
Профессор пожевал губами.
– Значит это было не совпадение, – наконец выдал он. – Получается, что мой сундук украли!
Ответом ему стал нестройный вой:
– Я не воровал, не воровал, – испуганно повторял тролль-носильщик.
– Это немыслимо! – оскорбленно надувал щеки рыжий. – Да за кого вы нас держите?
– На этом корабле я уже ничему не удивлюсь! – по-вампирьи скалил зубы профессор.
– Бред! – Гравс яростно сжал кулаки. – Никто всерьез не рассматривает подобные глупости!
В поисках поддержки маг посмотрел на Ральфа.
– Хм. – Парень провел обратным концом карандаша по губам. – Если это и кража, то кража очень странная.
Гравс просиял:
– Вот видите!
– Но почему? – профессор не сдавался. – Мое предположение объясняет все странности.
– Сударь, опомнитесь, – рыжий застонал. – Ничего оно не объясняет! Мы в открытом море, а багаж под такой охраной, что и иные банки позавидуют. Ценности на месте. Зачем кому-то воровать материалы о каких-то там толстобрюхих драконах?
– Вислобрюхих! – как упомянутый ящер зашипел этолог. – Драконы называются вислобрюхими!
– Пусть и так, – милостиво согласился агент. – Все равно вору они ни к чему.
Ральф присел на корточки перед сундуками и принялся тщательно осматривать прикрепленные к ручкам багажные бирочки.
Я не стерпел и тоже вставил реплику:
– А что если вора интересовали не драконы? – версия с банальной утерей багажа мне казалась слишком прозаичной. – Что если злоумышленнику нужно было что-то конкретное, и в первом сундуке этого чего-то не оказалось?
Гравс издевательски ухмыльнулся:
– Тогда почему ваш вор просто не украл второй сундук? Я бы на его месте выкинул все ненужное за борт и взял бы то, что надо!
Агент вызывающе уставился на меня.
– А я бы не выбрасывал! – я тоже посмотрел мужчине в глаза. Тот торопливо отвернулся. – Может вор надеялся незаметно подменить сундуки.
Ральф возился с бирками. Де Брайт поглядывал на меня с явным сочувствием.
Я приободрился:
– Очевидно, что целью были не экспонаты. Вряд ли это были и драконы. Но тогда что? Господин профессор, может у вас там были редкие книги? Или какие-нибудь артефакты?
Ученый с видимой неохотой отрицательно покачал головой:
– Боюсь что нет, – вздохнул он. – Артефактов не было, а книги самые обыкновенные – в любой лавке таких полно.
– Сундук потеряли в порту, тут и говорить нечего, – Гравс сложил руки на груди.
Я с надеждой посмотрел на Ральфа. Тот наконец рассмотрел все, что хотел и выпрямился.
– Мы должны разрабатывать разные версии, – осторожно проговорил он. – Перед тем, как думать о краже, давайте попытаемся довести версию господина Гравса до логического завершения.
Гравс одобрительно крякнул и согласно закивал головой. Нам с де Брайтом ничего не оставалось, как тоже согласиться.
– Допустим, – после паузы заговорил Ральф, – что вещи действительно потеряли в порту. Но в таком случае должен был быть составлен список утерянных предметов, верно? Где он, господа? По нему мы легко определим, какой из сундуков исчез еще при посадке.
– Верно, коллега, верно! – обрадовался де Брайт. – Список есть! Вот теперь вы не отвертитесь, Гравс!
– Могу я на него взглянуть, господин профессор? – Ральф протянул руку.
Радостная улыбка на лице этолога померкла:
– Не можете. Эта проклятая бумажка была во втором сундуке. В том, который исчез сегодня.
Рыжий хохотнул:
– Кто бы сомневался!
– Но должна быть и копия, не так ли? – Ральф перевел внимательный взгляд на Гравса. – Такие документы никогда не составляются в единственном экземпляре. Господин Гравс, у вас есть дубликат списка?
Теперь настала очередь рыжему смутиться:
– Нету! – неохотно признал он.
Де Брайт хлопнул тыльной стороной пальцев правой руки по ладони левой:
– Что и требовалось доказать! – триумфально выкрикнул он. – Вы и его потеряли! Я же говорю – бардак!
– Ничего не бардак! – огрызнулся рыжий. – Копию иметь мне и не полагается. В Данарсе багаж грузили работники порта, то есть совсем другой отдел.
– Вы можете затребовать копию у них? – спросил Ральф.
– Не могу, – с вызовом бросил Гравс. – Согласно постановлению Сената номер двадцать четыре дробь два это закрытая частная информация!
– А если затребует сам господин профессор?
– Нет! – Гравс тихо ликовал. – Согласно поправке номер три ко все тому же постановлению, профессор должен удостоверить свою личность. Однако в законе нигде не прописано, как это сделать с помощью телеграфа, колдофона, или другого техномагического средства связи.
Ральф задумался. У меня сложилось впечатление, что в юриспруденции он разбирается гораздо хуже, чем в точных магических науках.
Де Брайт сдавленно заскулил:
– Бюрократы, крючкотворы...
Рыжий мстительно ухмылялся.
– Господин Гравс, а можем ли мы хотя бы осмотреть место хранения багажа? Чтоб самим убедиться, что подмена невозможна. – Кажется, Ральф хватался за соломинку.
– Исключено! – агент блаженствовал. – В служебные помещения посторонним вход закрыт. У нас на корабле действуют очень строгие правила.
Де Брайт вспыхнул:
– Правила? Да какие правила?! Мало того, что вы сами не ищете мой багаж, так еще и мешаете нам это делать?
– Сожалею, но таков закон! – Гравс поклонился.
– И что же вы предлагаете?
– Поступать по инструкциям. В Орраленде вы обратитесь в местный офис нашей компании. Все офисы являются единым юридическим лицом, так что они смогут затребовать в Данарсе список утерянного и выплатят вам компенсацию.
– Но у меня пропало совсем не то, что в том списке!
– Значит составят новый список! – Гравс выудил из кармана наглаженный платок и вытер лоб.
Профессор застыл с открытым ртом. Ральф захлопнул блокнотик.
– Господин сыщик, – взмолился тролль, – мне работать надо. Я могу идти?
– Можете, – коротко ответил тот. – Когда вы нам понадобитесь, мы с вами свяжемся.
Тролль испуганно вытаращился на парня и, словно боясь, что он передумает, торопливо скрылся за дверью. В наступившей тишине было слышно, как быстро удаляются его шаги. Потом невнятный гул зрительного зала перекрыло визгливое дребезжание звонка. Профессор вздрогнул.
– А чтоб тебе, – пробормотал он, суетливо стаскивая перчатки. – Совсем выпустил из виду... время выпустил из виду...
Перчатки окончательно превратились в бесформенные клочья. Ученый проворно зашвырнул их в дальний угол комнаты.
– Ну, Гравс!.. – выплюнул он в лицо рыжему, и, прежде чем тот успел как-то отреагировать, выбежал прочь.
Агент посмотрел ему вслед и нервно дернул уголками рта. Я зачем-то достал из кармана пригласительную.
– Полагаю, на этом инцидент исчерпан, господа, – Гравс сладко улыбнулся нам с Ральфом. – Смею покорнейше просить вас покинуть служебное помещение.
Глава 13
В коридоре я сразу же перегородил Ральфу дорогу:
– Ты мне ничего не хочешь рассказать?
Парень резко остановился и посмотрел на меня сверху вниз:
– А что ты хочешь услышать?
– А ты не знаешь?
– Нет. – Ральф пристально смотрел мне в лицо.
Я сглотнул:
– Что это были за опыты? – тихо проговорил я. – Над вампирами?
Ни один мускул не дрогнул на лице парня.
– Надо понимать, – медленно начал он, – что ты считаешь меня садистом вроде Мергеле?
– Я такого не говорил, – буркнул я.
– Но подумал. – Ральф невесело усмехнулся. – Вот только опытов на вампирах я никогда не ставил.
– А как же... – начал было я, но Ральф перебил.
– Опыты были "с" вампирами, а не "на" них, – сказал он. – Вампиры мне ассистировали.
Я почувствовал некоторое замешательство.
– То есть ты хочешь сказать, что для твоей работы нужны ассистенты определенной расы?
– Угу. Видишь ли, ваш гипноз вызывает сильные возмущения некоторых видов магических полей. И эти возмущения, или же аберрации, меня очень интересуют как ученого.
В коридоре появилась ярко накрашенная эльфийка с двумя детьми.
– Но ведь такие опыты противозаконны! – я перешел на шепот. – Вампирский гипноз разрушает психику жертвы!
– Не сразу, – так же шепотом ответил Ральф. – Психика страдает лишь от длительного гипнотического воздействия. Помнится, был описан случай, когда подопытный сохранил разум даже после пятидесяти ментальных атак. Интересно правда?
В горле у меня пересохло.
– Значит ты все же ставил опыты на разумных? – с трудом выговорил я. – Это были люди? Добровольцы?
– Нет. – Ральф покосился на эльфийку. – Это были лягушки. И спешу тебя уверить, что никакого вреда гипноз им не причинил. Земноводные слишком глупы для этого.
Эльфийские дети уставились на наши шляпы. Девочка захихикала, а мальчик показал пальцем на свисающее до плеч зеленое перо. Накрашенная мамаша строго цыкнула на своих чад. Чтоб пропустить остроухое семейство на палубу мне пришлось буквально вжаться в стену перед Ральфом.
Маг проводил эльфов взглядом и снова посмотрел на меня:
– Что-то еще?
– Нет. То есть да, – я тряхнул головой. – Ты это серьезно? Про лягушек? Какой смысл их гипнотизировать?
Ральф с трудом подавил раздраженное рычание:
– Ну я же сказал, – подчеркнуто сдержанно ответил он, – для изучения аберраций магического поля. Это долго объяснять. Мы опоздаем.
Волшебник выразительно кивнул в след эльфам. Я неохотно посторонился. Ральф поправил съехавшую на глаза шляпу и целеустремленно зашагал к выходу.
– Ну хоть в двух словах расскажи, – взмолился я ему вслед. – Пожалуйста!
Маг приостановился. Однако через мгновение, так ничего и не сказав, снова ускорил шаг. Я поторопился за ним.
Мы вышли на открытую, залитую солнцем палубу. Несмотря на обжигающий зной она была до отказа заполнена народом. Отовсюду доносились голоса, смех и музыка. Со вчерашнего дня здесь многое изменилось. У дальнего борта успела вырасти новая, увешанная флажками палатка-аттракцион. Из-за толпящихся перед ее узким входом мальчишек я так и не смог разобрать, что происходит внутри. Напротив палатки сверкали свежим лаком несколько дубовых ступ. Они были едва способны подняться на высоту более метра, и предназначались для катания детворы. Чуть дальше из тени полотняного навеса на прохожих свирепо рычала карликовая виверна в наморднике. Наряженный в костюм факира упырь на все лады зазывал пассажиров сфотографироваться рядом со столь диковинной зверушкой. По всему было видно, что дневных существ солнце не только не стесняло, но и радовало.
Чтоб не затеряться в пестрой толпе гуляющих, я поравнялся с Ральфом. Тот даже не посмотрел в мою сторону. Несколько метров мы шли молча. Наконец парень заговорил:
– Что ты знаешь об ариолоновой теории? – спросил он, не поворачивая головы.
Вопрос застал меня врасплох.
– Об ариолоновой теории? – осторожно переспросил я, затягивая время. – Ну, в теоретической метафизике ариолонами называют кванты магического поля. Их, вроде, открыли сравнительно недавно и еще толком не изучили.
Ральф согласно кивнул:
– Верно. Знаем мы о них и правда куда меньше, чем того хотелось бы. Что еще?
– Э... еще тип ариолонов определяет тип магии, – я чувствовал себя словно на уроке у преподобного Каца. – Разные ариолоны имеют разные свойства, но при этом считается, что все они лишь состояния чего-то еще более элементарного. Как лед и пар – состояния воды.
Я сделал глубокомысленную паузу. Мои познания в области квантовой метафизики исчерпывались с удручающей быстротой.
– Бывают альфа-ариолоны, – принялся перечислять я, в надежде хоть немного отсрочить свою капитуляцию на научном фронте, – бета, гамма...
Я замолчал. Ральф хмыкнул.
– А как же дельта? – насмешливо поинтересовался он. – Я думал, ты их назовешь первыми.
– Ну и дельта тоже, – я обреченно кивнул. – Все равно кроме названий мне о них ничего не известно.
Ральф учтиво поклонился какой-то смуглой ведьме с белыми волосами.
– Из отрицательно заряженных дельта-ариолонов состоит магическое поле вампира, – любезно пояснил он. – А что знаешь названия – это даже совсем неплохо! Иные и имея Мерлиновский диплом их не помнят.
Я недоверчиво покосился на волшебника. Однако никакой издевки не почувствовал.
– Но если мы уже что-то знаем о магическом излучении, то может нам с тобой что-то известно и о его происхождении? – Ральф наконец удостоил меня взгляда. – Что является источником ариолоновых импульсов?
– В смысле? – я едва сдержался, чтоб по-плебейски не почесать затылок.
– Откуда магическая сила хоть у тех же вампиров?
Я пожал плечами:
– Из крови, конечно же. Это все знают. Без крови вампир мало чем отличается от контрамагуса.
– Ты так думаешь? – Мы свернули к знакомой механической лестнице. – А как же тогда ламиниты? Среди людей когда-то существовала такая занятная секта. Они верили, что если пить кровь и совершать определенные обряды, то можно превратиться в детей ночи.
– Какая глупость, – презрительно фыркнул я.
– Глупость, – согласился Ральф. – Только ситуация от этого не проясняется. Почему дети ночи могут применять магию крови, а другие нет?
Элементарный, даже по-детски наивный вопрос поставил меня в тупик.
– Потому, что вампир он есть вампир.
– И все? – парень выразительно поднял бровь.
– У каждой расы есть своя магия, которая больше никому не доступна.
– И почему же она не доступна?
– А почему снег белый? – не придумал я ничего умнее.
Ральф скучающе вздохнул.
– Снег белый потому, что отражает свет во всем видимом спектре, – монотонно отбарабанил он. – Что же до вампиров, то они имеют способности к магии крови в силу определенных свойств своей души. Магия исходит от души, а не от тела. Только душа определяет будущие колдовские способности и, как следствие, расу новорожденного. Сложись ситуация иначе – маги, вампиры, эльфы и все прочие уже давно бы ассимилировались.
Тихо гудящая лестница медленно несла нас вниз. Мы пропустили две палубы и сошли на третьей. Здесь народа было поменьше чем наверху и большинство присутствующих собралось у низкого стеклянного павильона. На одном из его широких стекол красовалась отпечатанная в типографии афиша – "Научно-популярная выставка человеческих технологий".
– Но ведь расы отличаются еще и анатомически, – без особой уверенности возразил я.
– Ну и что? – равнодушно переспросил Ральф. – Ты же сам из смешанной семьи. Разве твои мама с папой не гадали, кем ты вырастешь?
Я не нашелся что ответить. Ральф продолжал:
– Младенцы всех магических рас неотличимы друг от друга. Когда при рождении душа вселяется в тело, оно еще непригодно для волшебства. Из-за этого дети почти не колдуют, разве что так, по мелочи. Их магическая энергия полностью тратится на физиологические изменения в организме. Например, под влиянием магии у эльфов изменяется форма ушей, у гномов – пропорции туловища. Ну а у вампиров – характерно удлиняются клыки, появляется черный, с красноватым отливом, цвет глаз, темнеют волосы, светлеет кожа.
– А гипноз? – я никак не мог понять куда клонит Ральф. – При чем тут гипноз?
– При том, что у него тоже магическая природа. Любая магия это несущее информацию ариолонове излучение. Соответственно, как любое излучение, оно взаимодействует с материальной средой. Где-то поглощается, где-то отражается, где-то рассеивается. Скажи, что будет даже с самым мощным боевым пульсаром, если он не попадет в цель?
– Погаснет? – я не то спрашивал, не то утверждал.
– Именно. – Ральф замедлил шаг, уступая дорогу пыхтящему под тяжестью сундука носильщику-троллю. – И гаснуть он начнет еще до того, как вылетит из артефакта. Первое сопротивление, которое встречает магия – это тело самого волшебника. А если вместо Истинной магии гипноз, то...
Парень выжидающе умолк.
– ... тело вампира, – закончил я. – Мы сами гасим свою магию.
Ральф бросил на меня победный взгляд:
– Не только гасим! Магический импульс меняется качественно. Он искажается. И раз наши тела уникальны – порождаемые ими искажения ариолоновых потоков так же неповторимы. Какой вывод из этого мы можем сделать?
Я беспомощно развел руками – не то что делать выводы, даже до конца понять все эти метафизические явления у меня не получалось. Однако Ральф ответа и не ждал:
– Вывод такой, что по отпечатку на магическом поле жертвы можно найти нападавшего на нее вампира. Точно так можно найти и эльфа, который лечил. По следу от заклятья нетрудно вычислить мага. По амулету – создавшего его гнома. Это как рисунок папиллярных линий. Я назвал такое явление субмагической аберрацией ариолоновой матрицы.
Глаза парня увлеченно сверкнули.
– Что? – перебил я. – Ты назвал?!
Маг запнулся на полуслове.
– То есть, ты хочешь сказать... – изумленно начал я.
– Ну да! – Парень расплылся в самодовольной улыбке. – Именно это! И не надо на меня так смотреть!
Впереди взвизгнула женщина. Мы как по команде повернули головы на звук.
Около павильона смазливая ведьмочка в красном платье, размахивала веером и на одной ноге скакала к одетому в мундир мужчине. Тот бросился ей на помощь. Недавно прошедший мимо нас носильщик неловко вертелся на одном месте и громко извинялся. Сундук в его руках угрожающе раскачивался. Тролль попытался его перехватить, однако не рассчитал движения. Мощный удар локтем пришелся прямо по затылку чернобородого гнома. Потерявший равновесие бородач с разгону боднул в живот привлеченного шумом оборотня. Оборотень утробно рыкнул. Гном дернулся в противоположную сторону, оттоптав при этом обладательнице веера вторую ногу. Тишине и спокойствию это не посодействовало. Мужчина в мундире активировал тревожную кнопку на своем браслете. Послышалась заливистая трель полицейского свистка.
Ральф остановился. Я последовал его примеру. К месту происшествия уже пробирались двое сотрудников службы безопасности корабля. Ральф невнимательно понаблюдал, как охрана пытается успокоить потерпевших и уже без малейшего намека на самолюбование, абсолютно серьезно произнес:
– На самом деле я не сделал ничего такого особенного. Если чьи-то открытия и достойны восхищения, так это Эльфштейна. Без его уравнений мне бы никогда не догадаться, что ариолоны нестабильны. И тем более не просчитать их аберрации.
– Что? – Я всем корпусом развернулся к магу. – И это называется ничего особенного? Да ты сам понимаешь, что говоришь? Благодаря тебе раскроют громадное количество преступлений, найдут тысячи злоумышленников, а из тюрем выпустят множество невиновных! Твоему открытию нет цены!
У меня перехватило дух. Ральф скорчил насмешливую гримасу.
– Но ведь правда! – воскликнул я. – За такое и Гномелевскую премию не жалко!
Парень рассмеялся:
– Как лихо ты Гномелями разбрасываешься. Смотри, захвалишь. – Ральф старался перевести разговор в шутку, однако было видно, что мое искреннее восхищение ему польстило. – К сожалению, мне еще очень далеко до того, чтоб кого-то ловить. Даже в лабораторных условиях это не всегда удается. А ведь жизнь не так благоприятна, как эксперимент.
– Кстати, об этих твоих экспериментах ты мне так и не рассказал, – напомнил я. – В чем они заключались?
Ральф пожал плечами:
– Да рассказывать особо нечего. Я поймал четырех лягушек, посадил их в четыре коробки, а потом попросил четырех специально нанятых вампиров их загипнотизировать. Кому какая лягушка досталась я не знал. Определить это и было моей задачей.
– И ты с ней справился?
Ральф потыкал носком туфля отполированную заклепку на полу:
– Как тебе сказать... Если воздействие осуществлялось с расстояния менее тридцати сантиметров и после его прекращения прошло менее тридцати минут, то нужного вампира я находил в девяносто семи процентах случаев. Проблема же в том, что в реальности вампир атакует с гораздо большего расстояния: сопротивление воздуха при этом затирает индивидуальные черты магического импульса. Плюс время – тридцать минут очень короткий срок. Уже через час аура жертвы начинает приходить в норму.
Ральф грустно вздохнул и замолчал. Я пытался переварить услышанное.
За это время охранникам перед павильоном удалось загасить назревающий скандал. Ведьма в красном куда-то уковыляла под руку с мужчиной в мундире. Гном принялся о чем-то спорить с одним из охранников. Оборотень немного отошел в сторонку и уже с безопасного расстояния наблюдал за происходящим. Носильщик с сундуком как сквозь землю провалился. Собравшийся было кружок зевак начал рассасываться.
Мы с Ральфом неторопливо двинулись ко входу на выставку.
– Прости меня, – тихо сказал я.
– За что? – немного фальшиво удивился Ральф.
– За все, – я насупился. – Напридумывал тут неизвестно чего о твоей работе. И вообще вел себя как мальчишка.
Ральф почти незаметно усмехнулся.
– И шляпу эту тоже сними, – добавил я. – Тебе совсем не обязательно ради меня выставлять себя на посмешище.
– Какое еще такое посмешище? – вкрадчиво поинтересовался волшебник. – Ты видел, чтоб кто-то смеялся? Кроме тех детей?
Я отрицательно мотнул головой. Никому из окружающих до нас не было никакого дела.
Ральф удовлетворенно кивнул:
– Вот и прекрасно. Идем!
Парень высокомерно вскинул голову, расправил плечи и гордо зашагал впереди. С его ростом и осанкой это выглядело впечатляюще. Я поймал себя на мысли, что пройдись он вот так по улицам Мэйрлстона – сомбреро с пером уже на следующий день стало бы объектом подражания местных модников. Прав был преподобный Кац – реклама и прям творит чудеса.
Мы подошли к павильону. Обе створки его широких дверей были настежь распахнуты. Скучающие пассажиры неспешно прохаживались туда и обратно, то и дело бросая любопытные взгляды на отгороженный красной тесьмой боковой коридор. Там в сияющих витринах покоились многочисленные экспонаты – странные предметы непонятной формы и неизвестного предназначения. Некоторые, особенно крупные, даже не прикрывались стеклянными колпаками. Около красной тесьмы почти по-военному вытянулся в струнку тролль в костюме стюарда.
Напротив коридора находился небольшой конференц-зал. Проход туда загораживал еще один тролль в такой же униформе. В руках он держал тощую стопочку желтых бумажек.
– Не угодно ли билетик на лекцию? Кто желает билетик? – невнятно бормотал служащий гнусавым голосом. – Билетик... билетик...
Я шагнул к нему.
– Ты куда? – окликнул меня Ральф.
– За билетом, конечно же.
Вертлявая ведьма с огромным декольте буквально ввинтилась в пространство между троллем и мной.
– Не нужен тебе билет, – Ральф небрежно похлопал себя по карману, – я что, просто так штормовую машину давал?
Маг хитро прищурился. Я усмехнулся ему в ответ.
Рядом с нами возник улыбающийся старикашка во фраке и в белых лакейских перчатках:
– Господа позволят взять их шляпы? – сладко пропел он.
Ральф торжественно, словно оказывая честь, вручил ему сомбреро. Старик подобострастно поклонился и развернулся ко мне. К своему огромному облегчению, я наконец тоже избавился от головного убора.
Тролль-билетер внимательно осмотрел предъявленное Ральфом приглашение от де Брайта:
– Семнадцатое и восемнадцатое место, господа, – наконец прогудел он. – Приятного вам вечера!
Дверь гостеприимно отворилась.
Мы вошли в ярко освещенный конференц-зал. Своим интерьером он напоминал нечто среднее между читальным залом Королевской библиотеки и оперным театром. Это было широкое четырехугольное помещение с невысокой сценой-помостом с одной стороны и местами для публики с другой. Обитые красным бархатом зрительские кресла размещались парами, в виде разделенного на три сектора полукруга. Перед каждой парой стоял резной столик из золоченого дерева – достаточно высокий, чтоб под ним можно было спрятать ноги, но слишком низкий, чтоб с удобством вести записи. Проходы застилали красные ковровые дорожки с растительным орнаментом. Окна и стены наглухо закрывались тяжелыми бордовыми шторами с таким же, как на дорожках рисунком, золотистыми каемками и кисточками на завязях. Свет лился из хрустальных свечей трех позолоченных люстр. На помост помимо этого было направлено еще и два мощных колдорисцентных прожектора. Взятая у Ральфа штормовая машина нарядно сияла в их лучах, как именинник на празднике. Ближе к краю сцены разместилась резная, похожая на дирижерский пульт, трибуна.
Зал быстро заполнялся зрителями.
– Нам туда, – сказал Ральф и указал глазами на пустующий стол во втором ряду. – Как раз возле того болтливого эльфа-пасечника.
Я приостановился и во все глаза уставился на нашего будущего соседа. Эльф сидел в одиночестве и внимательно изучал информационную брошюрку. Всем своим видом он производил впечатление скорее замкнутого, чем общительного существа. Искать же признаки страсти к пчеловодству я даже не пытался.
Ральф тоже остановился и вопросительно посмотрел на меня через плечо.
– Как ты узнал? – растерянно проговорил я. – Про эльфа? Неужели у него все это на лбу написано?
Парень хохотнул:
– Нет.
– Тогда как?!
– Никак! – Ральф развернулся на каблуках. – Мы с ним познакомились в очереди на таможне.
Такое объяснение из-за своей неожиданности произвело на меня не меньшее впечатление, чем самая изощренная дедукция. Маг широко улыбался:
– Чайка в рот влетит, на клыки напорется, – беззлобно поддел он меня. – Бедная птичка!
Я хищно щелкнул зубами. Придумать в ответ что-то достойное у меня не получилось.
Между тем улыбка на лице Ральфа исчезла. Парень смотрел куда-то мимо меня с выражением уже знакомой ледяной вежливости. Я перехватил его взгляд.
Ото входа в нашу сторону мчался сам виновник предстоящего мероприятия. Сейчас профессор де Брайт выглядел еще более взъерошенным, чем во время нашей прошлой встречи. Полы лабораторного халата развевались за его спиной, а разорванные в клочья хирургические перчатки неизвестно как удерживались на пальцах. Столкнувшись со мной лицом к лицу, он круто затормозил. Сзади на него наскочил рыжий, еще не старый маг в невыразительном сером костюме и с еще более невыразительным галстуком.
– Ага! – на весь зал воскликнул де Брайт, игнорируя ворчание рыжего. – Чудесно!
Две ведьмы за ближайшим столиком прервали разговор и синхронно уставились на этолога.
– Вот вы-то мне и нужны, коллега ван Лессинг!
Ведьмы так же синхронно перевели взгляд с профессора на нас с Ральфом.
– Вы ведь ассистент сыскного мага, не так ли? – де Брайт наконец догадался убавить звук.
Ральф с достоинством склонил голову.
– Господи-и-ин профессор... – страдальчески затянул за спиной этолога рыжий маг.
– Молчите Гравс! – раздраженно отмахнулся тот. – Лучше молчите!
Ральф аккуратно сложил пригласительную записку вдвое и вопросительно посмотрел на ученого:
– Что-то случилось, господин профессор? Вам нужна помощь?
– Да!
– Нет! – одновременно с профессором выкрикнул рыжий. Де Брайт послал ему испепеляющий взгляд через плечо и упрямо задрал подбородок.
– Мне нужен сыскной маг! – с расстановками произнес ученый. – Где сейчас коллега Дерен? Он где-то рядом?
– Боюсь что нет, – Ральф скользнул взглядом по рваным перчаткам этолога. – Я не видел господина профессора от самого утра.
– Вот как? – де Брайт сдвинул брови. – То есть на мою лекцию он не придет? Или придет?
Ральф развел руками:
– К сожалению планы господина Дерена мне не известны.
Гравса это почему-то обрадовало:
– Господин профессор, – оживился он, – я же говорил, что посторонние нам не нужны. Как официальный представитель владельцев корабля, могу вас уверить, что мы во всем разберемся наилучшим образом.
Де Брайт, кажется, начал колебаться.
– Но коллега Дерен... – пробормотал он, – вот если бы мне... то есть ему... то есть... ну...
Не подобрав нужного слова он покрутил кистью и умоляюще посмотрел на Ральфа. Тот деликатно кашлянул:
– Может быть я смогу вам помочь?
Де Брайт нервно облизал губы:
– Вы?
– Господин профессор, – предостерегающе зашелестел Гравс.
– Ох, дорогой коллега, – к этологу снова начала возвращаться уверенность, – если вас это не затруднит, то вы меня весьма обяжете!
– Господин профессор! – Гравс позволил себе почти открытое раздражение.
Ученый вспылил:
– Да замолчите вы наконец!
Две ведьмы за столиком прикрыли лица веерами и зашушукались. Кроме них на нас теперь смотрел еще и седой колдун в расшитой золотом парадной мантии, болтливый эльф-пчеловод и очень толстый гном со значком академика Академии магических наук на отвороте пиджака. Де Брайта от такого повышенного внимания передернуло.
Профессор почти оттолкнул меня в сторону и взял Ральфа за локоть:
– Не здесь, дорогой коллега, – пробормотал он, – пожалуйста, не здесь. Пройдемте!
Маги поспешно направились к неприметному служебному входу за сценой. Ральф извернулся и попутно сунул пригласительную мне в ладонь. Почти секунду я в замешательстве смотрел на бумажку. Наконец спрятал ее в карман и поторопился за волшебниками. Интересного там должно было быть гораздо больше, чем в зале.
***
– На этом корабле делается Моргана знает что, – бранился де Брайт по дороге. Мое присутствие никто из троих словно и не заметил. – Сначала мне разбили грозовой сосуд...
– Это было еще в Данарском порту, – обиженно вставил Гравс.
– ...потом потеряли сундук с экспонатами...
– Тоже в Данарсе!
– ...но вот это уже переходит все границы! – негодующий этолог кое-как справился с дверной ручкой и, пропуская нас перед собой, посторонился. – Они просто издеваются!
Мы вошли в тесное служебное помещение. Окон здесь не было и комнату освещал одинокий колдорисцентный фонарь под потолком. Вдоль стен беспорядочно громоздились какие-то коробки, листы фанеры и прикрытые черной тканью треножники для прожекторов. В центре комнаты стояла пара дорожных сундуков над которыми возвышался печального вида тролль. При нашем появлении тролль выпрямился и я узнал в нем того самого недотепистого носильщика.
– Вот! – де Брайт торжествующе ткнул пальцем ему куда-то в колени. – Полюбуйтесь! Потерять один сундук им уже мало! Теперь исчез другой!
– Господи-и-ин профессор, – в который раз за сегодня взвыл рыжий.
– Да не брал я ваш сундук, – в тон ему запричитал тролль, – не брал!
– Издевательство, форменное издевательство! – бушевал ученый.
– ...не мог пропасть ваш сундук, – Гравс сотрясал растопыренными пальцами. – Только не на "Парацельсе", у нас серьезная фирма...
Тролль почти плакал.
– Вы считаете меня идиотом? – профессор топнул ногой. – Нет, скажите, Гравс, считаете?..
– Господи-и-ин профессор!
Шум от этих троих нарастал. Едва дверь в комнатку закрылась, как Гравс и де Брайт перестали себя сдерживать. Маги кричали друг на друга как базарные торговки. Тролль жалобно подвывал. В крохотном помещении их голоса сливались и неприятно били по ушам. Ральф звонко хлопнул в ладоши:
– Господа, господа! – еле перекричал он спорящих. Вся троица умолкла. – Господа, не говорите все вместе! Кто-нибудь может объяснить мне ситуацию?
Господа переглянулись. Едва установившаяся тишина снова взорвалась громкими возгласами. Хлопки Ральфа, как и призывы успокоиться эффекта не возымели. Нестройный гвалт только усиливался. Я прикрыл уши ладонями. Парень обреченно вздохнул и щелкнул пальцами. Колдорисцентный фонарь под потолком погас. Все умолкли на полуслове.
– Что такое? – наконец хрипло спросил тролль. – Где свет?
Гравс чертыхнулся себе под нос. Де Брайт немного поворчал и сотворил несколько синих пульсаров с грецкий орех величиной.
– Господин профессор, – таким тоном, будто ничего не произошло, обратился к ученому Ральф, –объясните мне, пожалуйста, что случилось.
Парень плавно взмахнул рукой и погасший фонарь снова загорелся ярким, ровным светом. Синие пульсары рассыпались тысячей холодных искр.
– У меня пропал сундук, – по слогам, как для недоразвитого ребенка, ответил профессор. – Я заказал для своих путешествий три одинаковых дорожных сундука. Несколько лет они мне служили верой и правдой, пока вот такие добрые граждане, – де Брайт ткнул пальцем в грудь Гравсу, – не умудрились один потерять при посадке в Данарсе.
Указанный добрый гражданин закатил глаза.
– А сегодня выяснилось, – все больше распаляясь продолжал ученый, – что потерян еще один! Перед самой лекцией! И мало того – господин Гравс отказывается его искать! Как вам это нравится?!
Де Брайт сложил руки на груди. Тролль шмыгнул носом.
Мы с Ральфом переглянулись.
– Простите, господин профессор, – наконец заговорил молодой маг, – кажется, я вас не совсем понимаю. Сколько всего было сундуков?
– Три! – прорычал этолог в ответ.
– И один потеряли в Данарсе?
– Потеряли!
– Второй исчез сегодня?
– Исчез! Но тот, который потеряли раньше – нашелся! – Палец в рваной хирургической перчатке ткнул троллю под ноги.
Тролль забулькал нечто невразумительное. Гравс фыркнул. Я не удержался и таки почесал затылок.
– Так, – протянул Ральф. В руках у него появилась маленькая записная книжечка в кожаном переплете и коротенький серебряный карандашик. – Кто и где нашел пропавший сундук? – деловито спросил волшебник.
– Не я! – запричитал носильщик, – Я ничего не видел и не трогал! Я просто принес то, что было в трюме. Господин Гравс, скажите им!
Рыжий скривился.
– Ну господин Гравс!
– Да не видел он ничего, не видел, – как от назойливой мухи отмахнулся от тролля агент. – И видеть не мог.
Ральф выразительно выгнул бровь.
– Господин профессор скорее всего просто перепутал сундуки, – скрыть раздражение Гравсу не удавалось. – Ничего сегодня не терялось и не находилось!
– Вот как? – зашипел де Брайт. – Вы хотите сказать, что я не знаю свой собственный багаж?
– Я хочу сказать, что вы переутомились, – рыжий с явным трудом удерживался от грубости. – Все эти лекции, поездки, научная работа. Да вы сами себя послушайте!
Де Брайт скрипнул зубами. Тролль принялся мять полы своего форменного пиджака.
Ральф внимательно наблюдал за обоими спорщиками. Я наблюдал за Ральфом.
– Господин профессор, а что было в пропавшем сундуке? – после короткой паузы спросил молодой маг. – В том, который исчез еще в Данарсе? Если я правильно понял, в них вы перевозите экспонаты для своей выставки?
– Да, коллега! – голос де Брайта звучал все еще резковато. – В том сундуке, который нашелся, было около сорока наименований человеческих предметов.
– Было? – уточнил парень.
– И было, и есть!
– И все они весьма ценные?
– Разумеется! Общая стоимость экспонатов около трехсот семидесяти тысяч.
Ральф присвистнул. Де Брайт поморщился:
– Да разве в деньгах дело? – укоризненно покачал он головой. – Главная ценность коллекции –научная значимость! Такие предметы официально к нам не ввозятся. Да и купить их непросто – разве что полулегально, на черном рынке.
– Понимаю. – Ральф что-то подчеркнул в записной книжке. – Предметы ценные и из найденного сундука ни один из них не пропал, верно?
– Верно, – подтвердил профессор. – Все на месте.
– Вы в этом уверены?
– Абсолютно!
Ральф кивнул. Карандаш проворно носился по синеватой бумаге, издавая крайне интригующее шуршание. Я с любопытством скосил глаза на страничку. Ральф, казалось, ничего не заметил. Он сосредоточенно делал свои заметки, покрывая крохотный листок неразборчивыми стенографическими знаками. Я затаил дыхание. Маг дописал абзац. Вдруг он резко убрал закрывающую часть текста руку и развернул блокнот ко мне. Я отпрянул.
Очень надеюсь, что мои вспыхнувшие от смущения уши не привлекли ничьего внимания.
– Господин профессор, а что было во втором сундуке? – Ральф как бы невзначай снова повернул блокнотик к себе. – Полагаю, что-то не менее дорогое?
Де Брайт скривился:
– Если вы о деньгах, то нет. Из коллекции там были только фен и калькулятор...
– Что, простите?
– Счетная машина и сушилка для волос, – нетерпеливо пояснил профессор. – Они стоят не более двух тысяч. От силы трех.
Гравс со свистом втянул воздух.
– Три тысячи против трехсот...– процедил он себе под нос. – И вы еще скандалите!
– Да, скандалю! – рявкнул профессор. – Стоимость пропажи не оправдывает вашу халатность! В том сундуке были книги и материалы для моей монографии. Коллега ван Лессинг, – умоляюще продолжал де Брайт, – я восемь лет собирал данные о брачных играх вислобрюхих драконов. Вы же понимаете, что это гораздо ценнее любых денег – убедите коллегу Дерена взяться за мое дело! Найдите сундук, прошу!
Профессор выглядел таким несчастным, что у меня в душе шевельнулось желание сделать ему хоть что-то приятное.
Ральф не ответил.
– Господин Гравс, – обратился он к рыжему, – вы говорите, что сундук все еще где-то в порту? Почему вы в этом так уверены? Неужели на таком большом лайнере, как "Парацельс" никогда ничего не теряли?
– О Мерлин, – рыжий страдальчески закатил глаза. – Ну разумеется теряли! Я признаю, работа наших служащих не идеальна. Но вы сами посудите – сначала исчез один сундук, потом он нашелся, но исчез второй, и все это у одного и того же пассажира. Не слишком ли много совпадений?
– А еще мне разбили грозовой сосуд, – сварливо добавил профессор.
– Тем более! – Гравс щелкнул пальцами. – В это кто-то поверит?
Профессор пожевал губами.
– Значит это было не совпадение, – наконец выдал он. – Получается, что мой сундук украли!
Ответом ему стал нестройный вой:
– Я не воровал, не воровал, – испуганно повторял тролль-носильщик.
– Это немыслимо! – оскорбленно надувал щеки рыжий. – Да за кого вы нас держите?
– На этом корабле я уже ничему не удивлюсь! – по-вампирьи скалил зубы профессор.
– Бред! – Гравс яростно сжал кулаки. – Никто всерьез не рассматривает подобные глупости!
В поисках поддержки маг посмотрел на Ральфа.
– Хм. – Парень провел обратным концом карандаша по губам. – Если это и кража, то кража очень странная.
Гравс просиял:
– Вот видите!
– Но почему? – профессор не сдавался. – Мое предположение объясняет все странности.
– Сударь, опомнитесь, – рыжий застонал. – Ничего оно не объясняет! Мы в открытом море, а багаж под такой охраной, что и иные банки позавидуют. Ценности на месте. Зачем кому-то воровать материалы о каких-то там толстобрюхих драконах?
– Вислобрюхих! – как упомянутый ящер зашипел этолог. – Драконы называются вислобрюхими!
– Пусть и так, – милостиво согласился агент. – Все равно вору они ни к чему.
Ральф присел на корточки перед сундуками и принялся тщательно осматривать прикрепленные к ручкам багажные бирочки.
Я не стерпел и тоже вставил реплику:
– А что если вора интересовали не драконы? – версия с банальной утерей багажа мне казалась слишком прозаичной. – Что если злоумышленнику нужно было что-то конкретное, и в первом сундуке этого чего-то не оказалось?
Гравс издевательски ухмыльнулся:
– Тогда почему ваш вор просто не украл второй сундук? Я бы на его месте выкинул все ненужное за борт и взял бы то, что надо!
Агент вызывающе уставился на меня.
– А я бы не выбрасывал! – я тоже посмотрел мужчине в глаза. Тот торопливо отвернулся. – Может вор надеялся незаметно подменить сундуки.
Ральф возился с бирками. Де Брайт поглядывал на меня с явным сочувствием.
Я приободрился:
– Очевидно, что целью были не экспонаты. Вряд ли это были и драконы. Но тогда что? Господин профессор, может у вас там были редкие книги? Или какие-нибудь артефакты?
Ученый с видимой неохотой отрицательно покачал головой:
– Боюсь что нет, – вздохнул он. – Артефактов не было, а книги самые обыкновенные – в любой лавке таких полно.
– Сундук потеряли в порту, тут и говорить нечего, – Гравс сложил руки на груди.
Я с надеждой посмотрел на Ральфа. Тот наконец рассмотрел все, что хотел и выпрямился.
– Мы должны разрабатывать разные версии, – осторожно проговорил он. – Перед тем, как думать о краже, давайте попытаемся довести версию господина Гравса до логического завершения.
Гравс одобрительно крякнул и согласно закивал головой. Нам с де Брайтом ничего не оставалось, как тоже согласиться.
– Допустим, – после паузы заговорил Ральф, – что вещи действительно потеряли в порту. Но в таком случае должен был быть составлен список утерянных предметов, верно? Где он, господа? По нему мы легко определим, какой из сундуков исчез еще при посадке.
– Верно, коллега, верно! – обрадовался де Брайт. – Список есть! Вот теперь вы не отвертитесь, Гравс!
– Могу я на него взглянуть, господин профессор? – Ральф протянул руку.
Радостная улыбка на лице этолога померкла:
– Не можете. Эта проклятая бумажка была во втором сундуке. В том, который исчез сегодня.
Рыжий хохотнул:
– Кто бы сомневался!
– Но должна быть и копия, не так ли? – Ральф перевел внимательный взгляд на Гравса. – Такие документы никогда не составляются в единственном экземпляре. Господин Гравс, у вас есть дубликат списка?
Теперь настала очередь рыжему смутиться:
– Нету! – неохотно признал он.
Де Брайт хлопнул тыльной стороной пальцев правой руки по ладони левой:
– Что и требовалось доказать! – триумфально выкрикнул он. – Вы и его потеряли! Я же говорю – бардак!
– Ничего не бардак! – огрызнулся рыжий. – Копию иметь мне и не полагается. В Данарсе багаж грузили работники порта, то есть совсем другой отдел.
– Вы можете затребовать копию у них? – спросил Ральф.
– Не могу, – с вызовом бросил Гравс. – Согласно постановлению Сената номер двадцать четыре дробь два это закрытая частная информация!
– А если затребует сам господин профессор?
– Нет! – Гравс тихо ликовал. – Согласно поправке номер три ко все тому же постановлению, профессор должен удостоверить свою личность. Однако в законе нигде не прописано, как это сделать с помощью телеграфа, колдофона, или другого техномагического средства связи.
Ральф задумался. У меня сложилось впечатление, что в юриспруденции он разбирается гораздо хуже, чем в точных магических науках.
Де Брайт сдавленно заскулил:
– Бюрократы, крючкотворы...
Рыжий мстительно ухмылялся.
– Господин Гравс, а можем ли мы хотя бы осмотреть место хранения багажа? Чтоб самим убедиться, что подмена невозможна. – Кажется, Ральф хватался за соломинку.
– Исключено! – агент блаженствовал. – В служебные помещения посторонним вход закрыт. У нас на корабле действуют очень строгие правила.
Де Брайт вспыхнул:
– Правила? Да какие правила?! Мало того, что вы сами не ищете мой багаж, так еще и мешаете нам это делать?
– Сожалею, но таков закон! – Гравс поклонился.
– И что же вы предлагаете?
– Поступать по инструкциям. В Орраленде вы обратитесь в местный офис нашей компании. Все офисы являются единым юридическим лицом, так что они смогут затребовать в Данарсе список утерянного и выплатят вам компенсацию.
– Но у меня пропало совсем не то, что в том списке!
– Значит составят новый список! – Гравс выудил из кармана наглаженный платок и вытер лоб.
Профессор застыл с открытым ртом. Ральф захлопнул блокнотик.
– Господин сыщик, – взмолился тролль, – мне работать надо. Я могу идти?
– Можете, – коротко ответил тот. – Когда вы нам понадобитесь, мы с вами свяжемся.
Тролль испуганно вытаращился на парня и, словно боясь, что он передумает, торопливо скрылся за дверью. В наступившей тишине было слышно, как быстро удаляются его шаги. Потом невнятный гул зрительного зала перекрыло визгливое дребезжание звонка. Профессор вздрогнул.
– А чтоб тебе, – пробормотал он, суетливо стаскивая перчатки. – Совсем выпустил из виду... время выпустил из виду...
Перчатки окончательно превратились в бесформенные клочья. Ученый проворно зашвырнул их в дальний угол комнаты.
– Ну, Гравс!.. – выплюнул он в лицо рыжему, и, прежде чем тот успел как-то отреагировать, выбежал прочь.
Агент посмотрел ему вслед и нервно дернул уголками рта. Я зачем-то достал из кармана пригласительную.
– Полагаю, на этом инцидент исчерпан, господа, – Гравс сладко улыбнулся нам с Ральфом. – Смею покорнейше просить вас покинуть служебное помещение.
@темы: Вампирёныш
Египетский бог египетских египтян
читать дальше
Глава 12
Долгие наблюдения за Усатой Хельгой натолкнули меня когда-то в детстве на одно почти научное открытие.
Есть в мировой истории интересная закономерность. Во все времена и во всех землях правители неизменно соревновались друг с другом в величии. Одни хвастались несметными сокровищами, другие армией, третьи территориями. Четвертые же – видимо, обделенные всем остальным – на полном серьезе уверяли соседей в своем божественном происхождении. Это и дешево, и сердито. Предок тебе и покровительствует, и авторитет поднимает, и есть не просит – не то что всякие армии. Неудивительно, что со временем каждый уважающий себя самодержец обзавелся собственным божественным прародителем.
Основатель Нокт-Ламьенберга, император Влад Великий, тоже не устоял. Свое знаменитое прозвище – Дракула – он взял в честь бога Ур-Санкха*. Согласно легенде, из крови именно этого драконоголового божества произошли первые вампиры. А от родных сыновей бога – род Влада.
Конечно же, сегодня, спустя многие тысячелетия, все эти истории стали восприниматься как сказки. Цари почти утратили власть. Полководцы забылись. Даже вера в богов пошатнулась, не выдержав конкуренции с магической наукой. Однако мне кажется, что потомки божеств все равно живут среди нас. Только это совсем не древние цари и полководцы, а няни! Вот такое открытие. Не согласны? Тогда судите сами.
Подобно тому, как ни одно серьезное божество и пальцем не пошевельнет без молитв или жертвоприношений в свою честь, точно так и няни – никогда ничего не сделают и не дадут просто так. Это их главнейшее божественное правило. И чем больше вы чего-то хотите, тем больше испытаний должны будете преодолеть на пути к желаемому.
К примеру, чтоб пойти посмотреть на паяцев из заезжего балаганчика, нужно будет вычистить зубы и убрать игрушки. Для лодочной прогулки по лесному озеру вас заставят решать задачи. Ну а ради двухколесного велосипеда мне когда-то и вовсе довелось вызубрить генеалогическое древо своего рода – со всеми именами, титулами и регалиями предков до десятого колена.
Как подобает потомкам божеств, няни не меняются со временем. Они остаются такими же даже спустя годы – когда дети вырастают, а их самих с помпой переименовывают в консильеры.
Нужно ли говорить, что именно таким потомком божества – в смысле, настоящей няней – была и наша Усатая Хельга! Во имя священных законов светского этикета и морали она использовала малейшую возможность меня помучить. Или же, если иными словами – получить жертву. Сообразив, что я хочу поскорее покончить с едой и уйти, фрау Деффеншталь развернула масштабную воспитательную работу. Обычный завтрак под ее руководством внезапно начал обрастать почти придворным церемониалом, будто разделить наше скромное ведерко со свиной кровью намеревался как минимум первый министр Ее Величества.
Мысль о еде в еще толком неубранной, пропахшей мантикорами гостиной казалась няне кощунственной. По ее убеждению, вампир с хорошими манерами должен уметь немного подождать. Всего-то час, от силы два, пока горничные все перемоют и проветрят.
Нельзя есть и в моей комнате. Это же мещанство! К тому же воспитанный вампир скорее всего отравится, если не получит полный комплект столовых приборов.
Трапеза в спальне у няни? Как можно предлагать такие неприличные вещи! Лишь после того, как я пригрозил уйти завтракать в ближайшем ресторанчике, Хельга сдалась. Сердито ворча и вздыхая, она принялась накрывать тяжелой белой скатертью туалетный столик в моей комнате.
– Дас ист грауэн, – бормотала няня, пытаясь расставить хрустальные стаканчики хоть в каком-то подобии великосветского порядка. – Где ваши манеры? Чьто о вас подумайт в Ламьенберг? А ведь ваш папенька просиль меня следить за этьим! О, майн Нахт!
Посуда в ее руках скорбно зазвенела. Фрау Деффеншталь покачала головой и вздохнула так тяжко, что я задумался – устыдиться ли мне прямо сейчас, или подождать окончания завтрака? Моральная дилемма никак не разрешалась и я на всякий случай тоже вздохнул. Хельга поджала губы.
Тем временем к нам в номер снова постучался вездесущий Билли. С собой он привел флегматичного, медлительного гнома, громыхающего объемистым ящиком с инструментами. Гном что-то буркнул в знак приветствия и молча принялся за сломанное кресло.
Билли же с порога атаковал открывшую дверь Хельгу:
– Мое почтение, мадам, мое почтение! – радостно щебетал он. – Позвольте узнать, как здоровье юного господина? Хорошо ли его милость себя чувствует?
Хельга сердито засопела.
– Йа! – коротко ответила она.
– Не беспокоит ли рана? Может все же желаете позвать врача? – Судя по доносившимся из гостиной звукам, стюард буквально пританцовывал вокруг няни.
– Найн! – сурово отчеканила консильера. – Данке шён!
Такой ответ ей показался более чем исчерпывающим. Коротышке, кажется, тоже. Пока он пребывал в легком замешательстве, Хельга развернулась и заторопилась к своим прерванным кулинарным трудам.
Опомнившийся же стюард также окунулся в кипучую деятельность. Он деловито обошел гостиную, посетовал на заставляющих себя ждать горничных, кого-то выругал по гномофону и, убедившись, что дверь в мою комнату осталась приоткрытой, торжественно объявил о намерении лично участвовать в устранении последствий нашего знакомства с мантикорой и ее хозяином.
Участие это заключалась в раздаваемых комментариях. Неестественно громким шепотом Билли принялся внушать своему напарнику гордость за проделываемую работу. Приносить пользу таким важным господам, как мы с Хельгой – разве это не мечта для любого служащего? Разве не честь? Маг задыхался от умиления. Гном молча чинил кресло. Важные господа почему-то никак не спешили с чаевыми.
Не встречая возражений, Билли говорил все громче и патетичнее. Наконец волшебное зеркало в ванной не выдержало его верноподданнического напора. Выдав пару стандартных фраз о лучшем в мире лайнере, оно присоединилось к восхвалениям.
Хельга беззвучно выругалась.
Я с сожалением отставил стаканчик и вышел в гостиную.
– Послушайте, Билли, – отцовская интонация мне почти удалась, – вы меня весьма обяжете, если покажете, как отключить эту штуку.
Я указал в сторону ванной.
– Можете помочь?
Дождавшийся внимания стюард разве что не запрыгал:
– Разумеется, господин! Разумеется! – затараторил он. – Билли все сделает в один момент! Вы всегда можете на это рассчитывать!
Он в два прыжка оказался около ванной комнаты и театральным жестом настежь распахнул туда дверь. Болтовня зеркала усилилась.
– Что именно угодно вашей милости? – Волшебник одарил меня на редкость бестолковой, приторной улыбкой.
– Тишины, – подчеркнуто оскалился в ответ я. – Наша милость любит мыться в тишине.
Билли вздрогнул. Я подавил смешок. В родном Мэйрлстоне фокус с вампирским оскалом уже давно перестал производить впечатление на кого бы то ни было.
Маг облизал губы:
– Тогда просто скажите специальное слово, – приторная улыбка вернулась на свое место гораздо быстрее, чем можно было ожидать. – Silentium!
Зеркало умолкло. Билли сумел невозможное и улыбнулся еще шире. Я с интересом заглянул в ванную.
– Как видите, все очень просто! – Коротышка почтительно склонил голову. – Эти зеркала мы специально усовершенствовали для удобства пассажиров и без разрешения они не заговорят.
Из ванной раздался громкий треск.
– Silentium! – прикрикнул Билли. – Silentium!
Треск прекратился. Гном перестал греметь своими инструментами и украдкой бросил на нас короткий взгляд через плечо.
– Ах, какое знание иностранных языков! – зашелестел уже знакомый шепот. – Лучший в мире лайнер "Парацельс" приглашает вас в клуб "Полиглот" на четырнадцатой палубе! Только там вы сможете получить опыт живого общения с носителями самых распространенных диалектов магического мира!
Билли изменился в лице. Я выгнул бровь:
– Значит, усовершенствовали?
Стюард выхватил из кармана плоский прозрачный кристалл, зажал его между пальцами и сделал замысловатый пасс в сторону зеркала. Запахло озоном. Шепот оборвался на полуслове. Зазевавшийся было гном снова принялся что-то усиленно колотить деревянным молоточком.
Билли еще раз поклонился:
– Именно так, господин! Наше зеркало может много чего интересного. Если ваша милость позволит – Билли все покажет.
Я хмыкнул. Стюард расценил это как согласие.
– Когда вам станет скучно, прикажите, и зеркало покажет что сейчас делается в каком-нибудь знаменитом месте. Например, можно посмотреть на фонтаны Аббируэльского дворца!
Билли щелкнул пальцами и в зеркале появилось изображение роскошного регулярного парка. В центре виднелся круглый пруд с бьющими ввысь водяными струями. Эти струи непрерывно двигались, сплетались и переливались, образуя зыбкие, причудливые узоры. Комнату наполнила негромкая музыка.
– Если не хотите фонтаны – можете посмотреть на Иммортский заповедник.
Новый щелчок пальцами и зеркало заполонили картины девственной природы, а комнату – птичье пенье и щебет.
– Если же и заповедник вам не по душе, тогда вот! Проспект Носферату и примыкающая к нему центральная площадь Нокт-Ламьенберга!
Билли снова щелкнул. Тотчас послышался невнятный гул множества голосов, а в зеркале поплыли изображения широкой площади с величественными каменными зданиями. Среди них сновали крошечные фигурки пешеходов и крытых экипажей. В небе мелькали метлы и ступы.
– Ну как? – радостно осведомился Билли. – Правда здорово? Такое впечатление, будто мы прямо сейчас на этой площади находимся! Это называется эффектом присутствия!
Я с сомнением потер подбородок:
– Эффект присутствия, говорите? Полагаете, кому-то может захотеться принимать ванну в центре города? Посреди вот такой толпы?
Коротышка протестующе замахал руками.
– Нет-нет, господин, что вы! – зачастил он. – Я ничего такого не хотел сказать! Просто... просто... – На мгновение он задумался. – Просто если вашей милости не нравятся пейзажи, то зеркало может для вас и спеть! Хотите арию из какой-нибудь популярной оперетты?
Слуга торопливо защелкал пальцами. Магический кристалл выскользнул из его рук. Он гулко ударился об пол, высоко подпрыгнул и скрылся где-то за шкафчиком. Вместо музыки послышалось противное шипение.
– Да пой же ты! – в сердцах выкрикнул Билли. – Пой!
Изображение в зеркале исчезло. Шипение сменилось громким гитарным бренчанием. В следующий миг голос, неприлично похожий на голос моего собеседника, затянул:
Служил на нашем корабле
Бывалый капитан,
Все, что ценил он на земле –
Любовь да океан.
Ля-ля эй-хо, ля-ля хо-хо,
Девицы да моря!
Ля-ля эй-хо, ля-ля хо-хо,
Бросаем якоря!
Уши Билли вспыхнули. Он с размаху захлопнул дверь в ванную и схватил меня за рукав:
– Юному господину, право же, не стоит беспокоиться, – в надежде заглушить колдовское музицирование залепетал он мне в самое ухо. – Дайте Билли несколько минут, и он все сделает в лучшем виде!
Стюард почти силком потащил меня подальше от блистающей вокалом реликвии:
– Не желаете ли пока чего-нибудь откушать? Или выпить? У нас есть замечательные вина, вы получите массу удовольствия!
Зеркало взяло особенно высокую ноту. Билли начал покрываться пятнами.
Я ничего не ответил и вслушался в исполняемый шедевр. Им оказалась старинная моряцкая песня. С присущей морякам непосредственностью в ней рассказывалось о судьбе матерого морского волка, который за свою жизнь не обзавелся ни домом, ни семьей, ни детьми, однако во всех портах и гаванях его ожидала своя дама сердца. Каждый новый куплет подробно живописал все душевные и анатомические достоинства очередной барышни. Описаний было много и выходили они такими яркими, что после первого куплета более-менее приличными словами стали разве что "ля-ля эй-хо" да "ля-ля хо-хо" из припева.
Я усмехнулся. Коротышка застонал. Гном как-то странно хрюкнул и что-то громко уронил.
На шум выглянула недовольная Хельга:
– Герр Эрик? Герр Эрик, где ви? Почему вас так дольго нихт? И что это за мюзика?
Няня прислушалась. Билли втянул голову в плечи.
Я беззаботно улыбнулся:
– Ничего особенного, фрау Деффеншталь! Просто этот господин знакомит меня с некоторыми образцами моряцкого фольклора.
Хельга недоверчиво прищурилась:
– Фольклора? О, фольклор ист гут! Дас ист зэр гут!
Консильера одобрительно закачала головой. Коротышка нервозно хохотнул и наконец выпустил мой рукав.
Давясь смехом, я прошмыгнул обратно в свою комнату. Билли же попытался помешать Хельге вникнуть в столь опрометчиво одобренный ею фольклорный образец и шумно накинулся на бедного гнома:
– Ну а вы что прохлаждаетесь? Почему не работаете? Думаете кресло само себя починит?! Безобразие...
Часы пробили два. Наскоро проглотив почти остывший завтрак, я наконец покинул нашу каюту.
Раскаленный летний день еще в коридоре обдал меня волной жара. Из окон и от внешней лестницы лился нестерпимо яркий солнечный свет. За стенами же царил настоящий ад. Открытую палубу я вынужден был преодолевать короткими перебежками – от одной жиденькой тени пальмы до другой. Мои темные, закрывающие почти пол-лица очки-авиаторы и белая накидка с капюшоном все еще покоились где-то на дне дорожного сундука. Там же остались и перчатки. Безо всех этих вещей поднятый воротник рубашки, как и одернутые до самых пальцев рукава, вряд ли спасли бы меня от солнечных ожогов, задержись я на открытом воздухе хоть немного дольше.
Незащищенные участки кожи уже начинало неприятно покалывать, когда я наконец юркнул в один из бесчисленных коридоров. Заколдованная дверь у знакомого номера на девятой палубе щелкнула и беззвучно отворилась сама собой. Мне не пришлось даже стучаться.
– Ральф? – позвал я, едва переступив порог. – Ральф?
Из спальни доносились приглушенные голоса.
– Ральф? – повторил я. – Ты здесь?
Голоса смолкли. В спальне послышался скрип чего-то деревянного, потом торопливые шаги. Кто-то рассерженно фыркнул. Кто-то другой огорченно вздохнул. Наконец, навстречу мне почти выбежал незнакомый, немного сутулый маг в белом лабораторном халате и в хирургических перчатках. Халат был надет прямо поверх официального черного костюма с бабочкой. Костюм же, в свою очередь, никак не вязался с растрепанной седой шевелюрой и небритыми щеками владельца. В руках незнакомец сжимал заполненную каким-то синеватым газом продолговатую колбу. Смерив меня оценивающим взглядом водянистых глаз с красноватыми веками, волшебник воскликнул:
– О, господин ван Лессинг, да к вам посетители!
Никакого ответа не последовало. Незнакомец неловко перехватил свою колбу:
– Проходите, юноша, проходите! Присаживайтесь! – он сделал мне приглашающий жест в сторону дивана. – Господин ван Лессинг сейчас к нам присоединится.
За стеной что-то громко зашипело. Я покосился на указанный диванчик, но остался стоять на месте. Волшебник опасливо оглянулся через плечо:
– Может, вам все же нужна помощь? – без особого энтузиазма спросил он у кого-то за дверью. – Если что – вы только скажите.
Шипение резко оборвалось.
– Господин ван Лессинг?
Из спальни сильно пахнуло озоном. Незнакомец вскрикнул и отскочил к стенке. Я попятился. В следующую секунду в гостиную медленно вплыл какой-то громоздкий, не то алхимический, не то метафизический аппарат на треноге. Казалось, он весь состоял из множества хитро переплетенных трубочек, пробирочек и краников, к которым кое-где для чего-то приладили еще и зубчатые колесики. Следом за этим странным устройством шел сосредоточенный Ральф. Ни на секунду не сводя с аппарата глаз, он бережно, словно тот был хрустальным, слевитировал его в самый центр комнаты. Аппарат мелодично звякнул и выпустил откуда-то из своих недр облачко белого пара.
– Ну вот, господин профессор, – облегченно выдохнул парень. – Теперь у вас есть все, что нужно.
Маг, которого назвали профессором, бросился к устройству:
– Ох, даже не знаю как благодарить вас, господин ван Лессинг! Вы с коллегой Дереном меня спасли – иначе и не скажешь! – незнакомец кое-как пристроил колбу подмышкой и склонился над медными трубками. – Прекрасная штормовая машина! Я ваш должник!
Ральф небрежно отмахнулся:
– Какие пустяки. У любого может разбиться грозовой сосуд при посадке. К сожалению, грузчики – не самый аккуратный народ на свете.
Профессор вздохнул:
– О, да! Еще какой неаккуратный! – протянул он и принялся загибать пальцы. – Сосуд мой они разбили, сундук потеряли... И что с того, что Гравс... агент этот... обещал все возместить? Мне-то нужны мои экспонаты... А еще, называется, лучший в мире лайнер... Горюшко!
Маг плаксиво рассмеялся. Пока он говорил, Ральф сочувственно кивал головой и стаскивал с рук такие же, как и у собеседника перчатки.
Наконец он повернулся ко мне.
– Я надеюсь, ты простишь меня за столь сумбурную встречу, – сказал он виновато. – У нас тут с профессором де Брайтом возникли кое-какие проблемы.
Де Брайт оторвался от машины и быстро закивал в знак согласия:
– Да-да! – воскликнул он. – Именно так – проблемы!
– Но, к счастью, уже решенные, – закончил Ральф.
Парень нарочито важно пожал мне руку, и я заметил в его глазах насмешливые огоньки:
– Очень рад, что ты пришел, Эрик.
Де Брайт открыл рот чтоб тоже что-то сказать, но так ничего и не произнес. Вместо этого он принялся снова крутить в руках колбу.
Я ответил Ральфу на приветствие и склонил голову в светском поклоне для де Брайта. Серьезность при этом мне удалось сохранить с трудом – подобная церемонность меня всегда забавляла.
Профессор рассеянно обвел комнату взглядом и, не найдя куда поставить, прижал сосуд к животу.
– А вы, господин ван Лессинг, никак снова начали опыты с вампирами? – неожиданно поинтересовался волшебник. – Как это похвально! Помнится, еще Эльфштейн заметил, что настоящие ученые не любят терять время попусту.
Я застыл, как вкопанный. По лицу Ральфа скользнула тень.
– Благодарю вас, господин профессор, – абсолютно ровным голосом ответил он. – С этим не поспоришь. Только, боюсь, вынужден вас огорчить – время я все же теряю. Ни о каких экспериментах сейчас не может быть и речи.
Внутри у меня что-то неприятно сжалось. Ральф перехватил мой взгляд и нахмурился.
– Как?! – Оживился де Брайт. – Неужто вы прекратили исследования? Я помню ваш доклад на Оуэршелльской конференции – такие смелые идеи, многообещающие результаты... Вас не зря хвалил сам доктор Карреоздро, ох не зря! У него нюх на такие вещи.
Ральф вежливо поклонился:
– Вы слишком добры ко мне, господин профессор. К сожалению, мои идеи – это не более чем развитие идей уже упомянутого вами Альбуса Эльфштейна. Что же до результатов, то пока они исключительно лабораторные.
– Лабораторные, не лабораторные – какая разница? – беспокойство де Брайта выглядело вполне искренним. – Главное, что они есть, и что гипотеза работает!
– Я понимаю...
– Тогда в чем дело?
Мне показалось, что Ральф старается на меня не смотреть:
– Дело в опытных материалах и в оборудовании, – мягко произнес он. – Задержка временная. Как только мы прибудем в Ламьенберг, я снова примусь за работу.
Профессор с облегчением рассмеялся:
– А, ну вот это совсем другое дело. В Ламьенберге да – там сам Мерлин велел. А то я уже тут подумал...
Одетая в хирургическую перчатку рука сделала невнятный жест в мою сторону.
– Эрик просто друг, – Ральф натянуто усмехнулся. – И, кстати, интересуется человеческой этологией.
Де Брайт посмотрел на меня так, будто лишь сейчас заметил:
– Вот как? Рад это слышать. Кафедру бестиологии в Университете имени Дракулы возглавляет моя ученица. А это значит, что вполне возможно, сейчас я вижу своего внука по научной линии? А?
Ученый хохотнул и сделал шаг ко мне. Я быстро отступил на шаг назад. Профессор вопросительно уставился на Ральфа. Тот сделал вид, будто ничего не заметил:
– Не знал, что профессор Брюкке ваша ученица, – невозмутимо сказал он. – Я помню ее по Оуэршеллу...
Интерес ко мне со стороны де Брайта исчез так же быстро, как и появился.
– Да! – подхватил он. – Не вы один, дорогой коллега. Она прекрасный специалист и сейчас стоит на пороге крупного открытия в области поведения навозных гусениц.
– Как интересно, – Ральф прикусил губу.
– Не то слово! Коллега Брюкке обнаружила у этих существ зачатки социальной иерархии. А это, знаете ли, переворачивает все наши представления о семействе stercoris helmintum.
Ральф согласно кивнул:
– Обязательно поздравлю госпожу Брюкке с этим достижением, – пообещал он.
В гостиной потянуло табаком. Я принюхался. Вскоре мне удалось различить во внешнем шуме и доносящиеся из коридора шаги. Ральф и де Брайт еще успели переброситься парой реплик, прежде чем на пороге появилась насупленная тетя Мирра.
– Ральфи, мальчик мой, – проскрипела она. Похоже, здороваться не входило в ее привычки. – Ты почему не запираешь дверь? Ну неужели мне нужно рассказывать тебе о сквозняках? Особенно о сквозняках в такую жару?
Ведьма сунула в рот до половины скуренную сигарету и с наслаждением затянулась:
– Простуды очень плохо влияют на сердце, как целитель говорю, – брюзжала она. – Тебе нужны проблемы с сердцем? Нужны?
Де Брайт недоуменно посмотрел сначала на ведьму, потом на Ральфа. Я отступил поближе к стене. Старуха пожевала сигарету. Ральф на секунду прикрыл глаза и коротко бесшумно выдохнул.
– Как хорошо, что ты пришла, тетя, – не слишком радостно сказал он. – Не ожидал увидеть тебя в это время суток.
Колдунья поморщилась:
– Мне не спалось. Этот корабль совсем не приспособлен для дневного сна – здесь кругом играет музыка! К тому же я хотела убедиться, что у тебя все в порядке.
Ведьма смерила меня недобрым взглядом.
– Тетя, ну что же у меня может случиться? – простонал Ральф.
Ведьма не ответила. Она снова затянулась и выпустила сизую струйку дыма мне почти в лицо. Никогда так не делайте, если у вас есть знакомые вампиры!
Крепкий троллий табак царапнул у меня в горле. Я закашлялся и с отвращением покосился на сигарету. Колдунья презрительно хмыкнула, однако отошла от меня подальше. Проворным движением пальцев она в клочья растерла кончик окурка. То, что от него осталось исчезло в ее руке. Старуха дунула в кулак и выпустила на свободу толстого, пахнущего табаком шмеля.
– Ральфи, а зачем ты притащил сюда эту штуку? – Тетя Мирра ткнула пальцем в стоящий посреди комнаты аппарат. – Я, конечно же, просила тебя убраться в спальне, но это не значит, что нужно захламлять гостиную!
– Ох, это всецело моя вина, сударыня, – вклинился в разговор де Брайт. – К сожалению из-за разбитого грозового сосуда моя собственная штормовая машина пришла в негодность. Господин ван Лессинг и коллега Дерен были столь любезны, что согласились одолжить мне свою. Она, знаете ли, необходима для сегодняшней лекции.
– Профессор де Брайт будет рассказывать о человеческих вещах, – пояснил Ральф. – Все они, насколько мне известно, работают за счет стихийной энергии грома. Правильно, господин профессор?
– Именно так! – с видом знатока подтвердил тот. – Люди называют ее электричеством.
– Очень интересно, – равнодушно произнесла тетя Мирра, рассматривая кончики своих пожелтевших от никотина пальцев. – Думаю, послушать вас найдется масса желающих.
Де Брайт спохватился:
– Да, сударыня, – засуетился он. – Все человеческое сейчас в моде. Сама ее высочество, княгиня Эвенборо обещала почтить сегодняшнюю выставку своим вниманием.
Профессор зажал колбу подмышкой и принялся делать освободившейся правой рукой какие-то замысловатые движения.
– Не смею больше злоупотреблять вашим гостеприимством, господа, – бормотал он, не сводя глаз с магической машины. – Мне еще нужно успеть подготовиться. Ведь ее высочество... сама ее высочество...
На кончиках профессорских пальцев появилось слабое фиолетовое свечение. Маг тряхнул кистью и колдовской аппарат круто взмыл вверх. Около самого потолка он резко остановился и начал сильно раскачиваться из стороны в сторону.
Ральф вздрогнул.
– Господин профессор, может вам нужна помощь? – забеспокоился он. – Давайте, вы понесете грозовой сосуд, а я...
– Нет-нет-нет! – профессор расплылся в беззаботной улыбке. – Не стоит утруждаться! Мне не впервой.
В подтверждение его слов аппарат перестал раскачиваться. Теперь он медленно оборачивался вокруг своей оси.
– Надеюсь, вы окажете мне честь и посетите мою лекцию, – ученый попытался склониться в церемонном поклоне. Штормовая машина от этого завалилась набок, едва не сбив разлапистый светильник с хрустальными свечками. Тетя Мирра инстинктивно пригнула голову. На лице Ральфа читался плохо скрываемый ужас.
– Мое почтение, господа! – выкрикнул профессор.
Штормовая машина неуклюжим майским жуком вылетела из каюты. Де Брайт почти бегом выскочил следом. В гостиной повисла неловкая тишина.
– Ральфи, мальчик мой, – первой пришла в себя тетя Мирра, – а что, разве на улице сейчас ночь?
– Что? – парень был все еще под впечатлением от воздушного представления. – В смысле?
– Я говорю, что вампиры в Ламьенберге вряд ли обрадуются, если ты поджаришь их собрата до хрустящей золотистой корочки. – Ведьма нацепила на нос пенсне. – Тахранского майора Пуллера они за это повесили. Он, знаешь ли, во время войны очень любил бросать пленных вампиров на солнцепеке в чем мать родила.
Колдунья заложила руки за спину и принялась меня рассматривать как экспонат в музее. Ральф перевел удивленный взгляд с тети на меня и обратно. Затем несколько раз моргнул.
Наконец он сообразил, что именно хочет сказать старуха:
– Эрик, ты что, пришел сюда прямо так? Безо всякой защитной одежды?
Я молча кивнул.
– Но ведь ты действительно мог сильно обжечься!
– Не обжегся же, – я пожал плечами. – Дома я частенько гулял днем.
– То было дома. – Ральф нахмурился. – Не забывай, что мы сейчас гораздо южнее Мэйрлстона.
– Ему бы мазь сюда, – мечтательно проговорила тетя Мирра. – Или шляпу. Вроде тех, что продавала Циля. Ральфи, ты помнишь какие чудесные шляпы всегда были в салоне у Цилечки на Каштановой улице?
– Это у той ненормальной? Помню. – Ральф принялся внимательно осматриваться по сторонам.
– Почему это она ненормальная? – удивилась тетя.
– А ты хочешь сказать, что кто-то будучи в здравом уме станет вешать на люстру счета от травника?
Тетя Мирра наконец перестала сверлить меня глазами:
– Ну Ральфи, ты несправедлив! Цилечке уже очень много лет. У нее неважная память, вот она и вешает счета на видное место, чтоб не потерять и не забыть их вовремя оплатить.
– Угу. А подагра? – Ральф кажется нашел, что искал. – Ладно еще счета, но если бы она не пыталась показать каждому встречному свои больные пальцы на ногах – клиентов в ее салоне сразу бы прибавилось!
– Ральфи, не говори гадостей! – возмутилась тетя.
– Но это правда.
– Неправда, – сухо произнесла ведьма. – Циля лишь пару раз проконсультировалась у меня, как у целителя!
Парень подошел к диванчику и взял в руки круглую цветастую подушечку с золотистой бахромой:
– А госпожа Шурф? – невинно спросил он. – Она тоже целитель?
Тетя Мирра стащила с носа пенсне:
– Госпожа Шурф старая подруга!
– А господин Линде?
– Господин Линде был с госпожой Шурф!
– Ну а булочник? А посыльный от галантерейщика? А мальчишка-газетчик, наконец?
Тетя Мирра выпрямилась:
– Бедная женщина не виновата, что у нее проблемы со здоровьем, – раздраженно сказала она. – Тебе, между прочим, стоило бы иметь хоть немного сострадания к ближним!
– Моего сострадания хватит на двоих! – Ральф улыбнулся себе под нос. – Давно мечтал узнать, какой из Цилиных пальцев болит, какой зудит, а какой к тому же еще и мокнет! Рад, что она удовлетворила мое любопытство уже через пять минут после знакомства.
– Слушай, ну что ты ко мне пристал? Что тебе надо? – взвилась тетя. – Далась тебе эта Циля! Да тьфу на нее! Ты что, тот самый травник, который ей счета выписывал? Или ее лечащий врач?
Ральф не ответил. Он молча вертел в руках подушку. Наконец, со всех сторон осмотрев ее и ощупав, волшебник прошептал заклинание. Перья взлетели к потолку маленьким фейерверком. Подушку сплющило и накрыло волнами зеленоватого свечения. Послышался сухой треск. В гостиной запахло канифолью.
– Ну вот, – удовлетворенно усмехнулся Ральф. – Конечно, не как в салоне у Цили, но тоже довольно неплохо.
Подушка исчезла. Теперь вместо нее маг держал пеструю шляпу-сомбреро, с украшенной позолоченными лентами тульей и необычно широкими полями в веселенький цветочек. Тетя Мирра одобрительно хмыкнула и согласно закивала головой.
Довольный собой Ральф протянул шляпу мне.
– Что это? – растерянно спросил я, гладя на свежесотворенный шедевр магического искусства.
– Как что? – удивился волшебник. – Шляпа конечно же! Тебе ведь нужна защита от солнца, правда?
Мне показалось, что он шутит.
– Защита? – переспросил я. – От солнца? Да неужели ты думаешь, что я покажусь на людях вот в этом?
Теперь растерялся Ральф.
– А почему нет? – он оценивающе осматривал свое детище. – Вполне приличная шляпа. Лучше любого зонтика прикроет лицо, уши и шею. В южных странах это обычная деталь гардероба богатых мещан.
Маг шутя попытался надеть сомбреро мне на голову. Я увернулся:
– Поищи себе шутов в другом месте, Ральф! – зашипел я не очень вежливо.
Юноша замер, где стоял. Тетя Мирра страдальчески закатила глаза.
Мне стало неловко:
– Мы же не в южных странах, – добавил я более спокойно. – И к тому же не мещане.
Старуха презрительно скривилась:
– Ну что ты с ним возишься, Ральфи? – проскрипела она. – Если хочет обгореть – пусть обгорает. Глупый мальчишка, посмешищем он быть не хочет. Тоже мне, аристократ деревенский. А скоро будет еще и аристократ облезлый в самом прямом смысле этого слова. И не того, которое аристократ!
Я посмотрел в пол и вытер губы тыльной стороной ладони: просящийся злобный оскал во все клыки был бы сейчас слишком неуместным.
Ральф промолчал. Если мой тон его и задел, то виду он не подал. Вместо этого парень аккуратно положил сомбреро на журнальный столик и взял с диванчика еще одну подушку.
На этот раз перья не летели. Превращение прошло гораздо быстрее и проще. Однако теперь помимо канифоли в гостиной пахло еще и чем-то паленым.
Вторую шляпу Ральф рассматривал подольше и повнимательнее, чем первую. Сначала он придирчиво тронул пальцем золотистую ленту вокруг тульи. Лента послушно раздалась вширь. На ее краях появились крохотные, тоже золотистые, помпончики. Затем каймой с такими же помпончиками маг украсил и края полей. Наконец он поднял с пола измятое перышко. Я даже ахнул, когда оно вдруг вспыхнуло оранжевым светом и стремительно пошло в рост. Невзрачные грязно-белые ошметки на глазах превратились в роскошный каскад длинного и пышного опахала. Получившееся перо какой-то диковинной, скорее всего даже неизвестной науке птицы, играло и переливалось на свету всеми возможными оттенками зеленого. Ральф приладил перо к ленте своего сомбреро. Вместе это выглядело весьма странно. Еще раз осмотрев готовый головной убор, Ральф с самым невозмутимым видом водрузил его себе на макушку.
Тетя Мирра расхохоталась. Парень едва заметно улыбнулся.
– Ральф, что это ты такое сейчас проделал? – спросил я неожиданно охрипшим голосом. Сомбреро с пером мало того что было нелепо само по себе, так еще и резко диссонировало с безупречным классическим костюмом волшебника.
Ральф пожал плечами:
– Я решил, что заниматься шутовством вдвоем будет веселее.
Мои уши вспыхнули:
– Ты это что, – пробормотал я, – вот это... из-за меня?
– Ну почему же, – Ральф казался воплощением серьезности. – Я хоть и не дитя ночи, но тоже могу получить ожег, а то и солнечный удар. А оно мне надо, правда тетя?
Ведьма лишь отмахнулась. Я открыл рот, но так и не нашел, что сказать. Ральф взглянул на часы.
– Однако нам пора, – как ни в чем не бывало сказал он. – Профессор де Брайт был прав – на его лекции всегда соберется много народа. Если мы хотим занять хорошие места, то должны поторопиться.
– Я надеюсь ты не пропустишь из-за этого ужин? – привычно насупилась тетя Мирра.
– Не беспокойся, тетя. Эрик? Ты готов?
Я кивнул.
– Вот и отлично!
Не успел я опомниться, как оставшееся сомбреро мне нахлобучили по самую переносицу.
–––––––––––
* Ур-Санкх (древнеегип.) дословно – великий жизнедатель.
Глава 12
Долгие наблюдения за Усатой Хельгой натолкнули меня когда-то в детстве на одно почти научное открытие.
Есть в мировой истории интересная закономерность. Во все времена и во всех землях правители неизменно соревновались друг с другом в величии. Одни хвастались несметными сокровищами, другие армией, третьи территориями. Четвертые же – видимо, обделенные всем остальным – на полном серьезе уверяли соседей в своем божественном происхождении. Это и дешево, и сердито. Предок тебе и покровительствует, и авторитет поднимает, и есть не просит – не то что всякие армии. Неудивительно, что со временем каждый уважающий себя самодержец обзавелся собственным божественным прародителем.
Основатель Нокт-Ламьенберга, император Влад Великий, тоже не устоял. Свое знаменитое прозвище – Дракула – он взял в честь бога Ур-Санкха*. Согласно легенде, из крови именно этого драконоголового божества произошли первые вампиры. А от родных сыновей бога – род Влада.
Конечно же, сегодня, спустя многие тысячелетия, все эти истории стали восприниматься как сказки. Цари почти утратили власть. Полководцы забылись. Даже вера в богов пошатнулась, не выдержав конкуренции с магической наукой. Однако мне кажется, что потомки божеств все равно живут среди нас. Только это совсем не древние цари и полководцы, а няни! Вот такое открытие. Не согласны? Тогда судите сами.
Подобно тому, как ни одно серьезное божество и пальцем не пошевельнет без молитв или жертвоприношений в свою честь, точно так и няни – никогда ничего не сделают и не дадут просто так. Это их главнейшее божественное правило. И чем больше вы чего-то хотите, тем больше испытаний должны будете преодолеть на пути к желаемому.
К примеру, чтоб пойти посмотреть на паяцев из заезжего балаганчика, нужно будет вычистить зубы и убрать игрушки. Для лодочной прогулки по лесному озеру вас заставят решать задачи. Ну а ради двухколесного велосипеда мне когда-то и вовсе довелось вызубрить генеалогическое древо своего рода – со всеми именами, титулами и регалиями предков до десятого колена.
Как подобает потомкам божеств, няни не меняются со временем. Они остаются такими же даже спустя годы – когда дети вырастают, а их самих с помпой переименовывают в консильеры.
Нужно ли говорить, что именно таким потомком божества – в смысле, настоящей няней – была и наша Усатая Хельга! Во имя священных законов светского этикета и морали она использовала малейшую возможность меня помучить. Или же, если иными словами – получить жертву. Сообразив, что я хочу поскорее покончить с едой и уйти, фрау Деффеншталь развернула масштабную воспитательную работу. Обычный завтрак под ее руководством внезапно начал обрастать почти придворным церемониалом, будто разделить наше скромное ведерко со свиной кровью намеревался как минимум первый министр Ее Величества.
Мысль о еде в еще толком неубранной, пропахшей мантикорами гостиной казалась няне кощунственной. По ее убеждению, вампир с хорошими манерами должен уметь немного подождать. Всего-то час, от силы два, пока горничные все перемоют и проветрят.
Нельзя есть и в моей комнате. Это же мещанство! К тому же воспитанный вампир скорее всего отравится, если не получит полный комплект столовых приборов.
Трапеза в спальне у няни? Как можно предлагать такие неприличные вещи! Лишь после того, как я пригрозил уйти завтракать в ближайшем ресторанчике, Хельга сдалась. Сердито ворча и вздыхая, она принялась накрывать тяжелой белой скатертью туалетный столик в моей комнате.
– Дас ист грауэн, – бормотала няня, пытаясь расставить хрустальные стаканчики хоть в каком-то подобии великосветского порядка. – Где ваши манеры? Чьто о вас подумайт в Ламьенберг? А ведь ваш папенька просиль меня следить за этьим! О, майн Нахт!
Посуда в ее руках скорбно зазвенела. Фрау Деффеншталь покачала головой и вздохнула так тяжко, что я задумался – устыдиться ли мне прямо сейчас, или подождать окончания завтрака? Моральная дилемма никак не разрешалась и я на всякий случай тоже вздохнул. Хельга поджала губы.
Тем временем к нам в номер снова постучался вездесущий Билли. С собой он привел флегматичного, медлительного гнома, громыхающего объемистым ящиком с инструментами. Гном что-то буркнул в знак приветствия и молча принялся за сломанное кресло.
Билли же с порога атаковал открывшую дверь Хельгу:
– Мое почтение, мадам, мое почтение! – радостно щебетал он. – Позвольте узнать, как здоровье юного господина? Хорошо ли его милость себя чувствует?
Хельга сердито засопела.
– Йа! – коротко ответила она.
– Не беспокоит ли рана? Может все же желаете позвать врача? – Судя по доносившимся из гостиной звукам, стюард буквально пританцовывал вокруг няни.
– Найн! – сурово отчеканила консильера. – Данке шён!
Такой ответ ей показался более чем исчерпывающим. Коротышке, кажется, тоже. Пока он пребывал в легком замешательстве, Хельга развернулась и заторопилась к своим прерванным кулинарным трудам.
Опомнившийся же стюард также окунулся в кипучую деятельность. Он деловито обошел гостиную, посетовал на заставляющих себя ждать горничных, кого-то выругал по гномофону и, убедившись, что дверь в мою комнату осталась приоткрытой, торжественно объявил о намерении лично участвовать в устранении последствий нашего знакомства с мантикорой и ее хозяином.
Участие это заключалась в раздаваемых комментариях. Неестественно громким шепотом Билли принялся внушать своему напарнику гордость за проделываемую работу. Приносить пользу таким важным господам, как мы с Хельгой – разве это не мечта для любого служащего? Разве не честь? Маг задыхался от умиления. Гном молча чинил кресло. Важные господа почему-то никак не спешили с чаевыми.
Не встречая возражений, Билли говорил все громче и патетичнее. Наконец волшебное зеркало в ванной не выдержало его верноподданнического напора. Выдав пару стандартных фраз о лучшем в мире лайнере, оно присоединилось к восхвалениям.
Хельга беззвучно выругалась.
Я с сожалением отставил стаканчик и вышел в гостиную.
– Послушайте, Билли, – отцовская интонация мне почти удалась, – вы меня весьма обяжете, если покажете, как отключить эту штуку.
Я указал в сторону ванной.
– Можете помочь?
Дождавшийся внимания стюард разве что не запрыгал:
– Разумеется, господин! Разумеется! – затараторил он. – Билли все сделает в один момент! Вы всегда можете на это рассчитывать!
Он в два прыжка оказался около ванной комнаты и театральным жестом настежь распахнул туда дверь. Болтовня зеркала усилилась.
– Что именно угодно вашей милости? – Волшебник одарил меня на редкость бестолковой, приторной улыбкой.
– Тишины, – подчеркнуто оскалился в ответ я. – Наша милость любит мыться в тишине.
Билли вздрогнул. Я подавил смешок. В родном Мэйрлстоне фокус с вампирским оскалом уже давно перестал производить впечатление на кого бы то ни было.
Маг облизал губы:
– Тогда просто скажите специальное слово, – приторная улыбка вернулась на свое место гораздо быстрее, чем можно было ожидать. – Silentium!
Зеркало умолкло. Билли сумел невозможное и улыбнулся еще шире. Я с интересом заглянул в ванную.
– Как видите, все очень просто! – Коротышка почтительно склонил голову. – Эти зеркала мы специально усовершенствовали для удобства пассажиров и без разрешения они не заговорят.
Из ванной раздался громкий треск.
– Silentium! – прикрикнул Билли. – Silentium!
Треск прекратился. Гном перестал греметь своими инструментами и украдкой бросил на нас короткий взгляд через плечо.
– Ах, какое знание иностранных языков! – зашелестел уже знакомый шепот. – Лучший в мире лайнер "Парацельс" приглашает вас в клуб "Полиглот" на четырнадцатой палубе! Только там вы сможете получить опыт живого общения с носителями самых распространенных диалектов магического мира!
Билли изменился в лице. Я выгнул бровь:
– Значит, усовершенствовали?
Стюард выхватил из кармана плоский прозрачный кристалл, зажал его между пальцами и сделал замысловатый пасс в сторону зеркала. Запахло озоном. Шепот оборвался на полуслове. Зазевавшийся было гном снова принялся что-то усиленно колотить деревянным молоточком.
Билли еще раз поклонился:
– Именно так, господин! Наше зеркало может много чего интересного. Если ваша милость позволит – Билли все покажет.
Я хмыкнул. Стюард расценил это как согласие.
– Когда вам станет скучно, прикажите, и зеркало покажет что сейчас делается в каком-нибудь знаменитом месте. Например, можно посмотреть на фонтаны Аббируэльского дворца!
Билли щелкнул пальцами и в зеркале появилось изображение роскошного регулярного парка. В центре виднелся круглый пруд с бьющими ввысь водяными струями. Эти струи непрерывно двигались, сплетались и переливались, образуя зыбкие, причудливые узоры. Комнату наполнила негромкая музыка.
– Если не хотите фонтаны – можете посмотреть на Иммортский заповедник.
Новый щелчок пальцами и зеркало заполонили картины девственной природы, а комнату – птичье пенье и щебет.
– Если же и заповедник вам не по душе, тогда вот! Проспект Носферату и примыкающая к нему центральная площадь Нокт-Ламьенберга!
Билли снова щелкнул. Тотчас послышался невнятный гул множества голосов, а в зеркале поплыли изображения широкой площади с величественными каменными зданиями. Среди них сновали крошечные фигурки пешеходов и крытых экипажей. В небе мелькали метлы и ступы.
– Ну как? – радостно осведомился Билли. – Правда здорово? Такое впечатление, будто мы прямо сейчас на этой площади находимся! Это называется эффектом присутствия!
Я с сомнением потер подбородок:
– Эффект присутствия, говорите? Полагаете, кому-то может захотеться принимать ванну в центре города? Посреди вот такой толпы?
Коротышка протестующе замахал руками.
– Нет-нет, господин, что вы! – зачастил он. – Я ничего такого не хотел сказать! Просто... просто... – На мгновение он задумался. – Просто если вашей милости не нравятся пейзажи, то зеркало может для вас и спеть! Хотите арию из какой-нибудь популярной оперетты?
Слуга торопливо защелкал пальцами. Магический кристалл выскользнул из его рук. Он гулко ударился об пол, высоко подпрыгнул и скрылся где-то за шкафчиком. Вместо музыки послышалось противное шипение.
– Да пой же ты! – в сердцах выкрикнул Билли. – Пой!
Изображение в зеркале исчезло. Шипение сменилось громким гитарным бренчанием. В следующий миг голос, неприлично похожий на голос моего собеседника, затянул:
Служил на нашем корабле
Бывалый капитан,
Все, что ценил он на земле –
Любовь да океан.
Ля-ля эй-хо, ля-ля хо-хо,
Девицы да моря!
Ля-ля эй-хо, ля-ля хо-хо,
Бросаем якоря!
Уши Билли вспыхнули. Он с размаху захлопнул дверь в ванную и схватил меня за рукав:
– Юному господину, право же, не стоит беспокоиться, – в надежде заглушить колдовское музицирование залепетал он мне в самое ухо. – Дайте Билли несколько минут, и он все сделает в лучшем виде!
Стюард почти силком потащил меня подальше от блистающей вокалом реликвии:
– Не желаете ли пока чего-нибудь откушать? Или выпить? У нас есть замечательные вина, вы получите массу удовольствия!
Зеркало взяло особенно высокую ноту. Билли начал покрываться пятнами.
Я ничего не ответил и вслушался в исполняемый шедевр. Им оказалась старинная моряцкая песня. С присущей морякам непосредственностью в ней рассказывалось о судьбе матерого морского волка, который за свою жизнь не обзавелся ни домом, ни семьей, ни детьми, однако во всех портах и гаванях его ожидала своя дама сердца. Каждый новый куплет подробно живописал все душевные и анатомические достоинства очередной барышни. Описаний было много и выходили они такими яркими, что после первого куплета более-менее приличными словами стали разве что "ля-ля эй-хо" да "ля-ля хо-хо" из припева.
Я усмехнулся. Коротышка застонал. Гном как-то странно хрюкнул и что-то громко уронил.
На шум выглянула недовольная Хельга:
– Герр Эрик? Герр Эрик, где ви? Почему вас так дольго нихт? И что это за мюзика?
Няня прислушалась. Билли втянул голову в плечи.
Я беззаботно улыбнулся:
– Ничего особенного, фрау Деффеншталь! Просто этот господин знакомит меня с некоторыми образцами моряцкого фольклора.
Хельга недоверчиво прищурилась:
– Фольклора? О, фольклор ист гут! Дас ист зэр гут!
Консильера одобрительно закачала головой. Коротышка нервозно хохотнул и наконец выпустил мой рукав.
Давясь смехом, я прошмыгнул обратно в свою комнату. Билли же попытался помешать Хельге вникнуть в столь опрометчиво одобренный ею фольклорный образец и шумно накинулся на бедного гнома:
– Ну а вы что прохлаждаетесь? Почему не работаете? Думаете кресло само себя починит?! Безобразие...
Часы пробили два. Наскоро проглотив почти остывший завтрак, я наконец покинул нашу каюту.
Раскаленный летний день еще в коридоре обдал меня волной жара. Из окон и от внешней лестницы лился нестерпимо яркий солнечный свет. За стенами же царил настоящий ад. Открытую палубу я вынужден был преодолевать короткими перебежками – от одной жиденькой тени пальмы до другой. Мои темные, закрывающие почти пол-лица очки-авиаторы и белая накидка с капюшоном все еще покоились где-то на дне дорожного сундука. Там же остались и перчатки. Безо всех этих вещей поднятый воротник рубашки, как и одернутые до самых пальцев рукава, вряд ли спасли бы меня от солнечных ожогов, задержись я на открытом воздухе хоть немного дольше.
Незащищенные участки кожи уже начинало неприятно покалывать, когда я наконец юркнул в один из бесчисленных коридоров. Заколдованная дверь у знакомого номера на девятой палубе щелкнула и беззвучно отворилась сама собой. Мне не пришлось даже стучаться.
– Ральф? – позвал я, едва переступив порог. – Ральф?
Из спальни доносились приглушенные голоса.
– Ральф? – повторил я. – Ты здесь?
Голоса смолкли. В спальне послышался скрип чего-то деревянного, потом торопливые шаги. Кто-то рассерженно фыркнул. Кто-то другой огорченно вздохнул. Наконец, навстречу мне почти выбежал незнакомый, немного сутулый маг в белом лабораторном халате и в хирургических перчатках. Халат был надет прямо поверх официального черного костюма с бабочкой. Костюм же, в свою очередь, никак не вязался с растрепанной седой шевелюрой и небритыми щеками владельца. В руках незнакомец сжимал заполненную каким-то синеватым газом продолговатую колбу. Смерив меня оценивающим взглядом водянистых глаз с красноватыми веками, волшебник воскликнул:
– О, господин ван Лессинг, да к вам посетители!
Никакого ответа не последовало. Незнакомец неловко перехватил свою колбу:
– Проходите, юноша, проходите! Присаживайтесь! – он сделал мне приглашающий жест в сторону дивана. – Господин ван Лессинг сейчас к нам присоединится.
За стеной что-то громко зашипело. Я покосился на указанный диванчик, но остался стоять на месте. Волшебник опасливо оглянулся через плечо:
– Может, вам все же нужна помощь? – без особого энтузиазма спросил он у кого-то за дверью. – Если что – вы только скажите.
Шипение резко оборвалось.
– Господин ван Лессинг?
Из спальни сильно пахнуло озоном. Незнакомец вскрикнул и отскочил к стенке. Я попятился. В следующую секунду в гостиную медленно вплыл какой-то громоздкий, не то алхимический, не то метафизический аппарат на треноге. Казалось, он весь состоял из множества хитро переплетенных трубочек, пробирочек и краников, к которым кое-где для чего-то приладили еще и зубчатые колесики. Следом за этим странным устройством шел сосредоточенный Ральф. Ни на секунду не сводя с аппарата глаз, он бережно, словно тот был хрустальным, слевитировал его в самый центр комнаты. Аппарат мелодично звякнул и выпустил откуда-то из своих недр облачко белого пара.
– Ну вот, господин профессор, – облегченно выдохнул парень. – Теперь у вас есть все, что нужно.
Маг, которого назвали профессором, бросился к устройству:
– Ох, даже не знаю как благодарить вас, господин ван Лессинг! Вы с коллегой Дереном меня спасли – иначе и не скажешь! – незнакомец кое-как пристроил колбу подмышкой и склонился над медными трубками. – Прекрасная штормовая машина! Я ваш должник!
Ральф небрежно отмахнулся:
– Какие пустяки. У любого может разбиться грозовой сосуд при посадке. К сожалению, грузчики – не самый аккуратный народ на свете.
Профессор вздохнул:
– О, да! Еще какой неаккуратный! – протянул он и принялся загибать пальцы. – Сосуд мой они разбили, сундук потеряли... И что с того, что Гравс... агент этот... обещал все возместить? Мне-то нужны мои экспонаты... А еще, называется, лучший в мире лайнер... Горюшко!
Маг плаксиво рассмеялся. Пока он говорил, Ральф сочувственно кивал головой и стаскивал с рук такие же, как и у собеседника перчатки.
Наконец он повернулся ко мне.
– Я надеюсь, ты простишь меня за столь сумбурную встречу, – сказал он виновато. – У нас тут с профессором де Брайтом возникли кое-какие проблемы.
Де Брайт оторвался от машины и быстро закивал в знак согласия:
– Да-да! – воскликнул он. – Именно так – проблемы!
– Но, к счастью, уже решенные, – закончил Ральф.
Парень нарочито важно пожал мне руку, и я заметил в его глазах насмешливые огоньки:
– Очень рад, что ты пришел, Эрик.
Де Брайт открыл рот чтоб тоже что-то сказать, но так ничего и не произнес. Вместо этого он принялся снова крутить в руках колбу.
Я ответил Ральфу на приветствие и склонил голову в светском поклоне для де Брайта. Серьезность при этом мне удалось сохранить с трудом – подобная церемонность меня всегда забавляла.
Профессор рассеянно обвел комнату взглядом и, не найдя куда поставить, прижал сосуд к животу.
– А вы, господин ван Лессинг, никак снова начали опыты с вампирами? – неожиданно поинтересовался волшебник. – Как это похвально! Помнится, еще Эльфштейн заметил, что настоящие ученые не любят терять время попусту.
Я застыл, как вкопанный. По лицу Ральфа скользнула тень.
– Благодарю вас, господин профессор, – абсолютно ровным голосом ответил он. – С этим не поспоришь. Только, боюсь, вынужден вас огорчить – время я все же теряю. Ни о каких экспериментах сейчас не может быть и речи.
Внутри у меня что-то неприятно сжалось. Ральф перехватил мой взгляд и нахмурился.
– Как?! – Оживился де Брайт. – Неужто вы прекратили исследования? Я помню ваш доклад на Оуэршелльской конференции – такие смелые идеи, многообещающие результаты... Вас не зря хвалил сам доктор Карреоздро, ох не зря! У него нюх на такие вещи.
Ральф вежливо поклонился:
– Вы слишком добры ко мне, господин профессор. К сожалению, мои идеи – это не более чем развитие идей уже упомянутого вами Альбуса Эльфштейна. Что же до результатов, то пока они исключительно лабораторные.
– Лабораторные, не лабораторные – какая разница? – беспокойство де Брайта выглядело вполне искренним. – Главное, что они есть, и что гипотеза работает!
– Я понимаю...
– Тогда в чем дело?
Мне показалось, что Ральф старается на меня не смотреть:
– Дело в опытных материалах и в оборудовании, – мягко произнес он. – Задержка временная. Как только мы прибудем в Ламьенберг, я снова примусь за работу.
Профессор с облегчением рассмеялся:
– А, ну вот это совсем другое дело. В Ламьенберге да – там сам Мерлин велел. А то я уже тут подумал...
Одетая в хирургическую перчатку рука сделала невнятный жест в мою сторону.
– Эрик просто друг, – Ральф натянуто усмехнулся. – И, кстати, интересуется человеческой этологией.
Де Брайт посмотрел на меня так, будто лишь сейчас заметил:
– Вот как? Рад это слышать. Кафедру бестиологии в Университете имени Дракулы возглавляет моя ученица. А это значит, что вполне возможно, сейчас я вижу своего внука по научной линии? А?
Ученый хохотнул и сделал шаг ко мне. Я быстро отступил на шаг назад. Профессор вопросительно уставился на Ральфа. Тот сделал вид, будто ничего не заметил:
– Не знал, что профессор Брюкке ваша ученица, – невозмутимо сказал он. – Я помню ее по Оуэршеллу...
Интерес ко мне со стороны де Брайта исчез так же быстро, как и появился.
– Да! – подхватил он. – Не вы один, дорогой коллега. Она прекрасный специалист и сейчас стоит на пороге крупного открытия в области поведения навозных гусениц.
– Как интересно, – Ральф прикусил губу.
– Не то слово! Коллега Брюкке обнаружила у этих существ зачатки социальной иерархии. А это, знаете ли, переворачивает все наши представления о семействе stercoris helmintum.
Ральф согласно кивнул:
– Обязательно поздравлю госпожу Брюкке с этим достижением, – пообещал он.
В гостиной потянуло табаком. Я принюхался. Вскоре мне удалось различить во внешнем шуме и доносящиеся из коридора шаги. Ральф и де Брайт еще успели переброситься парой реплик, прежде чем на пороге появилась насупленная тетя Мирра.
– Ральфи, мальчик мой, – проскрипела она. Похоже, здороваться не входило в ее привычки. – Ты почему не запираешь дверь? Ну неужели мне нужно рассказывать тебе о сквозняках? Особенно о сквозняках в такую жару?
Ведьма сунула в рот до половины скуренную сигарету и с наслаждением затянулась:
– Простуды очень плохо влияют на сердце, как целитель говорю, – брюзжала она. – Тебе нужны проблемы с сердцем? Нужны?
Де Брайт недоуменно посмотрел сначала на ведьму, потом на Ральфа. Я отступил поближе к стене. Старуха пожевала сигарету. Ральф на секунду прикрыл глаза и коротко бесшумно выдохнул.
– Как хорошо, что ты пришла, тетя, – не слишком радостно сказал он. – Не ожидал увидеть тебя в это время суток.
Колдунья поморщилась:
– Мне не спалось. Этот корабль совсем не приспособлен для дневного сна – здесь кругом играет музыка! К тому же я хотела убедиться, что у тебя все в порядке.
Ведьма смерила меня недобрым взглядом.
– Тетя, ну что же у меня может случиться? – простонал Ральф.
Ведьма не ответила. Она снова затянулась и выпустила сизую струйку дыма мне почти в лицо. Никогда так не делайте, если у вас есть знакомые вампиры!
Крепкий троллий табак царапнул у меня в горле. Я закашлялся и с отвращением покосился на сигарету. Колдунья презрительно хмыкнула, однако отошла от меня подальше. Проворным движением пальцев она в клочья растерла кончик окурка. То, что от него осталось исчезло в ее руке. Старуха дунула в кулак и выпустила на свободу толстого, пахнущего табаком шмеля.
– Ральфи, а зачем ты притащил сюда эту штуку? – Тетя Мирра ткнула пальцем в стоящий посреди комнаты аппарат. – Я, конечно же, просила тебя убраться в спальне, но это не значит, что нужно захламлять гостиную!
– Ох, это всецело моя вина, сударыня, – вклинился в разговор де Брайт. – К сожалению из-за разбитого грозового сосуда моя собственная штормовая машина пришла в негодность. Господин ван Лессинг и коллега Дерен были столь любезны, что согласились одолжить мне свою. Она, знаете ли, необходима для сегодняшней лекции.
– Профессор де Брайт будет рассказывать о человеческих вещах, – пояснил Ральф. – Все они, насколько мне известно, работают за счет стихийной энергии грома. Правильно, господин профессор?
– Именно так! – с видом знатока подтвердил тот. – Люди называют ее электричеством.
– Очень интересно, – равнодушно произнесла тетя Мирра, рассматривая кончики своих пожелтевших от никотина пальцев. – Думаю, послушать вас найдется масса желающих.
Де Брайт спохватился:
– Да, сударыня, – засуетился он. – Все человеческое сейчас в моде. Сама ее высочество, княгиня Эвенборо обещала почтить сегодняшнюю выставку своим вниманием.
Профессор зажал колбу подмышкой и принялся делать освободившейся правой рукой какие-то замысловатые движения.
– Не смею больше злоупотреблять вашим гостеприимством, господа, – бормотал он, не сводя глаз с магической машины. – Мне еще нужно успеть подготовиться. Ведь ее высочество... сама ее высочество...
На кончиках профессорских пальцев появилось слабое фиолетовое свечение. Маг тряхнул кистью и колдовской аппарат круто взмыл вверх. Около самого потолка он резко остановился и начал сильно раскачиваться из стороны в сторону.
Ральф вздрогнул.
– Господин профессор, может вам нужна помощь? – забеспокоился он. – Давайте, вы понесете грозовой сосуд, а я...
– Нет-нет-нет! – профессор расплылся в беззаботной улыбке. – Не стоит утруждаться! Мне не впервой.
В подтверждение его слов аппарат перестал раскачиваться. Теперь он медленно оборачивался вокруг своей оси.
– Надеюсь, вы окажете мне честь и посетите мою лекцию, – ученый попытался склониться в церемонном поклоне. Штормовая машина от этого завалилась набок, едва не сбив разлапистый светильник с хрустальными свечками. Тетя Мирра инстинктивно пригнула голову. На лице Ральфа читался плохо скрываемый ужас.
– Мое почтение, господа! – выкрикнул профессор.
Штормовая машина неуклюжим майским жуком вылетела из каюты. Де Брайт почти бегом выскочил следом. В гостиной повисла неловкая тишина.
– Ральфи, мальчик мой, – первой пришла в себя тетя Мирра, – а что, разве на улице сейчас ночь?
– Что? – парень был все еще под впечатлением от воздушного представления. – В смысле?
– Я говорю, что вампиры в Ламьенберге вряд ли обрадуются, если ты поджаришь их собрата до хрустящей золотистой корочки. – Ведьма нацепила на нос пенсне. – Тахранского майора Пуллера они за это повесили. Он, знаешь ли, во время войны очень любил бросать пленных вампиров на солнцепеке в чем мать родила.
Колдунья заложила руки за спину и принялась меня рассматривать как экспонат в музее. Ральф перевел удивленный взгляд с тети на меня и обратно. Затем несколько раз моргнул.
Наконец он сообразил, что именно хочет сказать старуха:
– Эрик, ты что, пришел сюда прямо так? Безо всякой защитной одежды?
Я молча кивнул.
– Но ведь ты действительно мог сильно обжечься!
– Не обжегся же, – я пожал плечами. – Дома я частенько гулял днем.
– То было дома. – Ральф нахмурился. – Не забывай, что мы сейчас гораздо южнее Мэйрлстона.
– Ему бы мазь сюда, – мечтательно проговорила тетя Мирра. – Или шляпу. Вроде тех, что продавала Циля. Ральфи, ты помнишь какие чудесные шляпы всегда были в салоне у Цилечки на Каштановой улице?
– Это у той ненормальной? Помню. – Ральф принялся внимательно осматриваться по сторонам.
– Почему это она ненормальная? – удивилась тетя.
– А ты хочешь сказать, что кто-то будучи в здравом уме станет вешать на люстру счета от травника?
Тетя Мирра наконец перестала сверлить меня глазами:
– Ну Ральфи, ты несправедлив! Цилечке уже очень много лет. У нее неважная память, вот она и вешает счета на видное место, чтоб не потерять и не забыть их вовремя оплатить.
– Угу. А подагра? – Ральф кажется нашел, что искал. – Ладно еще счета, но если бы она не пыталась показать каждому встречному свои больные пальцы на ногах – клиентов в ее салоне сразу бы прибавилось!
– Ральфи, не говори гадостей! – возмутилась тетя.
– Но это правда.
– Неправда, – сухо произнесла ведьма. – Циля лишь пару раз проконсультировалась у меня, как у целителя!
Парень подошел к диванчику и взял в руки круглую цветастую подушечку с золотистой бахромой:
– А госпожа Шурф? – невинно спросил он. – Она тоже целитель?
Тетя Мирра стащила с носа пенсне:
– Госпожа Шурф старая подруга!
– А господин Линде?
– Господин Линде был с госпожой Шурф!
– Ну а булочник? А посыльный от галантерейщика? А мальчишка-газетчик, наконец?
Тетя Мирра выпрямилась:
– Бедная женщина не виновата, что у нее проблемы со здоровьем, – раздраженно сказала она. – Тебе, между прочим, стоило бы иметь хоть немного сострадания к ближним!
– Моего сострадания хватит на двоих! – Ральф улыбнулся себе под нос. – Давно мечтал узнать, какой из Цилиных пальцев болит, какой зудит, а какой к тому же еще и мокнет! Рад, что она удовлетворила мое любопытство уже через пять минут после знакомства.
– Слушай, ну что ты ко мне пристал? Что тебе надо? – взвилась тетя. – Далась тебе эта Циля! Да тьфу на нее! Ты что, тот самый травник, который ей счета выписывал? Или ее лечащий врач?
Ральф не ответил. Он молча вертел в руках подушку. Наконец, со всех сторон осмотрев ее и ощупав, волшебник прошептал заклинание. Перья взлетели к потолку маленьким фейерверком. Подушку сплющило и накрыло волнами зеленоватого свечения. Послышался сухой треск. В гостиной запахло канифолью.
– Ну вот, – удовлетворенно усмехнулся Ральф. – Конечно, не как в салоне у Цили, но тоже довольно неплохо.
Подушка исчезла. Теперь вместо нее маг держал пеструю шляпу-сомбреро, с украшенной позолоченными лентами тульей и необычно широкими полями в веселенький цветочек. Тетя Мирра одобрительно хмыкнула и согласно закивала головой.
Довольный собой Ральф протянул шляпу мне.
– Что это? – растерянно спросил я, гладя на свежесотворенный шедевр магического искусства.
– Как что? – удивился волшебник. – Шляпа конечно же! Тебе ведь нужна защита от солнца, правда?
Мне показалось, что он шутит.
– Защита? – переспросил я. – От солнца? Да неужели ты думаешь, что я покажусь на людях вот в этом?
Теперь растерялся Ральф.
– А почему нет? – он оценивающе осматривал свое детище. – Вполне приличная шляпа. Лучше любого зонтика прикроет лицо, уши и шею. В южных странах это обычная деталь гардероба богатых мещан.
Маг шутя попытался надеть сомбреро мне на голову. Я увернулся:
– Поищи себе шутов в другом месте, Ральф! – зашипел я не очень вежливо.
Юноша замер, где стоял. Тетя Мирра страдальчески закатила глаза.
Мне стало неловко:
– Мы же не в южных странах, – добавил я более спокойно. – И к тому же не мещане.
Старуха презрительно скривилась:
– Ну что ты с ним возишься, Ральфи? – проскрипела она. – Если хочет обгореть – пусть обгорает. Глупый мальчишка, посмешищем он быть не хочет. Тоже мне, аристократ деревенский. А скоро будет еще и аристократ облезлый в самом прямом смысле этого слова. И не того, которое аристократ!
Я посмотрел в пол и вытер губы тыльной стороной ладони: просящийся злобный оскал во все клыки был бы сейчас слишком неуместным.
Ральф промолчал. Если мой тон его и задел, то виду он не подал. Вместо этого парень аккуратно положил сомбреро на журнальный столик и взял с диванчика еще одну подушку.
На этот раз перья не летели. Превращение прошло гораздо быстрее и проще. Однако теперь помимо канифоли в гостиной пахло еще и чем-то паленым.
Вторую шляпу Ральф рассматривал подольше и повнимательнее, чем первую. Сначала он придирчиво тронул пальцем золотистую ленту вокруг тульи. Лента послушно раздалась вширь. На ее краях появились крохотные, тоже золотистые, помпончики. Затем каймой с такими же помпончиками маг украсил и края полей. Наконец он поднял с пола измятое перышко. Я даже ахнул, когда оно вдруг вспыхнуло оранжевым светом и стремительно пошло в рост. Невзрачные грязно-белые ошметки на глазах превратились в роскошный каскад длинного и пышного опахала. Получившееся перо какой-то диковинной, скорее всего даже неизвестной науке птицы, играло и переливалось на свету всеми возможными оттенками зеленого. Ральф приладил перо к ленте своего сомбреро. Вместе это выглядело весьма странно. Еще раз осмотрев готовый головной убор, Ральф с самым невозмутимым видом водрузил его себе на макушку.
Тетя Мирра расхохоталась. Парень едва заметно улыбнулся.
– Ральф, что это ты такое сейчас проделал? – спросил я неожиданно охрипшим голосом. Сомбреро с пером мало того что было нелепо само по себе, так еще и резко диссонировало с безупречным классическим костюмом волшебника.
Ральф пожал плечами:
– Я решил, что заниматься шутовством вдвоем будет веселее.
Мои уши вспыхнули:
– Ты это что, – пробормотал я, – вот это... из-за меня?
– Ну почему же, – Ральф казался воплощением серьезности. – Я хоть и не дитя ночи, но тоже могу получить ожег, а то и солнечный удар. А оно мне надо, правда тетя?
Ведьма лишь отмахнулась. Я открыл рот, но так и не нашел, что сказать. Ральф взглянул на часы.
– Однако нам пора, – как ни в чем не бывало сказал он. – Профессор де Брайт был прав – на его лекции всегда соберется много народа. Если мы хотим занять хорошие места, то должны поторопиться.
– Я надеюсь ты не пропустишь из-за этого ужин? – привычно насупилась тетя Мирра.
– Не беспокойся, тетя. Эрик? Ты готов?
Я кивнул.
– Вот и отлично!
Не успел я опомниться, как оставшееся сомбреро мне нахлобучили по самую переносицу.
–––––––––––
* Ур-Санкх (древнеегип.) дословно – великий жизнедатель.
@темы: Вампирёныш
вторник, 28 января 2014
Египетский бог египетских египтян
читать дальше
Глава 10
В эльфийский ресторан я шел без особого воодушевления. Нет, я не против эльфийских блюд в качестве легкой закуски или в виде дополнения к чему-то более существенному, но весь вечер есть одну только вегетарианскую пищу, пусть даже самую изысканную и хоть трижды деликатесную, – для любого хищника сомнительное удовольствие.
Тем не менее я всеми силами изображал радость от грядущего свидания с рыбными запеканками, грибными рагу и различными пирожными. В конце концов, закажи я в номер пару пакетиков со свиной кровью, Ральф не смог бы это есть даже при большом желании, а значит, один раз можно и потерпеть. За компанию.
Впрочем, никакого терпения мне не потребовалось. Эльфийская еда на "Парацельсе" оказалась гораздо лучше той, которую торговцы иногда привозили в Мэйрлстон. С настоящей эльфийской кухней ту стряпню, как выяснилось, роднили разве что заоблачные цены. Здесь же творения длинноухих поваров были действительно вкусными. А еще, как говорил Клавдий, было хорошее общество. В значительной степени оно стало таковым по причине отсутствия в ресторане самого интеллигентного тролля. Слава Ночи, мы с ним разминулись, и лекция о гадании на пупочном мусоре прошла без нас. Не думаю, что это обстоятельство можно отнести к недостаткам культурной программы. Общение с Ральфом мне казалось куда более занимательным. И, наверное, не только мне.
– Это блюдо можно приготовить без чеснока? – строго допрашивал молодой маг растерянного официанта. – Учтите, чеснок нам не нужен ни под каким видом!
Субтильный эльф в накрахмаленной сорочке молитвенно сложил руки на груди:
– Ах, ну что вы, господин, – жалобно лепетал он. – Как же можно обойтись без чеснока в салате по-эллански? Там тридцать четыре компонента, и чеснок прекрасно подчеркивает все достоинства букета.
– Хороший букет не нуждается в том, чтоб его подчеркивали, – убежденно произнес чародей.
– Но, господин, а как же рецептура? У нас есть множество блюд, в которые чеснок не кладут изначально.
Волшебник одарил официанта ледяным взглядом:
– Вам так трудно выполнить пожелания клиентов?
Эльф дернулся, словно его окатили водой из проруби:
– Нет, что вы… разумеется, нет… просто…
– Значит, договорились. Салат по-эллански для нас сделают так, как мы просим, – маг снисходительно кивнул и вернулся к изучению меню. Официант лишь беззвучно открыл и закрыл рот.
– А что вот это такое? – ухоженный миндалевидный ноготь придирчиво черканул бумагу под очередным названием. – Из чего оно состоит?
Бедный эльф застонал. Самоуправство волшебника он воспринимал как надругательство над всемирно признанным кулинарным искусством своего народа.
Наконец получив клятвенное заверение, что в выбранных кушаньях ненавистным овощем не будет даже пахнуть, Ральф сделал заказ. К моему удивлению, для себя он тоже заказывал исключительно бесчесночные блюда. Словно не замечая обращенного к себе вопросительного взгляда, Ральф аккуратно положил меню на место, выдержал паузу и невозмутимо заговорил о совершенно посторонних вещах:
– Когда я учился в академии, – едва заметно улыбаясь, рассказывал он, – заведующим кафедрой сравнительной магии был профессор Спелеолли. Единственный вампир на весь преподавательский состав. Так вот, ты только вообрази – многие первокурсники свято верили, что он спит в гробу, а самые отчаянные даже пытались проникнуть к нему в спальню, чтобы лично это увидеть!
Я недоверчиво хохотнул:
– Да ладно тебе. Не может быть, чтоб среди магов тоже ходили эти человеческие предрассудки.
– И тем не менее, – Ральф хитро прищурился. – Некоторые студентки – как правило, выросшие совсем рядом с человеческими селениями – даже писали профессору записки с просьбой их укусить. Им, видишь ли, тоже вампиршами стать хотелось.
Я презрительно фыркнул. С человеческими легендами о вампирах меня как-то знакомил преподобный Кац. Должен признаться, что ничего более глупого и обидного мне слышать не доводилось. Ну, кому может понравиться, когда твоих сородичей кто-то причисляет к живым мертвецам, а на саму твою природу смотрят как на заразу, якобы передающуюся через укусы и прочие глупости? Из-за этого даже такие культурные вампиры, как мой отец, бывает, сильно обижаются на людей. Дедушка как-то проговорился, что однажды во время именин упыря-однокашника мой почтенный родитель в порыве возмущения выломал из кладбищенской ограды крест и до самого утра гонялся с ним за настоятелем местной церквушки. Тот факт, что бедный настоятель был человеком просвещенным и не имел к подобным сказкам никакого отношения, отца нисколько не смутил.
– Помню, однажды мы тоже решили проникнуть в профессорские покои, – продолжал между тем Ральф. – Собралось нас четверо…
– Что?! – от всей души возмутился я. – Только не говори, что ты тоже ходил искать гроб!
– Угу, – без тени смущения согласился волшебник. – Ходил. Но у меня есть оправдание: до Спелеолли я никогда не видел живых вампиров, только нарисованных. Потому мой интерес обоснован.
Я собрался было снова возмутиться, но Ральф сделал предупредительный жест рукой и поторопился продолжить:
– Так вот, вычислили мы с тремя однокурсниками, когда профессора не будет дома. На всякий случай запаслись чесноком, обвешались украденным в учительской столовой серебром – подготовились по всем правилам. Перед вылазкой договорились с местным привидением, чтоб оно открыло дверь и помогло пробраться в спальню. Наконец, после многих тревожных минут, мы оказались на месте.
Маг выразительно покосился в мою сторону. Я недовольно нахмурился и скрестил руки на груди. Полностью удовлетворившись такой реакцией, волшебник снова усмехнулся и повел рассказ дальше:
– Разумеется, нашли мы там самую обычную кровать с целой грудой одеял. Один из моих спутников, когда ее увидел, чуть не расплакался от горя. Бедняга поставил месячную стипендию, что принесет в общежитие кружевную подушечку из гроба профессора. Второй мой приятель очень не вовремя решил рассердиться. Он тоже ставил деньги и теперь хотел в отместку за проигрыш начинить преподавательское ложе чесноком. Что же касается меня и нашего четвертого товарища, то мы предлагали поскорее убраться восвояси. Начался спор. Потом перебранка. Чем бы все это закончилось не могу сказать, так как в самый напряженный момент наших прений одеяла зашевелились, и оттуда показался не кто иной, как сам Спелеолли, да еще и в весьма недружественном расположении духа.
Маг состроил трагическую гримасу и тяжело вздохнул.
– За то, что мы влезли в его спальню, знаешь, что он с нами сделал? Заставил в своем присутствии съесть весь принесенный чеснок – все тридцать две головки! Чтобы мы тоже почувствовали себя вампирами, как он выразился. С тех пор я начал понимать, почему ваша раса так не любит это растение.
Ральф замолчал. Если он рассчитывал на мое сочувствие по отношению к незадачливым ламиеологам, то явно просчитался. Слишком мало эта история вязалась с образом моего собеседника. Трудно было вообразить, чтобы Ральф со своим интеллектом и эрудицией вдруг поверил в нелепый миф о гробах. Ну, а когда я попытался представить себе лицо вампира, вздумавшего проводить описанное воспитательное действо в собственной спальне, мне пришлось прикусить губы, чтоб не рассмеяться. Не иначе как этот Спелеолли держал противогаз под подушкой!
К нашему столику подошел официант с заказом.
– Ральф, а Ральф? – я уже не сдерживал улыбку. – Ты же все это придумал, правда?
– Придумал? – Маг выгнул бровь. – Ничего подобного.
– Тогда почему же ты так хитро улыбался, пока рассказывал?
– Потому, что ты очень забавно сердишься.
– И все равно я тебе не верю!
– Зря. Доля истины тут все же присутствует.
– Значит, только доля?
– Профессор Спелеолли у нас и правда был.
– А история со спальней?
– Она тоже. Вполне могла бы быть, если бы на нашем месте были человеческие подростки.
Официант настолько быстро, насколько позволяли приличия, расставил блюда, вымученно пожелал нам приятного аппетита и ретировался.
Ральф с любопытством посмотрел на пестрый салат в своей тарелке:
– Тебе ведь было интересно, почему я себе тоже заказал еду без чеснока, не так ли?
– Ну, предположим...
– Ну, так вот я тебе и ответил. Хоть и с некоторой долей художественного вымысла.
От простого созерцания парень решил перейти к более активным действиям. Он взял серебряную вилочку и осторожно потыкал ею экзотическое кушанье.
– Ничего не понял, – честно признался я. – В чем же заключается твой ответ?
– Мой ответ в том, что я понимаю, почему дети Ночи не переносят чеснок.
– И почему же?
Ральф подцепил вилкой сморщенную шляпку какого-то гриба и отважно отправил ее в рот:
– Все дело в вашей анатомии.
– Разве между нашими расами настолько большая биологическая разница?
– Разница, конечно же, не очень большая, – с видом истого ученого проговорил маг. – И она скорее лежит в области магических способностей. Просто у вампиров восприятие органов чувств столь высоко, что даже вдыхаемых паров ароматических соединений зачастую бывает достаточно для активации вкусовых рецепторов. Содержащийся же в чесноке аллицин, имеет свойство не просто включать ваши вкус и обоняние, но и моментально приводить их в состояние гипервозбуждения. Ощущения от этого приятными никак не назовешь, что тебе и самому известно. Ну и поскольку именно аллицин придает чесноку его вкус и запах – на столе, за которым сидит вампир, этому овощу не место. – Ральф взял салфетку и промокнул ею губы. – Если, конечно же, мы хотим, чтобы нашему вампиру тоже было хорошо.
От последней реплики на мое лицо почему-то заползла довольная улыбка. Чтобы ее скрыть, я решил последовать примеру своего собеседника и тоже попробовал эльфийский салат:
– Хм... – я старался не отводить взгляд от тарелки, – какой любопытный факт. Не знал об этом.
– Теперь знаешь, – волшебник потянулся к бутылке с вином. – Ну да, хватит с нас научных дебатов. Давай лучше поговорим о более интересных вещах.
– Давай, – с готовностью согласился я, поднимая глаза. – А о более интересных – это, например, о каких?
– Ну, например ты немного расскажешь о себе.
– И ты думаешь, это будет интересным?
– Уверен! Обо мне ты уже кое-что знаешь, так что все по-честному. Только, чур, без художественных вымыслов!
Как того и требовал этикет, Ральф наполнил наши бокалы ровно на две трети.
– А ты умеешь ставить себя в выгодные условия, – рассмеялся я, принимая свою порцию ярко красного, немного пенного напитка. – Ты точно рос не где-нибудь при дворе?
– Нет, – волшебник отсалютовал мне бокалом. – Всего лишь где-нибудь при двух старших сводных сестрах. Это они дали мне такое жизненное преимущество.
– И правда, преимущество, – по инерции согласился я, и запнулся. В словах Ральфа мне почудился скрытый смысл. – Стоп! А с чего ты взял, что у меня тоже нет старших сестер?
– Да, наверное, с того, что у тебя их и правда нет, – довольно ухмыльнулся волшебник. – Ни старших, ни младших. Ни сестер, ни братьев – ты единственный ребенок в семье.
Парень сделал маленький глоток и с преувеличенным вниманием углубился в эльфийскую кухню. Общество фаршированного лосося оказалось настолько приятным, что мой ошеломленный взгляд было решено деликатно проигнорировать.
– Как ты узнал? – напомнил я о своем существовании. – Я же тебе этого не рассказывал!
– Не рассказывал, – эхом отозвался Ральф. – Что-то ты вообще не хочешь мне ничего рассказывать. Маг выразительно вздохнул.
Я невольно смутился:
– Почему это не хочу? Хочу! Но мне кажется, что ты и сам уже все прекрасно знаешь. Как ты догадался, что я один в семье? Не читаешь же ты мысли, в самом деле!
– Что нет, то нет. Я догадался по пуговицам.
– По чему?!
– По пуговицам. И совсем немного по твоей манере колдовать и держаться в обществе.
Ральф внезапно потерял к лососю всякий интерес и всем корпусом повернулся ко мне:
– Я сразу обратил внимание, что ты применяешь свою расовую магию почти не таясь. Это значит – ты привык, что никто из твоего окружения не способен ее толком учуять. Отец не в счет. Будь же у тебя брат-вампир или сестра-вампирша, тебе пришлось бы колдовать куда аккуратнее. Вряд ли кого-то из них порадовали бы твои попытки устроить, скажем, ментальную атаку или отвести глаза.
– А может мои братья и сестры пошли в маму и унаследовали способности к Большой магии, – сделал я неуклюжее поползновение парировать.
– Может, – буднично согласился Ральф. – Но не унаследовали. И пуговицы на твоем воротнике не оставляют никаких сомнений.
От нетерпения я заерзал на стуле:
– Да что не так с этими пуговицами?
– С самими пуговицами все так. Обычные серебряные кругляши безо всяких волшебных свойств – ничего интересного. А вот выгравированный на них герб говорит о многом.
Я невольно потянулся к воротнику и нащупал злополучную деталь гардероба. К сожалению читать гербы я никогда не умел. Да и кому это нужно в наши дни? Все равно зашифрованные фамильные добродетели редко совпадают с реальными качествами своих владельцев. Так, хозяин черной совы вполне мог оказаться непроходимым тупицей, а обладатель золотого льва – трусом. Однако я готов был поклясться, что не существует ни одного символа или знака, точно описывающего семейные положения и родственные связи.
Ральф между тем продолжал:
– Твой гербовый рисунок достаточно необычный, так как сочетает разные геральдические традиции. Во-первых – графская корона. Она закрытая. Это указывает на ее магическое происхождение. Во-вторых, весь рисунок обрамлен геральдической лентой. Вот это уже вампирский знак. И он указывает, что данный герб является не личным, а родовым. Носить же родовой герб имеет право только наследник. И раз тебя, вампира, признали наследником не только титулов твоей расы, но еще и титулов расы магов – значит, магических детей у твоих родителей нет вовсе.
Мы оба замолчали.
– Да уж, – только и смог я произнести после короткой паузы. – Так и хочется добавить: "Элементарно, Ватсон!".
Ральф едва не поперхнулся вином и расхохотался:
– Вот бы никогда не подумал, что дети вампирских аристократов зачитываются человеческими детективами! Но, боюсь, вынужден тебя огорчить – наше поведение и одежда настолько красноречивы, что для сделанных мною выводов совсем необязательно быть Шерлоком Холмсом.
– Еще скажи, что ты сейчас, с одного взгляда, без магии, можешь все рассказать о любом из здесь присутствующих.
– Всего, конечно же, не расскажу, – скромно уточнил волшебник, – но некоторые выводы сделаю. Хоть я и рассмотрел одного лишь официанта и...
– И что? – я постарался приготовиться не удивляться.
– И то, что он не официант. По всей видимости, он работает на кухне, а сегодня просто подменяет своего брата. А еще у него есть кошка.
Позабыв о приличиях, я оглянулся через плечо. Предполагаемый кошатник как раз что-то бойко строчил в своем блокнотике, едва поспевая за двумя молодыми и на редкость развеселыми эльфами. Мой поступок не остался незамеченным – церемонная дама за соседним столиком сразу же одарила меня осуждающим взглядом. Мысленно выругав себя за порыв отвести ей глаза, я снова повернулся к Ральфу.
– Убедился? – широко усмехнулся он.
– Разве что в том, что и эльфам бывают не чужды простые земные радости.
– Ты не туда смотрел. Заметил, что наш официант левша? Он пишет левой рукой. А навигационный браслет для перемещения по кораблю, носит на правой.
– И что из этого?
– А то, что еле заметные потертости от браслета я видел на левом манжете его рубашки. Кто-то до него носил эту одежду. И этот кто-то был правшой. А раз эльфы дали старую рубашку новому работнику, значит, этот работник будет трудиться совсем недолго.
– Но с чего ты взял, что они братья?
– С того, что ресторан называется "Патриарх Наэль". Это семейный бизнес, и здесь не братом может быть разве что сестра.
– Или сам хозяин...
Волшебник слегка поморщился:
– Думаешь, почтенный глава семейства и хозяин бизнеса снизойдет до разноса блюд? Сомневаюсь.
Ничего возразить я не сумел. Вместо этого спросил первое, что пришло на ум:
– А куда подевался штатный официант?
– Понятия не имею! – Ральф откровенно веселился. – Моя фамилия все же не Холмс.
– Ну а кошка?
– А кошка имеется. Будучи всеобщей любимицей, она постоянно вертится где попало, и из-за этой ее милой привычки наш эльф то и дело отводит в сторону руку с подносом – чтобы посмотреть под ноги, даже когда стоит на месте.
Я снова оглянулся. Однако проверить наблюдения не смог – мой любопытный взгляд быстро споткнулся об удивленное выражение лица объекта нашего обсуждения. Ральф сдавленно захихикал. О своей холодной надменности он, похоже, начисто позабыл.
– Интересно, а может ли что-то рассказать о своем владельце твой собственный костюм? – вкрадчиво полюбопытствовал я.
– Вне всякого сомнения, – беззаботно кивнул маг. – Нужно только прислушаться к его голосу.
Я вздохнул. Строгий, как всегда безукоризненный, костюм темно-зеленого цвета не говорил мне ровным счетом ни о чем. Сам же Ральф отделался многозначительной улыбкой.
За подобными разговорами вечер промелькнул незаметно. Было уже около полуночи, когда мы, наконец, покинули уютное заведение гостеприимного эльфийского патриарха.
Поскольку спать мне, конечно же, еще не хотелось, а Ральф заверил, что тоже еще полон сил и энергии, мы отправились на поиск развлечений. Благо, все аттракционы на корабле работали круглосуточно.
Развлекаться мы решили модной человеческой игрой – боулингом. После долгих расспросов стюардов и тщательного изучения обнаруженного на стене плана судна, мы, наконец, сумели найти то, что искали. Единственный боулинг-клуб располагался почти в трюме на противоположном конце лайнера.
Когда мы оказались перед нужной дверью, я подумал, что она гораздо больше подошла бы для какой-нибудь эльфийской аптеки или травяной лавки. Две лакированные деревянные створки терялись среди широких, мясистых листьев каких-то вьющихся растений. Эти растения были как минимум двух разных сортов, и откуда-то с их стороны доносился вполне отчетливый гемоглобиновый аромат. Если бы не общество Ральфа, то я непременно попытался бы отыскать источник запаха и украдкой обнюхать столь занимательных представителей мира флоры.
Изнутри боулинг-клуб представлял собой просторную комнату с низким потолком. Почти все ее пространство занимали четыре игровые дорожки и несколько кожаных кресел у стен. В дальнем углу разместился гигантский письменный стол, за которым сиротливо дремал маг-администратор. При нашем появлении маг встрепенулся и с грацией молодого моржа направился навстречу.
Чем ближе он подходил, тем сильнее становилось сходство с упомянутым зверем. Мужчина имел квадратное, немного оплывшее тело, с заметным трудом втиснутое в фирменную сиреневую рубашку. Лицо украшали внушительные усы с обвисшими кончиками. Некоторый избыток веса компенсировался быстрыми и резковатыми движениями, от которых затянутый в ткань рубахи жир начинал колыхаться, довершая тем самым сходство с выбравшимся на берег ластоногим.
– Доброй ночи, доброй ночи, господа! – басовито заворковал администратор и одарил нас с Ральфом таким умиленным взглядом, каким обычно любящая мать наблюдает за попытками своего дитяти рассказать гостям кое-как выученное стихотворение. – Не угодно ли сыграть партию?
– Угодно! – коротко ответил Ральф за нас обоих.
Мужчина просиял.
Ну а после того, как я попросил нам помочь разобраться с правилами игры, умиление на администраторском лике сменилось подлинным обожанием. Рассыпаясь в любезностях, хозяин клуба запросил за свои услуги по двести коинов с каждого.
– Смешная сумма, господа! Право же, просто смешная, – в подтверждение сказанному похрюкивал от смеха админ. – Разве это расценки?
Мы с Ральфом молча переглянулись. Хозяйское чувство юмора оказалось слишком тонким для наших грубых умов. Тем не менее торговаться мы не стали.
Пританцовывая и чуть ли не кланяясь, администратор аккуратно сложил полученные деньги, после чего незамедлительно отнес их к письменному столу. Назад он вернулся с коротким резным жезлом-артефактом.
Объяснение правил боулинга больше походило на театрализованное представление. Хозяин сначала долго и путано показывал в лицах историю игры, затем наколдовал несколько примитивных, полупрозрачных миражей, призванных наглядно продемонстрировать внутреннее устройство игральных шаров и кеглей.
В отличие от истории, сами игровые правила нам поведали очень сжато – всего в двух словах. Насколько я понял, едва ли не основным из них был строгий запрет на применение магии – об этом нам напомнили раза четыре. Наверное, наш инструктор сильно сомневался, что столь сложную истину мы способны осмыслить с первой попытки.
Под конец же раззадорившийся колдун сделал несколько образцово-показательных бросков. И вот это было куда зрелищнее всех предшествующих волшебных иллюзий! Впечатление от слаженных, натренированных движений нисколько не портил даже магический жезл – его наш новоявленный тренер упрямо продолжал сжимать в свободной руке.
Видимо, именно из-за артефакта мне то и дело казалось, будто кегли падают еще до того, как их глянцевых боков коснется лихо запущенный шар. Я украдкой покосился на Ральфа. Однако ничего, кроме вежливого интереса на его лице не увидел. Если мой спутник что-то и заметил, то не подал виду.
Пока администратор доигрывал для нас свой спектакль, в клуб вошла молодая чета магов. Завидев их, хозяин замер и принялся растерянно вращать глазами. Появление новых гостей вызвало в его душе нешуточную моральную битву – коммерческая жилка требовала срочно уделить внимание новым клиентам, в то время как совесть повелевала честно отработать уже полученное вознаграждение. От внутренней борьбы усы несчастного встали дыбом, а лицо покрылось пунцовыми пятнами.
Спустя полминуты нас одарили взглядом, полным мольбы и раскаяния, а затем предоставили абсолютную свободу действий. Пришедший в себя и снова приветливо улыбающийся администратор заторопился к новоприбывшим с явной надеждой повторить для них только что блестяще исполненное – хоть и не до конца – шоу.
– Слава Ночи! – облегченно выдохнул я, как только мужчина удалился на достаточное расстояние. – Кажется, эти двое спасли нам вечер.
– Тебе настолько не понравился урок? – не то спросил, не то констатировал Ральф. Он подошел к подставке с шарами и теперь с интересом примерялся к одному из разноцветных хаус-боллов.
– Не то чтобы совсем не понравился, – задумчиво ответил я, наблюдая за его действиями, – но все же мне хотелось поиграть самому, а не битый час смотреть на то, как это делают другие.
Маг улыбнулся уголками губ:
– Правомерное желание. В таком случае твой бросок первый!
Я нерешительно взял в руки шар:
– Ну, если ты настаиваешь...
– Настаиваю. Хочу учесть твои ошибки.
Я не стал ломаться и заставлять себя долго уговаривать.
К популярному человеческому развлечению мы оба приступили с немалым рвением. Жаль только, что столь желанная игра с самого начала не задалась. Шар катился куда угодно, только не в нужном направлении.
Всю игру я бросал одинаково плохо. У Ральфа же напротив – каждая новая попытка выходила заметно хуже предыдущей. В кегли он попадал все реже, зато зевал все чаще.
Наконец он сдался:
– Все! Думаю, на сегодня с меня хватит.
– Детское время кончилось? – не удержался я от старинной шутки.
– Именно так! – Ральф нисколько не смутился. – Время детей Ночи и правда близится к завершению – сейчас уже начало четвертого.
Я вопросительно посмотрел на настенные часы. По вампирским меркам было еще совсем не поздно.
Волшебник же невозмутимо продолжал:
– В здешних широтах в это время года солнце встает около пяти утра. Светать начнет гораздо раньше – часам к четырем. А поскольку тебе лучше оказаться в каюте затемно, нам нужно поторопиться.
– А если я не окажусь в каюте затемно, что мне сделается? – простодушно спросил я.
Ральф неудобный вопрос проигнорировал:
– Никогда себе не прощу, если рассвет тебя застигнет на одной из открытых палуб!
Парень патетически выпятил грудь и сделал приглашающий жест в сторону двери. Красиво получилось! Неожиданно красиво. Чтоб не портить впечатление, я послушно отложил шар и безропотно зашагал к выходу.
Обратный путь мы проделали молча. Несмотря на усталость, Ральф принципиально проводил меня до самой каюты – под защиту ее затемненных стекол и тяжелых штор.
Когда за мной закрылась дверь, я еще какое-то время продолжал стоять в темной гостиной и прислушиваться. Лишь после того, как шаги молодого мага затерялись в лабиринтах корабельных коридоров, я беззвучно проскользнул в свою комнату.
Глава 11
На следующий день я проснулся рано. Ленивое летнее солнце еще только начинало поворачивать от зенита к закату, а палящий июльский зной как раз достиг наивысшей точки, моментально иссушая принесенные ветром капельки океанской воды и оставляя вместо них тончайший налет горькой морской соли. Благодатная пора для отдыха! Отец всегда говорил, что в это время суток детям Ночи снятся самые сладкие сны. Ему вторила мама – по ее уверению полуденный отдых весьма благотворно действует на пищеварение. Преподобный Кац что-то твердил о биоритмах. А вот Усатая Хельга, в пору моего раннего детства, очень любила сказку о черных ангелах.
Средь бела дня якобы прилетают эти загадочные существа из потаенного замка богини ночи. Они незримо заходят в дома, становятся у изголовий кроватей и своими огромными нетопыриными крыльями ограждают спящих от любых невзгод и опасностей. Как и подобает ангелам, слуги ночной богини приходят только к самым послушным детям и самым порядочным взрослым. Тех же, к кому они не прилетят, непременно покарает разгневанное солнце. Оно сначала нашлет кошмары, потом отнимет силы и, наконец, сделает провинившихся вялыми и усталыми на всю грядущую ночь.
Так вот, я не знаю, как там насчет дневного сна и пищеварения, да и как насчет биоритмов – тоже. Но что черные ангелы за что-то на меня прогневались и не прилетели – весьма вероятно.
Разбудило меня именно солнце.
По какой-то досадной причине затемненное окно в моей спальне оказалось приоткрытым. Ветер отодвинул занавеску, и сияющее дневное светило с любопытством заглянуло в комнату, заливая ее внутреннее убранство резкими колючими лучами.
Даже сквозь сон я почувствовал неладное. Балансируя на грани грез и яви, я инстинктивно постарался укрыться от света. Увы, моя попытка спрятаться, с головой зарывшись в одеяло – желаемого эффекта не принесла. Импровизированное убежище получилось тесным, жарким и душным. К тому же тонкая шелковая ткань задерживала далеко не весь дневной свет. Я сунул голову под подушку, посильнее зажмурился и притянул коленки к груди – подниматься и идти к окну было мучительно лень. Несколько минут я ворочался, изо всех сил пытаясь удержать ускользающие сновидения.
Наконец одеяло было решительно отброшено, окно захлопнуто, а занавеска наглухо задернута. Спальня тотчас приняла гораздо более жилой и уютный вид.
– Фрау Деффеншталь, – негромко позвал я, стоя посреди комнаты и кое-как натягивая футболку. – Фрау Деффеншталь?
Ответа не было.
– Фрау Деффеншталь, вы меня слышите? – повторил я уже настойчивее.
И снова никто не отозвался.
– Да что же это такое, – недовольно проворчал я и направился в гостиную.
К моему удивлению, ни в самой гостиной, ни в номере вообще, Усатой Хельги не оказалось. Вместо нее я обнаружил лишь приоткрытые во всех комнатах окна, почти выветрившийся аромат лавандового масла и сияющую чистоту всех мыслимых поверхностей мебели, стен и, конечно же, пола. Похоже, вчерашний вечер няня целиком посвятила одному из своих излюбленных занятий. А именно – фанатическому отмыванию, вычищению и оттиранию всего, до чего только могли дотянуться ее короткие, пухлые пальцы.
Дверь в ванную была настежь распахнута. Продолжая недоумевать по поводу исчезновения своей верной консильеры, я вошел в эту крохотную, поблескивающую гномьей керамикой и эльфийским стеклом, комнатку. Здесь тоже царили ослепительная чистота и образцовый порядок. Сама ванна походила на огромную молочно-белую черепаху со львиными лапами. Она занимала больше половины помещения, и накануне была вымыта с такой тщательностью, что со дна, наверное, можно было бы смело обедать.
Я до упора повернул оба крана на ее боку. Где-то за стеной зашумело, и прозрачная теплая вода хлынула из разинутых пастей четырех никелированных морских чудищ. Всего через пару минут внушительная ванна наполнилась почти до краев. Я сбросил одежду.
– Какой красивый, – не то прошептал, не то простонал чей-то сладкий голос.
От неожиданности я едва не подскочил на месте.
– Гибкое молодое тело, гладкая и чистая кожа... – мечтательно прошептал кто-то.
Пытаясь увидеть говорившего, я круто развернулся. Кроме меня в ванной никого не было.
В сладком голосе зазвучала тихая радость:
– Конечно же, телу нужен уход. И лучший в мире лайнер "Парацельс" готов его предложить!
Эльфийское зеркало над умывальником затуманилось.
– На пятнадцатой палубе, в салоне красоты "Горгона", вы найдете самых лучших цирюльников, брадобреев и аптекарей. Они сделают прическу любой сложности, фигурно подстригут ногти и составят питательную маску из целебных трав.
Туман в зеркальных глубинах развеялся. Теперь вместо отражения там красовался план корабля. Зеленые точки и красные стрелки на нем наглядно показывали путь от нашей каюты до вожделенного обиталища несравненных аптекарей и брадобреев.
– А, чтоб тебе, – тихонько выругался я.
– О, какой голос, какой тембр, – снова заговорило зеркало. – Лучший в мире лайнер "Парацельс" заботится не только о физическом, но и о духовном комфорте своих пассажиров! Вам предлагаются прекрасные экспресс-курсы певцов и чтецов. На третьей палубе, со стороны левого борта, находится творческий клуб "Сирена"...
– Это меня не интересует! – громко и четко произнес я первую пришедшую на ум стандартную формулу.
Изредка сопровождая маму во время ее поездок в город, мне доводилось бывать в дорогих магических лавках. Уж не знаю почему, но говорящие зеркала там испокон веков считаются признаком хорошего тона. Хозяева всевозможных салонов просто из кожи вон лезут, чтобы добыть и повесить в своем заведении подобное чудо колдовской мысли. Некоторые же, наиболее рьяные, даже не ограничиваются одним.
Странная традиция. Особенно если учесть, что эти зеркала никто никогда не слушает. Любой, хоть мало-мальски уважающий себя клиент, непременно старается разузнать и при приближении проговаривать формулу молчания – одну из несложных стандартных фраз, после которой волшебное зеркало ненадолго превращается в обычное.
– Я об этом уже знаю! Я это уже купил! – сделал я несколько попыток.
Зеркало никак на них не отреагировало. Поток самых невероятных, в большинстве своем откровенно нелепых комплиментов не иссякал. Глупое стекло расхвалило меня, как тещу на гномьей свадьбе, а заодно предложило посетить дриадскую баню, бассейн с пузырьками и записаться в тренажерный зал. От разочарования я непроизвольно оскалил клыки.
– Ах, какие зубы, – покорно восхитился бездушно-сахарный голос. – Какая правильная форма и точный прикус! Лучший в мире лайнер "Парацельс" предлагает вашему вниманию огромный выбор отбеливающих и лечебных паст! Стоматологический кабинет "Дракулито" с радостью примет вас в любое время суток...
Я зарычал. Наивная надежда совершить омовение в тишине таяла на глазах. Нужная формула никак не хотела подбираться. Во избежание назревающего стекловредительства, я решил переключить свое внимание со словоохотливого зерцала на молчаливую, а от того гораздо более симпатичную, ванну.
Последняя не обманула моих ожиданий. Нежась в теплой и ласковой воде, я чувствовал, как появившееся было раздражение сменяется умиротворенностью. Монотонный шепот зеркала – и тот теперь действовал успокаивающе. Как диковинную колыбельную слушал я его нескончаемую болтовню про "лучший в мире лайнер".
Покончив с купанием и наскоро переодевшись, я засобирался на поиски чего-нибудь съестного. Водные процедуры неизбежно вызывали у меня волчий аппетит. К тому же пережитый накануне вечер эльфийской кухни никак не способствовал долгому чувству сытости.
Уже полностью собравшись и подойдя к входной двери нашего номера, я остановился. Из коридора доносилась тихая возня. Я прислушался. На мгновение странные звуки пропали. Затем появились снова – казалось, будто с другой стороны кто-то большой и неловкий шарит по замку. Желая понять, что происходит, я вплотную подкрался к двери и приложил ухо к ее лакированной поверхности. На секунду снова все стихло. Наконец оглушительный стук заставил меня отпрянуть.
Повинуясь смешанному чувству любопытства и опасения за сохранность петель, я торопливо отворил дверь.
Первое, что почувствовал – запах. Он ударил мне в нос не хуже боксерского кулака. Аромат каких-то дорогих духов самым немыслимым образом сплетался с букетом изысканного эльфийского вина и ядреными испарениями крепчайшей тролльей водки – совсем не изысканной, но от того не менее сногсшибательной. Чуть слабее ощущался запах навоза – не то лошадиного, не то драконьего. Довершали же эту какофонию ароматов запахи сухих трав, чеснока и сырых яиц.
Чтобы не свалиться от настолько забористой смеси, я поспешно отступил на два шага назад и вытер прослезившиеся глаза. Только после этого ко мне вернулась способность нормально воспринимать мир.
В дверном проеме стоял гном. По меркам своей расы он был огромного роста. Если в большинстве своем гномы едва достигают мне до середины груди, то этот, наверное, макушкой дотянулся бы почти до переносицы. В плечах он тоже был пошире любого своего сородича. Его могучая фигура, длинные руки, короткие кривые ноги и маленькая голова – делали его очень похожим на невероятно лохматую, бородатую гориллу.
Одет мой странный визитер был в кожаные туфли с задранными носами, узкие штаны и расшитый золотом официозный камзол. Вся эта одежда – совсем недавно новая и щегольская – теперь была нещадно измята и покрыта разноцветными пятнами от каких-то соусов и напитков.
Гном уставился на меня мутным, расфокусированным взглядом:
– Ночной цветок, – невнятно промычал он. – Ночной цветок! Хочу... хочу...
Чего именно он хочет, я так и не узнал. В самый неподходящий момент кривые ноги моего гостя вдруг решили явить нам свою самостоятельность и разъехались в разные стороны. Гном угрожающе покачнулся, взмахнул ручищами и в последнюю секунду вцепился ими в дверной косяк.
Титаническими усилиями шаткое равновесие было восстановлено. От резких движений гномий живот под измятым камзолом начал шевелиться. Незнакомец осторожно отцепил одну руку от спасительного косяка и бережно положил ее на появившуюся выпуклость. Шевеление прекратилось.
От любопытства я даже рот разинул.
Гном перевел взгляд с живота на меня, нахмурился и требовательно икнул:
– Веди меня к ночному цветку, сын Ламиэля, – более членораздельно повторил он. – Ты ведь сын Ламиэля?
Только сейчас до меня дошло, что все это время я бесцеремонно, как в зоопарке, разглядываю своего собеседника. Стараясь сохранять серьезность и внешнюю уважительность, я заверил гнома, что он сильно заблуждается: моего отца зовут Георг, никакого Ламиэля я знать не знаю, а цветами – ни дневными, ни ночными – у нас отродясь никто не интересовался.
Гном это выслушал с выражением лица гиарской черепахи из энциклопедии преподобного Каца. Пауза затянулась настолько, что мне показалось, будто он ухитрился уснуть – прямо так, стоя и с открытыми глазами.
– Сын Ламиэля, – наконец упрямо повторил гном. – Юный сын Ламиэля, ночной цветок мне о тебе рассказывал. О, мой ночной цветок...
Гном ласково улыбнулся. Во взлохмаченной бороде блеснули золотые зубы:
– Отдай! – внезапно выкрикнул он. – Отдай мне ночной цветок! Зачем он тебе?
Под камзолом в районе живота снова началось движение.
– У меня было четыре жены, – заплетающимся языком говорил незнакомец, – и всех их интересовали только деньги. У меня ведь много денег! Понимаешь, сын Ламиэля? Очень много! Я владею двадцатью шахтами и семнадцатью золотыми приисками. Если захочу, то смогу купить этот корабль! Даже два таких корабля! Три!
Гном расхрабрился и попытался обвести коридор широким жестом правой руки:
– Все это могу купить! Все! И тебя тоже куплю!
Незнакомец снова взмахнул рукой. Столь масштабное телодвижение оказалось для него непосильным. Бедняга потерял опору и, широко расставив руки, начал падать прямо на меня. Со стороны могло показаться, будто в порыве внезапно нахлынувших чувств он собрался заключить меня в крепкие объятия. Или наоборот – задушить.
Я, не раздумывая, увернулся. Никогда не имел привычки обниматься с незнакомыми гномами!
Незнакомец промчался мимо и с разгона протаранил лбом барный шкафчик. Раздался жалобный звон хрусталя, а гном, ошалело глядя по сторонам, осел на пол. Его живот под расшитой золотом тканью теперь ходил ходуном. Гном сначала пытался его усмирить привычным касанием ладони, а затем расстегнул две верхние пуговицы камзола. Запах не то конюшни, не то драконьего стойла ощутимо усилился.
Затаив дыхание, как на ярмарочном спектакле, я наблюдал за происходящим.
Вот в расстегнутом воротнике, около самой шеи, показались маленькие треугольные ушки с кисточками на кончиках. Затем настал черед любопытной мордочки и двух пушистых лапок с длинными пальцами. На первый взгляд эту мордочку легко можно было принять за кошачью. Однако присмотревшись, я заметил необычную вытянутость пасти и уж совсем несвойственный кошачьему племени дополнительный ряд острых желтоватых зубов. Не веря своим глазам, я наблюдал, как появляется маленькое пушистое тельце, затем непропорционально большие перепончатые крылья и, наконец, длинный подвижный хвост, оканчивающийся чем-то очень похожим на скорпионье жало. В следующее мгновенье крохотный светло-серый зверек легко спрыгнул на пол, проворно приземлившись на все четыре лапки.
– Ты куда?! – спохватился гном. – А ну вернись!
Неловким движением он попытался схватить животное за холку. Зверек отшатнулся, выгнул спинку дугой и зашипел.
– Вернись, кому говорю! – не унимался гном. – Все равно поймаю!
Он неуклюже развернулся всем корпусом и тяжело встал на четвереньки.
– Говорю же, поймаю! – мужчина выбросил вперед обе руки, словно пытаясь сгрести что-то в охапку. – Не уйдешь!
Зверек, разумеется, ушел. Он отскочил на полметра в сторону, обиженно фыркнул и, пулей промчавшись через всю гостиную, скрылся под диванчиком.
Обескураженный неудачей гном хотел подняться, но запутался в собственных конечностях. Источая ни с чем несравнимый аромат и потоки отборной ругани, он распластался посреди комнаты.
До половины приоткрытая входная дверь широко распахнулась.
– Вас из дас? Что здесь происходиль? – прорычал из коридора кто-то до боли знакомый. – Герр Эрик? Герр Эрик, ви здьесь?
– Здесь, – бодро отозвался я.
Утерянная и вновь счастливо обретенная Хельга осторожно вошла в номер. В руках она сжимала что-то отдаленно похожее на закрытое серебряное ведерко для шампанского.
– О, Нахт, – поморщившись, протянула нянька и брезгливо переступила через гномьи ноги. – Дас ист грауэн! Чьто это? Почему оно лежайт посреди каюта?
– Это не что, а кто, – важно уточнил я значимую деталь. – Оно гном и собирается меня купить, так как ему нужен какой-то цветок.
– Ночной цветок! – встрепенулся гость, не делая, впрочем, никаких попыток подняться. – Ночной цветок! Кроме тебя мне никто не нужен!
Хельга вздрогнула. Во все глаза глядя на гнома, консильера попятилась к предательски захлопнувшейся двери. Там ее осенило. Продолжая заворожено смотреть на незнакомца, она аккуратно поставила свое ведерко прямо на пол.
– Герр... герр Даулакис? Ви? – только и смогла выдавить она. – Вас из... дас ист...
Я почувствовал, как голова начинает идти кругом. Сегодняшнее безумное пробуждение, похоже, было лишь прелюдией еще более безумного дня.
– Фрау Деффеншталь? Так вы знаете этого господина?
– Йа! То есть, найн! – Хельга замотала головой. – Я видаль его раз в жизни. Только раз!
– Ночной цветок! – обрадовался гном и принялся отчаянно барахтаться на полу. – Я же говорил, что найду тебя! Ради тебя я разведусь со своей старой мегерой! Она ничем не лучше трех предыдущих.
– Ви хотитье сказать, что у вас било три жены? – возмутилась няня.
– Четыре! – с пьяной бравадой поправил ее гном. – Но лучше, чем этой ночью, мне еще никогда не было, о мой ночной цветок!
Лицо Усатой Хельги вспыхнуло, будто кто-то отвесил ей пощечину.
– Вас? Чьто? – еще более хриплым, чем обычно голосом переспросила она. – Да как ви... да что ви... да ви мерзкий старий развратник! Да ви наглый лгун! Герр Эрик, не слушайте это! Ми не били у него! Я честный женщина, я... я...
Нянькины губы задрожали, а на глаза навернулись слезы. Еще немного, и от обиды и возмущения она бы расплакалась.
– Кто посмел обидеть ночной цветок? – взревел гном. – Порву! Убью!
Я бросился Хельге на помощь. Игнорируя продолжающего героическую борьбу с силами гравитации Даулакиса, я принялся утешать консильеру. Мне пришлось почти поклясться, что ничего плохого я не думаю, мерзкого гнома не слушаю, а в высочайших моральных качествах самой фрау Деффеншталь никому и в голову не пришло бы усомниться.
– Я его видаль только один раз, – упивалась своей оскорбленной невинностью Хельга. – Ми познакомились на палюбе, немного поговорильи, он приглашайт менья в театр. Там ми посмотрельи пьесу и он немного випил в буфьете, но это всье! Потом ми разошлись!
– Ночной цветок, – умилялся гном. – Твой чудный голос для меня как музыка!
– Мерзкий, старий лгун! – вспылила Хельга.
– Жемчужина моего дворца!
– Алькоголик!
– Услада очей моих!
– Негодьяй! А я еще подумайт, что он незаурьядная личность!
Я хмыкнул:
– В этом вы не ошиблись.
– Чьто? – Хельга напряглась. – Ви о чьем?
– О незаурядности, – пояснил я. – Только самые неординарные личности могут разгуливать по кораблю с детенышами мантикоры за пазухой.
– Это задаток! – рявкнул гном. – За тебя, ночной цветок!
Хельга снова вспыхнула и набрала побольше воздуха в легкие. По ее лицу было видно, что сейчас она старается придумать для гнома что-нибудь особенно обидное.
– Я буду просить твоей руки у сына Ламиэля, – воспользовался паузой Даулакис. – Скажи ему, что я заплачу любой выкуп! Чем угодно!
– Викуп?! – вне себя от злости прошипела няня.
– Еще один? – ужаснулся я. – А может хватит и задатка?
Цепляясь за многострадальный шкафчик с баром, гном наконец сумел подняться на ноги. Усатая Хельга смотрела на него как кошка на особенно крупную крысу. Весь ее вид говорил о готовности в любую секунду перейти к самым агрессивным действиям.
– Фрау Деффеншталь, – как можно спокойнее заговорил я, – мне кажется, господин Даулакис собрался уходить. Вы не знаете, в каком номере он путешествует?
– Найн! – гневно сверкнула глазами консильера.
– В таком случае, не будете ли вы так любезны, чтоб вызвать сюда стюарда? До гномофона вам ближе, чем мне.
Хельга ничего не ответила. Гордо вскинув голову, в полной тишине она подошла к аппарату и буквально вонзила палец в оранжевую кнопку с выгравированным колокольчиком. Атмосфера в гостиной продолжала оставаться напряженной, как перед грозой. Гном вынул из кармана плоскую фляжку и лениво приложился к горлышку.
Под диванчиком послышался шорох. Спрятавшейся там мантикоре надоело сидеть в настолько тесном и неуютном месте. Зверек осторожно выглянул из-под свисающего почти до пола покрывала и обвел присутствующих внимательным взглядом бусинок-глаз. Комната показалась ему вполне безопасной. Детеныш выбрался из своего укрытия и нерешительно засеменил по линолеуму. Немного не дойдя до середины гостиной, он замер. Длинный хвост резко вскинулся вверх, а жало угрожающе сверкнуло.
Хельга охнула. Гном довольно крякнул:
– Очень редкий зверь, – указал он на мантикору опустевшей фляжкой. – Я отдал за него почти полмиллиона. Когда вырастет – будет стоить еще дороже. Отличное вложение капитала!
Мантикора словно поняла его слова. Хвост медленно опустился. Животное облизнулось и чихнуло. Усатая Хельга снова охнула – на сей раз почти умиленно. Мантикора удивленно посмотрела на няню и решила закрепить произведенное положительное впечатление. Издавая мелодичное полуурчание, она украсила пустующий центр гостиной огромной, очень живописной и ароматной лужей. Невероятно, как внутри такого маленького тельца могло поместиться столько продуктов жизнедеятельности!
Хельга зарычала и прожгла гнома свирепым взглядом. Тот от волнения позабыл обо всем на свете.
– Ах, ты, бесстыжая! – завопил он.
Кое-как переставляя непослушные ноги, Даулакис второй раз за сегодня бросился на поимку своей неуловимой добычи.
Хельга отшатнулась в сторону. Ее пышная фигура загородила от меня поле сражения. Я попытался найти более выигрышное место для наблюдений, но не успел. Внезапно мантикора зашипела, Хельга взвизгнула и резко подалась назад. Отступать мне оказалось некуда – некстати затесавшееся кресло не оставляло ни малейшего пространства для маневра. Няня споткнулась о мои ноги и с визгом впечатала меня своей широченной спиной в мягкие подушки. Под нашим совместным весом кресло затрещало и просело до самого пола.
Мантикора шмыгнула в ванную.
– А-а-а! – закричал гном и приземлился пятой точкой прямо в лужу.
– Герр Эрик, герр Эрик, – запричитала Хельга. – Ви есть гут? Ви есть гут?!
Вместо ответа я подергал ногой. Не то что говорить – даже вдохнуть под завалами консильериных телес и юбок было невозможно.
– О, майн Нахт! О, майн либен Нахт! – не переставала сокрушаться Хельга. По ощущениям было очень трудно понять – пытается ли она встать, или просто хочет усесться на мне поудобнее.
В дверь постучали.
– Войдите! – по-хозяйски грохнул из лужи Даулакис.
– Найн! – испуганно вскрикнула нянька. – Подождитье!
На мое счастье, за дверью ее то ли не услышали, то ли просто не захотели услышать.
– Добрый день, господа, чем могу быть полезен? – залебезил прыщавый коротышка в мятой униформе. Его взгляд скользнул по комнате и остановился на сидящем в луже Даулакисе. – Ох, как пикантно!
– Это нье он! – зачем-то вякнула Хельга. – Это мантикора!
– Ах, мантикора, – слово беседуя с душевнобольными, понимающе протянул Билли. – Ну, разумеется, мадам! Наш корабль кишит этими животными! А еще суранскими грифонами и песчаными сфинксами.
Хельга зло скрипнула зубами и замахала обеими руками. Стюард, опомнившись, бросился на помощь.
Как все же приятно снова вдохнуть полной грудью!
– Хочу танцевать свальтаки! – изрек вконец разморенный Даулакис. – Почему музыканты не играют? За что я им плачу?!
– Уберитье его отсюда! – застонала нянька, показывая на гнома пальцем. – Ньемедленно!
Билли хотел что-то ответить, но замер с раскрытым ртом. Висящее в ванной зеркало внезапно ожило:
– Ах, какая шерстка, – привычно восторгался сладкий голос, – какие зубки, какие когти! Лучший в мире лайнер "Парацельс" предлагает вашему вниманию замечательную коллекцию редких и опасных животных. На тринадцатой палубе...
– Что у вас там? – резко перешел на свистящий шепот стюард.
Я пожал плечами:
– Мантикора, конечно же!
Билли недоверчиво покосился сначала на меня, потом на Хельгу. На цыпочках он подкрался к приоткрытой двери в ванную и осторожно заглянул в узкую щелку. Несколько секунд он что-то внимательно там разглядывал, потом вскрикнул и со всей силы захлопнул дверь.
– Так у вас... у вас и правда там... мантикора?! – Билли обоими руками крепко удерживал дверную ручку, словно опасаясь, что зверь вот-вот попытается вырваться наружу. – Как вы ее пронесли?
– Ми нье проносильи! – фыркнула Хельга.
– Ее принес вот этот господин, – подтвердил я, кивая на начинающего дремать Даулакиса.
Билли сглотнул:
– Этот? Зачем?
Хельга послала мне умоляющий взгляд.
– Да кто же его знает, – с невинной миной соврал я. – Может, принял за котенка?
– Мантикору?!
– Ну да. Кажется, она ручная.
Билли задумался.
– Я знаю откуда она, – наконец выговорил коротышка. – Не входите в ванную и не открывайте дверь!
Стюард разжал пальцы. Последовавшим за этим прыжком он точно посрамил бы самого проворного из кузнечиков:
– Сейчас вернусь!
– Ви куда? А гном?! – возмущенно выкрикнула Хельга в пустой след. – О, майн Нахт! Здьесь снова будет ушасний запах.
– Снова? – заинтересовался я. – Разве здесь плохо пахло?
– О, йа! – нахмурилась няня. – Этьи горничный тролли жуткие нерьяхи! Пока ми вчера убирайт, они все провоняльи чесноком! Я целюю ночь провела на палюбе, так как здьесь невозможно било находиться.
– Так вот зачем вы оставили открытыми окна! – рассмеялся я столь легко найденному объяснению.
– Йа! Мнье хотелось всьё проветрить, пока я буду смотрейт на корапль.
Немного воспрянувшая духом Хельга обвела взглядом комнату, наткнулась глазами на гнома и снова погрустнела:
– О, герр Эрик, я лишь раз виходиль на палюбу. В первий дьень путешествия виходиль и встречайт вот такое! Но я честный женщина! Этот... этот... дас ист...
Консильера не договорила и обреченно махнула рукой – от волнения она так и не сумела подобрать нужные слова.
– Не огорчайтесь, – примирительным тоном сказал я. – Думаю, скоро мы избавимся от общества этого господина и сможем заняться каким-нибудь полезным делом. Например, поищем что-нибудь съедобное.
– Съетопное? – Хельга оживилась. – А я принесла!
Няня подхватила стоящее у стены ведерко и любовно погладила по его блестящему боку:
– Я добивайт для вас зафтрак!
Из коридора послышались торопливые шаги.
– ... я сразу понял, что это ваша зверушка, – приглушенно звучал голос Билли. – Было бы так печально, если бы с ней что-то случилось! Она такая милая.
В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, открыли.
– Фаня! – с порога выкрикнула зеленоволосая девушка-дриада. – Фанечка!
– Там! – лаконично ответила Хельга, и ошарашено ткнула пальцем в сторону ванной.
Девушка бросилась в указанном направлении. Пришедший с нею рослый молодой фавн остался топтаться на пороге, а любопытный Билли едва не подпрыгивал, пытаясь заглянуть ему через плечо.
– Фаня, – снова позвала девушка, настежь распахивая ванную, – Фанечка, иди сюда, маленькая, иди скорее. Смотри, что у меня для тебя есть!
Дриада опустилась на корточки и протянула вперед сжатую в кулак руку. Мантикора выходить не торопилась. Дриада тоже не двигалась с места. Наконец в ванной послышался шорох и мантикора, внимательно прислушиваясь и присматриваясь, осторожно направилась к своей цели.
– Моя умничка, – прошептала девушка.
Зверек приблизился к ее руке и тщательно обнюхал кулак. Затем, после недолгих раздумий, принялся мордочкой, один за другим, аккуратно отгибать прижатые пальцы. Когда ладонь открылась, на ней лежало обещанное угощение – сырое перепелиное яйцо. Мантикора совсем по-кошачьи скатила его лапкой на пол и уселась рядом. Довольно урча, животное выпило содержимое, а в завершение смачно захрустело скорлупой. Удостоверившись, что больше нигде на полу перепелиные яйца не валяются, мантикора запрыгнула девушке на руки.
– Моя хорошая, – ласково ворковала дриада, поглаживая пушистую спинку, – ты нашлась.
– С ней все в порядке? – спросил фавн неожиданно тонким голосом.
– Думаю, да.
Девушка наконец подняла взгляд со своей любимицы на Хельгу. Потом на меня.
– Здравствуйте! – Щеки девушки зарделись. – Простите нас за вторжение. Просто мы все очень переживали за нашу мантикору.
– Так она ваша? – я, кажется, позабыл ответить на приветствие.
– Да! То есть, нет. – Девушка смущенно покосилась на окончательно уснувшего гнома. – Фанечку купил господин Даулакис для своего зверинца. Он давно занимается редкими животными. И сам он тоже редкий молодец.
– Да, необычное увлечение для гнома, – согласился я.
Стоящий в дверях фавн фыркнул:
– Обычное! Гномы любят все редкое.
– Август, как тебе не стыдно! – укоризненно покачала головой дриада. – Господин Даулакис делает очень важное и благородное дело. Благодаря его стараниям удалось сохранить целых два вида исчезающих животных!
– Не два, а лишь один! – задрал подбородок Август.
– Какая разница! – не дала себя втянуть в дискуссию девушка. – Все равно он очень много сделал.
Мантикора решила устроиться поудобнее и запустила коготки дриаде в волосы. Та зашипела от боли.
– Давайте я наискайт для вас коропку? – засуетилась няня. – В коропке ей будет гут!
– Нет-нет, не стоит! – по-своему поняла ее беспокойство дриада. – Фанечка еще совсем маленькая – у нее нет яда! Сейчас она не опаснее обычной кошки.
Девушка улыбнулась и почесала зверька за ушком:
– Видите?
Мантикора блаженно заурчала. Глазки-бусинки закрылись, а головка низко склонилась.
– Выглядит действительно безобидно, – сказал я, подойдя поближе. – А мне всегда казалось, что мантикоры рыжие.
Девушка засмеялась:
– Это правда. Из четырех известных на сегодня подвидов, три действительно имеют ярко-рыжий окрас. Но Фанечка относится к редчайшим полярным мантикорам – в дикой природе их уже не осталось. Мы надеемся сохранить этих замечательных животных хотя бы в коллекции господина Даулакиса.
Зверек заметил мое перемещение. Он повернул мордочку ко мне, вытянул шейку и принялся старательно нюхать воздух.
Дриада захихикала:
– Кажется, вы ей понравились.
Я тоже улыбнулся. Фаня с каждой секундой казалась мне все более симпатичной. Недолго думая, я протянул руку и слегка коснулся ладонью мягкой пушистой шерстки. Мантикора замерла. Я уже собрался почесать ее за ухом, когда она резко развернулась и цапнула меня у основания большого пальца.
От неожиданности я вскрикнул и отпрянул.
Хельга едва не выронила свое ведерко:
– Герр Эрик, чьто? Чьто там? – всполошилась она.
– А? Что? Она ужалила? Таки ужалила? – запрыгал в коридоре Билли. – Может, еще успеем вызвать врача?
– Август, возьми Фаню! – кричала побледневшая дриада. – Дайте я взгляну! Только, пожалуйста, не бойтесь – это не опаснее, чем укус котенка!
Последнее было адресовано нам с Хельгой.
– Ничего страшного, – попытался отбиться я. – Всего лишь царапина!
– Она вас порвайт? Сильно порвайт?!
– Да нет же! – Укус мантикоры выглядел, как короткая цепочка неглубоких булавочных уколов.
– Зубы мантикор не ядовиты, – не очень уверенно пищал Август. – Но лучше, на всякий случай, продезинфицируйте.
– Я смотрейт! – не терпящим возражений тоном прорычала Хельга.
Как по волшебству в ее руках появилась бутылка из бара и белоснежный носовой платок. В воздухе запахло спиртом. Сдвинув брови и свирепо сопя, консильера принялась увлеченно дезинфицировать мне чуть ли не всю руку.
Дриада наконец избавилась от детеныша. Безостановочно повторяя извинения, она вцепилась мне в локоть и принялась старательно дуть на место укуса.
– Ах, простите нас и, пожалуйста, не волнуйтесь, только не волнуйтесь! – как мантру повторяла она. – Ума не приложу, как это могло случиться!
Такой переполох вокруг столь незначительного ранения мне показался комично неуместным. Я прыснул в здоровый кулак. Дриада удивленно подняла глаза.
– Виана! – предостерегающе крикнул Август.
Девушка опомнилась и принялась дуть мне на ранку с удвоенным усердием. Август скривился.
Билли наконец сумел протиснулся в каюту.
– Что здесь? Как он? Нужно срочно что-то делать! – тараторил стюард. – Кто-нибудь, попробуйте высосать яд из раны! Ну что вы стоите?!
Фавн толкнул его локтем в бок. Я опять рассмеялся.
– Разве никого не ужалили? – разочарованно спросил коротышка.
Ему никто не ответил. Убедившись, что умирать я не собираюсь, а других пострадавших нет, Билли бросился к гному.
– Виана, забери Фаню, – нехотя заговорил Август. – Мне нужно помочь господину Даулакису.
Дриада отпустила мою руку и безропотно взяла детеныша.
– Простите нас, – в тысячный раз повторила она. – Даже не знаю, что нашло на нашу девочку. Сегодня же приготовлю для вас заживляющую мазь!
Девушка выглядела растерянной и несчастной.
Я заверил Виану, что не вижу в случившемся ничего страшного, ни на кого не сержусь и ни в каком лечении не нуждаюсь.
Дриада несмело улыбнулась. Фавн бросил на меня косой взгляд через плечо. Мантикора невинно зевнула.
Крепко спящего Даулакиса подняли на ноги и под руки потащили прочь из нашего номера.
– Виана, открой дверь пошире, – командовал насупленный Август. – Ну, где ты? Не отставай!
– Сейчас я пришлю вам горничных, – елейно улыбался Билли. – Не желаете ли чего-нибудь заказать?
– Уы-ы-ыгх! – простонал во сне гном.
Хельга кстати и некстати кивала, и, изображая улыбку, широко скалилась. Я старался от нее не отставать. Пришедший в движение воздух начинал все более ощутимо попахивать.
Наконец наши гости ушли.
Няня бросилась к двери и заперла ее на два оборота. Затем вздохнула и тяжело прислонилась к косяку:
– Дас ист грауэн, – только и смогла выдавить она.
Откуда-то из ее многочисленных кружев и рюшей выпала маленькая голубенькая бумажка.
– Фрау Деффеншталь, вы что-то потеряли, – кивнул я ей под ноги.
Няня перехватила мой взгляд:
– Найн! Это нье мое!
– А чье?
– Ваше! – Хельга подняла бумажку и протянула ее мне. – Это письмо!
Я недоверчиво взял в руки странное послание – на нем не было написано ни строчки.
– Письмо? От кого?
– Не знайт! Мне его даваль какой-то вольшебник. Сегодня днем, когда я уже возвращайт сюда.
Я осмотрел бумажку с разных сторон. В руках у меня была обычная фирменная карточка с выдавленной эмблемой "Парацельса" на обороте. Такие карточки, а точнее даже открытки, предназначались для напоминаний или коротких записок, и их в изобилии можно было найти в любом номере. Я уже хотел подробно расспросить няню о загадочном отправителе, когда открытка вдруг нагрелась и на ее девственно голубой поверхности проступили черные, написанные крупным твердым почерком строчки.
"Здравствуй, Эрик! – прочитал я. – Вчера, во время нашей встречи, ты проговорился, что интересуешься жизнью людей в их естественной среде обитания. Мне кажется, тебя может заинтересовать одно запланированное на сегодня мероприятие. Если ты проснешься не очень поздно, и если не имеешь на сегодня каких-то своих планов, я хочу пригласить тебя на открытие выставки человеческих технологий. По словам организаторов, там можно будет не только увидеть заменяющие магию предметы, но и посмотреть на них в действии. Более того, на выставку приглашен один из крупнейших специалистов в области человеческого поведения, доктор Виллем де Брайт. Если заинтересовался – подходи ко мне в номер до 15.00. Адрес знаешь. Ральф."
Как только я дочитал текст до конца, черные буквы побледнели и снова растворились в голубоватом фоне.
– Ви куда?! – окликнула меня Хельга. – А зафтрак? Без зафтрака я вас не отпускайт!
Консильера открыла ведерко. Оттуда запахло чем-то очень вкусным и гемоглобиновым. Я облизнулся. Часы подтвердили, что до визита к Ральфу еще можно успеть подкрепиться. Мой желудок одобрительно заурчал.
Глава 10
В эльфийский ресторан я шел без особого воодушевления. Нет, я не против эльфийских блюд в качестве легкой закуски или в виде дополнения к чему-то более существенному, но весь вечер есть одну только вегетарианскую пищу, пусть даже самую изысканную и хоть трижды деликатесную, – для любого хищника сомнительное удовольствие.
Тем не менее я всеми силами изображал радость от грядущего свидания с рыбными запеканками, грибными рагу и различными пирожными. В конце концов, закажи я в номер пару пакетиков со свиной кровью, Ральф не смог бы это есть даже при большом желании, а значит, один раз можно и потерпеть. За компанию.
Впрочем, никакого терпения мне не потребовалось. Эльфийская еда на "Парацельсе" оказалась гораздо лучше той, которую торговцы иногда привозили в Мэйрлстон. С настоящей эльфийской кухней ту стряпню, как выяснилось, роднили разве что заоблачные цены. Здесь же творения длинноухих поваров были действительно вкусными. А еще, как говорил Клавдий, было хорошее общество. В значительной степени оно стало таковым по причине отсутствия в ресторане самого интеллигентного тролля. Слава Ночи, мы с ним разминулись, и лекция о гадании на пупочном мусоре прошла без нас. Не думаю, что это обстоятельство можно отнести к недостаткам культурной программы. Общение с Ральфом мне казалось куда более занимательным. И, наверное, не только мне.
– Это блюдо можно приготовить без чеснока? – строго допрашивал молодой маг растерянного официанта. – Учтите, чеснок нам не нужен ни под каким видом!
Субтильный эльф в накрахмаленной сорочке молитвенно сложил руки на груди:
– Ах, ну что вы, господин, – жалобно лепетал он. – Как же можно обойтись без чеснока в салате по-эллански? Там тридцать четыре компонента, и чеснок прекрасно подчеркивает все достоинства букета.
– Хороший букет не нуждается в том, чтоб его подчеркивали, – убежденно произнес чародей.
– Но, господин, а как же рецептура? У нас есть множество блюд, в которые чеснок не кладут изначально.
Волшебник одарил официанта ледяным взглядом:
– Вам так трудно выполнить пожелания клиентов?
Эльф дернулся, словно его окатили водой из проруби:
– Нет, что вы… разумеется, нет… просто…
– Значит, договорились. Салат по-эллански для нас сделают так, как мы просим, – маг снисходительно кивнул и вернулся к изучению меню. Официант лишь беззвучно открыл и закрыл рот.
– А что вот это такое? – ухоженный миндалевидный ноготь придирчиво черканул бумагу под очередным названием. – Из чего оно состоит?
Бедный эльф застонал. Самоуправство волшебника он воспринимал как надругательство над всемирно признанным кулинарным искусством своего народа.
Наконец получив клятвенное заверение, что в выбранных кушаньях ненавистным овощем не будет даже пахнуть, Ральф сделал заказ. К моему удивлению, для себя он тоже заказывал исключительно бесчесночные блюда. Словно не замечая обращенного к себе вопросительного взгляда, Ральф аккуратно положил меню на место, выдержал паузу и невозмутимо заговорил о совершенно посторонних вещах:
– Когда я учился в академии, – едва заметно улыбаясь, рассказывал он, – заведующим кафедрой сравнительной магии был профессор Спелеолли. Единственный вампир на весь преподавательский состав. Так вот, ты только вообрази – многие первокурсники свято верили, что он спит в гробу, а самые отчаянные даже пытались проникнуть к нему в спальню, чтобы лично это увидеть!
Я недоверчиво хохотнул:
– Да ладно тебе. Не может быть, чтоб среди магов тоже ходили эти человеческие предрассудки.
– И тем не менее, – Ральф хитро прищурился. – Некоторые студентки – как правило, выросшие совсем рядом с человеческими селениями – даже писали профессору записки с просьбой их укусить. Им, видишь ли, тоже вампиршами стать хотелось.
Я презрительно фыркнул. С человеческими легендами о вампирах меня как-то знакомил преподобный Кац. Должен признаться, что ничего более глупого и обидного мне слышать не доводилось. Ну, кому может понравиться, когда твоих сородичей кто-то причисляет к живым мертвецам, а на саму твою природу смотрят как на заразу, якобы передающуюся через укусы и прочие глупости? Из-за этого даже такие культурные вампиры, как мой отец, бывает, сильно обижаются на людей. Дедушка как-то проговорился, что однажды во время именин упыря-однокашника мой почтенный родитель в порыве возмущения выломал из кладбищенской ограды крест и до самого утра гонялся с ним за настоятелем местной церквушки. Тот факт, что бедный настоятель был человеком просвещенным и не имел к подобным сказкам никакого отношения, отца нисколько не смутил.
– Помню, однажды мы тоже решили проникнуть в профессорские покои, – продолжал между тем Ральф. – Собралось нас четверо…
– Что?! – от всей души возмутился я. – Только не говори, что ты тоже ходил искать гроб!
– Угу, – без тени смущения согласился волшебник. – Ходил. Но у меня есть оправдание: до Спелеолли я никогда не видел живых вампиров, только нарисованных. Потому мой интерес обоснован.
Я собрался было снова возмутиться, но Ральф сделал предупредительный жест рукой и поторопился продолжить:
– Так вот, вычислили мы с тремя однокурсниками, когда профессора не будет дома. На всякий случай запаслись чесноком, обвешались украденным в учительской столовой серебром – подготовились по всем правилам. Перед вылазкой договорились с местным привидением, чтоб оно открыло дверь и помогло пробраться в спальню. Наконец, после многих тревожных минут, мы оказались на месте.
Маг выразительно покосился в мою сторону. Я недовольно нахмурился и скрестил руки на груди. Полностью удовлетворившись такой реакцией, волшебник снова усмехнулся и повел рассказ дальше:
– Разумеется, нашли мы там самую обычную кровать с целой грудой одеял. Один из моих спутников, когда ее увидел, чуть не расплакался от горя. Бедняга поставил месячную стипендию, что принесет в общежитие кружевную подушечку из гроба профессора. Второй мой приятель очень не вовремя решил рассердиться. Он тоже ставил деньги и теперь хотел в отместку за проигрыш начинить преподавательское ложе чесноком. Что же касается меня и нашего четвертого товарища, то мы предлагали поскорее убраться восвояси. Начался спор. Потом перебранка. Чем бы все это закончилось не могу сказать, так как в самый напряженный момент наших прений одеяла зашевелились, и оттуда показался не кто иной, как сам Спелеолли, да еще и в весьма недружественном расположении духа.
Маг состроил трагическую гримасу и тяжело вздохнул.
– За то, что мы влезли в его спальню, знаешь, что он с нами сделал? Заставил в своем присутствии съесть весь принесенный чеснок – все тридцать две головки! Чтобы мы тоже почувствовали себя вампирами, как он выразился. С тех пор я начал понимать, почему ваша раса так не любит это растение.
Ральф замолчал. Если он рассчитывал на мое сочувствие по отношению к незадачливым ламиеологам, то явно просчитался. Слишком мало эта история вязалась с образом моего собеседника. Трудно было вообразить, чтобы Ральф со своим интеллектом и эрудицией вдруг поверил в нелепый миф о гробах. Ну, а когда я попытался представить себе лицо вампира, вздумавшего проводить описанное воспитательное действо в собственной спальне, мне пришлось прикусить губы, чтоб не рассмеяться. Не иначе как этот Спелеолли держал противогаз под подушкой!
К нашему столику подошел официант с заказом.
– Ральф, а Ральф? – я уже не сдерживал улыбку. – Ты же все это придумал, правда?
– Придумал? – Маг выгнул бровь. – Ничего подобного.
– Тогда почему же ты так хитро улыбался, пока рассказывал?
– Потому, что ты очень забавно сердишься.
– И все равно я тебе не верю!
– Зря. Доля истины тут все же присутствует.
– Значит, только доля?
– Профессор Спелеолли у нас и правда был.
– А история со спальней?
– Она тоже. Вполне могла бы быть, если бы на нашем месте были человеческие подростки.
Официант настолько быстро, насколько позволяли приличия, расставил блюда, вымученно пожелал нам приятного аппетита и ретировался.
Ральф с любопытством посмотрел на пестрый салат в своей тарелке:
– Тебе ведь было интересно, почему я себе тоже заказал еду без чеснока, не так ли?
– Ну, предположим...
– Ну, так вот я тебе и ответил. Хоть и с некоторой долей художественного вымысла.
От простого созерцания парень решил перейти к более активным действиям. Он взял серебряную вилочку и осторожно потыкал ею экзотическое кушанье.
– Ничего не понял, – честно признался я. – В чем же заключается твой ответ?
– Мой ответ в том, что я понимаю, почему дети Ночи не переносят чеснок.
– И почему же?
Ральф подцепил вилкой сморщенную шляпку какого-то гриба и отважно отправил ее в рот:
– Все дело в вашей анатомии.
– Разве между нашими расами настолько большая биологическая разница?
– Разница, конечно же, не очень большая, – с видом истого ученого проговорил маг. – И она скорее лежит в области магических способностей. Просто у вампиров восприятие органов чувств столь высоко, что даже вдыхаемых паров ароматических соединений зачастую бывает достаточно для активации вкусовых рецепторов. Содержащийся же в чесноке аллицин, имеет свойство не просто включать ваши вкус и обоняние, но и моментально приводить их в состояние гипервозбуждения. Ощущения от этого приятными никак не назовешь, что тебе и самому известно. Ну и поскольку именно аллицин придает чесноку его вкус и запах – на столе, за которым сидит вампир, этому овощу не место. – Ральф взял салфетку и промокнул ею губы. – Если, конечно же, мы хотим, чтобы нашему вампиру тоже было хорошо.
От последней реплики на мое лицо почему-то заползла довольная улыбка. Чтобы ее скрыть, я решил последовать примеру своего собеседника и тоже попробовал эльфийский салат:
– Хм... – я старался не отводить взгляд от тарелки, – какой любопытный факт. Не знал об этом.
– Теперь знаешь, – волшебник потянулся к бутылке с вином. – Ну да, хватит с нас научных дебатов. Давай лучше поговорим о более интересных вещах.
– Давай, – с готовностью согласился я, поднимая глаза. – А о более интересных – это, например, о каких?
– Ну, например ты немного расскажешь о себе.
– И ты думаешь, это будет интересным?
– Уверен! Обо мне ты уже кое-что знаешь, так что все по-честному. Только, чур, без художественных вымыслов!
Как того и требовал этикет, Ральф наполнил наши бокалы ровно на две трети.
– А ты умеешь ставить себя в выгодные условия, – рассмеялся я, принимая свою порцию ярко красного, немного пенного напитка. – Ты точно рос не где-нибудь при дворе?
– Нет, – волшебник отсалютовал мне бокалом. – Всего лишь где-нибудь при двух старших сводных сестрах. Это они дали мне такое жизненное преимущество.
– И правда, преимущество, – по инерции согласился я, и запнулся. В словах Ральфа мне почудился скрытый смысл. – Стоп! А с чего ты взял, что у меня тоже нет старших сестер?
– Да, наверное, с того, что у тебя их и правда нет, – довольно ухмыльнулся волшебник. – Ни старших, ни младших. Ни сестер, ни братьев – ты единственный ребенок в семье.
Парень сделал маленький глоток и с преувеличенным вниманием углубился в эльфийскую кухню. Общество фаршированного лосося оказалось настолько приятным, что мой ошеломленный взгляд было решено деликатно проигнорировать.
– Как ты узнал? – напомнил я о своем существовании. – Я же тебе этого не рассказывал!
– Не рассказывал, – эхом отозвался Ральф. – Что-то ты вообще не хочешь мне ничего рассказывать. Маг выразительно вздохнул.
Я невольно смутился:
– Почему это не хочу? Хочу! Но мне кажется, что ты и сам уже все прекрасно знаешь. Как ты догадался, что я один в семье? Не читаешь же ты мысли, в самом деле!
– Что нет, то нет. Я догадался по пуговицам.
– По чему?!
– По пуговицам. И совсем немного по твоей манере колдовать и держаться в обществе.
Ральф внезапно потерял к лососю всякий интерес и всем корпусом повернулся ко мне:
– Я сразу обратил внимание, что ты применяешь свою расовую магию почти не таясь. Это значит – ты привык, что никто из твоего окружения не способен ее толком учуять. Отец не в счет. Будь же у тебя брат-вампир или сестра-вампирша, тебе пришлось бы колдовать куда аккуратнее. Вряд ли кого-то из них порадовали бы твои попытки устроить, скажем, ментальную атаку или отвести глаза.
– А может мои братья и сестры пошли в маму и унаследовали способности к Большой магии, – сделал я неуклюжее поползновение парировать.
– Может, – буднично согласился Ральф. – Но не унаследовали. И пуговицы на твоем воротнике не оставляют никаких сомнений.
От нетерпения я заерзал на стуле:
– Да что не так с этими пуговицами?
– С самими пуговицами все так. Обычные серебряные кругляши безо всяких волшебных свойств – ничего интересного. А вот выгравированный на них герб говорит о многом.
Я невольно потянулся к воротнику и нащупал злополучную деталь гардероба. К сожалению читать гербы я никогда не умел. Да и кому это нужно в наши дни? Все равно зашифрованные фамильные добродетели редко совпадают с реальными качествами своих владельцев. Так, хозяин черной совы вполне мог оказаться непроходимым тупицей, а обладатель золотого льва – трусом. Однако я готов был поклясться, что не существует ни одного символа или знака, точно описывающего семейные положения и родственные связи.
Ральф между тем продолжал:
– Твой гербовый рисунок достаточно необычный, так как сочетает разные геральдические традиции. Во-первых – графская корона. Она закрытая. Это указывает на ее магическое происхождение. Во-вторых, весь рисунок обрамлен геральдической лентой. Вот это уже вампирский знак. И он указывает, что данный герб является не личным, а родовым. Носить же родовой герб имеет право только наследник. И раз тебя, вампира, признали наследником не только титулов твоей расы, но еще и титулов расы магов – значит, магических детей у твоих родителей нет вовсе.
Мы оба замолчали.
– Да уж, – только и смог я произнести после короткой паузы. – Так и хочется добавить: "Элементарно, Ватсон!".
Ральф едва не поперхнулся вином и расхохотался:
– Вот бы никогда не подумал, что дети вампирских аристократов зачитываются человеческими детективами! Но, боюсь, вынужден тебя огорчить – наше поведение и одежда настолько красноречивы, что для сделанных мною выводов совсем необязательно быть Шерлоком Холмсом.
– Еще скажи, что ты сейчас, с одного взгляда, без магии, можешь все рассказать о любом из здесь присутствующих.
– Всего, конечно же, не расскажу, – скромно уточнил волшебник, – но некоторые выводы сделаю. Хоть я и рассмотрел одного лишь официанта и...
– И что? – я постарался приготовиться не удивляться.
– И то, что он не официант. По всей видимости, он работает на кухне, а сегодня просто подменяет своего брата. А еще у него есть кошка.
Позабыв о приличиях, я оглянулся через плечо. Предполагаемый кошатник как раз что-то бойко строчил в своем блокнотике, едва поспевая за двумя молодыми и на редкость развеселыми эльфами. Мой поступок не остался незамеченным – церемонная дама за соседним столиком сразу же одарила меня осуждающим взглядом. Мысленно выругав себя за порыв отвести ей глаза, я снова повернулся к Ральфу.
– Убедился? – широко усмехнулся он.
– Разве что в том, что и эльфам бывают не чужды простые земные радости.
– Ты не туда смотрел. Заметил, что наш официант левша? Он пишет левой рукой. А навигационный браслет для перемещения по кораблю, носит на правой.
– И что из этого?
– А то, что еле заметные потертости от браслета я видел на левом манжете его рубашки. Кто-то до него носил эту одежду. И этот кто-то был правшой. А раз эльфы дали старую рубашку новому работнику, значит, этот работник будет трудиться совсем недолго.
– Но с чего ты взял, что они братья?
– С того, что ресторан называется "Патриарх Наэль". Это семейный бизнес, и здесь не братом может быть разве что сестра.
– Или сам хозяин...
Волшебник слегка поморщился:
– Думаешь, почтенный глава семейства и хозяин бизнеса снизойдет до разноса блюд? Сомневаюсь.
Ничего возразить я не сумел. Вместо этого спросил первое, что пришло на ум:
– А куда подевался штатный официант?
– Понятия не имею! – Ральф откровенно веселился. – Моя фамилия все же не Холмс.
– Ну а кошка?
– А кошка имеется. Будучи всеобщей любимицей, она постоянно вертится где попало, и из-за этой ее милой привычки наш эльф то и дело отводит в сторону руку с подносом – чтобы посмотреть под ноги, даже когда стоит на месте.
Я снова оглянулся. Однако проверить наблюдения не смог – мой любопытный взгляд быстро споткнулся об удивленное выражение лица объекта нашего обсуждения. Ральф сдавленно захихикал. О своей холодной надменности он, похоже, начисто позабыл.
– Интересно, а может ли что-то рассказать о своем владельце твой собственный костюм? – вкрадчиво полюбопытствовал я.
– Вне всякого сомнения, – беззаботно кивнул маг. – Нужно только прислушаться к его голосу.
Я вздохнул. Строгий, как всегда безукоризненный, костюм темно-зеленого цвета не говорил мне ровным счетом ни о чем. Сам же Ральф отделался многозначительной улыбкой.
За подобными разговорами вечер промелькнул незаметно. Было уже около полуночи, когда мы, наконец, покинули уютное заведение гостеприимного эльфийского патриарха.
Поскольку спать мне, конечно же, еще не хотелось, а Ральф заверил, что тоже еще полон сил и энергии, мы отправились на поиск развлечений. Благо, все аттракционы на корабле работали круглосуточно.
Развлекаться мы решили модной человеческой игрой – боулингом. После долгих расспросов стюардов и тщательного изучения обнаруженного на стене плана судна, мы, наконец, сумели найти то, что искали. Единственный боулинг-клуб располагался почти в трюме на противоположном конце лайнера.
Когда мы оказались перед нужной дверью, я подумал, что она гораздо больше подошла бы для какой-нибудь эльфийской аптеки или травяной лавки. Две лакированные деревянные створки терялись среди широких, мясистых листьев каких-то вьющихся растений. Эти растения были как минимум двух разных сортов, и откуда-то с их стороны доносился вполне отчетливый гемоглобиновый аромат. Если бы не общество Ральфа, то я непременно попытался бы отыскать источник запаха и украдкой обнюхать столь занимательных представителей мира флоры.
Изнутри боулинг-клуб представлял собой просторную комнату с низким потолком. Почти все ее пространство занимали четыре игровые дорожки и несколько кожаных кресел у стен. В дальнем углу разместился гигантский письменный стол, за которым сиротливо дремал маг-администратор. При нашем появлении маг встрепенулся и с грацией молодого моржа направился навстречу.
Чем ближе он подходил, тем сильнее становилось сходство с упомянутым зверем. Мужчина имел квадратное, немного оплывшее тело, с заметным трудом втиснутое в фирменную сиреневую рубашку. Лицо украшали внушительные усы с обвисшими кончиками. Некоторый избыток веса компенсировался быстрыми и резковатыми движениями, от которых затянутый в ткань рубахи жир начинал колыхаться, довершая тем самым сходство с выбравшимся на берег ластоногим.
– Доброй ночи, доброй ночи, господа! – басовито заворковал администратор и одарил нас с Ральфом таким умиленным взглядом, каким обычно любящая мать наблюдает за попытками своего дитяти рассказать гостям кое-как выученное стихотворение. – Не угодно ли сыграть партию?
– Угодно! – коротко ответил Ральф за нас обоих.
Мужчина просиял.
Ну а после того, как я попросил нам помочь разобраться с правилами игры, умиление на администраторском лике сменилось подлинным обожанием. Рассыпаясь в любезностях, хозяин клуба запросил за свои услуги по двести коинов с каждого.
– Смешная сумма, господа! Право же, просто смешная, – в подтверждение сказанному похрюкивал от смеха админ. – Разве это расценки?
Мы с Ральфом молча переглянулись. Хозяйское чувство юмора оказалось слишком тонким для наших грубых умов. Тем не менее торговаться мы не стали.
Пританцовывая и чуть ли не кланяясь, администратор аккуратно сложил полученные деньги, после чего незамедлительно отнес их к письменному столу. Назад он вернулся с коротким резным жезлом-артефактом.
Объяснение правил боулинга больше походило на театрализованное представление. Хозяин сначала долго и путано показывал в лицах историю игры, затем наколдовал несколько примитивных, полупрозрачных миражей, призванных наглядно продемонстрировать внутреннее устройство игральных шаров и кеглей.
В отличие от истории, сами игровые правила нам поведали очень сжато – всего в двух словах. Насколько я понял, едва ли не основным из них был строгий запрет на применение магии – об этом нам напомнили раза четыре. Наверное, наш инструктор сильно сомневался, что столь сложную истину мы способны осмыслить с первой попытки.
Под конец же раззадорившийся колдун сделал несколько образцово-показательных бросков. И вот это было куда зрелищнее всех предшествующих волшебных иллюзий! Впечатление от слаженных, натренированных движений нисколько не портил даже магический жезл – его наш новоявленный тренер упрямо продолжал сжимать в свободной руке.
Видимо, именно из-за артефакта мне то и дело казалось, будто кегли падают еще до того, как их глянцевых боков коснется лихо запущенный шар. Я украдкой покосился на Ральфа. Однако ничего, кроме вежливого интереса на его лице не увидел. Если мой спутник что-то и заметил, то не подал виду.
Пока администратор доигрывал для нас свой спектакль, в клуб вошла молодая чета магов. Завидев их, хозяин замер и принялся растерянно вращать глазами. Появление новых гостей вызвало в его душе нешуточную моральную битву – коммерческая жилка требовала срочно уделить внимание новым клиентам, в то время как совесть повелевала честно отработать уже полученное вознаграждение. От внутренней борьбы усы несчастного встали дыбом, а лицо покрылось пунцовыми пятнами.
Спустя полминуты нас одарили взглядом, полным мольбы и раскаяния, а затем предоставили абсолютную свободу действий. Пришедший в себя и снова приветливо улыбающийся администратор заторопился к новоприбывшим с явной надеждой повторить для них только что блестяще исполненное – хоть и не до конца – шоу.
– Слава Ночи! – облегченно выдохнул я, как только мужчина удалился на достаточное расстояние. – Кажется, эти двое спасли нам вечер.
– Тебе настолько не понравился урок? – не то спросил, не то констатировал Ральф. Он подошел к подставке с шарами и теперь с интересом примерялся к одному из разноцветных хаус-боллов.
– Не то чтобы совсем не понравился, – задумчиво ответил я, наблюдая за его действиями, – но все же мне хотелось поиграть самому, а не битый час смотреть на то, как это делают другие.
Маг улыбнулся уголками губ:
– Правомерное желание. В таком случае твой бросок первый!
Я нерешительно взял в руки шар:
– Ну, если ты настаиваешь...
– Настаиваю. Хочу учесть твои ошибки.
Я не стал ломаться и заставлять себя долго уговаривать.
К популярному человеческому развлечению мы оба приступили с немалым рвением. Жаль только, что столь желанная игра с самого начала не задалась. Шар катился куда угодно, только не в нужном направлении.
Всю игру я бросал одинаково плохо. У Ральфа же напротив – каждая новая попытка выходила заметно хуже предыдущей. В кегли он попадал все реже, зато зевал все чаще.
Наконец он сдался:
– Все! Думаю, на сегодня с меня хватит.
– Детское время кончилось? – не удержался я от старинной шутки.
– Именно так! – Ральф нисколько не смутился. – Время детей Ночи и правда близится к завершению – сейчас уже начало четвертого.
Я вопросительно посмотрел на настенные часы. По вампирским меркам было еще совсем не поздно.
Волшебник же невозмутимо продолжал:
– В здешних широтах в это время года солнце встает около пяти утра. Светать начнет гораздо раньше – часам к четырем. А поскольку тебе лучше оказаться в каюте затемно, нам нужно поторопиться.
– А если я не окажусь в каюте затемно, что мне сделается? – простодушно спросил я.
Ральф неудобный вопрос проигнорировал:
– Никогда себе не прощу, если рассвет тебя застигнет на одной из открытых палуб!
Парень патетически выпятил грудь и сделал приглашающий жест в сторону двери. Красиво получилось! Неожиданно красиво. Чтоб не портить впечатление, я послушно отложил шар и безропотно зашагал к выходу.
Обратный путь мы проделали молча. Несмотря на усталость, Ральф принципиально проводил меня до самой каюты – под защиту ее затемненных стекол и тяжелых штор.
Когда за мной закрылась дверь, я еще какое-то время продолжал стоять в темной гостиной и прислушиваться. Лишь после того, как шаги молодого мага затерялись в лабиринтах корабельных коридоров, я беззвучно проскользнул в свою комнату.
Глава 11
На следующий день я проснулся рано. Ленивое летнее солнце еще только начинало поворачивать от зенита к закату, а палящий июльский зной как раз достиг наивысшей точки, моментально иссушая принесенные ветром капельки океанской воды и оставляя вместо них тончайший налет горькой морской соли. Благодатная пора для отдыха! Отец всегда говорил, что в это время суток детям Ночи снятся самые сладкие сны. Ему вторила мама – по ее уверению полуденный отдых весьма благотворно действует на пищеварение. Преподобный Кац что-то твердил о биоритмах. А вот Усатая Хельга, в пору моего раннего детства, очень любила сказку о черных ангелах.
Средь бела дня якобы прилетают эти загадочные существа из потаенного замка богини ночи. Они незримо заходят в дома, становятся у изголовий кроватей и своими огромными нетопыриными крыльями ограждают спящих от любых невзгод и опасностей. Как и подобает ангелам, слуги ночной богини приходят только к самым послушным детям и самым порядочным взрослым. Тех же, к кому они не прилетят, непременно покарает разгневанное солнце. Оно сначала нашлет кошмары, потом отнимет силы и, наконец, сделает провинившихся вялыми и усталыми на всю грядущую ночь.
Так вот, я не знаю, как там насчет дневного сна и пищеварения, да и как насчет биоритмов – тоже. Но что черные ангелы за что-то на меня прогневались и не прилетели – весьма вероятно.
Разбудило меня именно солнце.
По какой-то досадной причине затемненное окно в моей спальне оказалось приоткрытым. Ветер отодвинул занавеску, и сияющее дневное светило с любопытством заглянуло в комнату, заливая ее внутреннее убранство резкими колючими лучами.
Даже сквозь сон я почувствовал неладное. Балансируя на грани грез и яви, я инстинктивно постарался укрыться от света. Увы, моя попытка спрятаться, с головой зарывшись в одеяло – желаемого эффекта не принесла. Импровизированное убежище получилось тесным, жарким и душным. К тому же тонкая шелковая ткань задерживала далеко не весь дневной свет. Я сунул голову под подушку, посильнее зажмурился и притянул коленки к груди – подниматься и идти к окну было мучительно лень. Несколько минут я ворочался, изо всех сил пытаясь удержать ускользающие сновидения.
Наконец одеяло было решительно отброшено, окно захлопнуто, а занавеска наглухо задернута. Спальня тотчас приняла гораздо более жилой и уютный вид.
– Фрау Деффеншталь, – негромко позвал я, стоя посреди комнаты и кое-как натягивая футболку. – Фрау Деффеншталь?
Ответа не было.
– Фрау Деффеншталь, вы меня слышите? – повторил я уже настойчивее.
И снова никто не отозвался.
– Да что же это такое, – недовольно проворчал я и направился в гостиную.
К моему удивлению, ни в самой гостиной, ни в номере вообще, Усатой Хельги не оказалось. Вместо нее я обнаружил лишь приоткрытые во всех комнатах окна, почти выветрившийся аромат лавандового масла и сияющую чистоту всех мыслимых поверхностей мебели, стен и, конечно же, пола. Похоже, вчерашний вечер няня целиком посвятила одному из своих излюбленных занятий. А именно – фанатическому отмыванию, вычищению и оттиранию всего, до чего только могли дотянуться ее короткие, пухлые пальцы.
Дверь в ванную была настежь распахнута. Продолжая недоумевать по поводу исчезновения своей верной консильеры, я вошел в эту крохотную, поблескивающую гномьей керамикой и эльфийским стеклом, комнатку. Здесь тоже царили ослепительная чистота и образцовый порядок. Сама ванна походила на огромную молочно-белую черепаху со львиными лапами. Она занимала больше половины помещения, и накануне была вымыта с такой тщательностью, что со дна, наверное, можно было бы смело обедать.
Я до упора повернул оба крана на ее боку. Где-то за стеной зашумело, и прозрачная теплая вода хлынула из разинутых пастей четырех никелированных морских чудищ. Всего через пару минут внушительная ванна наполнилась почти до краев. Я сбросил одежду.
– Какой красивый, – не то прошептал, не то простонал чей-то сладкий голос.
От неожиданности я едва не подскочил на месте.
– Гибкое молодое тело, гладкая и чистая кожа... – мечтательно прошептал кто-то.
Пытаясь увидеть говорившего, я круто развернулся. Кроме меня в ванной никого не было.
В сладком голосе зазвучала тихая радость:
– Конечно же, телу нужен уход. И лучший в мире лайнер "Парацельс" готов его предложить!
Эльфийское зеркало над умывальником затуманилось.
– На пятнадцатой палубе, в салоне красоты "Горгона", вы найдете самых лучших цирюльников, брадобреев и аптекарей. Они сделают прическу любой сложности, фигурно подстригут ногти и составят питательную маску из целебных трав.
Туман в зеркальных глубинах развеялся. Теперь вместо отражения там красовался план корабля. Зеленые точки и красные стрелки на нем наглядно показывали путь от нашей каюты до вожделенного обиталища несравненных аптекарей и брадобреев.
– А, чтоб тебе, – тихонько выругался я.
– О, какой голос, какой тембр, – снова заговорило зеркало. – Лучший в мире лайнер "Парацельс" заботится не только о физическом, но и о духовном комфорте своих пассажиров! Вам предлагаются прекрасные экспресс-курсы певцов и чтецов. На третьей палубе, со стороны левого борта, находится творческий клуб "Сирена"...
– Это меня не интересует! – громко и четко произнес я первую пришедшую на ум стандартную формулу.
Изредка сопровождая маму во время ее поездок в город, мне доводилось бывать в дорогих магических лавках. Уж не знаю почему, но говорящие зеркала там испокон веков считаются признаком хорошего тона. Хозяева всевозможных салонов просто из кожи вон лезут, чтобы добыть и повесить в своем заведении подобное чудо колдовской мысли. Некоторые же, наиболее рьяные, даже не ограничиваются одним.
Странная традиция. Особенно если учесть, что эти зеркала никто никогда не слушает. Любой, хоть мало-мальски уважающий себя клиент, непременно старается разузнать и при приближении проговаривать формулу молчания – одну из несложных стандартных фраз, после которой волшебное зеркало ненадолго превращается в обычное.
– Я об этом уже знаю! Я это уже купил! – сделал я несколько попыток.
Зеркало никак на них не отреагировало. Поток самых невероятных, в большинстве своем откровенно нелепых комплиментов не иссякал. Глупое стекло расхвалило меня, как тещу на гномьей свадьбе, а заодно предложило посетить дриадскую баню, бассейн с пузырьками и записаться в тренажерный зал. От разочарования я непроизвольно оскалил клыки.
– Ах, какие зубы, – покорно восхитился бездушно-сахарный голос. – Какая правильная форма и точный прикус! Лучший в мире лайнер "Парацельс" предлагает вашему вниманию огромный выбор отбеливающих и лечебных паст! Стоматологический кабинет "Дракулито" с радостью примет вас в любое время суток...
Я зарычал. Наивная надежда совершить омовение в тишине таяла на глазах. Нужная формула никак не хотела подбираться. Во избежание назревающего стекловредительства, я решил переключить свое внимание со словоохотливого зерцала на молчаливую, а от того гораздо более симпатичную, ванну.
Последняя не обманула моих ожиданий. Нежась в теплой и ласковой воде, я чувствовал, как появившееся было раздражение сменяется умиротворенностью. Монотонный шепот зеркала – и тот теперь действовал успокаивающе. Как диковинную колыбельную слушал я его нескончаемую болтовню про "лучший в мире лайнер".
Покончив с купанием и наскоро переодевшись, я засобирался на поиски чего-нибудь съестного. Водные процедуры неизбежно вызывали у меня волчий аппетит. К тому же пережитый накануне вечер эльфийской кухни никак не способствовал долгому чувству сытости.
Уже полностью собравшись и подойдя к входной двери нашего номера, я остановился. Из коридора доносилась тихая возня. Я прислушался. На мгновение странные звуки пропали. Затем появились снова – казалось, будто с другой стороны кто-то большой и неловкий шарит по замку. Желая понять, что происходит, я вплотную подкрался к двери и приложил ухо к ее лакированной поверхности. На секунду снова все стихло. Наконец оглушительный стук заставил меня отпрянуть.
Повинуясь смешанному чувству любопытства и опасения за сохранность петель, я торопливо отворил дверь.
Первое, что почувствовал – запах. Он ударил мне в нос не хуже боксерского кулака. Аромат каких-то дорогих духов самым немыслимым образом сплетался с букетом изысканного эльфийского вина и ядреными испарениями крепчайшей тролльей водки – совсем не изысканной, но от того не менее сногсшибательной. Чуть слабее ощущался запах навоза – не то лошадиного, не то драконьего. Довершали же эту какофонию ароматов запахи сухих трав, чеснока и сырых яиц.
Чтобы не свалиться от настолько забористой смеси, я поспешно отступил на два шага назад и вытер прослезившиеся глаза. Только после этого ко мне вернулась способность нормально воспринимать мир.
В дверном проеме стоял гном. По меркам своей расы он был огромного роста. Если в большинстве своем гномы едва достигают мне до середины груди, то этот, наверное, макушкой дотянулся бы почти до переносицы. В плечах он тоже был пошире любого своего сородича. Его могучая фигура, длинные руки, короткие кривые ноги и маленькая голова – делали его очень похожим на невероятно лохматую, бородатую гориллу.
Одет мой странный визитер был в кожаные туфли с задранными носами, узкие штаны и расшитый золотом официозный камзол. Вся эта одежда – совсем недавно новая и щегольская – теперь была нещадно измята и покрыта разноцветными пятнами от каких-то соусов и напитков.
Гном уставился на меня мутным, расфокусированным взглядом:
– Ночной цветок, – невнятно промычал он. – Ночной цветок! Хочу... хочу...
Чего именно он хочет, я так и не узнал. В самый неподходящий момент кривые ноги моего гостя вдруг решили явить нам свою самостоятельность и разъехались в разные стороны. Гном угрожающе покачнулся, взмахнул ручищами и в последнюю секунду вцепился ими в дверной косяк.
Титаническими усилиями шаткое равновесие было восстановлено. От резких движений гномий живот под измятым камзолом начал шевелиться. Незнакомец осторожно отцепил одну руку от спасительного косяка и бережно положил ее на появившуюся выпуклость. Шевеление прекратилось.
От любопытства я даже рот разинул.
Гном перевел взгляд с живота на меня, нахмурился и требовательно икнул:
– Веди меня к ночному цветку, сын Ламиэля, – более членораздельно повторил он. – Ты ведь сын Ламиэля?
Только сейчас до меня дошло, что все это время я бесцеремонно, как в зоопарке, разглядываю своего собеседника. Стараясь сохранять серьезность и внешнюю уважительность, я заверил гнома, что он сильно заблуждается: моего отца зовут Георг, никакого Ламиэля я знать не знаю, а цветами – ни дневными, ни ночными – у нас отродясь никто не интересовался.
Гном это выслушал с выражением лица гиарской черепахи из энциклопедии преподобного Каца. Пауза затянулась настолько, что мне показалось, будто он ухитрился уснуть – прямо так, стоя и с открытыми глазами.
– Сын Ламиэля, – наконец упрямо повторил гном. – Юный сын Ламиэля, ночной цветок мне о тебе рассказывал. О, мой ночной цветок...
Гном ласково улыбнулся. Во взлохмаченной бороде блеснули золотые зубы:
– Отдай! – внезапно выкрикнул он. – Отдай мне ночной цветок! Зачем он тебе?
Под камзолом в районе живота снова началось движение.
– У меня было четыре жены, – заплетающимся языком говорил незнакомец, – и всех их интересовали только деньги. У меня ведь много денег! Понимаешь, сын Ламиэля? Очень много! Я владею двадцатью шахтами и семнадцатью золотыми приисками. Если захочу, то смогу купить этот корабль! Даже два таких корабля! Три!
Гном расхрабрился и попытался обвести коридор широким жестом правой руки:
– Все это могу купить! Все! И тебя тоже куплю!
Незнакомец снова взмахнул рукой. Столь масштабное телодвижение оказалось для него непосильным. Бедняга потерял опору и, широко расставив руки, начал падать прямо на меня. Со стороны могло показаться, будто в порыве внезапно нахлынувших чувств он собрался заключить меня в крепкие объятия. Или наоборот – задушить.
Я, не раздумывая, увернулся. Никогда не имел привычки обниматься с незнакомыми гномами!
Незнакомец промчался мимо и с разгона протаранил лбом барный шкафчик. Раздался жалобный звон хрусталя, а гном, ошалело глядя по сторонам, осел на пол. Его живот под расшитой золотом тканью теперь ходил ходуном. Гном сначала пытался его усмирить привычным касанием ладони, а затем расстегнул две верхние пуговицы камзола. Запах не то конюшни, не то драконьего стойла ощутимо усилился.
Затаив дыхание, как на ярмарочном спектакле, я наблюдал за происходящим.
Вот в расстегнутом воротнике, около самой шеи, показались маленькие треугольные ушки с кисточками на кончиках. Затем настал черед любопытной мордочки и двух пушистых лапок с длинными пальцами. На первый взгляд эту мордочку легко можно было принять за кошачью. Однако присмотревшись, я заметил необычную вытянутость пасти и уж совсем несвойственный кошачьему племени дополнительный ряд острых желтоватых зубов. Не веря своим глазам, я наблюдал, как появляется маленькое пушистое тельце, затем непропорционально большие перепончатые крылья и, наконец, длинный подвижный хвост, оканчивающийся чем-то очень похожим на скорпионье жало. В следующее мгновенье крохотный светло-серый зверек легко спрыгнул на пол, проворно приземлившись на все четыре лапки.
– Ты куда?! – спохватился гном. – А ну вернись!
Неловким движением он попытался схватить животное за холку. Зверек отшатнулся, выгнул спинку дугой и зашипел.
– Вернись, кому говорю! – не унимался гном. – Все равно поймаю!
Он неуклюже развернулся всем корпусом и тяжело встал на четвереньки.
– Говорю же, поймаю! – мужчина выбросил вперед обе руки, словно пытаясь сгрести что-то в охапку. – Не уйдешь!
Зверек, разумеется, ушел. Он отскочил на полметра в сторону, обиженно фыркнул и, пулей промчавшись через всю гостиную, скрылся под диванчиком.
Обескураженный неудачей гном хотел подняться, но запутался в собственных конечностях. Источая ни с чем несравнимый аромат и потоки отборной ругани, он распластался посреди комнаты.
До половины приоткрытая входная дверь широко распахнулась.
– Вас из дас? Что здесь происходиль? – прорычал из коридора кто-то до боли знакомый. – Герр Эрик? Герр Эрик, ви здьесь?
– Здесь, – бодро отозвался я.
Утерянная и вновь счастливо обретенная Хельга осторожно вошла в номер. В руках она сжимала что-то отдаленно похожее на закрытое серебряное ведерко для шампанского.
– О, Нахт, – поморщившись, протянула нянька и брезгливо переступила через гномьи ноги. – Дас ист грауэн! Чьто это? Почему оно лежайт посреди каюта?
– Это не что, а кто, – важно уточнил я значимую деталь. – Оно гном и собирается меня купить, так как ему нужен какой-то цветок.
– Ночной цветок! – встрепенулся гость, не делая, впрочем, никаких попыток подняться. – Ночной цветок! Кроме тебя мне никто не нужен!
Хельга вздрогнула. Во все глаза глядя на гнома, консильера попятилась к предательски захлопнувшейся двери. Там ее осенило. Продолжая заворожено смотреть на незнакомца, она аккуратно поставила свое ведерко прямо на пол.
– Герр... герр Даулакис? Ви? – только и смогла выдавить она. – Вас из... дас ист...
Я почувствовал, как голова начинает идти кругом. Сегодняшнее безумное пробуждение, похоже, было лишь прелюдией еще более безумного дня.
– Фрау Деффеншталь? Так вы знаете этого господина?
– Йа! То есть, найн! – Хельга замотала головой. – Я видаль его раз в жизни. Только раз!
– Ночной цветок! – обрадовался гном и принялся отчаянно барахтаться на полу. – Я же говорил, что найду тебя! Ради тебя я разведусь со своей старой мегерой! Она ничем не лучше трех предыдущих.
– Ви хотитье сказать, что у вас било три жены? – возмутилась няня.
– Четыре! – с пьяной бравадой поправил ее гном. – Но лучше, чем этой ночью, мне еще никогда не было, о мой ночной цветок!
Лицо Усатой Хельги вспыхнуло, будто кто-то отвесил ей пощечину.
– Вас? Чьто? – еще более хриплым, чем обычно голосом переспросила она. – Да как ви... да что ви... да ви мерзкий старий развратник! Да ви наглый лгун! Герр Эрик, не слушайте это! Ми не били у него! Я честный женщина, я... я...
Нянькины губы задрожали, а на глаза навернулись слезы. Еще немного, и от обиды и возмущения она бы расплакалась.
– Кто посмел обидеть ночной цветок? – взревел гном. – Порву! Убью!
Я бросился Хельге на помощь. Игнорируя продолжающего героическую борьбу с силами гравитации Даулакиса, я принялся утешать консильеру. Мне пришлось почти поклясться, что ничего плохого я не думаю, мерзкого гнома не слушаю, а в высочайших моральных качествах самой фрау Деффеншталь никому и в голову не пришло бы усомниться.
– Я его видаль только один раз, – упивалась своей оскорбленной невинностью Хельга. – Ми познакомились на палюбе, немного поговорильи, он приглашайт менья в театр. Там ми посмотрельи пьесу и он немного випил в буфьете, но это всье! Потом ми разошлись!
– Ночной цветок, – умилялся гном. – Твой чудный голос для меня как музыка!
– Мерзкий, старий лгун! – вспылила Хельга.
– Жемчужина моего дворца!
– Алькоголик!
– Услада очей моих!
– Негодьяй! А я еще подумайт, что он незаурьядная личность!
Я хмыкнул:
– В этом вы не ошиблись.
– Чьто? – Хельга напряглась. – Ви о чьем?
– О незаурядности, – пояснил я. – Только самые неординарные личности могут разгуливать по кораблю с детенышами мантикоры за пазухой.
– Это задаток! – рявкнул гном. – За тебя, ночной цветок!
Хельга снова вспыхнула и набрала побольше воздуха в легкие. По ее лицу было видно, что сейчас она старается придумать для гнома что-нибудь особенно обидное.
– Я буду просить твоей руки у сына Ламиэля, – воспользовался паузой Даулакис. – Скажи ему, что я заплачу любой выкуп! Чем угодно!
– Викуп?! – вне себя от злости прошипела няня.
– Еще один? – ужаснулся я. – А может хватит и задатка?
Цепляясь за многострадальный шкафчик с баром, гном наконец сумел подняться на ноги. Усатая Хельга смотрела на него как кошка на особенно крупную крысу. Весь ее вид говорил о готовности в любую секунду перейти к самым агрессивным действиям.
– Фрау Деффеншталь, – как можно спокойнее заговорил я, – мне кажется, господин Даулакис собрался уходить. Вы не знаете, в каком номере он путешествует?
– Найн! – гневно сверкнула глазами консильера.
– В таком случае, не будете ли вы так любезны, чтоб вызвать сюда стюарда? До гномофона вам ближе, чем мне.
Хельга ничего не ответила. Гордо вскинув голову, в полной тишине она подошла к аппарату и буквально вонзила палец в оранжевую кнопку с выгравированным колокольчиком. Атмосфера в гостиной продолжала оставаться напряженной, как перед грозой. Гном вынул из кармана плоскую фляжку и лениво приложился к горлышку.
Под диванчиком послышался шорох. Спрятавшейся там мантикоре надоело сидеть в настолько тесном и неуютном месте. Зверек осторожно выглянул из-под свисающего почти до пола покрывала и обвел присутствующих внимательным взглядом бусинок-глаз. Комната показалась ему вполне безопасной. Детеныш выбрался из своего укрытия и нерешительно засеменил по линолеуму. Немного не дойдя до середины гостиной, он замер. Длинный хвост резко вскинулся вверх, а жало угрожающе сверкнуло.
Хельга охнула. Гном довольно крякнул:
– Очень редкий зверь, – указал он на мантикору опустевшей фляжкой. – Я отдал за него почти полмиллиона. Когда вырастет – будет стоить еще дороже. Отличное вложение капитала!
Мантикора словно поняла его слова. Хвост медленно опустился. Животное облизнулось и чихнуло. Усатая Хельга снова охнула – на сей раз почти умиленно. Мантикора удивленно посмотрела на няню и решила закрепить произведенное положительное впечатление. Издавая мелодичное полуурчание, она украсила пустующий центр гостиной огромной, очень живописной и ароматной лужей. Невероятно, как внутри такого маленького тельца могло поместиться столько продуктов жизнедеятельности!
Хельга зарычала и прожгла гнома свирепым взглядом. Тот от волнения позабыл обо всем на свете.
– Ах, ты, бесстыжая! – завопил он.
Кое-как переставляя непослушные ноги, Даулакис второй раз за сегодня бросился на поимку своей неуловимой добычи.
Хельга отшатнулась в сторону. Ее пышная фигура загородила от меня поле сражения. Я попытался найти более выигрышное место для наблюдений, но не успел. Внезапно мантикора зашипела, Хельга взвизгнула и резко подалась назад. Отступать мне оказалось некуда – некстати затесавшееся кресло не оставляло ни малейшего пространства для маневра. Няня споткнулась о мои ноги и с визгом впечатала меня своей широченной спиной в мягкие подушки. Под нашим совместным весом кресло затрещало и просело до самого пола.
Мантикора шмыгнула в ванную.
– А-а-а! – закричал гном и приземлился пятой точкой прямо в лужу.
– Герр Эрик, герр Эрик, – запричитала Хельга. – Ви есть гут? Ви есть гут?!
Вместо ответа я подергал ногой. Не то что говорить – даже вдохнуть под завалами консильериных телес и юбок было невозможно.
– О, майн Нахт! О, майн либен Нахт! – не переставала сокрушаться Хельга. По ощущениям было очень трудно понять – пытается ли она встать, или просто хочет усесться на мне поудобнее.
В дверь постучали.
– Войдите! – по-хозяйски грохнул из лужи Даулакис.
– Найн! – испуганно вскрикнула нянька. – Подождитье!
На мое счастье, за дверью ее то ли не услышали, то ли просто не захотели услышать.
– Добрый день, господа, чем могу быть полезен? – залебезил прыщавый коротышка в мятой униформе. Его взгляд скользнул по комнате и остановился на сидящем в луже Даулакисе. – Ох, как пикантно!
– Это нье он! – зачем-то вякнула Хельга. – Это мантикора!
– Ах, мантикора, – слово беседуя с душевнобольными, понимающе протянул Билли. – Ну, разумеется, мадам! Наш корабль кишит этими животными! А еще суранскими грифонами и песчаными сфинксами.
Хельга зло скрипнула зубами и замахала обеими руками. Стюард, опомнившись, бросился на помощь.
Как все же приятно снова вдохнуть полной грудью!
– Хочу танцевать свальтаки! – изрек вконец разморенный Даулакис. – Почему музыканты не играют? За что я им плачу?!
– Уберитье его отсюда! – застонала нянька, показывая на гнома пальцем. – Ньемедленно!
Билли хотел что-то ответить, но замер с раскрытым ртом. Висящее в ванной зеркало внезапно ожило:
– Ах, какая шерстка, – привычно восторгался сладкий голос, – какие зубки, какие когти! Лучший в мире лайнер "Парацельс" предлагает вашему вниманию замечательную коллекцию редких и опасных животных. На тринадцатой палубе...
– Что у вас там? – резко перешел на свистящий шепот стюард.
Я пожал плечами:
– Мантикора, конечно же!
Билли недоверчиво покосился сначала на меня, потом на Хельгу. На цыпочках он подкрался к приоткрытой двери в ванную и осторожно заглянул в узкую щелку. Несколько секунд он что-то внимательно там разглядывал, потом вскрикнул и со всей силы захлопнул дверь.
– Так у вас... у вас и правда там... мантикора?! – Билли обоими руками крепко удерживал дверную ручку, словно опасаясь, что зверь вот-вот попытается вырваться наружу. – Как вы ее пронесли?
– Ми нье проносильи! – фыркнула Хельга.
– Ее принес вот этот господин, – подтвердил я, кивая на начинающего дремать Даулакиса.
Билли сглотнул:
– Этот? Зачем?
Хельга послала мне умоляющий взгляд.
– Да кто же его знает, – с невинной миной соврал я. – Может, принял за котенка?
– Мантикору?!
– Ну да. Кажется, она ручная.
Билли задумался.
– Я знаю откуда она, – наконец выговорил коротышка. – Не входите в ванную и не открывайте дверь!
Стюард разжал пальцы. Последовавшим за этим прыжком он точно посрамил бы самого проворного из кузнечиков:
– Сейчас вернусь!
– Ви куда? А гном?! – возмущенно выкрикнула Хельга в пустой след. – О, майн Нахт! Здьесь снова будет ушасний запах.
– Снова? – заинтересовался я. – Разве здесь плохо пахло?
– О, йа! – нахмурилась няня. – Этьи горничный тролли жуткие нерьяхи! Пока ми вчера убирайт, они все провоняльи чесноком! Я целюю ночь провела на палюбе, так как здьесь невозможно било находиться.
– Так вот зачем вы оставили открытыми окна! – рассмеялся я столь легко найденному объяснению.
– Йа! Мнье хотелось всьё проветрить, пока я буду смотрейт на корапль.
Немного воспрянувшая духом Хельга обвела взглядом комнату, наткнулась глазами на гнома и снова погрустнела:
– О, герр Эрик, я лишь раз виходиль на палюбу. В первий дьень путешествия виходиль и встречайт вот такое! Но я честный женщина! Этот... этот... дас ист...
Консильера не договорила и обреченно махнула рукой – от волнения она так и не сумела подобрать нужные слова.
– Не огорчайтесь, – примирительным тоном сказал я. – Думаю, скоро мы избавимся от общества этого господина и сможем заняться каким-нибудь полезным делом. Например, поищем что-нибудь съедобное.
– Съетопное? – Хельга оживилась. – А я принесла!
Няня подхватила стоящее у стены ведерко и любовно погладила по его блестящему боку:
– Я добивайт для вас зафтрак!
Из коридора послышались торопливые шаги.
– ... я сразу понял, что это ваша зверушка, – приглушенно звучал голос Билли. – Было бы так печально, если бы с ней что-то случилось! Она такая милая.
В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, открыли.
– Фаня! – с порога выкрикнула зеленоволосая девушка-дриада. – Фанечка!
– Там! – лаконично ответила Хельга, и ошарашено ткнула пальцем в сторону ванной.
Девушка бросилась в указанном направлении. Пришедший с нею рослый молодой фавн остался топтаться на пороге, а любопытный Билли едва не подпрыгивал, пытаясь заглянуть ему через плечо.
– Фаня, – снова позвала девушка, настежь распахивая ванную, – Фанечка, иди сюда, маленькая, иди скорее. Смотри, что у меня для тебя есть!
Дриада опустилась на корточки и протянула вперед сжатую в кулак руку. Мантикора выходить не торопилась. Дриада тоже не двигалась с места. Наконец в ванной послышался шорох и мантикора, внимательно прислушиваясь и присматриваясь, осторожно направилась к своей цели.
– Моя умничка, – прошептала девушка.
Зверек приблизился к ее руке и тщательно обнюхал кулак. Затем, после недолгих раздумий, принялся мордочкой, один за другим, аккуратно отгибать прижатые пальцы. Когда ладонь открылась, на ней лежало обещанное угощение – сырое перепелиное яйцо. Мантикора совсем по-кошачьи скатила его лапкой на пол и уселась рядом. Довольно урча, животное выпило содержимое, а в завершение смачно захрустело скорлупой. Удостоверившись, что больше нигде на полу перепелиные яйца не валяются, мантикора запрыгнула девушке на руки.
– Моя хорошая, – ласково ворковала дриада, поглаживая пушистую спинку, – ты нашлась.
– С ней все в порядке? – спросил фавн неожиданно тонким голосом.
– Думаю, да.
Девушка наконец подняла взгляд со своей любимицы на Хельгу. Потом на меня.
– Здравствуйте! – Щеки девушки зарделись. – Простите нас за вторжение. Просто мы все очень переживали за нашу мантикору.
– Так она ваша? – я, кажется, позабыл ответить на приветствие.
– Да! То есть, нет. – Девушка смущенно покосилась на окончательно уснувшего гнома. – Фанечку купил господин Даулакис для своего зверинца. Он давно занимается редкими животными. И сам он тоже редкий молодец.
– Да, необычное увлечение для гнома, – согласился я.
Стоящий в дверях фавн фыркнул:
– Обычное! Гномы любят все редкое.
– Август, как тебе не стыдно! – укоризненно покачала головой дриада. – Господин Даулакис делает очень важное и благородное дело. Благодаря его стараниям удалось сохранить целых два вида исчезающих животных!
– Не два, а лишь один! – задрал подбородок Август.
– Какая разница! – не дала себя втянуть в дискуссию девушка. – Все равно он очень много сделал.
Мантикора решила устроиться поудобнее и запустила коготки дриаде в волосы. Та зашипела от боли.
– Давайте я наискайт для вас коропку? – засуетилась няня. – В коропке ей будет гут!
– Нет-нет, не стоит! – по-своему поняла ее беспокойство дриада. – Фанечка еще совсем маленькая – у нее нет яда! Сейчас она не опаснее обычной кошки.
Девушка улыбнулась и почесала зверька за ушком:
– Видите?
Мантикора блаженно заурчала. Глазки-бусинки закрылись, а головка низко склонилась.
– Выглядит действительно безобидно, – сказал я, подойдя поближе. – А мне всегда казалось, что мантикоры рыжие.
Девушка засмеялась:
– Это правда. Из четырех известных на сегодня подвидов, три действительно имеют ярко-рыжий окрас. Но Фанечка относится к редчайшим полярным мантикорам – в дикой природе их уже не осталось. Мы надеемся сохранить этих замечательных животных хотя бы в коллекции господина Даулакиса.
Зверек заметил мое перемещение. Он повернул мордочку ко мне, вытянул шейку и принялся старательно нюхать воздух.
Дриада захихикала:
– Кажется, вы ей понравились.
Я тоже улыбнулся. Фаня с каждой секундой казалась мне все более симпатичной. Недолго думая, я протянул руку и слегка коснулся ладонью мягкой пушистой шерстки. Мантикора замерла. Я уже собрался почесать ее за ухом, когда она резко развернулась и цапнула меня у основания большого пальца.
От неожиданности я вскрикнул и отпрянул.
Хельга едва не выронила свое ведерко:
– Герр Эрик, чьто? Чьто там? – всполошилась она.
– А? Что? Она ужалила? Таки ужалила? – запрыгал в коридоре Билли. – Может, еще успеем вызвать врача?
– Август, возьми Фаню! – кричала побледневшая дриада. – Дайте я взгляну! Только, пожалуйста, не бойтесь – это не опаснее, чем укус котенка!
Последнее было адресовано нам с Хельгой.
– Ничего страшного, – попытался отбиться я. – Всего лишь царапина!
– Она вас порвайт? Сильно порвайт?!
– Да нет же! – Укус мантикоры выглядел, как короткая цепочка неглубоких булавочных уколов.
– Зубы мантикор не ядовиты, – не очень уверенно пищал Август. – Но лучше, на всякий случай, продезинфицируйте.
– Я смотрейт! – не терпящим возражений тоном прорычала Хельга.
Как по волшебству в ее руках появилась бутылка из бара и белоснежный носовой платок. В воздухе запахло спиртом. Сдвинув брови и свирепо сопя, консильера принялась увлеченно дезинфицировать мне чуть ли не всю руку.
Дриада наконец избавилась от детеныша. Безостановочно повторяя извинения, она вцепилась мне в локоть и принялась старательно дуть на место укуса.
– Ах, простите нас и, пожалуйста, не волнуйтесь, только не волнуйтесь! – как мантру повторяла она. – Ума не приложу, как это могло случиться!
Такой переполох вокруг столь незначительного ранения мне показался комично неуместным. Я прыснул в здоровый кулак. Дриада удивленно подняла глаза.
– Виана! – предостерегающе крикнул Август.
Девушка опомнилась и принялась дуть мне на ранку с удвоенным усердием. Август скривился.
Билли наконец сумел протиснулся в каюту.
– Что здесь? Как он? Нужно срочно что-то делать! – тараторил стюард. – Кто-нибудь, попробуйте высосать яд из раны! Ну что вы стоите?!
Фавн толкнул его локтем в бок. Я опять рассмеялся.
– Разве никого не ужалили? – разочарованно спросил коротышка.
Ему никто не ответил. Убедившись, что умирать я не собираюсь, а других пострадавших нет, Билли бросился к гному.
– Виана, забери Фаню, – нехотя заговорил Август. – Мне нужно помочь господину Даулакису.
Дриада отпустила мою руку и безропотно взяла детеныша.
– Простите нас, – в тысячный раз повторила она. – Даже не знаю, что нашло на нашу девочку. Сегодня же приготовлю для вас заживляющую мазь!
Девушка выглядела растерянной и несчастной.
Я заверил Виану, что не вижу в случившемся ничего страшного, ни на кого не сержусь и ни в каком лечении не нуждаюсь.
Дриада несмело улыбнулась. Фавн бросил на меня косой взгляд через плечо. Мантикора невинно зевнула.
Крепко спящего Даулакиса подняли на ноги и под руки потащили прочь из нашего номера.
– Виана, открой дверь пошире, – командовал насупленный Август. – Ну, где ты? Не отставай!
– Сейчас я пришлю вам горничных, – елейно улыбался Билли. – Не желаете ли чего-нибудь заказать?
– Уы-ы-ыгх! – простонал во сне гном.
Хельга кстати и некстати кивала, и, изображая улыбку, широко скалилась. Я старался от нее не отставать. Пришедший в движение воздух начинал все более ощутимо попахивать.
Наконец наши гости ушли.
Няня бросилась к двери и заперла ее на два оборота. Затем вздохнула и тяжело прислонилась к косяку:
– Дас ист грауэн, – только и смогла выдавить она.
Откуда-то из ее многочисленных кружев и рюшей выпала маленькая голубенькая бумажка.
– Фрау Деффеншталь, вы что-то потеряли, – кивнул я ей под ноги.
Няня перехватила мой взгляд:
– Найн! Это нье мое!
– А чье?
– Ваше! – Хельга подняла бумажку и протянула ее мне. – Это письмо!
Я недоверчиво взял в руки странное послание – на нем не было написано ни строчки.
– Письмо? От кого?
– Не знайт! Мне его даваль какой-то вольшебник. Сегодня днем, когда я уже возвращайт сюда.
Я осмотрел бумажку с разных сторон. В руках у меня была обычная фирменная карточка с выдавленной эмблемой "Парацельса" на обороте. Такие карточки, а точнее даже открытки, предназначались для напоминаний или коротких записок, и их в изобилии можно было найти в любом номере. Я уже хотел подробно расспросить няню о загадочном отправителе, когда открытка вдруг нагрелась и на ее девственно голубой поверхности проступили черные, написанные крупным твердым почерком строчки.
"Здравствуй, Эрик! – прочитал я. – Вчера, во время нашей встречи, ты проговорился, что интересуешься жизнью людей в их естественной среде обитания. Мне кажется, тебя может заинтересовать одно запланированное на сегодня мероприятие. Если ты проснешься не очень поздно, и если не имеешь на сегодня каких-то своих планов, я хочу пригласить тебя на открытие выставки человеческих технологий. По словам организаторов, там можно будет не только увидеть заменяющие магию предметы, но и посмотреть на них в действии. Более того, на выставку приглашен один из крупнейших специалистов в области человеческого поведения, доктор Виллем де Брайт. Если заинтересовался – подходи ко мне в номер до 15.00. Адрес знаешь. Ральф."
Как только я дочитал текст до конца, черные буквы побледнели и снова растворились в голубоватом фоне.
– Ви куда?! – окликнула меня Хельга. – А зафтрак? Без зафтрака я вас не отпускайт!
Консильера открыла ведерко. Оттуда запахло чем-то очень вкусным и гемоглобиновым. Я облизнулся. Часы подтвердили, что до визита к Ральфу еще можно успеть подкрепиться. Мой желудок одобрительно заурчал.
@темы: Вампирёныш
среда, 03 апреля 2013
Египетский бог египетских египтян
Египетский бог египетских египтян
Главы 8-9
Глава 8
Еще в самом начале наших занятий преподобный Кац рассказал мне одну историю.
Несколько веков назад, в маленьком городке, вроде Мэйрлстона, жил старый маг. Он рано остался вдовцом. Потому главной радостью в жизни была для него дочь. Единственный ребенок – бойкая, веселая девица на выданье. Жил с ней папаша, не тужил. Женихов подыскивал. И не тужил ровно до той поры, пока не начала дочурка мечтать о сцене. Певицей ей стать захотелось!
А желание ребенка – закон. Купил волшебник ей ноты, клавикорды, ящик драконьих яиц (от них, говорят, голос улучшается), нанял учителя. Ну и принялся ждать, когда талант возлюбленного чада расцветет буйным цветом и принесет обильные плоды. Чаду тоже надо отдать должное – природа наградила ее не только луженой глоткой, но и завидным прилежанием. Голосила она дни напролет. Вот результат себя долго ждать и не заставил.
Поползли по округе слухи. Соседи уверяли друг друга, что старый маг на склоне лет превратился в беспощадного домашнего тирана. Что мучает он дочь с утра до вечера. Да так, что от ее крика кровь стынет в жилах. После того, как к отцу будущей примадонны наведалась городская стража (искали орудия пыток), несчастный родитель крепко задумался. Подумал он, подумал, да и нашел решение. Теперь, как только дочка садилась за клавикорды, маг усаживался у раскрытого настежь окна, дабы мотающейся по ветру бородой и сияющей на солнце лысиной возвестить миру о своей полной непричастности к творящемуся рядом высокому искусству.
Это сработало. Слухи прекратились.
Но в один прекрасный день мимо дома волшебника шел тролль. Эта раса не отличается особой любовью к искусству в целом и музыкальностью в частности. Однако трубный глас чародейской дочери (сама она потом уверяла, что исполняла нежнейшие соловьиные трели) настолько сразил сердце сына гор, что он даже позабыл куда направлялся. Букета цветов нигде поблизости не оказалось. Но желание выразить певице свою признательность было столь велико, что тролль стащил с ноги сапог и запустил им в распахнутое окно.
Как отреагировала дочь, когда к ее ногам рухнул бесчувственный отец, да еще и с отпечатком подошвы на почтенной плеши, – не знаю. Почему-то подозреваю, что шума от этого не убавилось.
Целых три дня понадобилось лучшему в округе врачу-эльфу, чтобы снова поставить чародея на ноги. Любящая дочь все это время не отходила от него ни на шаг. Держала отца за руку, читала ему книги. А иногда пела самые чудесные, по ее мнению, песни. Даже – чего уж там – не иногда.
Когда же чародей пришел в себя, то рассказал об удивительном сне. Наука так и не смогла установить причину – удар по темечку или сила вокального искусства будущей дивы, но все три дня магу снились летящие в него сапоги. Злонамеренная обувь в полете шевелила подошвами и увеличивалась в размерах.
Вернувшись домой, вдохновленный волшебник начал работу над новым заклятием. По замыслу – способным менять величину предмета.
Первое, на чем он испытал готовую формулу, – старый детский мячик. Увы, заклятие оказалось нестабильным. Пользоваться им по назначению так никто и не начал. Тем не менее, благодаря ему на свет появился самый популярный магический вид спорта – флайбол.
Наверное, в мире нет ни единого мага, вампира или гнома, который бы не сыграл во флайбол хоть раз в жизни. Даже чопорные эльфы не устояли перед этим чародейским гибридом футбола и баскетбола.
На первый взгляд играть во флайбол очень просто. Две команды, по одиннадцать игроков каждая, пытаются забить мяч в ворота противника. Сделать это можно как руками, так и ногами. Хоть и крыльями, если у кого они есть! Но основная сложность игры – флайбольный мяч. Он очень необычный.
На сшитый из кожи саламандры небольшой мячик опытный маг накладывает заклятье. То самое, которое открыл отец певицы. Заколдованный мячик обретает способность хаотично менять форму и размер. Он то раздувается до величины каретного колеса, то вытягивается длинной колбаской, то сжимается до размеров яблока, то сплющивается в лепешку… К тому же мяч может самостоятельно летать и безо всякой видимой причины изменять направление и скорость полета. От игроков требуется немалая сила и ловкость – попробуй-ка заставь несговорчивый спортинвентарь влететь в нужные ворота! То и дело приходится высоко подпрыгивать, наклоняться до самой земли, а уж про то, что целую игру бегаешь со всех ног, – и говорить нечего…
Размышляя обо всем этом, я лежал в своей каюте и тщетно пытался уснуть. За плотно задернутыми шторами царила уютная, почти ночная темнота. Шелковая постель приятно холодила кожу. Сквозь закрытую дверь смутно доносилось баюкающее тиканье часов в гостиной и мирное похрапывание Усатой Хельги в соседней комнате. Но, несмотря на то, что за окном уже давно сиял солнечный день, а ночь посадки на корабль никак нельзя было назвать легкой, сон упорно меня игнорировал. Я ворочался с боку на бок. Подкладывал ладони под щеку. Даже мысленно считал единорогов.
Безрезультатно! Мысли настойчиво возвращались к флайболу и тем спортивным баталиям, в которых мне предстояло участвовать сегодня вечером. Я перебирал в уме все пассы, финты и комбинации, какие только знал. Затем в памяти всплыли тахранский генерал и Мадам Медок. Потом с чего-то припомнилась давно прочитанная книга о русалках и прочих водных жителях. И наконец, когда я попытался прикинуть в уме объем увиденного сегодня аквариума-арки, меня сморил неглубокий сон.
Мне привиделось, будто я убегаю по незнакомой лужайке от огромного гадко хлюпающего слизня. Бежать было трудно. Высокая трава хватала за ноги, а встречный ветер, казалось, сковывал движения. Чем быстрее я старался бежать, тем ближе оказывалось мерзкое, что-то невнятно бормочущее существо. Собрав все силы, я рванулся вперед. Однако поскользнулся и полетел лицом на траву.
От болезненного удара о землю меня спасло пробуждение. Несколько мгновений я переводил дыхание, соображая, где нахожусь и что случилось. В комнате было так же темно и тихо. Даже храпение няньки за стеной прекратилось. Но стоило мне собраться снова уснуть, как я едва не подскочил от того самого знакомого хлюпанья. Вполне материальные звуки с перерывами доносились откуда-то из гостиной.
Я выбрался из постели и на цыпочках прокрался к двери. Пару секунд внимательно прислушивался. Сначала все было спокойно, а затем хриплый голос что-то пробормотал, и хлюпающие звуки направились в мою сторону. Недолго думая, я толкнул от себя дверь.
Дверь не открылась – уперлась во что-то мягкое!
– Ахтунг! – зашипело это неведомое мягкое. – Осторошно!
Я просунул голову в узкую щелку.
– Фрау Деффеншталь? Что вы делаете?
– О, герр Эрик! Как хорошё, чьто ви встали. Это просто кошмар!
Моему взору предстало занятное зрелище. Достопочтимая консильера, одетая лишь в длинную ночную сорочку, стояла на четвереньках у двери моей спальни. В руках она сжимала какую-то кружевную тряпку – видимо, одну из своих блузок, специально для этой цели пожертвованную – и старательно терла ею пол. Мокрая тряпка скользила по дорогому линолеуму и издавала характерное хлюпанье.
– Это нье корапль, а свинарник! – с чувством изрекла Хельга, выпрямляясь. – Здесь ушасная грьязь!
– В самом деле? – я недоуменно обвел взглядом гостиную. Комната показалась мне безукоризненно чистой.
– О, йа! Только в гостиной я наискайт на полю целых четыре пятна от моющего сретства! Четыре! – В подтверждение своих слов Хельга затрясла у меня перед носом четырьмя оттопыренными сосискообразными пальцами. – А когда я заходиль в ванную, то знаетье, шьто там виползайт из-за унитаза?
– Что-то нехорошее? – я приподнял бровь. Судя по тону Хельги из-за отхожего места выползла, по меньшей мере, голодная мантикора, которая к тому же посмела покуситься на нижние полушария пышной нянькиной фигуры.
– Паук! – свирепо зашипела Хельга. – Я проснулась и заходиль в ванную, а он выползайт. Я бросайт в него полотенце! А когда наклонилась – увидайт пятно на полю! О, я говорить с герр капитан! Пусть герр гауптман сделайт порядок на свой корапль. Я не позволяйт нам жить в этот свинарник! В этот паучий закоулёк!
– Может попытаться просто вызвать горничную? – я приоткрыл дверь пошире. Сначала мне хотелось тоже выйти в гостиную. Однако в последний момент я сообразил, что будет не очень удобно предстать перед фрау Деффеншталь почти в чем мать родила. Дверь снова прикрыл.
– Уже вызывайт два раза. Но она нихт! – Хельга с таким презрением посмотрела на свою оскверненную блузку, словно та была причиной всех несчастий. – Какие же эти маги нерьяхи!
Бормоча под нос что-то невнятное, Хельга развернулась и неспешно направилась прочь. Около рояля она остановилась. Пару секунд тщательно осматривала крышку. Затем придирчиво провела по лакированной поверхности пальцем. Снова немного поворчав и повздыхав, консильера наконец исчезла в дверях своей спальни.
Я бросил беглый взгляд на часы. До семи вечера оставалось чуть больше часа, потому снова укладываться спать было бессмысленно. Да мне и не хотелось. После секундного раздумья я решил, что будет неплохо посвятить этот час прогулке и изучению корабля. Исполинское судно напоминало мне безнадежно запутанный лабиринт. А перспектива провести почти месяц, постоянно разыскивая нужные входы и выходы, меня не устраивала.
Пока я копался в шкафу в поисках подходящей для такого случая одежды, во входную дверь номера постучались. Я не смог удержаться от улыбки, представляя разворачивающуюся за стеной сцену. Бедная горничная, наверное, и опомниться не успела, как на ее голову обрушился шквал упреков. Во всяком случае, надевая летний льняной костюм, я мог различить только доносящееся из-за двери хриплое контральто фрау Деффеншталь.
В гостиной же, как и ожидалось, я обнаружил разгневанную няньку с той же кружевной тряпкой в руках и совсем молодую троллиху в белом переднике. Троллиха испуганно смотрела на Хельгу и обеими руками крепко держалась за черенок швабры в надежде спрятаться за ним. Как-никак, вид рассерженной упырицы, да еще и размахивающей тряпкой, кого угодно напугать может.
Сама же горничная источала поистине убойный чесночный аромат. Сразу видно – она не на шутку готовилась к посещению логова свирепых, беспощадных упырей и кровососов. Смешавшись с духами Усатой Хельги, этот запах вполне мог бы быть использован как химическое оружие. Стараясь вообще не дышать, я как можно дальше обошел благоухающую горничную и выскользнул из номера. Запах чеснока в коридоре ослаб, но не исчез. Вдохнуть же полной грудью я осмелился только выйдя на открытую палубу.
Пассажиров там оказалось гораздо меньше, чем утром. Я заметил лишь нескольких магов, расположившихся на деревянных садовых скамейках, да рассеянно бродящего около кадки с пальмой гнома. Оркестрик тоже исчез. Вместо него на эстраде теперь скакали два мима с ярко раскрашенными лицами. А чуть поодаль, в пестрой открытой палатке, дремала дородная ведьма-мороженщица.
Несколько мгновений я просто стоял на одном месте, размышляя – с какого направления лучше начать знакомство с кораблем. И пока голова думала, ноги сами сделали выбор. Я медленно зашагал по широкому проходу, тянувшемуся вдоль всего борта лайнера.
По ту сторону борта, глубоко внизу, за невысокими, но массивными перилами, простиралось бесконечное, немного поблескивающее в лучах направляющегося к закату солнца, море. Я долго всматривался в его просторы. Из книг мне было известно, что там живут дельфины. И очень часто они развлекаются, сопровождая корабли и выпрыгивая из воды у самого носа или боков судна. К сожалению, в тот день дельфинов я так и не увидел. Если они и правда резвились в волнах у боков "Парацельса", то под таким углом заметить их было невозможно. Или же расстояние оказалось слишком велико – даже для моего вампирского зрения.
На палубе же интересного было еще меньше. По странному совпадению, именно в этой части лайнера собрались чуть ли не все имеющиеся парикмахерские и салоны красоты. Я насчитал никак не меньше шести таких, вне всякого сомнения, нужных, важных и полезных заведений. Видимо, по замыслу конструкторов, пассажиры только для того отправлялись в плаванье, чтобы всю дорогу делать себе прически и маникюры, а в перерывах – украшать тело пирсингом да татуировками.
Мне же эти храмы красоты приносили пользу. Над их стеклянными дверями и окнами заботливые хозяева установили особые козырьки из яркой ткани – прятаться от палящего полуденного солнца. Благодаря им при передвижении по палубе можно было почти не выходить из спасительной тени.
Я поравнялся с последней цирюльней и остановился. Впереди проход перекрывала огромная межпалубная лестница-развязка. От одного только ее вида я пришел в восторг. Как и все на "Парацельсе", лестница была отделана с невероятной роскошью и блеском. Но меня привлекли вовсе не хрустальные светильники и позолоченные орнаменты. Ступени – вот, что было действительно интересным. Они состояли из какого-то невзрачного черного материала и даже не прикрывались ковровой дорожкой. Вместе с тем это были самые удивительные ступени, которые я когда-либо видел. Они двигались! Сами! Без магии! Тихонько жужжа, лестница медленно плыла вверх.
Вот к ней подошли две дриады. С плохо скрываемой опаской они встали на ступеньки и, хихикая, вознеслись к верхним палубам. Следом за дриадами то же проделали три мага и гном. Я уже собрался последовать их примеру, когда дверь ближайшего салона красоты открылась, и на пороге показался мужчина с тростью и в охотничьей шляпе с пером.
– А, Рюрик, вот так встреча! – радостно прокричал он и, как к старому знакомому, протянул ко мне обе руки. – Какая приятная неожиданность.
– Я Эрик…
– Это не важно, – отмахнулся Клавдий. – Я все равно рад тебя видеть.
С этими словами интеллигентный тролль принялся трясти мою руку.
– Что привело тебя сюда, мой юный друг? Неужели желание стать еще красивее? – тролль расплылся в улыбке. – Хоть я и не знаток вампирской красоты, но уверен, что ты и так дашь фору даже вон тому, не побоюсь этого слова, красавцу.
Клавдий ткнул набалдашником трости в сторону витрины и расхохотался. Я посмотрел туда, куда он показывал и тоже улыбнулся.
Витрину цирюльни украшало изображение франтовато одетого юноши. Кем был этот персонаж я так и не смог понять, поскольку сквозь хитроумную конструкцию из его налакированных волос пробивались острые, явно эльфийские, уши. Вместе с тем оскаленные в неопределенной полуулыбке клыки могли принадлежать только кому-то из моих сородичей.
Создавая сей рекламный шедевр, неизвестный живописец попытался придать лицу героя выражение радости и всеохватывающего восторга. Со стороны же казалось, будто парень вопит от ужаса – так боится происходящего вокруг. И испугаться там было чего. Слева на несчастного надвигались угрожающего вида ножницы – более уместные в руках садовника, чем парикмахера. Справа – сияла заостренными зубьями не менее пугающая, прям инквизиторская, расческа. На заднем плане виднелись зловещая фигура цирюльника в клетчатом переднике и высокое кресло – вместе это напоминало палача у эшафота.
– Я всегда говорил, что лучшие украшения для мужчины – ум и храбрость. Без них все остальное не имеет значения. Запомни, – Клавдий назидательно поднял вверх указательный палец, – ум и храбрость! Вот что должно тебя заботить.
– Обязательно запомню, – с серьезным видом кивнул я. – Теперь к парикмахеру буду ходить только ради этих качеств.
К сожалению, Клавдий не почувствовал иронию. Или же сознательно пропустил ее мимо ушей.
– Ох уж эта внешняя красота – как она недолговечна! – с видом философа посетовал он. – Не красавцы, а только герои остаются в сознании потомков. Вот возьмем, к примеру, меня – разве стал бы я писать книгу о Кассиусе Кривозубе, если бы он ничего не имел, кроме смазливой мордашки? Да во всей библиотеке Ее Величества ты не найдешь ни одной книги о ком-то подобном! Все они о героях!
Тролль сделал паузу и благостно улыбнулся.
Я уже собрался поинтересоваться, зачем в таком случае посещал салон красоты сам Клавдий, когда стеклянная дверь открылась снова, и оттуда вышли мужчина и женщина. Первым оказался престарелый тролль в костюме песочного цвета. Редкие волосы на его голове безуспешно пытались замаскировать аккуратную блестящую лысину, очень похожую на птичье яйцо в гнезде. Чисто выбритое лицо дополняла узкая бородка – такая жиденькая и длинная, что любой патриарх козьего племени лопнул бы от зависти.
Второй была вампирша в синем платье. Несмотря на другую одежду и прическу, я легко узнал в ней утреннюю террористку – ту, что бросила мороженым в тахранского генерала. Вампирша моментально пресекла неуклюжую попытку своего спутника взять ее под руку и осторожно поправила рукав на левом предплечье. Мне показалось, что по ее лицу скользнула едва уловимая тень – словно это простое движение ей было крайне неприятным или даже болезненным.
Оказавшись на палубе, старый тролль растеряно осмотрелся. Как только он заметил Клавдия, растерянность на морщинистом лице сменилась выражением почти детской радости и облегчения.
– Ты знаешь, на этом корабле я уже успел пересечься с массой ярких личностей, – снова заговорил бывший библиотечный сторож. – Как хорошо, что Ирэна уже закончила свои дела – я могу тебя со всеми познакомить!
– Вообще-то, мне надо торопиться, – попытался запротестовать я. Но, как оказалось, слишком поздно. Старый тролль и вампирша уже подошли к нам. Развернуться и уйти – теперь было бы крайне невежливо.
Клавдий вдохнул побольше воздуха и разразился новой тирадой.
– Эта женщина – Ирэна – очень смелая леди, – тараторил он мне над самым ухом. – Видел бы ты, как она сегодня поставила на место этого тирана – Штромма! Унизить диктатора, да еще при охране – не у каждого найдется столько гражданского мужества! Даже, не побоюсь этого слова, героизма!
– Клавдий… – негромко произнесла Ирэна. Ее голос оказался очень мягким и мелодичным.
– Не надо скромности, – замахал руками тролль. – Я говорю чистую правду! Тебя вполне могли убить или покалечить эти головорезы! Хорошо, что администрации корабля не нужен скандал и капитан Монти замял дело. Иначе штрафом это все не кончилось бы. Тебе, как бывшему члену вампирского сопротивления и…
– Клавдий! – женщина угрожающе сверкнула глазами. Тролль запнулся на полуслове. Я по наивности подумал, что на этом его красноречие иссякнет. Но уже в следующую секунду он снова принялся трещать мне на ухо.
– А еще хочу тебе представить Корнелия, – Клавдий кивнул в сторону рассеянно улыбающегося старика. – Пройдет какое-то время, и ты будешь гордиться знакомством с ним! Он настоящая легенда!
Я изобразил вежливую улыбку и как можно искреннее заверил вампиршу и обоих троллей, что невероятно рад оказанной чести. Пока я расточал любезности, живая легенда детей гор настолько увлеклась рассматриванием пуговицы с фамильным гербом на моем воротнике, что не сразу заметила протянутую для приветствия руку. Вампирша же лишь коротко кивнула и сразу отвела глаза.
– Корнелий – великая личность, – захлебывался от восторга Клавдий. – Он, не побоюсь этого слова, один из виднейших путешественников нашего народа. Мудр, как Квазимодо и побывал в таких странах, о существовании которых даже я знаю только из энциклопедий, а ты, наверное, и совсем не слышал. Он объездил весь мир!
Чтобы я получше проникся важностью его рассказа, Клавдий положил руку мне на плечо и принялся потихоньку подталкивать меня поближе к старику-путешественнику. Последний никак не реагировал на славословия в свой адрес. Он уже успел позабыть о пуговице и теперь не отрывал глаз от моего рта – увиденные вампирские клыки его явно занимали больше всяких условностей.
– …он пересекал долины Харамбы и Нуагарии, записывал легенды народа йети в горах Маринезии, ловил мантикор на Вервольфовых островах и даже был допущен ко двору короля кентавров на Иммортском архипелаге! – от бьющих через край эмоций Клавдий даже слегка хлопнул меня между лопаток. – А еще он лично знаком со многими участниками Ламьенбергского восстания. И согласился стать консультантом для моей книги! Правда, Корнелий?
Клавдий щелкнул каблуками и всем корпусом развернулся к собрату.
Тот еще несколько секунд пытался незаметно вникнуть в таинства моего зубного состава, прежде чем поймал на себе взгляд соплеменника-интеллигента. Сообразив, что от ответа уйти не удастся, Корнелий пожевал губами и изрек:
– Да, друг мой, ты совершенно прав. Цены на стрижки здесь просто грабительские!
Со стороны Ирэны послышалось сдавленное фырканье. Вампирша быстро отвернулась и торопливо полезла в сумочку – ей отчего-то срочно понадобилась губная помада. Мне же пришлось изобразить приступ кашля, чтобы скрыть неуместный смех.
– А вот кентавры стригутся очень редко. – Как ни в чем не бывало продолжал тролль. – У них длинные волосы – показатель статуса.
– Бедняга плоховато слышит, – виновато пробормотал Клавдий.
Корнелий перевел мечтательный взгляд с меня на слегка покрасневшую Ирэну, и уж совсем ни к селу ни к городу выдал:
– Кстати, я думал твой сын будет постарше. Но все равно вы вдвоем очень мило смотритесь, – Корнелий одобрительно кивнул в мою сторону. – Такое трогательное семейное сходство.
После этой реплики он, видимо, решил, что принял достаточное участие в разговоре и снова углубился в молчаливое созерцание – на сей раз шляпы Клавдия.
Реакция же на этот бестолковый комментарий оказалась настолько странной, что я даже забыл поправить старика-путешественника.
Как только Корнелий обратился к Ирэне, Клавдий почему-то сильно забеспокоился. Он начал нервно переминаться с ноги на ногу, мямлить что-то нечленораздельное. А когда речь зашла о семейном сходстве, он достал огромный носовой платок и принялся вытирать им лицо.
– Ах, как жарко! Как жарко! – неестественно громко сетовал он.
Ирэна замерла как изваяние. Все ее настроение улетучилось в один миг. Слабый румянец на щеках исчез. Теперь она была мертвенно бледной, как восставший покойник из человеческих сказок. Между ее бровей легла хорошо различимая вертикальная морщинка. Ноздри затрепетали, а в глазах появился такой пронизывающий холод, что, несмотря на теплый летний вечер, мне захотелось зябко поежиться.
Возникшая пауза с каждой секундой становилась все более натянутой. Я смотрел на своих собеседников и решительно ничего не понимал. Наконец Клавдий нашел способ нарушить молчание:
– Э…что-то я проголодался, – с деланной беспечностью заулыбался он. – Здесь рядом я видел отличный ресторан эльфийской кухни. Может нам стоит переместиться туда? Думаю, всем известно, что в культурном обществе за интеллигентной беседой любое блюдо кажется еще вкуснее? Я вот недавно читал об очень интересном кентаврийском обычае – гадании на пупочном мусоре. Идемте же, это будет очень, не побоюсь этого слова, познавательно!
– Прошу прощения, но мне придется вас оставить, – учтиво огорчился я. – Еще утром я пообещал одному юноше, что составлю ему компанию на стадионе.
– На стадионе? – от голоса Ирэны я почему-то вздрогнул. – Ты профессиональный спортсмен?
– О, нет. Всего лишь иногда играю во флайбол. Для удовольствия.
Ирэна ничего не ответила. Мне показалось, что упоминание о флайболе ей тоже не понравилось – вампирша сдвинула брови и крепко сжала кулаки.
– Я забыла свой зонт, – сказала она скорее в пространство, чем кому-то из нас. – Не помню где. Не ждите меня!
С этими словами женщина круто развернулась и, ни на кого не глядя, быстро зашагала прочь. Клавдий пару раз растерянно открыл и закрыл рот. Корнелий же, по всей видимости, даже не заметил ухода одного из своих собеседников.
Я воспользовался этим секундным замешательством и тоже попрощался с троллями. Уже стоя на движущейся лестнице, я расслышал голос Корнелия:
– Как думаешь, Клавдий, им клыки в жизни не мешают? Мне бы мешали...
Глава 9
Добраться до одиннадцатой палубы оказалось не так просто, как я предполагал. Создатели "Парацельса", наверное, преследовали цель – запутать пассажиров. В планировке лайнера не было и намека на логику. Размещение ходов и выходов на каждом этаже настолько отличалось от такового на остальных, что то и дело возникало чувство, будто попадаешь на другой корабль, а не просто на новый ярус. Чудесная лестница-развязка донесла меня только до девятой палубы. Там, по какой-то непостижимой причине, она обрывалась, и, чтобы найти дорогу дальше, мне пришлось спрашивать направление у стюардов. Наконец, вдоволь покружив и поблуждав по многочисленным переходам да галереям, я оказался на месте.
Стадион представлял собой огромное овальное сооружение под стеклянным куполом. Снаружи его стены украшали раскрашенные барельефы с изображенными атлетами. Присмотревшись, я заметил, что барельефов было двенадцать, а каждый атлет олицетворял собой какой-нибудь вид спорта. Вверху, у самого основания купола, выстроились в ряд пять гигантских объемных литер. Из них складывалось название спортивного комплекса – "Олимп".
Попасть внутрь сего архитектурного шедевра можно было через один из трех порталов с вращающимися дверями. Однако два из них оказались запертыми. Третий же – центральный – перегораживался обычным деревянным стулом, на котором торжественно восседал толстый гном-охранник. Нелегкая служба уже успела основательно измотать бедолагу, и он, разложив на коленях бумажную салфетку, вознамерился восполнить силы запеченной свиной ножкой.
Я оценивающе посмотрел на дверь. Повернуть ее и при этом не сдвинуть с места гнома было невозможно. Еще каких-либо входов-выходов, кроме названных, тоже нигде не было видно. Но поскольку пассажиры как-то на стадион да попадают, я решил, что придется просить стража порядка немного подвинуться.
Уже направившись к охраннику, я услышал, как чей-то голос произнес мое имя. Я обернулся. Вздох удивления и восхищения сам собой слетел с моих губ. От ближайшей лестницы ко мне гордо шествовал Ральф. Выглядел он необычно. Вместо мантии и строгого классического костюма, на нем были надеты зеленые шорты, доходившие чуть ниже колен, кроссовки с шипованными подошвами и синяя футболка с эмблемой Королевского флайбольного общества на груди. На пальце сиял неизменный магический перстень-артефакт, с которым молодой волшебник, похоже, никогда не расставался. А самым удивительным было то, что даже в этом – ну никак не торжественном – наряде, парень умудрялся сохранять присущую ему горделивую осанку и царственное выражение лица. Я почему-то подумал, что именно так и выглядели древние боги, когда спускались с небес учить примитивных жителей еще молодого мира ремеслам, наукам и основам магии. Даже среди смертных они оставались небожителями.
– Извини, я, кажется, заставил тебя ждать? – сказал Ральф, подойдя ко мне и приветственно пожимая руку. – Надеюсь, ожидание хотя бы не было долгим?
– Нет, что ты. Всего пара минут,– как можно равнодушнее постарался ответить я. И, взглянув на карманные часы, добавил: – Тем более еще даже нет семи.
Ральф улыбнулся уголками губ:
– Слава Мерлину, я хотя бы не опоздал.
– Да, – улыбнулся я в ответ. – Но, думаю, минутное опоздание здесь вполне простительно. На этом корабле сам Минотавр заблудился бы.
– Это точно!
Ральф рассмеялся. Не без удовольствия я отметил, что маска высокомерия начала сходить с его лица.
– Ну так что? – уже без тени официальности осведомился он. – Вперед?
Вместо ответа я согласно кивнул, и мы оба направились к входному порталу.
Гном-охранник был настолько поглощен уничтожением свиной ножки, что не обратил никакого внимания на такую мелочь, как двое подошедших пассажиров. Сначала Ральф пытался сверлить его пристальным взглядом. Однако с таким же успехом можно было бы гипнотизировать и мраморного атлета на барельефе. Гном и ухом не повел. Наконец я не выдержал и требовательно кашлянул.
– Мвфгх? – промычал охранник с набитым ртом. – Шего вам надо?
– Простите, сударь, но мы с моим другом хотели бы немного поиграть во флайбол, – с холодной вежливостью произнес маг.
– И шего? – гном даже не перестал жевать. – Я тут при шем?
– Как это "при чем"? – удивился Ральф его нерасторопности. – Пропустите нас, будьте любезны!
Гном на секунду перестал чавкать и наконец удостоил нас беглым взглядом из-под кустистых бровей.
– Тренировка уже началась! Вы в команде? Что-то я вас там не видел. – Страж сунул руку под стул и достал оттуда бутылку с газировкой. – Где ваши пропуска?
– Какие пропуска?
– Такие! – передразнил охранник. – Вы ведь тоже будете играть за первенство Орралендского Клуба?
Мы с Ральфом переглянулись.
– Если я вас правильно понял, – недоверчиво начал мой спутник, – на «Парацельсе» сейчас едет одна из команд Орралендского Клуба?
– Угу, – гном приложил бутылку к губам и смачно забулькал. – В полном составе!
– Ты что-нибудь слышал об этом? – тихо спросил я Ральфа.
Тот лишь отрицательно мотнул головой:
– Ничего. Хотя флайболом немного интересуюсь.
– Плохо интересуешься! – гном заткнул бутылку и спрятал ее обратно под стул. – Вот! Здесь все написано!
Даже не обтерев пальцы, охранник вытащил из нагрудного кармана сложенную вчетверо бумажку. Шумно сопя, он триумфально протянул ее волшебнику. Ральф немного поколебался, но все же взял покрытый сальными пятнами листок и пробежался глазами по написанному.
– Ах, вот оно что, – наконец проронил он. – "Креммерская катапульта" – всего лишь команда третьей лиги. – Парень аккуратно сложил документ. – Теперь понимаю.
Гном изменился в лице.
– Что? – протянул он, поднимаясь с места. – Ты сказал "всего лишь третьей лиги"? По-твоему, третья лига – это "всего лишь"? Да ты хоть знаешь, как трудно туда попасть?!
Блюститель порядка выпрямился в полный рост и попытался потеснить обидчика, надвигаясь на него всем корпусом. Эта затея не увенчалась успехом – Ральф не шелохнулся. Все-таки трудно морально подавить противника, если макушкой едва достаешь ему до уровня груди. Гном это понял и решил ограничиться размахиванием свиной ножкой.
– Моя дочка играет в третьей лиге по гонкам в ступе, – задыхался от негодования слуга закона. – И попасть туда не легче, чем в эту вашу Мерлиновскую Академию!
Если бы гном мог испепелять взглядом, то от Ральфа осталась бы кучка пепла. Но к счастью, таким талантом природа его обделила – маг даже не задымился. Вместо этого он невозмутимо выслушал обличительную тираду и спокойно произнес:
– Прошу меня простить, если чем-то обидел. Конечно же, игроки третьей лиги заслуживают не меньшего уважения, чем их коллеги из первой или даже высшей.
Гном презрительно фыркнул в ответ. Ничего не говоря, он выдернул из рук Ральфа свою бумажку и, старательно игнорируя нас обоих, снова уселся на стул. Не начавшийся, по большому счету, разговор был окончен.
Ральф задумчиво посмотрел на свой перстень и развернулся на каблуках.
– Пойдем, Эрик, – тихо позвал он и, не оглядываясь, зашагал прочь.
После секундного замешательства я поспешил за ним.
– Какой-то ненормальный гном нам попался, – отойдя от стадиона, дал я волю своему возмущению. – Еще чуть-чуть, и он нас этой ножкой накормил бы! Во всяком случае, тебя. И как таких в охрану берут?
Я наконец догнал Ральфа и заглянул ему в лицо. К моему удивлению на нем играла широкая улыбка, без тени злости или возмущения.
– Ерунда, – беззаботно ответил он. – Никто бы не стал на нас деликатесы переводить. Зато какую бурю в стакане мы увидели!
– Тебе смешно?
– А тебе разве нет?
Мы подошли к лестнице, и чародей, хитро прищурившись, посмотрел мне в глаза.
– Разве что совсем немного, – признался я. – Но все равно – что нам теперь делать? О флайболе-то на сегодня придется забыть.
– Ну и ладно, – Ральф взялся за перила. – У нас сейчас начинается прекрасный летний вечер. И мы находимся на корабле, где уйма подходящих мест для отдыха. Неужели мы ничего не придумаем? Если ты, конечно же, согласишься составить мне компанию.
У меня перехватило дыхание. И он еще спрашивает!
– Разумеется, соглашусь! Даже буду очень рад!
– Вот и отлично!
Ральф начал быстро спускаться на нижнюю палубу.
– Тогда, может, пойдем в боулинг-клуб? – я старался не отставать. – Никогда там не был! Дедушка говорил, что эту игру придумали люди.
– Прекрасная мысль, – одобрительно кивнул мой спутник, не сбавляя шаг и не меняя направление.
– Или же можно покататься на катке… – снова предложил я.
– Тоже неплохо.
– Или сходить в театр…
– Почему бы и нет.
– Или в ресторан…
– Было бы замечательно.
– Или в цирк…
– Угу…
– Так куда мы идем? – не вытерпел я.
Лестница закончилась, и мы свернули в один из коридоров.
– Из того, что ты перечислил – никуда. По крайней мере, сейчас. Мы пойдем ко мне в номер.
– Куда?! – я даже остановился от неожиданности.
– Ко мне, – терпеливо повторил Ральф. – Понимаешь, куда бы мы ни собрались – хоть в театр, хоть в ресторан – я не могу там появиться в таком виде. Собственно, и тебе переодеться не помешало бы, но ты хоть не в шортах. – Маг оценивающе посмотрел на мой костюм. – Пойдем. Не бойся – я не кусаюсь.
Я хотел ответить, что никого не боюсь, и, если на то пошло, то кусаться – скорее моя специальность, но Ральф уже успел отойти на несколько шагов, и мне ничего не оставалось, как следовать за ним дальше. Мы пересекли два коридора и одно подобие какой-то крытой террасы. Затем спустились еще на одну палубу и наконец оказались перед лакированной дверью – точно такой же, как и в нашей с Хельгой каюте. Я ожидал, что Ральф полезет в карман за ключами, но он вместо этого лишь небрежно провел рукой на уровне замка. Перстень слабо вспыхнул, а дверь со щелчком отворилась.
– Прошу, – парень сделал приглашающий жест. – Добро пожаловать в мои скромные апартаменты.
Я вошел и осмотрелся. Первым ощущением было легкое чувство дежавю. И планировкой, и убранством этот номер сильно напоминал наш. Такие же размеры, почти такая же мебель, подобная цветовая гамма. Даже ковер точно такой же! Единственное отличие – отсутствие второй спальни. Да еще, пожалуй, окно. Оно было побольше, прикрывалось менее плотными занавесками, а в раме стояли обыкновенные, а не дымчатые стекла.
– Ну что? Присаживайся! Хочешь чего-нибудь выпить? – маг, как гостеприимный хозяин, настежь распахнул бар. – У нас тут есть коньяк, шампанское, яблочный и апельсиновый соки, газировка. Даже кровь есть! Правда, чтобы её добыть, ты должен будешь меня растерзать. Так тебе чего?
Я рассмеялся – любовь Ральфа к шуткам была приятным открытием.
– Если не трудно – апельсинового сока. А без кровопусканий мы как-нибудь обойдемся.
Ответить он не успел. В спальне вдруг послышался сначала шорох, затем шаркающие шаги и наконец дверь распахнулась. На пороге появилась худосочная, похожая на мумию ведьма с погасшей дамской сигаретой в руке. Она обвела взглядом комнату и безо всяких приветствий или прелюдий заговорила:
– Ральфи, мальчик мой, – проскрипел немного картавый голос, – что такое? Ты почему ни разу не спускался кушать? Разве ты не знаешь, что надо беречь желудок? И кто тебе сказал, что держать все те пробирки в спальне – хорошая идея?
Ральф застыл на месте. Он явно не ожидал застать кого-то у себя.
– Я был с профессором в лаборатории, – пробормотал он. – Там мы и пообедали.
Ведьма закатила глаза:
– О, представляю, чем он тебя кормил! Я, конечно, не знаю, что вы там ели, но таки подозреваю, что ничего полезного!
Незнакомка на мгновение снова скрылась в спальне и вернулась оттуда с плотным бумажным свертком:
– Я принесла тебе покушать.
– Спасибо, тетя Мирра.
– И таки убери те пробирки.
– Хорошо, тетя.
Ведьма положила сверток на журнальный столик.
– А это у нас тут кто? – наконец дошла очередь и до моей персоны. – Что за очаровательный юноша?
– Это Эрик, – почему-то неохотно представил меня Ральф. – Мы недавно познакомились, и он тоже интересуется сыскной магией.
– Очень рад встрече, мадам, – я почтительно склонил голову. – Всегда к вашим услугам.
– Вай, как мило! – Ведьма приветливо улыбнулась и благосклонно протянула мне руку для поцелуя.
Я галантно прикоснулся губами к сухой, как пергамент коже, и улыбнулся в ответ.
Делать этого, как оказалось, не стоило. Едва тетя Мирра сообразила, с кем любезничает, ее улыбка увяла, а глаза округлились.
– Ой-вэй… – выдохнула она, пятясь к дверям спальни. – Ральфи, мальчик мой, мне нужна твоя помощь!
Ральф вымученно усмехнулся.
– Подожди меня, пожалуйста, – виновато сказал он, глядя мне куда-то под ноги. – Располагайся и будь как дома.
– Без проблем, – ободряюще кивнул я.
– Ральфи, это срочно! – упорствовала женщина. – Иди сюда!
Парень тяжело вздохнул:
– Иду!
Оба мага вошли в спальню и закрыли за собой дверь. Я уселся в кресло с твердым намерением не подслушивать. Однако стены оказались настолько тонкими, что расслышать происходящее в спальне смог бы даже самый тугоухий гоблин, не то, что вампир. Каждое слово звучало так отчетливо, словно разговаривали прямо у меня перед носом.
– Ральфи, мальчик мой, что я вижу? – картавил голос тети Мирры. – Ты зачем сюда привел это существо?
– Какое существо, тетя? – с нарочитым непониманием переспросил Ральф.
– Как это, какое? Явно не морскую свинку! Хотя лучше бы он был морской свинкой. Это так и надо, что у тебя в гостиной сейчас сидит вампир?
– Тетя, пожалуйста, не начинай.
– Что значит – не начинай? Как это – не начинай? – Из-за двери послышались шаги. Похоже, ведьма принялась прохаживаться по комнате. – Если ты не знаешь, какими опасными могут быть вампиры, то просто возьми и спроси у тети Мирры!
– Я все прекрасно знаю…
– Нет, ты спроси у тети Мирры!
– Ничего мне не нужно спрашивать…
– И все равно ты возьми и спроси! – ведьма топнула ногой.
Ральф вздохнул. Женщина между тем продолжила:
– Вот если ты спросишь, то тетя Мирра тебе скажет, что ангельское личико не превращает твоего упыря в ангела.
– Эрик не упырь.
– Что?
– Эрик не упырь!
Ведьма нервно хохотнула.
– Ты хочешь сказать, что тетя Мирра уже выжила из ума? И что клыки ей привиделись?
– Нет. – Голос Ральфа излучал олимпийское спокойствие. – Я лишь хочу сказать, что вампиры и упыри – это две разные расы, каждая из которых имеет ряд магических, анатомических и этологических отличий.
– Вот только не надо меня учить! – фыркнула тетя. – Мне все равно кто он. Хоть кентавр в подтяжках! В любом случае ты сейчас пойдешь и прогонишь его!
– В любом случае я этого не сделаю.
Наступила мертвая тишина.
– Значит, даже вот так, да? – наконец отозвалась колдунья. – Значит, слово бедной старой тети Мирры уже ничего не стоит? Значит, на тетю Мирру уже пора плюнуть и растереть?
– Ну зачем ты это говоришь? – обиделся Ральф. – Ты же прекрасно знаешь, что все не так.
– Тогда почему ты его не прогонишь?
Снова зазвучали шаги. На сей раз по комнате ходил молодой маг.
– Тетя, Эрик никому ничего плохого не сделал. Тем более я сам его сюда пригласил. Наконец вспомни, куда мы едем! В Ламьенберге вампиров больше, чем в любом другом месте! Даже если захочу, там я не смогу от них спрятаться.
– О да! – драматически протянула ведьма. – Таки спасибо, что напомнил! Приятно сознавать, что скоро мы окажемся в самом логове упырей и кровопийц! И все благодаря этому Дерену – чтоб над ним каждый день вороны каркали!
– Но ведь дети ночи никогда не питались кровью магических существ! – снова попытался заступиться за меня Ральф. – Да и на немагических уже давно не охотятся. Вампиры тоже разумная раса, и тоже соблюдают закон.
– Да что ты говоришь! – Тетя Мирра саркастически хохотнула. – То-то разум у них прямо с клыков капает!
Ральф молчал.
– Так ты таки прогонишь упыреныша? – не унималась колдунья.
– Нет.
– Ральфи!
– Нет!
В спальне упало что-то стеклянное и покатилось по полу.
– Ладно, – прошипела ведьма. – Ладно! Пусть так! Только, если тебя найдут здесь с разорванным горлом, чтоб ты потом не говорил мне, что тетя Мирра тебя не предупреждала! Будешь тогда знать, какую кровь они пьют, а какую нет!
Ральф хотел что-то ответить, но его уже не слушали. Ведьма, как ужаленная, выскочила из спальни, ничего не говоря, пронеслась мимо меня и громко хлопнула входной дверью. Я даже подняться не успел.
В гостиную вошел Ральф. Вид у него был немного растерянный, однако он все же сумел изобразить достаточно убедительную ухмылку.
– Я, наверное, тоже пойду, – сказал я, вставая с кресла. – Мне пора.
– Но ведь мы только что пришли, – удивился волшебник.
– Я совсем забыл об одном деле.
– О каком еще деле?
– Ну, моя консильера… – попытался я что-то выдумать, – она просила подписать один документ… важный… деловой... Словом, еще увидимся!
– Эрик, подожди! – Ральф в один прыжок оказался рядом со мной. – Что случилось? Ты все слышал, да?
Я лишь развел руками:
– Извини.
Маг на секунду зажмурился и сделал глубокий вдох.
– Послушай, ты все неправильно понял, – быстро заговорил он. – Тетя Мирра совсем не такая мегера, как тебе сейчас, наверное, кажется. Она замечательная, добрая и отзывчивая ведьма. Просто немного… ну…
– Немного не любит детей ночи?
– Немного не может привыкнуть, что я уже не маленький. – Ральф поймал мой взгляд и отвел глаза. – А еще не может привыкнуть, что вампиры больше не враги. Во время последней войны она была целительницей. Ей до сих пор иногда снится госпиталь и стоны раненых, хотя прошло уже около шестидесяти лет.
– Как же она тогда согласилась, чтобы ты ехал в Ламьенберг?
Ральф кисло улыбнулся:
– Она не соглашалась. Я подписал контракт с Дереном без ее ведома. Сейчас тетя уже немного успокоилась, но все равно злится на профессора. Говорит, что он заморочил мне голову. Представляешь, она даже отказалась садиться на корабль вместе с нами, чтоб только его не видеть!
Мое желание уйти начало понемногу отступать.
– А где сейчас профессор? – поинтересовался я. – Мне казалось, вы будете путешествовать в общей каюте.
– Нет, я здесь один, – волшебник рассеянно посмотрел на приоткрытую дверь в спальню. – Профессор много занимается алхимией, и в такие минуты любое общество его отвлекает. Он всегда берет отдельный номер.
– Очень удобно, – я одобрительно кивнул. – И не только для него.
– Угу…
Ральф подошел к столику и взял сверток с едой.
– Курица в каком-то соусе, – констатировал юноша, развернув бумагу. – Кажется, чесночном.
Уточнять было необязательно. Резкие запахи, вроде чеснока, для обостренного вампирского обоняния все равно, что щелчок по носу. Я непроизвольно поморщился и сделал шаг назад. Заметив мою реакцию, маг торопливо замотал пакет обратно.
– А я ведь так и не налил тебе сока! – спохватился он. – Или ты передумал и сейчас хочешь чего-нибудь покрепче?
Я ответил, что не передумал и, чувствуя себя не очень уверенно, снова уселся в кресло. Пока Ральф наполнял стаканы, мое внимание привлекла стоящая на краю столика маленькая серебряная рамочка. В ней оказалась немного выцветшая фотография с запечатленной молодой ведьмой в весеннем саду. Ведьма счастливо улыбалась и приветливо махала рукой кому-то за кадром.
– Моя мама, – сказал Ральф, протягивая мне украшенный кокетливым зонтиком стаканчик с соком. – Это лучший ее снимок.
– Очень красивая женщина.
– Да, – бесцветно отозвался маг. – Увы, ее больше нет.
– Прости. – я осторожно поставил фотографию на место. – Мне очень жаль.
– Да ладно, – волшебник сел на диванчик напротив. – Прошло уже много времени.
Мы оба замолчали.
Я покосился на фото:
– А она совсем непохожа на свою сестру.
– Что?
– Твоя мама. Она не похожа на тетю Мирру.
Ральф неопределенно хмыкнул:
– Это да. Хотя тетя Мирра ей не сестра. Да и мне тоже она никакая не тетя. И не родственница.
– Как это?
Маг пожал плечами.
– Вот так. Это долгая история. Может еще сока?
Вместо ответа я лишь показал почти нетронутый стаканчик.
Ральф немного поерзал на диванной подушке и заговорил:
– Понимаешь, когда началась последняя война в Тахране, мне было чуть больше года. Эльфы тогда объявили о нейтралитете, а это значило, что и маги, и вампиры сами должны были лечить своих раненых. Вот военные и начали искать целителей – магов с врачебным даром. Таких, как моя мама. – Ральф сделал паузу и покрутил в руках свой стакан. – Она считала своим долгом помогать больным. Особенно когда на другую помощь надежды не было. Потому и пошла в военный госпиталь.
Маг машинально начертил на запотевшем стекле какую-то руну. Затем, немного помолчав, аккуратно стер ее и внимательно посмотрел на ярко-оранжевую жидкость, будто хотел что-то разглядеть в холодных апельсиновых глубинах.
– Там они с тетей Миррой и познакомились. Поначалу просто общались, затем начали друг другу помогать, а потом, не смотря на большую разницу в возрасте, стали лучшими подругами. Тетя Мирра говорит, что общее дело и смертельная опасность сближают, как ничто на свете. Наверное, так и есть. – Парень поставил стакан на столик и откинулся на спинку дивана. – Кончилось же все это тем, что на госпиталь налетел мобильный отряд. В живых они не оставили никого. Повезло только тете Мирре и то лишь потому, что была ее очередь ехать за лекарствами.
Я почувствовал, что мне становится дурно.
– То есть, ты хочешь сказать, – запинаясь, проговорил я, – что твою маму убили вампиры?
Ральф невесело усмехнулся.
– То-то и оно, что нет. Отряд состоял из людей. Шайка наемников-иномирцев под командованием трех боевых магов.
– Что? – сок окончательно лишился моего внимания. – Маги убивали своих же? Но зачем?
– Не знаю, – развел руками Ральф. – Тот отряд на другой день перебили упыри, так что рассказать они уже ничего не смогут. Может маги просто мародерствовали и рассчитывали найти в госпитале что-то ценное. А может и правда заметали следы.
– Какие следы?
Ральф поднялся с места и направился к окну.
– Ты что-нибудь слышал о докторе по имени Джозеф Мергеле? – спросил он, зачем-то поправляя шторы.
– Нет.
– А о дампирах?
– О ком?
– О дампирах. – Юноша развернулся спиной к окну и прислонился к подоконнику. – Это гибрид вампира, мага и человека. Полукровка.
– Ты шутишь? – я тоже поставил свой стаканчик и поднялся на ноги. – Таких существ не бывает. Их появление принципиально невозможно, потому что разные магии…
– Да знаю, знаю, – отмахнулся Ральф. – Третий закон Фламеля и Теорема констант Птолемея. Проще вечный двигатель сконструировать.
– Тогда о чем речь?
– Речь о том, что время от времени находятся фанатики, которые пытаются обмануть природу и ставят опыты над разумными. Тот же Мергеле искал способ создания дампиров в обход естественному размножению.
– Это еще как?
Ральф брезгливо поморщился.
– По-разному. Он испытал много способов. В ход шло все – начиная от хирургического сшивания эмбрионов и заканчивая мощными заклятиями некромантии. Мергеле думал, что можно разорвать души, а потом создать из фрагментов что-то единое. Разумеется, подопытные погибали. И смерть их была далеко не безболезненной.
– О, Ночь, – прошептал я. – А ради чего все это делалось? Кому нужны такие гибриды?
– Многим, – отозвался мой собеседник. – Очень многим. Дампир мог бы стать идеальным солдатом. От магов он бы унаследовал способность к колдовству, от вампиров – ловкость и остроту чувств, а от людей – жестокость и послушание. К тому же люди быстро растут. Наши с тобой расы достигают совершеннолетия только к пятидесяти годам. А люди – уже к восемнадцати.
– Но какое отношение все это имеет к тому госпиталю? – рассказ Ральфа о дампирах мне казался каким-то безумным кошмаром. – Неужели кто-то искал дампиров среди раненых?
– Скорее среди руководства. Ходили слухи, будто главврач тайно поставлял подопытных. А когда война стала близиться к завершению, Мергеле попытался уничтожить следы. Ведь за такие эксперименты его не только ославили бы как шарлатана, но и судили бы как военного преступника.
– Тем не менее ты обо всем знаешь…
– Не только я, – улыбнулся Ральф, – знают и тысячи других магов. Скрыть преступления не удалось.
– Значит, его наказали?
– В какой-то мере. Подопытные люди восстали, убили доктора и сожгли лабораторию.
Наступило долгое молчание. Ральф внимательно изучал рисунок на ковре, а я переваривал услышанное.
– И что было потом? – наконец подал я голос. – После того, как банда уничтожила госпиталь?
– Да ничего, – пожал плечами Ральф. – Тетя Мирра решила, что не может бросить ребенка лучшей подруги. Она взяла меня к себе и вырастила как родного. Всегда буду ей за это благодарен.
Я подошел к окну и прислонился к подоконнику рядом с магом:
– А как же твой отец? Что с ним?
– А отец думал, что я тоже погиб. Только через шестнадцать лет он узнал, что я живой. Но к тому времени у него уже была другая семья и другие дети.
Я не сдержал горького вздоха. Ральф повернул ко мне голову и рассмеялся:
– Нет, ты не думай – он не бросил меня на произвол судьбы. Благодаря ему мы с тетей Миррой никогда не бедствовали, что тоже очень много значит. А сейчас я уже и сам могу о себе позаботиться. Если начинание профессора Дерена окажется удачным, то лет через десять я смогу защитить диссертацию и тоже получу профессорское звание.
Юноша бодро оттолкнулся руками от подоконника.
– Кстати, не знаю как ты, но я от апельсинового сока проголодался. Как тебе эльфийская кухня?
– Нравится, – рассеянно кивнул я. – Один мой знакомый тролль как раз сегодня собирался читать лекцию в эльфийском ресторане.
– В самом деле?
– Угу. О гадании на этом… на пупочном мусоре.
– Тогда нам стоит это услышать, – Ральф исчез в дверях спальни. – Дай мне пару минут – я хотя бы штаны надену.
Глава 8
Еще в самом начале наших занятий преподобный Кац рассказал мне одну историю.
Несколько веков назад, в маленьком городке, вроде Мэйрлстона, жил старый маг. Он рано остался вдовцом. Потому главной радостью в жизни была для него дочь. Единственный ребенок – бойкая, веселая девица на выданье. Жил с ней папаша, не тужил. Женихов подыскивал. И не тужил ровно до той поры, пока не начала дочурка мечтать о сцене. Певицей ей стать захотелось!
А желание ребенка – закон. Купил волшебник ей ноты, клавикорды, ящик драконьих яиц (от них, говорят, голос улучшается), нанял учителя. Ну и принялся ждать, когда талант возлюбленного чада расцветет буйным цветом и принесет обильные плоды. Чаду тоже надо отдать должное – природа наградила ее не только луженой глоткой, но и завидным прилежанием. Голосила она дни напролет. Вот результат себя долго ждать и не заставил.
Поползли по округе слухи. Соседи уверяли друг друга, что старый маг на склоне лет превратился в беспощадного домашнего тирана. Что мучает он дочь с утра до вечера. Да так, что от ее крика кровь стынет в жилах. После того, как к отцу будущей примадонны наведалась городская стража (искали орудия пыток), несчастный родитель крепко задумался. Подумал он, подумал, да и нашел решение. Теперь, как только дочка садилась за клавикорды, маг усаживался у раскрытого настежь окна, дабы мотающейся по ветру бородой и сияющей на солнце лысиной возвестить миру о своей полной непричастности к творящемуся рядом высокому искусству.
Это сработало. Слухи прекратились.
Но в один прекрасный день мимо дома волшебника шел тролль. Эта раса не отличается особой любовью к искусству в целом и музыкальностью в частности. Однако трубный глас чародейской дочери (сама она потом уверяла, что исполняла нежнейшие соловьиные трели) настолько сразил сердце сына гор, что он даже позабыл куда направлялся. Букета цветов нигде поблизости не оказалось. Но желание выразить певице свою признательность было столь велико, что тролль стащил с ноги сапог и запустил им в распахнутое окно.
Как отреагировала дочь, когда к ее ногам рухнул бесчувственный отец, да еще и с отпечатком подошвы на почтенной плеши, – не знаю. Почему-то подозреваю, что шума от этого не убавилось.
Целых три дня понадобилось лучшему в округе врачу-эльфу, чтобы снова поставить чародея на ноги. Любящая дочь все это время не отходила от него ни на шаг. Держала отца за руку, читала ему книги. А иногда пела самые чудесные, по ее мнению, песни. Даже – чего уж там – не иногда.
Когда же чародей пришел в себя, то рассказал об удивительном сне. Наука так и не смогла установить причину – удар по темечку или сила вокального искусства будущей дивы, но все три дня магу снились летящие в него сапоги. Злонамеренная обувь в полете шевелила подошвами и увеличивалась в размерах.
Вернувшись домой, вдохновленный волшебник начал работу над новым заклятием. По замыслу – способным менять величину предмета.
Первое, на чем он испытал готовую формулу, – старый детский мячик. Увы, заклятие оказалось нестабильным. Пользоваться им по назначению так никто и не начал. Тем не менее, благодаря ему на свет появился самый популярный магический вид спорта – флайбол.
Наверное, в мире нет ни единого мага, вампира или гнома, который бы не сыграл во флайбол хоть раз в жизни. Даже чопорные эльфы не устояли перед этим чародейским гибридом футбола и баскетбола.
На первый взгляд играть во флайбол очень просто. Две команды, по одиннадцать игроков каждая, пытаются забить мяч в ворота противника. Сделать это можно как руками, так и ногами. Хоть и крыльями, если у кого они есть! Но основная сложность игры – флайбольный мяч. Он очень необычный.
На сшитый из кожи саламандры небольшой мячик опытный маг накладывает заклятье. То самое, которое открыл отец певицы. Заколдованный мячик обретает способность хаотично менять форму и размер. Он то раздувается до величины каретного колеса, то вытягивается длинной колбаской, то сжимается до размеров яблока, то сплющивается в лепешку… К тому же мяч может самостоятельно летать и безо всякой видимой причины изменять направление и скорость полета. От игроков требуется немалая сила и ловкость – попробуй-ка заставь несговорчивый спортинвентарь влететь в нужные ворота! То и дело приходится высоко подпрыгивать, наклоняться до самой земли, а уж про то, что целую игру бегаешь со всех ног, – и говорить нечего…
Размышляя обо всем этом, я лежал в своей каюте и тщетно пытался уснуть. За плотно задернутыми шторами царила уютная, почти ночная темнота. Шелковая постель приятно холодила кожу. Сквозь закрытую дверь смутно доносилось баюкающее тиканье часов в гостиной и мирное похрапывание Усатой Хельги в соседней комнате. Но, несмотря на то, что за окном уже давно сиял солнечный день, а ночь посадки на корабль никак нельзя было назвать легкой, сон упорно меня игнорировал. Я ворочался с боку на бок. Подкладывал ладони под щеку. Даже мысленно считал единорогов.
Безрезультатно! Мысли настойчиво возвращались к флайболу и тем спортивным баталиям, в которых мне предстояло участвовать сегодня вечером. Я перебирал в уме все пассы, финты и комбинации, какие только знал. Затем в памяти всплыли тахранский генерал и Мадам Медок. Потом с чего-то припомнилась давно прочитанная книга о русалках и прочих водных жителях. И наконец, когда я попытался прикинуть в уме объем увиденного сегодня аквариума-арки, меня сморил неглубокий сон.
Мне привиделось, будто я убегаю по незнакомой лужайке от огромного гадко хлюпающего слизня. Бежать было трудно. Высокая трава хватала за ноги, а встречный ветер, казалось, сковывал движения. Чем быстрее я старался бежать, тем ближе оказывалось мерзкое, что-то невнятно бормочущее существо. Собрав все силы, я рванулся вперед. Однако поскользнулся и полетел лицом на траву.
От болезненного удара о землю меня спасло пробуждение. Несколько мгновений я переводил дыхание, соображая, где нахожусь и что случилось. В комнате было так же темно и тихо. Даже храпение няньки за стеной прекратилось. Но стоило мне собраться снова уснуть, как я едва не подскочил от того самого знакомого хлюпанья. Вполне материальные звуки с перерывами доносились откуда-то из гостиной.
Я выбрался из постели и на цыпочках прокрался к двери. Пару секунд внимательно прислушивался. Сначала все было спокойно, а затем хриплый голос что-то пробормотал, и хлюпающие звуки направились в мою сторону. Недолго думая, я толкнул от себя дверь.
Дверь не открылась – уперлась во что-то мягкое!
– Ахтунг! – зашипело это неведомое мягкое. – Осторошно!
Я просунул голову в узкую щелку.
– Фрау Деффеншталь? Что вы делаете?
– О, герр Эрик! Как хорошё, чьто ви встали. Это просто кошмар!
Моему взору предстало занятное зрелище. Достопочтимая консильера, одетая лишь в длинную ночную сорочку, стояла на четвереньках у двери моей спальни. В руках она сжимала какую-то кружевную тряпку – видимо, одну из своих блузок, специально для этой цели пожертвованную – и старательно терла ею пол. Мокрая тряпка скользила по дорогому линолеуму и издавала характерное хлюпанье.
– Это нье корапль, а свинарник! – с чувством изрекла Хельга, выпрямляясь. – Здесь ушасная грьязь!
– В самом деле? – я недоуменно обвел взглядом гостиную. Комната показалась мне безукоризненно чистой.
– О, йа! Только в гостиной я наискайт на полю целых четыре пятна от моющего сретства! Четыре! – В подтверждение своих слов Хельга затрясла у меня перед носом четырьмя оттопыренными сосискообразными пальцами. – А когда я заходиль в ванную, то знаетье, шьто там виползайт из-за унитаза?
– Что-то нехорошее? – я приподнял бровь. Судя по тону Хельги из-за отхожего места выползла, по меньшей мере, голодная мантикора, которая к тому же посмела покуситься на нижние полушария пышной нянькиной фигуры.
– Паук! – свирепо зашипела Хельга. – Я проснулась и заходиль в ванную, а он выползайт. Я бросайт в него полотенце! А когда наклонилась – увидайт пятно на полю! О, я говорить с герр капитан! Пусть герр гауптман сделайт порядок на свой корапль. Я не позволяйт нам жить в этот свинарник! В этот паучий закоулёк!
– Может попытаться просто вызвать горничную? – я приоткрыл дверь пошире. Сначала мне хотелось тоже выйти в гостиную. Однако в последний момент я сообразил, что будет не очень удобно предстать перед фрау Деффеншталь почти в чем мать родила. Дверь снова прикрыл.
– Уже вызывайт два раза. Но она нихт! – Хельга с таким презрением посмотрела на свою оскверненную блузку, словно та была причиной всех несчастий. – Какие же эти маги нерьяхи!
Бормоча под нос что-то невнятное, Хельга развернулась и неспешно направилась прочь. Около рояля она остановилась. Пару секунд тщательно осматривала крышку. Затем придирчиво провела по лакированной поверхности пальцем. Снова немного поворчав и повздыхав, консильера наконец исчезла в дверях своей спальни.
Я бросил беглый взгляд на часы. До семи вечера оставалось чуть больше часа, потому снова укладываться спать было бессмысленно. Да мне и не хотелось. После секундного раздумья я решил, что будет неплохо посвятить этот час прогулке и изучению корабля. Исполинское судно напоминало мне безнадежно запутанный лабиринт. А перспектива провести почти месяц, постоянно разыскивая нужные входы и выходы, меня не устраивала.
Пока я копался в шкафу в поисках подходящей для такого случая одежды, во входную дверь номера постучались. Я не смог удержаться от улыбки, представляя разворачивающуюся за стеной сцену. Бедная горничная, наверное, и опомниться не успела, как на ее голову обрушился шквал упреков. Во всяком случае, надевая летний льняной костюм, я мог различить только доносящееся из-за двери хриплое контральто фрау Деффеншталь.
В гостиной же, как и ожидалось, я обнаружил разгневанную няньку с той же кружевной тряпкой в руках и совсем молодую троллиху в белом переднике. Троллиха испуганно смотрела на Хельгу и обеими руками крепко держалась за черенок швабры в надежде спрятаться за ним. Как-никак, вид рассерженной упырицы, да еще и размахивающей тряпкой, кого угодно напугать может.
Сама же горничная источала поистине убойный чесночный аромат. Сразу видно – она не на шутку готовилась к посещению логова свирепых, беспощадных упырей и кровососов. Смешавшись с духами Усатой Хельги, этот запах вполне мог бы быть использован как химическое оружие. Стараясь вообще не дышать, я как можно дальше обошел благоухающую горничную и выскользнул из номера. Запах чеснока в коридоре ослаб, но не исчез. Вдохнуть же полной грудью я осмелился только выйдя на открытую палубу.
Пассажиров там оказалось гораздо меньше, чем утром. Я заметил лишь нескольких магов, расположившихся на деревянных садовых скамейках, да рассеянно бродящего около кадки с пальмой гнома. Оркестрик тоже исчез. Вместо него на эстраде теперь скакали два мима с ярко раскрашенными лицами. А чуть поодаль, в пестрой открытой палатке, дремала дородная ведьма-мороженщица.
Несколько мгновений я просто стоял на одном месте, размышляя – с какого направления лучше начать знакомство с кораблем. И пока голова думала, ноги сами сделали выбор. Я медленно зашагал по широкому проходу, тянувшемуся вдоль всего борта лайнера.
По ту сторону борта, глубоко внизу, за невысокими, но массивными перилами, простиралось бесконечное, немного поблескивающее в лучах направляющегося к закату солнца, море. Я долго всматривался в его просторы. Из книг мне было известно, что там живут дельфины. И очень часто они развлекаются, сопровождая корабли и выпрыгивая из воды у самого носа или боков судна. К сожалению, в тот день дельфинов я так и не увидел. Если они и правда резвились в волнах у боков "Парацельса", то под таким углом заметить их было невозможно. Или же расстояние оказалось слишком велико – даже для моего вампирского зрения.
На палубе же интересного было еще меньше. По странному совпадению, именно в этой части лайнера собрались чуть ли не все имеющиеся парикмахерские и салоны красоты. Я насчитал никак не меньше шести таких, вне всякого сомнения, нужных, важных и полезных заведений. Видимо, по замыслу конструкторов, пассажиры только для того отправлялись в плаванье, чтобы всю дорогу делать себе прически и маникюры, а в перерывах – украшать тело пирсингом да татуировками.
Мне же эти храмы красоты приносили пользу. Над их стеклянными дверями и окнами заботливые хозяева установили особые козырьки из яркой ткани – прятаться от палящего полуденного солнца. Благодаря им при передвижении по палубе можно было почти не выходить из спасительной тени.
Я поравнялся с последней цирюльней и остановился. Впереди проход перекрывала огромная межпалубная лестница-развязка. От одного только ее вида я пришел в восторг. Как и все на "Парацельсе", лестница была отделана с невероятной роскошью и блеском. Но меня привлекли вовсе не хрустальные светильники и позолоченные орнаменты. Ступени – вот, что было действительно интересным. Они состояли из какого-то невзрачного черного материала и даже не прикрывались ковровой дорожкой. Вместе с тем это были самые удивительные ступени, которые я когда-либо видел. Они двигались! Сами! Без магии! Тихонько жужжа, лестница медленно плыла вверх.
Вот к ней подошли две дриады. С плохо скрываемой опаской они встали на ступеньки и, хихикая, вознеслись к верхним палубам. Следом за дриадами то же проделали три мага и гном. Я уже собрался последовать их примеру, когда дверь ближайшего салона красоты открылась, и на пороге показался мужчина с тростью и в охотничьей шляпе с пером.
– А, Рюрик, вот так встреча! – радостно прокричал он и, как к старому знакомому, протянул ко мне обе руки. – Какая приятная неожиданность.
– Я Эрик…
– Это не важно, – отмахнулся Клавдий. – Я все равно рад тебя видеть.
С этими словами интеллигентный тролль принялся трясти мою руку.
– Что привело тебя сюда, мой юный друг? Неужели желание стать еще красивее? – тролль расплылся в улыбке. – Хоть я и не знаток вампирской красоты, но уверен, что ты и так дашь фору даже вон тому, не побоюсь этого слова, красавцу.
Клавдий ткнул набалдашником трости в сторону витрины и расхохотался. Я посмотрел туда, куда он показывал и тоже улыбнулся.
Витрину цирюльни украшало изображение франтовато одетого юноши. Кем был этот персонаж я так и не смог понять, поскольку сквозь хитроумную конструкцию из его налакированных волос пробивались острые, явно эльфийские, уши. Вместе с тем оскаленные в неопределенной полуулыбке клыки могли принадлежать только кому-то из моих сородичей.
Создавая сей рекламный шедевр, неизвестный живописец попытался придать лицу героя выражение радости и всеохватывающего восторга. Со стороны же казалось, будто парень вопит от ужаса – так боится происходящего вокруг. И испугаться там было чего. Слева на несчастного надвигались угрожающего вида ножницы – более уместные в руках садовника, чем парикмахера. Справа – сияла заостренными зубьями не менее пугающая, прям инквизиторская, расческа. На заднем плане виднелись зловещая фигура цирюльника в клетчатом переднике и высокое кресло – вместе это напоминало палача у эшафота.
– Я всегда говорил, что лучшие украшения для мужчины – ум и храбрость. Без них все остальное не имеет значения. Запомни, – Клавдий назидательно поднял вверх указательный палец, – ум и храбрость! Вот что должно тебя заботить.
– Обязательно запомню, – с серьезным видом кивнул я. – Теперь к парикмахеру буду ходить только ради этих качеств.
К сожалению, Клавдий не почувствовал иронию. Или же сознательно пропустил ее мимо ушей.
– Ох уж эта внешняя красота – как она недолговечна! – с видом философа посетовал он. – Не красавцы, а только герои остаются в сознании потомков. Вот возьмем, к примеру, меня – разве стал бы я писать книгу о Кассиусе Кривозубе, если бы он ничего не имел, кроме смазливой мордашки? Да во всей библиотеке Ее Величества ты не найдешь ни одной книги о ком-то подобном! Все они о героях!
Тролль сделал паузу и благостно улыбнулся.
Я уже собрался поинтересоваться, зачем в таком случае посещал салон красоты сам Клавдий, когда стеклянная дверь открылась снова, и оттуда вышли мужчина и женщина. Первым оказался престарелый тролль в костюме песочного цвета. Редкие волосы на его голове безуспешно пытались замаскировать аккуратную блестящую лысину, очень похожую на птичье яйцо в гнезде. Чисто выбритое лицо дополняла узкая бородка – такая жиденькая и длинная, что любой патриарх козьего племени лопнул бы от зависти.
Второй была вампирша в синем платье. Несмотря на другую одежду и прическу, я легко узнал в ней утреннюю террористку – ту, что бросила мороженым в тахранского генерала. Вампирша моментально пресекла неуклюжую попытку своего спутника взять ее под руку и осторожно поправила рукав на левом предплечье. Мне показалось, что по ее лицу скользнула едва уловимая тень – словно это простое движение ей было крайне неприятным или даже болезненным.
Оказавшись на палубе, старый тролль растеряно осмотрелся. Как только он заметил Клавдия, растерянность на морщинистом лице сменилась выражением почти детской радости и облегчения.
– Ты знаешь, на этом корабле я уже успел пересечься с массой ярких личностей, – снова заговорил бывший библиотечный сторож. – Как хорошо, что Ирэна уже закончила свои дела – я могу тебя со всеми познакомить!
– Вообще-то, мне надо торопиться, – попытался запротестовать я. Но, как оказалось, слишком поздно. Старый тролль и вампирша уже подошли к нам. Развернуться и уйти – теперь было бы крайне невежливо.
Клавдий вдохнул побольше воздуха и разразился новой тирадой.
– Эта женщина – Ирэна – очень смелая леди, – тараторил он мне над самым ухом. – Видел бы ты, как она сегодня поставила на место этого тирана – Штромма! Унизить диктатора, да еще при охране – не у каждого найдется столько гражданского мужества! Даже, не побоюсь этого слова, героизма!
– Клавдий… – негромко произнесла Ирэна. Ее голос оказался очень мягким и мелодичным.
– Не надо скромности, – замахал руками тролль. – Я говорю чистую правду! Тебя вполне могли убить или покалечить эти головорезы! Хорошо, что администрации корабля не нужен скандал и капитан Монти замял дело. Иначе штрафом это все не кончилось бы. Тебе, как бывшему члену вампирского сопротивления и…
– Клавдий! – женщина угрожающе сверкнула глазами. Тролль запнулся на полуслове. Я по наивности подумал, что на этом его красноречие иссякнет. Но уже в следующую секунду он снова принялся трещать мне на ухо.
– А еще хочу тебе представить Корнелия, – Клавдий кивнул в сторону рассеянно улыбающегося старика. – Пройдет какое-то время, и ты будешь гордиться знакомством с ним! Он настоящая легенда!
Я изобразил вежливую улыбку и как можно искреннее заверил вампиршу и обоих троллей, что невероятно рад оказанной чести. Пока я расточал любезности, живая легенда детей гор настолько увлеклась рассматриванием пуговицы с фамильным гербом на моем воротнике, что не сразу заметила протянутую для приветствия руку. Вампирша же лишь коротко кивнула и сразу отвела глаза.
– Корнелий – великая личность, – захлебывался от восторга Клавдий. – Он, не побоюсь этого слова, один из виднейших путешественников нашего народа. Мудр, как Квазимодо и побывал в таких странах, о существовании которых даже я знаю только из энциклопедий, а ты, наверное, и совсем не слышал. Он объездил весь мир!
Чтобы я получше проникся важностью его рассказа, Клавдий положил руку мне на плечо и принялся потихоньку подталкивать меня поближе к старику-путешественнику. Последний никак не реагировал на славословия в свой адрес. Он уже успел позабыть о пуговице и теперь не отрывал глаз от моего рта – увиденные вампирские клыки его явно занимали больше всяких условностей.
– …он пересекал долины Харамбы и Нуагарии, записывал легенды народа йети в горах Маринезии, ловил мантикор на Вервольфовых островах и даже был допущен ко двору короля кентавров на Иммортском архипелаге! – от бьющих через край эмоций Клавдий даже слегка хлопнул меня между лопаток. – А еще он лично знаком со многими участниками Ламьенбергского восстания. И согласился стать консультантом для моей книги! Правда, Корнелий?
Клавдий щелкнул каблуками и всем корпусом развернулся к собрату.
Тот еще несколько секунд пытался незаметно вникнуть в таинства моего зубного состава, прежде чем поймал на себе взгляд соплеменника-интеллигента. Сообразив, что от ответа уйти не удастся, Корнелий пожевал губами и изрек:
– Да, друг мой, ты совершенно прав. Цены на стрижки здесь просто грабительские!
Со стороны Ирэны послышалось сдавленное фырканье. Вампирша быстро отвернулась и торопливо полезла в сумочку – ей отчего-то срочно понадобилась губная помада. Мне же пришлось изобразить приступ кашля, чтобы скрыть неуместный смех.
– А вот кентавры стригутся очень редко. – Как ни в чем не бывало продолжал тролль. – У них длинные волосы – показатель статуса.
– Бедняга плоховато слышит, – виновато пробормотал Клавдий.
Корнелий перевел мечтательный взгляд с меня на слегка покрасневшую Ирэну, и уж совсем ни к селу ни к городу выдал:
– Кстати, я думал твой сын будет постарше. Но все равно вы вдвоем очень мило смотритесь, – Корнелий одобрительно кивнул в мою сторону. – Такое трогательное семейное сходство.
После этой реплики он, видимо, решил, что принял достаточное участие в разговоре и снова углубился в молчаливое созерцание – на сей раз шляпы Клавдия.
Реакция же на этот бестолковый комментарий оказалась настолько странной, что я даже забыл поправить старика-путешественника.
Как только Корнелий обратился к Ирэне, Клавдий почему-то сильно забеспокоился. Он начал нервно переминаться с ноги на ногу, мямлить что-то нечленораздельное. А когда речь зашла о семейном сходстве, он достал огромный носовой платок и принялся вытирать им лицо.
– Ах, как жарко! Как жарко! – неестественно громко сетовал он.
Ирэна замерла как изваяние. Все ее настроение улетучилось в один миг. Слабый румянец на щеках исчез. Теперь она была мертвенно бледной, как восставший покойник из человеческих сказок. Между ее бровей легла хорошо различимая вертикальная морщинка. Ноздри затрепетали, а в глазах появился такой пронизывающий холод, что, несмотря на теплый летний вечер, мне захотелось зябко поежиться.
Возникшая пауза с каждой секундой становилась все более натянутой. Я смотрел на своих собеседников и решительно ничего не понимал. Наконец Клавдий нашел способ нарушить молчание:
– Э…что-то я проголодался, – с деланной беспечностью заулыбался он. – Здесь рядом я видел отличный ресторан эльфийской кухни. Может нам стоит переместиться туда? Думаю, всем известно, что в культурном обществе за интеллигентной беседой любое блюдо кажется еще вкуснее? Я вот недавно читал об очень интересном кентаврийском обычае – гадании на пупочном мусоре. Идемте же, это будет очень, не побоюсь этого слова, познавательно!
– Прошу прощения, но мне придется вас оставить, – учтиво огорчился я. – Еще утром я пообещал одному юноше, что составлю ему компанию на стадионе.
– На стадионе? – от голоса Ирэны я почему-то вздрогнул. – Ты профессиональный спортсмен?
– О, нет. Всего лишь иногда играю во флайбол. Для удовольствия.
Ирэна ничего не ответила. Мне показалось, что упоминание о флайболе ей тоже не понравилось – вампирша сдвинула брови и крепко сжала кулаки.
– Я забыла свой зонт, – сказала она скорее в пространство, чем кому-то из нас. – Не помню где. Не ждите меня!
С этими словами женщина круто развернулась и, ни на кого не глядя, быстро зашагала прочь. Клавдий пару раз растерянно открыл и закрыл рот. Корнелий же, по всей видимости, даже не заметил ухода одного из своих собеседников.
Я воспользовался этим секундным замешательством и тоже попрощался с троллями. Уже стоя на движущейся лестнице, я расслышал голос Корнелия:
– Как думаешь, Клавдий, им клыки в жизни не мешают? Мне бы мешали...
Глава 9
Добраться до одиннадцатой палубы оказалось не так просто, как я предполагал. Создатели "Парацельса", наверное, преследовали цель – запутать пассажиров. В планировке лайнера не было и намека на логику. Размещение ходов и выходов на каждом этаже настолько отличалось от такового на остальных, что то и дело возникало чувство, будто попадаешь на другой корабль, а не просто на новый ярус. Чудесная лестница-развязка донесла меня только до девятой палубы. Там, по какой-то непостижимой причине, она обрывалась, и, чтобы найти дорогу дальше, мне пришлось спрашивать направление у стюардов. Наконец, вдоволь покружив и поблуждав по многочисленным переходам да галереям, я оказался на месте.
Стадион представлял собой огромное овальное сооружение под стеклянным куполом. Снаружи его стены украшали раскрашенные барельефы с изображенными атлетами. Присмотревшись, я заметил, что барельефов было двенадцать, а каждый атлет олицетворял собой какой-нибудь вид спорта. Вверху, у самого основания купола, выстроились в ряд пять гигантских объемных литер. Из них складывалось название спортивного комплекса – "Олимп".
Попасть внутрь сего архитектурного шедевра можно было через один из трех порталов с вращающимися дверями. Однако два из них оказались запертыми. Третий же – центральный – перегораживался обычным деревянным стулом, на котором торжественно восседал толстый гном-охранник. Нелегкая служба уже успела основательно измотать бедолагу, и он, разложив на коленях бумажную салфетку, вознамерился восполнить силы запеченной свиной ножкой.
Я оценивающе посмотрел на дверь. Повернуть ее и при этом не сдвинуть с места гнома было невозможно. Еще каких-либо входов-выходов, кроме названных, тоже нигде не было видно. Но поскольку пассажиры как-то на стадион да попадают, я решил, что придется просить стража порядка немного подвинуться.
Уже направившись к охраннику, я услышал, как чей-то голос произнес мое имя. Я обернулся. Вздох удивления и восхищения сам собой слетел с моих губ. От ближайшей лестницы ко мне гордо шествовал Ральф. Выглядел он необычно. Вместо мантии и строгого классического костюма, на нем были надеты зеленые шорты, доходившие чуть ниже колен, кроссовки с шипованными подошвами и синяя футболка с эмблемой Королевского флайбольного общества на груди. На пальце сиял неизменный магический перстень-артефакт, с которым молодой волшебник, похоже, никогда не расставался. А самым удивительным было то, что даже в этом – ну никак не торжественном – наряде, парень умудрялся сохранять присущую ему горделивую осанку и царственное выражение лица. Я почему-то подумал, что именно так и выглядели древние боги, когда спускались с небес учить примитивных жителей еще молодого мира ремеслам, наукам и основам магии. Даже среди смертных они оставались небожителями.
– Извини, я, кажется, заставил тебя ждать? – сказал Ральф, подойдя ко мне и приветственно пожимая руку. – Надеюсь, ожидание хотя бы не было долгим?
– Нет, что ты. Всего пара минут,– как можно равнодушнее постарался ответить я. И, взглянув на карманные часы, добавил: – Тем более еще даже нет семи.
Ральф улыбнулся уголками губ:
– Слава Мерлину, я хотя бы не опоздал.
– Да, – улыбнулся я в ответ. – Но, думаю, минутное опоздание здесь вполне простительно. На этом корабле сам Минотавр заблудился бы.
– Это точно!
Ральф рассмеялся. Не без удовольствия я отметил, что маска высокомерия начала сходить с его лица.
– Ну так что? – уже без тени официальности осведомился он. – Вперед?
Вместо ответа я согласно кивнул, и мы оба направились к входному порталу.
Гном-охранник был настолько поглощен уничтожением свиной ножки, что не обратил никакого внимания на такую мелочь, как двое подошедших пассажиров. Сначала Ральф пытался сверлить его пристальным взглядом. Однако с таким же успехом можно было бы гипнотизировать и мраморного атлета на барельефе. Гном и ухом не повел. Наконец я не выдержал и требовательно кашлянул.
– Мвфгх? – промычал охранник с набитым ртом. – Шего вам надо?
– Простите, сударь, но мы с моим другом хотели бы немного поиграть во флайбол, – с холодной вежливостью произнес маг.
– И шего? – гном даже не перестал жевать. – Я тут при шем?
– Как это "при чем"? – удивился Ральф его нерасторопности. – Пропустите нас, будьте любезны!
Гном на секунду перестал чавкать и наконец удостоил нас беглым взглядом из-под кустистых бровей.
– Тренировка уже началась! Вы в команде? Что-то я вас там не видел. – Страж сунул руку под стул и достал оттуда бутылку с газировкой. – Где ваши пропуска?
– Какие пропуска?
– Такие! – передразнил охранник. – Вы ведь тоже будете играть за первенство Орралендского Клуба?
Мы с Ральфом переглянулись.
– Если я вас правильно понял, – недоверчиво начал мой спутник, – на «Парацельсе» сейчас едет одна из команд Орралендского Клуба?
– Угу, – гном приложил бутылку к губам и смачно забулькал. – В полном составе!
– Ты что-нибудь слышал об этом? – тихо спросил я Ральфа.
Тот лишь отрицательно мотнул головой:
– Ничего. Хотя флайболом немного интересуюсь.
– Плохо интересуешься! – гном заткнул бутылку и спрятал ее обратно под стул. – Вот! Здесь все написано!
Даже не обтерев пальцы, охранник вытащил из нагрудного кармана сложенную вчетверо бумажку. Шумно сопя, он триумфально протянул ее волшебнику. Ральф немного поколебался, но все же взял покрытый сальными пятнами листок и пробежался глазами по написанному.
– Ах, вот оно что, – наконец проронил он. – "Креммерская катапульта" – всего лишь команда третьей лиги. – Парень аккуратно сложил документ. – Теперь понимаю.
Гном изменился в лице.
– Что? – протянул он, поднимаясь с места. – Ты сказал "всего лишь третьей лиги"? По-твоему, третья лига – это "всего лишь"? Да ты хоть знаешь, как трудно туда попасть?!
Блюститель порядка выпрямился в полный рост и попытался потеснить обидчика, надвигаясь на него всем корпусом. Эта затея не увенчалась успехом – Ральф не шелохнулся. Все-таки трудно морально подавить противника, если макушкой едва достаешь ему до уровня груди. Гном это понял и решил ограничиться размахиванием свиной ножкой.
– Моя дочка играет в третьей лиге по гонкам в ступе, – задыхался от негодования слуга закона. – И попасть туда не легче, чем в эту вашу Мерлиновскую Академию!
Если бы гном мог испепелять взглядом, то от Ральфа осталась бы кучка пепла. Но к счастью, таким талантом природа его обделила – маг даже не задымился. Вместо этого он невозмутимо выслушал обличительную тираду и спокойно произнес:
– Прошу меня простить, если чем-то обидел. Конечно же, игроки третьей лиги заслуживают не меньшего уважения, чем их коллеги из первой или даже высшей.
Гном презрительно фыркнул в ответ. Ничего не говоря, он выдернул из рук Ральфа свою бумажку и, старательно игнорируя нас обоих, снова уселся на стул. Не начавшийся, по большому счету, разговор был окончен.
Ральф задумчиво посмотрел на свой перстень и развернулся на каблуках.
– Пойдем, Эрик, – тихо позвал он и, не оглядываясь, зашагал прочь.
После секундного замешательства я поспешил за ним.
– Какой-то ненормальный гном нам попался, – отойдя от стадиона, дал я волю своему возмущению. – Еще чуть-чуть, и он нас этой ножкой накормил бы! Во всяком случае, тебя. И как таких в охрану берут?
Я наконец догнал Ральфа и заглянул ему в лицо. К моему удивлению на нем играла широкая улыбка, без тени злости или возмущения.
– Ерунда, – беззаботно ответил он. – Никто бы не стал на нас деликатесы переводить. Зато какую бурю в стакане мы увидели!
– Тебе смешно?
– А тебе разве нет?
Мы подошли к лестнице, и чародей, хитро прищурившись, посмотрел мне в глаза.
– Разве что совсем немного, – признался я. – Но все равно – что нам теперь делать? О флайболе-то на сегодня придется забыть.
– Ну и ладно, – Ральф взялся за перила. – У нас сейчас начинается прекрасный летний вечер. И мы находимся на корабле, где уйма подходящих мест для отдыха. Неужели мы ничего не придумаем? Если ты, конечно же, согласишься составить мне компанию.
У меня перехватило дыхание. И он еще спрашивает!
– Разумеется, соглашусь! Даже буду очень рад!
– Вот и отлично!
Ральф начал быстро спускаться на нижнюю палубу.
– Тогда, может, пойдем в боулинг-клуб? – я старался не отставать. – Никогда там не был! Дедушка говорил, что эту игру придумали люди.
– Прекрасная мысль, – одобрительно кивнул мой спутник, не сбавляя шаг и не меняя направление.
– Или же можно покататься на катке… – снова предложил я.
– Тоже неплохо.
– Или сходить в театр…
– Почему бы и нет.
– Или в ресторан…
– Было бы замечательно.
– Или в цирк…
– Угу…
– Так куда мы идем? – не вытерпел я.
Лестница закончилась, и мы свернули в один из коридоров.
– Из того, что ты перечислил – никуда. По крайней мере, сейчас. Мы пойдем ко мне в номер.
– Куда?! – я даже остановился от неожиданности.
– Ко мне, – терпеливо повторил Ральф. – Понимаешь, куда бы мы ни собрались – хоть в театр, хоть в ресторан – я не могу там появиться в таком виде. Собственно, и тебе переодеться не помешало бы, но ты хоть не в шортах. – Маг оценивающе посмотрел на мой костюм. – Пойдем. Не бойся – я не кусаюсь.
Я хотел ответить, что никого не боюсь, и, если на то пошло, то кусаться – скорее моя специальность, но Ральф уже успел отойти на несколько шагов, и мне ничего не оставалось, как следовать за ним дальше. Мы пересекли два коридора и одно подобие какой-то крытой террасы. Затем спустились еще на одну палубу и наконец оказались перед лакированной дверью – точно такой же, как и в нашей с Хельгой каюте. Я ожидал, что Ральф полезет в карман за ключами, но он вместо этого лишь небрежно провел рукой на уровне замка. Перстень слабо вспыхнул, а дверь со щелчком отворилась.
– Прошу, – парень сделал приглашающий жест. – Добро пожаловать в мои скромные апартаменты.
Я вошел и осмотрелся. Первым ощущением было легкое чувство дежавю. И планировкой, и убранством этот номер сильно напоминал наш. Такие же размеры, почти такая же мебель, подобная цветовая гамма. Даже ковер точно такой же! Единственное отличие – отсутствие второй спальни. Да еще, пожалуй, окно. Оно было побольше, прикрывалось менее плотными занавесками, а в раме стояли обыкновенные, а не дымчатые стекла.
– Ну что? Присаживайся! Хочешь чего-нибудь выпить? – маг, как гостеприимный хозяин, настежь распахнул бар. – У нас тут есть коньяк, шампанское, яблочный и апельсиновый соки, газировка. Даже кровь есть! Правда, чтобы её добыть, ты должен будешь меня растерзать. Так тебе чего?
Я рассмеялся – любовь Ральфа к шуткам была приятным открытием.
– Если не трудно – апельсинового сока. А без кровопусканий мы как-нибудь обойдемся.
Ответить он не успел. В спальне вдруг послышался сначала шорох, затем шаркающие шаги и наконец дверь распахнулась. На пороге появилась худосочная, похожая на мумию ведьма с погасшей дамской сигаретой в руке. Она обвела взглядом комнату и безо всяких приветствий или прелюдий заговорила:
– Ральфи, мальчик мой, – проскрипел немного картавый голос, – что такое? Ты почему ни разу не спускался кушать? Разве ты не знаешь, что надо беречь желудок? И кто тебе сказал, что держать все те пробирки в спальне – хорошая идея?
Ральф застыл на месте. Он явно не ожидал застать кого-то у себя.
– Я был с профессором в лаборатории, – пробормотал он. – Там мы и пообедали.
Ведьма закатила глаза:
– О, представляю, чем он тебя кормил! Я, конечно, не знаю, что вы там ели, но таки подозреваю, что ничего полезного!
Незнакомка на мгновение снова скрылась в спальне и вернулась оттуда с плотным бумажным свертком:
– Я принесла тебе покушать.
– Спасибо, тетя Мирра.
– И таки убери те пробирки.
– Хорошо, тетя.
Ведьма положила сверток на журнальный столик.
– А это у нас тут кто? – наконец дошла очередь и до моей персоны. – Что за очаровательный юноша?
– Это Эрик, – почему-то неохотно представил меня Ральф. – Мы недавно познакомились, и он тоже интересуется сыскной магией.
– Очень рад встрече, мадам, – я почтительно склонил голову. – Всегда к вашим услугам.
– Вай, как мило! – Ведьма приветливо улыбнулась и благосклонно протянула мне руку для поцелуя.
Я галантно прикоснулся губами к сухой, как пергамент коже, и улыбнулся в ответ.
Делать этого, как оказалось, не стоило. Едва тетя Мирра сообразила, с кем любезничает, ее улыбка увяла, а глаза округлились.
– Ой-вэй… – выдохнула она, пятясь к дверям спальни. – Ральфи, мальчик мой, мне нужна твоя помощь!
Ральф вымученно усмехнулся.
– Подожди меня, пожалуйста, – виновато сказал он, глядя мне куда-то под ноги. – Располагайся и будь как дома.
– Без проблем, – ободряюще кивнул я.
– Ральфи, это срочно! – упорствовала женщина. – Иди сюда!
Парень тяжело вздохнул:
– Иду!
Оба мага вошли в спальню и закрыли за собой дверь. Я уселся в кресло с твердым намерением не подслушивать. Однако стены оказались настолько тонкими, что расслышать происходящее в спальне смог бы даже самый тугоухий гоблин, не то, что вампир. Каждое слово звучало так отчетливо, словно разговаривали прямо у меня перед носом.
– Ральфи, мальчик мой, что я вижу? – картавил голос тети Мирры. – Ты зачем сюда привел это существо?
– Какое существо, тетя? – с нарочитым непониманием переспросил Ральф.
– Как это, какое? Явно не морскую свинку! Хотя лучше бы он был морской свинкой. Это так и надо, что у тебя в гостиной сейчас сидит вампир?
– Тетя, пожалуйста, не начинай.
– Что значит – не начинай? Как это – не начинай? – Из-за двери послышались шаги. Похоже, ведьма принялась прохаживаться по комнате. – Если ты не знаешь, какими опасными могут быть вампиры, то просто возьми и спроси у тети Мирры!
– Я все прекрасно знаю…
– Нет, ты спроси у тети Мирры!
– Ничего мне не нужно спрашивать…
– И все равно ты возьми и спроси! – ведьма топнула ногой.
Ральф вздохнул. Женщина между тем продолжила:
– Вот если ты спросишь, то тетя Мирра тебе скажет, что ангельское личико не превращает твоего упыря в ангела.
– Эрик не упырь.
– Что?
– Эрик не упырь!
Ведьма нервно хохотнула.
– Ты хочешь сказать, что тетя Мирра уже выжила из ума? И что клыки ей привиделись?
– Нет. – Голос Ральфа излучал олимпийское спокойствие. – Я лишь хочу сказать, что вампиры и упыри – это две разные расы, каждая из которых имеет ряд магических, анатомических и этологических отличий.
– Вот только не надо меня учить! – фыркнула тетя. – Мне все равно кто он. Хоть кентавр в подтяжках! В любом случае ты сейчас пойдешь и прогонишь его!
– В любом случае я этого не сделаю.
Наступила мертвая тишина.
– Значит, даже вот так, да? – наконец отозвалась колдунья. – Значит, слово бедной старой тети Мирры уже ничего не стоит? Значит, на тетю Мирру уже пора плюнуть и растереть?
– Ну зачем ты это говоришь? – обиделся Ральф. – Ты же прекрасно знаешь, что все не так.
– Тогда почему ты его не прогонишь?
Снова зазвучали шаги. На сей раз по комнате ходил молодой маг.
– Тетя, Эрик никому ничего плохого не сделал. Тем более я сам его сюда пригласил. Наконец вспомни, куда мы едем! В Ламьенберге вампиров больше, чем в любом другом месте! Даже если захочу, там я не смогу от них спрятаться.
– О да! – драматически протянула ведьма. – Таки спасибо, что напомнил! Приятно сознавать, что скоро мы окажемся в самом логове упырей и кровопийц! И все благодаря этому Дерену – чтоб над ним каждый день вороны каркали!
– Но ведь дети ночи никогда не питались кровью магических существ! – снова попытался заступиться за меня Ральф. – Да и на немагических уже давно не охотятся. Вампиры тоже разумная раса, и тоже соблюдают закон.
– Да что ты говоришь! – Тетя Мирра саркастически хохотнула. – То-то разум у них прямо с клыков капает!
Ральф молчал.
– Так ты таки прогонишь упыреныша? – не унималась колдунья.
– Нет.
– Ральфи!
– Нет!
В спальне упало что-то стеклянное и покатилось по полу.
– Ладно, – прошипела ведьма. – Ладно! Пусть так! Только, если тебя найдут здесь с разорванным горлом, чтоб ты потом не говорил мне, что тетя Мирра тебя не предупреждала! Будешь тогда знать, какую кровь они пьют, а какую нет!
Ральф хотел что-то ответить, но его уже не слушали. Ведьма, как ужаленная, выскочила из спальни, ничего не говоря, пронеслась мимо меня и громко хлопнула входной дверью. Я даже подняться не успел.
В гостиную вошел Ральф. Вид у него был немного растерянный, однако он все же сумел изобразить достаточно убедительную ухмылку.
– Я, наверное, тоже пойду, – сказал я, вставая с кресла. – Мне пора.
– Но ведь мы только что пришли, – удивился волшебник.
– Я совсем забыл об одном деле.
– О каком еще деле?
– Ну, моя консильера… – попытался я что-то выдумать, – она просила подписать один документ… важный… деловой... Словом, еще увидимся!
– Эрик, подожди! – Ральф в один прыжок оказался рядом со мной. – Что случилось? Ты все слышал, да?
Я лишь развел руками:
– Извини.
Маг на секунду зажмурился и сделал глубокий вдох.
– Послушай, ты все неправильно понял, – быстро заговорил он. – Тетя Мирра совсем не такая мегера, как тебе сейчас, наверное, кажется. Она замечательная, добрая и отзывчивая ведьма. Просто немного… ну…
– Немного не любит детей ночи?
– Немного не может привыкнуть, что я уже не маленький. – Ральф поймал мой взгляд и отвел глаза. – А еще не может привыкнуть, что вампиры больше не враги. Во время последней войны она была целительницей. Ей до сих пор иногда снится госпиталь и стоны раненых, хотя прошло уже около шестидесяти лет.
– Как же она тогда согласилась, чтобы ты ехал в Ламьенберг?
Ральф кисло улыбнулся:
– Она не соглашалась. Я подписал контракт с Дереном без ее ведома. Сейчас тетя уже немного успокоилась, но все равно злится на профессора. Говорит, что он заморочил мне голову. Представляешь, она даже отказалась садиться на корабль вместе с нами, чтоб только его не видеть!
Мое желание уйти начало понемногу отступать.
– А где сейчас профессор? – поинтересовался я. – Мне казалось, вы будете путешествовать в общей каюте.
– Нет, я здесь один, – волшебник рассеянно посмотрел на приоткрытую дверь в спальню. – Профессор много занимается алхимией, и в такие минуты любое общество его отвлекает. Он всегда берет отдельный номер.
– Очень удобно, – я одобрительно кивнул. – И не только для него.
– Угу…
Ральф подошел к столику и взял сверток с едой.
– Курица в каком-то соусе, – констатировал юноша, развернув бумагу. – Кажется, чесночном.
Уточнять было необязательно. Резкие запахи, вроде чеснока, для обостренного вампирского обоняния все равно, что щелчок по носу. Я непроизвольно поморщился и сделал шаг назад. Заметив мою реакцию, маг торопливо замотал пакет обратно.
– А я ведь так и не налил тебе сока! – спохватился он. – Или ты передумал и сейчас хочешь чего-нибудь покрепче?
Я ответил, что не передумал и, чувствуя себя не очень уверенно, снова уселся в кресло. Пока Ральф наполнял стаканы, мое внимание привлекла стоящая на краю столика маленькая серебряная рамочка. В ней оказалась немного выцветшая фотография с запечатленной молодой ведьмой в весеннем саду. Ведьма счастливо улыбалась и приветливо махала рукой кому-то за кадром.
– Моя мама, – сказал Ральф, протягивая мне украшенный кокетливым зонтиком стаканчик с соком. – Это лучший ее снимок.
– Очень красивая женщина.
– Да, – бесцветно отозвался маг. – Увы, ее больше нет.
– Прости. – я осторожно поставил фотографию на место. – Мне очень жаль.
– Да ладно, – волшебник сел на диванчик напротив. – Прошло уже много времени.
Мы оба замолчали.
Я покосился на фото:
– А она совсем непохожа на свою сестру.
– Что?
– Твоя мама. Она не похожа на тетю Мирру.
Ральф неопределенно хмыкнул:
– Это да. Хотя тетя Мирра ей не сестра. Да и мне тоже она никакая не тетя. И не родственница.
– Как это?
Маг пожал плечами.
– Вот так. Это долгая история. Может еще сока?
Вместо ответа я лишь показал почти нетронутый стаканчик.
Ральф немного поерзал на диванной подушке и заговорил:
– Понимаешь, когда началась последняя война в Тахране, мне было чуть больше года. Эльфы тогда объявили о нейтралитете, а это значило, что и маги, и вампиры сами должны были лечить своих раненых. Вот военные и начали искать целителей – магов с врачебным даром. Таких, как моя мама. – Ральф сделал паузу и покрутил в руках свой стакан. – Она считала своим долгом помогать больным. Особенно когда на другую помощь надежды не было. Потому и пошла в военный госпиталь.
Маг машинально начертил на запотевшем стекле какую-то руну. Затем, немного помолчав, аккуратно стер ее и внимательно посмотрел на ярко-оранжевую жидкость, будто хотел что-то разглядеть в холодных апельсиновых глубинах.
– Там они с тетей Миррой и познакомились. Поначалу просто общались, затем начали друг другу помогать, а потом, не смотря на большую разницу в возрасте, стали лучшими подругами. Тетя Мирра говорит, что общее дело и смертельная опасность сближают, как ничто на свете. Наверное, так и есть. – Парень поставил стакан на столик и откинулся на спинку дивана. – Кончилось же все это тем, что на госпиталь налетел мобильный отряд. В живых они не оставили никого. Повезло только тете Мирре и то лишь потому, что была ее очередь ехать за лекарствами.
Я почувствовал, что мне становится дурно.
– То есть, ты хочешь сказать, – запинаясь, проговорил я, – что твою маму убили вампиры?
Ральф невесело усмехнулся.
– То-то и оно, что нет. Отряд состоял из людей. Шайка наемников-иномирцев под командованием трех боевых магов.
– Что? – сок окончательно лишился моего внимания. – Маги убивали своих же? Но зачем?
– Не знаю, – развел руками Ральф. – Тот отряд на другой день перебили упыри, так что рассказать они уже ничего не смогут. Может маги просто мародерствовали и рассчитывали найти в госпитале что-то ценное. А может и правда заметали следы.
– Какие следы?
Ральф поднялся с места и направился к окну.
– Ты что-нибудь слышал о докторе по имени Джозеф Мергеле? – спросил он, зачем-то поправляя шторы.
– Нет.
– А о дампирах?
– О ком?
– О дампирах. – Юноша развернулся спиной к окну и прислонился к подоконнику. – Это гибрид вампира, мага и человека. Полукровка.
– Ты шутишь? – я тоже поставил свой стаканчик и поднялся на ноги. – Таких существ не бывает. Их появление принципиально невозможно, потому что разные магии…
– Да знаю, знаю, – отмахнулся Ральф. – Третий закон Фламеля и Теорема констант Птолемея. Проще вечный двигатель сконструировать.
– Тогда о чем речь?
– Речь о том, что время от времени находятся фанатики, которые пытаются обмануть природу и ставят опыты над разумными. Тот же Мергеле искал способ создания дампиров в обход естественному размножению.
– Это еще как?
Ральф брезгливо поморщился.
– По-разному. Он испытал много способов. В ход шло все – начиная от хирургического сшивания эмбрионов и заканчивая мощными заклятиями некромантии. Мергеле думал, что можно разорвать души, а потом создать из фрагментов что-то единое. Разумеется, подопытные погибали. И смерть их была далеко не безболезненной.
– О, Ночь, – прошептал я. – А ради чего все это делалось? Кому нужны такие гибриды?
– Многим, – отозвался мой собеседник. – Очень многим. Дампир мог бы стать идеальным солдатом. От магов он бы унаследовал способность к колдовству, от вампиров – ловкость и остроту чувств, а от людей – жестокость и послушание. К тому же люди быстро растут. Наши с тобой расы достигают совершеннолетия только к пятидесяти годам. А люди – уже к восемнадцати.
– Но какое отношение все это имеет к тому госпиталю? – рассказ Ральфа о дампирах мне казался каким-то безумным кошмаром. – Неужели кто-то искал дампиров среди раненых?
– Скорее среди руководства. Ходили слухи, будто главврач тайно поставлял подопытных. А когда война стала близиться к завершению, Мергеле попытался уничтожить следы. Ведь за такие эксперименты его не только ославили бы как шарлатана, но и судили бы как военного преступника.
– Тем не менее ты обо всем знаешь…
– Не только я, – улыбнулся Ральф, – знают и тысячи других магов. Скрыть преступления не удалось.
– Значит, его наказали?
– В какой-то мере. Подопытные люди восстали, убили доктора и сожгли лабораторию.
Наступило долгое молчание. Ральф внимательно изучал рисунок на ковре, а я переваривал услышанное.
– И что было потом? – наконец подал я голос. – После того, как банда уничтожила госпиталь?
– Да ничего, – пожал плечами Ральф. – Тетя Мирра решила, что не может бросить ребенка лучшей подруги. Она взяла меня к себе и вырастила как родного. Всегда буду ей за это благодарен.
Я подошел к окну и прислонился к подоконнику рядом с магом:
– А как же твой отец? Что с ним?
– А отец думал, что я тоже погиб. Только через шестнадцать лет он узнал, что я живой. Но к тому времени у него уже была другая семья и другие дети.
Я не сдержал горького вздоха. Ральф повернул ко мне голову и рассмеялся:
– Нет, ты не думай – он не бросил меня на произвол судьбы. Благодаря ему мы с тетей Миррой никогда не бедствовали, что тоже очень много значит. А сейчас я уже и сам могу о себе позаботиться. Если начинание профессора Дерена окажется удачным, то лет через десять я смогу защитить диссертацию и тоже получу профессорское звание.
Юноша бодро оттолкнулся руками от подоконника.
– Кстати, не знаю как ты, но я от апельсинового сока проголодался. Как тебе эльфийская кухня?
– Нравится, – рассеянно кивнул я. – Один мой знакомый тролль как раз сегодня собирался читать лекцию в эльфийском ресторане.
– В самом деле?
– Угу. О гадании на этом… на пупочном мусоре.
– Тогда нам стоит это услышать, – Ральф исчез в дверях спальни. – Дай мне пару минут – я хотя бы штаны надену.
@темы: Вампирёныш
четверг, 22 ноября 2012
Египетский бог египетских египтян
Глава 7
Глава 7
Отплытие корабля мне всегда представлялось большим, ярким и запоминающимся событием. Во всяком случае, именно так его описывают в книгах. Только вообразите – шумная толпа провожающих на пристани, высыпавшие на палубы пассажиры, суетящаяся внизу команда, капитан в белоснежной форме на мостике… а еще низкий, протяжный звук корабельного гудка, от которого, кажется, даже желудок начинает вибрировать. И все это овеяно соленым морским ветерком и согрето ласковым утренним солнышком. Романтика ведь!
Поэтому пропустить отплытие "Парацельса", конечно же, было бы непростительно. Задолго до назначенного времени я оставил Усатую Хельгу в каюте, а сам направился на палубу. К счастью, день обещал быть пасмурным, и я спокойно передвигался по незатененным участкам, практически не опасаясь солнечных ожогов.
Палуба уже тогда была заполнена народом. И что меня удивило – далеко не все рвались послать прощальный привет остающимся на берегу друзьям. Волшебники и волшебницы всех возрастов группками и поодиночке прохаживались среди статуй, фонтанов и декоративных деревьев в кадках. Бородатые гномы бесформенной стайкой бродили от одной переборки к другой. Они с интересом рассматривали заклепки, щупали сварочные швы и важно обсуждали какие-то тонкости кузнечного ремесла. Несколько эльфов неподвижно стояли у самого борта. Как изваяния они равнодушно смотрели куда-то вдаль. На их лицах застыло обычное для этой расы бесстрастное выражение, словно все происходящее вокруг их никак не трогало и совершенно не касалось.
Пару раз я замечал и своих сородичей. Один из них – худой мужчина с обветренным лицом – вынырнул из дальней галереи, торопливо пересек палубу и исчез в противоположном коридоре. Второй оказалась неприметная женщина во всем черном и с зонтом-тростью в руках. Вампирша одиноко приютилась в глубокой тени какого-то вьющегося растения и оттуда неприязненно наблюдала за гуляющими магами.
Среди пассажиров сновали стюарды. Они разносили напитки, мороженое и свежие газеты.
Немого в отдалении, на невысоком подиуме, разместился камерный оркестрик. Очевидно, этот коллектив не мог похвастаться богатым репертуаром, так как минут сорок кряду он изводил присутствующих одной и той же старинной вампирской песней:
Полночь на башнях рассыпалась звонами,
Радость и боль позади,
Хоть сновиденьем, хоть тенью безмолвною
Ты из забвенья приди.
Линий судьбы очертания острые
Сжатую режут ладонь,
В плоть облекай же истлевшие остовы
Лунный, нездешний огонь!
В плоть облекай все, что есть сокровенное
Гулкий, полуночный час...
Вечность сжимается в хрупком мгновении
Неодолимом для нас.
Несмотря на сдержанный характер мелодии, дирижер так вдохновенно размахивал палочкой, что я невольно забеспокоился за сохранность глаз оркестрантов. Зрелище это оказалось на удивление занимательным. Во всяком случае, уж куда более увлекательным, чем издаваемые звуки. Когда же к оркестрику быстрым шагом направился сухопарый, полностью лысый маг с моноклем в глазу, мой интерес усилился. Расталкивая пассажиров локтями, маг сходу выпалил дирижеру визгливым голоском:
– Что за мерзость вы тут играете?!
Застигнутый врасплох маэстро-фавн едва не свалился с подиума. Каким-то чудом он не проткнул палочкой голову флейтисту, заискивающе заулыбался и услужливо склонился к лысому. Тот протявкал несколько отрывочных фраз, развернулся на каблуках и важно зашагал толстяку в генеральском мундире и с испариной на лице. Дирижер же подскочил как ужаленный и, мгновение спустя, оркестрик зашелся в немилосердно фальшивом, залихватском марше:
К бою, заклятья!
Драконов седлать!
Только бы, братья,
Нам ночь простоять.
Выкрикнем ратью
Клич боевой:
Мерлин всегда с тобой!
Я так засмотрелся на это странное представление, что и не заметил, как наступил кому-то на ногу. А потом аккуратно вписался в чей-то женский бюст.
– Простите, мадам, – начал было я, но не договорил.
Тупой скользящий удар прошелся мне через всю левую ягодицу. От боли и неожиданности я даже вскрикнул.
– Вильям, дорогуша! – протянула жертва моей невнимательности. – Как тебе не совестно!
Я оглянулся. Агрессором оказался маленький мальчик в игрушечном магическом колпаке и с деревянным мечом в руках. Женщина окликнула его очень вовремя – он как раз заносил свое грозное оружие для второго удара по моей пятой точке.
– Немедленно извинись перед господином! – попыталась изобразить строгость незнакомка. – Слышишь?
Мальчишка изумленно уставился на женщину. Он, как подобает рыцарю, ожидал благодарности за сражение с наглецом, оттаптывающим ноги прекрасным дамам. А тут подвиг не оценили.
– Вильям! – настойчиво повторила колдунья, – роднуля, извинись!
Мальчишка пару секунд переводил глаза с незнакомки на меня, а затем, не говоря ни слова, бросился наутек. Отбежав на несколько метров, он спрятался за ближайшей кадкой с пальмой.
– Ну что ты будешь делать! – сокрушенно вздохнула женщина. – Никакого сладу с ним нету! Ах, дорогуша, – обратилась она ко мне, – простите нас за это маленькое недоразумение. Вильям обычно такой милый мальчик.
– Что вы, мадам, – я вежливо склонил голову, – это всецело моя вина.
Женщина в ответ негромко рассмеялась. Теперь я смог ее как следует разглядеть. Передо мной стояла миловидная, хотя уже и немолодая ведьма. Одета она была в старомодное, похожее на портьеру платье. На груди красовалась внушительная позолоченная брошь, усеянная фальшивыми бриллиантами. Шею несколько раз обвивала длинная жемчужная нить. В уши были продеты тяжелые серьги, а на каждом пальце виднелось по массивному перстню с разноцветными стеклышками. Довершали все это великолепие широкие, тоже позолоченные, браслеты на запястьях и блестящая заколка в волосах. От такого обилия украшений у меня зарябило в глазах. Я невольно сравнил про себя их обладательницу с увешанной разноцветными игрушками, новогодней елкой.
– Приятно встретить в наши дни юношу с хорошими манерами, – благодушно произнесла ведьма. – Как опытный педагог, должна признать – сегодня это редкость.
– Как кто? – не понял я заимствованное у людей слово. – То есть вы няня?
Женщина-елка слегка поморщилась.
– Все же педагог, если ты не против. Это слово мне больше нравится. Да и подходит лучше – я ведь не только смотрю за ребеночком, но и воспитываю.
Колдунья окинула меня оценивающим взглядом и с видом знатока вдруг изрекла:
– Между прочим, знаешь ли ты, что детки-вампиры поддаются воспитанию гораздо легче деток-магов?
– Э… нет, не знаю, – немного растерялся я. – А почему?
– Ну как же, – на лице моей собеседницы отчего-то появилась ласковая улыбка, – вы, как хищники, должны располагать к себе. Чтоб не отпугивать потенциальных жертв. Вот природа и наделила вас не только остренькими зубками, но и обаянием.
От такого объяснения я опешил. За последние сутки мне встречалось достаточно проявлений неприязненного отношения к вампирам, поэтому сейчас я невольно ожидал какого-то подвоха. Видимо, эти сомнения отразились на моем лице, так как собеседница поспешила добавить:
– Ах, никогда не понимала и не пойму ламиафобов. Как можно преследовать живое существо только за то, что оно таким родилось? – Женщина неодобрительно покосилась в сторону толстяка-генерала и его лысого спутника. – Что скажешь?
– Думаю, вы правы, мадам, – неловко пробормотал я. – Это нехорошо.
Ведьма удовлетворенно хмыкнула и галантно протянула мне окольцованную руку:
– Элен. Так меня зовут. Я не настолько стара, чтобы ко мне обращаться на вы, да еще и "мадам". – На секунду она задумалась. – Хотя родные и близкие меня все же называют Мадам Медок. Но это, согласись, немножечко другое.
Я помимо воли улыбнулся.
– Какое занятное прозвище. Ваши, то есть твои друзья, видимо, обладают изрядным чувством юмора.
– О, это да! – Элен непринужденно рассмеялась. – Они, роднули, все подмечают! Но когда ты попробуешь хоть стаканчик моего фирменного медового глинтвейнчика, то поймешь, насколько они правы!
Пока мы разговаривали, Вильяму наскучило сидеть за кадкой с деревом. Обойдя нас по кругу, мальчишка наконец спрятался за юбку своей няньки.
– Ну а тебя, роднуся, как зовут? – Мадам Медок, почти не отрывая от меня глаз, попыталась отобрать у своего воспитанника деревянный меч. – Ты так и не представился.
– Эрик, – просто ответил я.
– Очаровательное имя, – рассеянно отозвалась Элен. Короткая, но напряженная борьба за обладание мечом закончилась полной и безоговорочной победой Вильяма.
Наступила немного неудобная пауза. Чтобы скрыть неловкость, я сделал вид, будто что-то отвлекло мое внимание, и покосился в сторону неизвестного генерала. Тот стоял посреди палубы, важно выставив вперед внушительное брюшко, и почти никак не реагировал на экзальтированные тирады лысого.
В тот момент, когда я уже собирался вернуться к разговору, из толпы пассажиров отделилась одетая во все черное фигура. Я легко узнал в ней ту самую вамиршу с зонтом. Никто не успел опомниться, как женщина, выкрикивая ругательства и проклятья, что-то швырнула генералу в лицо. У меня аж дух перехватило.
Снарядом оказался всего лишь рожок с мороженым. Тем не менее толстяк издал невнятный хриплый звук и, обливаясь молочно-белыми струйками, повалился на спину. К вампирше со всех ног бросился тролль-охранник.
– Так ему и надо! – злорадно фыркнула Элен.
– Кто он? – продолжая следить за происходящим, спросил я.
– Как?! Ты не знаешь, кто такой барон Штромм? – Мадам Медок так темпераментно всплеснула руками, что ее многочисленные побрякушки глухо зазвенели. – Не знаешь генерал-губернатора Тахрана?
– Знаю, – нахмурился я. – Наслышан о нем.
Ведьма брезгливо поморщилась.
– Очень неприятная личность! В Тахране он поставил вампиров почти вне закона. Неудивительно, что кроме как защищаться, им, бедняжкам, ничего не остается. – Элен вздохнула.
Тролль-охранник тем временем настиг вампиршу-террористку и схватил ее за шиворот. Что делать дальше отважный страж, по-видимому, не знал. Какое-то время он просто стоял на месте, периодически встряхивая жертву. Наконец, приняв для себя какое-то решение, тролль поволок преступницу прочь с палубы.
К упавшему генералу бросились два стюарда и лысый маг. Объединенными усилиями они принялись помогать губернаторской туше снова принять вертикальное положение. Правда лысый скорее мешал и попусту суетился. Он то бросался вытирать с лица и одежды Штромма следы мороженого, то рвался разгонять собирающуюся вокруг кучку зевак. Когда же, наконец, генерал поднялся на ноги, лысый подставил ему свое маломощное плечо и, как тяжелораненого, повел к дальней галерее.
Спустя две-три минуты на палубе ничего не напоминало о только что произошедшем там инциденте.
– Я несколько лет жила в Тахране, – снова заговорила Элен. – У меня много друзей-вампиров. Они такие милые. Хотя вида крови я все равно боюсь до обморока. Когда Вильям однажды упал и разбил себе голову, я даже потеряла сознание. Это было ужасно…
Элен явно вознамерилась углубиться в воспоминания. Однако именно в это время мальчишка решил, что пора возвращаться в каюту. Он молча схватил няньку за подол платья (от чего ткань предостерегающе затрещала) и со всей силы потянул ее в сторону лестницы.
– Обязательно заходи к нам на глинтвейн, – бросила мне на прощание Мадам Медок. – Первая каюта от лестницы – не спутаешь. Бодрого тебе дня!
Платье затрещало громче, и леди-опытный-педагог торопливо засеменила за своим милым чадом.
Я проводил их взглядом и направился в противоположную сторону.
Тяжелые облака, которые совсем недавно плотно закрывали солнце, начали понемногу расходиться. Солнечного света прибавилось. Следовательно, мне стоило поискать более безопасные для кожи, затененные места. Недолго думая, я направился к широкой крытой галерее. Хотя назвать это сооружение галереей не совсем верно. Оно представляло собой сильно вытянутую арку с заполненными водой прозрачными стенами. Сквозь их толстые стекла можно было наблюдать за плавающими внутри яркими, разноцветными рыбами.
А самое интересное – плавающая среди рыб русалка. Она, по-видимому, работала кем-то вроде смотрителя этого необычного аквариума. Когда я немного приблизился, то увидел, как русалка проворно расставляет кормушки, затем поправляет водоросли на дне и что-то колдует у подающего кислород компрессора.
Мне захотелось рассмотреть ее получше. Однако уже у самого входа в галерею я почти что нос к носу столкнулся с высоким молодым магом в дорогой шелковой мантии.
Маг бросил на меня беглый взгляд, едва заметно кивнул головой – не то здороваясь, не то обознавшись – и заторопился по своим делам. Мне хватило доли секунды, чтобы узнать незнакомца – это был тот самый надменный юноша, которого я видел сегодня рано утром при посадке на корабль.
От быстрого шага мантия за его спиной развивалась и хлопала, как крылья летучей мыши. Этот звук вызвал внезапное неудовольствие чьей-то болонки. Собачонка громко залаяла и со всех ног бросилась к волшебнику – она намеревалась освободить бедолагу от приставшего к нему чудища, назойливо хлопающего крыльями.
На мгновение юноша остановился. Почти не шевеля губами, он пробормотал какое-то заклинание и поднял правую руку. Луч солнца отразился в кристалле перстня на среднем пальце, а воздух едва заметно затрепетал. Собачий лай прекратился. Болонка замерла всего в каком-то метре от мага. Она растерянно смотрела куда-то сквозь него и нюхала воздух. Через мое тело прошла волна магии.
За неполные пятьдесят лет своей жизни, я видел не так уж и много магов, способных на столь точную имитацию чисто вампирского De raptu – отведения глаз, попросту говоря. Вампирские приемы чародеям всегда даются с огромным трудом. Разве что дедушка или преподобный Кац могли похвастаться чем-то похожим.
О русалке я забыл моментально. Стараясь ничем не выдать своего интереса, я решил издали понаблюдать за незнакомцем.
Вот он вошел в тень одной из пальм. Там его уже ожидал прыщавый коротышка в мятой униформе. С минуту они о чем-то совещались, затем Билли расплылся в елейной улыбке и принялся энергично кивать головой. Парень вынул из внутреннего кармана мантии небольшую черную коробочку, похожую на футляр для драгоценностей. Из другого кармана он достал несколько стокоиновых банкнот. Все это он протянул коротышке. Тот, не переставая улыбаться, воровато оглянулся, сунул коробочку и деньги себе под форменный пиджак, и исчез в одном из переходов. Выглядело это весьма интригующе.
Парень же купил у одного из разносчиков свежую газету и направился к ближайшей скамейке. Следующие несколько минут мне показались куда более скучными. Возможно, я даже бросил бы свое наблюдение, если бы юноша вдруг не отложил газету и с явным нетерпением не посмотрел на часы. У меня засосало под ложечкой. Ни дать, ни взять – сцена из какого-нибудь шпионского романа!
Прошло еще совсем немного времени и из толпы снова вынырнула мятая униформа. Сияющий стюард направился прямиком к незнакомцу. С почтительным поклоном он вернул бархатную коробочку владельцу. Тот что-то коротко спросил, холодно улыбнулся, официально кивнул головой и, не оглядываясь, зашагал к дальней галерее. Коротышка юркнул обратно в толпу. Газета так и осталась лежать на скамейке.
Повинуясь даже мне самому не до конца понятному порыву, я поспешил за незнакомцем. Всю дорогу я тщательно соблюдал дистанцию и старался не привлекать к себе внимания. А это было не так просто, как оказалось.
Волшебник словно чувствовал слежку. Он, как нарочно, выбирал самые извилистые переходы, самые короткие лестницы и самые людные перекрестки. В таких условиях не потерять его из виду было невозможно. Неудивительно, что почти все время я шел за ним по запаху. По тонкому букету из немного терпкого аромата каких-то иностранных духов и едва различимого привкуса парного молока. Думаю, всем известно – такой привкус дают только тщательно вымытые волосы и кожа.
Молодой маг направлялся к центру корабля. Туда, где находились самые настоящие улицы – с аттракционами, ресторанами и магазинами. И надо же было так случиться, чтобы первым магазином на нашем пути оказалась именно эльфийская лавчонка с травами! Мой нюх моментально забило благоуханиями полыни, женьшеня, лаванды, ладана, и еще бог весть чего.
След я потерял. Будь они неладны, эти эльфы!
Как слепой щенок я остановился посреди улицы и принялся беспомощно крутить головой. Однако все попытки высмотреть незнакомца среди толпы пассажиров оказались безрезультатными. Все равно что искать иголку в стоге сена. Я поник и побрел к ближайшему магазинчику сувениров. Какое-то время я безучастно созерцал миниатюрные копии пирамид, пожелтевшие свитки пергамента, экзотические маски и старинные амфоры в витрине. Затем переключился на рассматривание собственного отражения. Вскоре и это занятие мне надоело. Приподнятое настроение почему-то улетучилось, и я собрался возвращаться в каюту.
Но стоило мне развернуться, как всего в нескольких метрах от меня промелькнула знакомая мантия! Отбросив всякую конспирацию, я почти бегом помчался следом. Волшебник же прошел несколько десятков метров и исчез в широких дверях небольшого, но нарядного ресторанчика. Я выждал пару минут и последовал за ним.
Внутри оказался маленький, уютный зал. У дальней его стены разместилась массивная барная стойка из красного дерева. Рядом с ней виднелась крошечная сцена, которую почти полностью занимал белый концертный рояль. Напротив стойки двумя рядами выстроились шесть круглых столиков с витыми ножками. Стены зала украшали многочисленные хрустальные бра и зеркала, от чего помещение воспринималось более просторным, чем было на самом деле.
К счастью, половина столиков оказалась свободными. Я, как можно незаметнее, проскользнул за один из них в самом дальнем углу. Там я с умным видом взял в руки меню и, прикрывшись им, принялся осторожно рассматривать посетителей.
За соседним столом сидел улыбчивый, говорливый фавн. Он, похоже, совсем позабыл про свое жаркое из шампиньонов и что-то увлеченно рассказывал соседке – чопорной старой ведьме с крючковатым носом. Рассказ, наверное, был очень забавным, так как фавн то и дело прерывал его заливистым смехом. Ведьма же для приличия кривила губы и с явным неодобрением поглядывала на шумное семейство магов за столиком напротив. Думаю, она быстро бы сумела успокоить троих расшалившихся отпрысков – не то что их растерянная мамаша и флегматичный отец.
Чуть дальше сидели четверо гномов. Они почти не разговаривали и, словно заговорщики, лишь изредка перебрасывались короткими репликами.
Еще несколько посетителей расположились у стойки. Следить за ними мне было совсем неудобно. Второпях я выбрал плохое место для наблюдения, потому что стойка находилась у меня почти за спиной. Тем не менее я быстро нашел своего незнакомца. К этому времени он уже успел снять верхнюю мантию и остался в безукоризненном сером костюме. Когда я уличил момент и незаметно оглянулся, незнакомец обворожительно улыбался и угощал каким-то разноцветным коктейлем глупо хихикающую зеленоволосую дриаду. Интересно, почему эти дриады всегда так глупенько хихикают?
Чьи-то шаги прервали мои мысли.
– Юный господин желает сделать заказ? – раздался у меня над ухом мягкий, мурлыкающий голос.
Я поднял глаза. Передо мной оказался мужчина средних лет, с немного удлиненной, яйцевидной головой и слегка выпуклым, тоже яйцевидным, животиком.
– Джон, к вашим услугам, – добавил он, и коснулся приколотого к жилетке бейджа.
– Очень приятно, – зачем-то пробормотал я.
Есть мне не хотелось. Однако сидеть в ресторане и ничего не заказывать было бы странно. Я немного повертел в руках меню и поинтересовался:
– Могу ли я заказать у вас свежей крови?
Эта фраза прозвучала громче, чем я того желал. При слове "кровь" фавн за соседним столом поперхнулся кусочком жаркого и закашлялся, а крючконосая ведьма одарила меня брезгливым взглядом. На какое-то мгновение я даже подумал, что Джон сейчас попытается схватить меня за шиворот и вышвырнуть вон. Однако тот лишь невозмутимо поправил бабочку на шее.
– Мы не подаем кровь в залах, так как другие пассажиры могут испугаться, – как ни в чем не бывало пояснил официант. – Но если юному господину угодно, то он может сделать заказ себе в каюту.
– А что у вас можно заказать здесь? – я снова заглянул в меню. В конце концов сюда меня привели отнюдь не гастрономические интересы. – Надеюсь, вида бифштекса с кровью другие пассажиры не испугаются?
Джон замялся.
– К сожалению, мясные блюда мы подаем только во второй половине дня. Может господин желает фруктового мороженого? Или "кровавого мясника"?
– "Кровавого мясника"? – не поверил я своим ушам. – А что такое "кровавый мясник"?
– Томатный сок с мякотью, – с готовностью промурлыкал Джон. – Очень полезная вещь! Рекомендую.
– Да уж… – я отложил в сторону бесполезное меню. – Ладно, пусть будет "мясник".
– Сию минуту! – Джон что-то черканул в блокнотике огрызком карандаша. – Больше ничего?
– Ничего, – я бросил мимолетный взгляд в зал. – Хотя, нет, постойте!
К столику с семейством магов подошел официант с блестящим ведерком в руках.
– Джон, что у вас подают в этих серебряных ведерках?
– Шампанское во льду, господин.
– Шампанское? Вот и мне тоже шампанское во льду!
Джон слегка приподнял бровь:
– Господин что-то празднует? Или кого-то ожидает? Могу предложить персональные кабинки, если вам нужно уединение.
– Нет, не надо кабинок. Я никого не жду.
Мужчина тихонько прокашлялся.
– То есть ваш заказ – томатный сок и шампанское? – зачем-то уточнил он.
– Именно так, – я одарил Джона самой искренней улыбкой, на которую только был способен. – И обязательно в ведерке!
Официант понимающе кивнул:
– Сию минуту!
Джон удалился, а я снова попытался заглянуть себе через плечо. На сей раз ничего увидеть мне не удалось. Молодой маг и его зеленеволосая собеседница почему-то переместились к противоположному краю стойки – за пределы моего поля зрения. Откровенно же озираться мне не хотелось. Я вздохнул и забарабанил пальцами по крышке стола.
Спустя несколько минут снова появился яйцеголовый Джон. Он аккуратно поставил передо мною хрустальный стаканчик с соком, пустой фужер для вина, а на середину столика водрузил серебряное ведерко с торчащей оттуда зеленой бутылкой.
– Приятного аппетита, господин, – Джон учтиво поклонился. – Если понадоблюсь – зовите.
Как только он ушел, я недоверчиво понюхал "кровавого мясника". Желания попробовать у меня не возникло. Я отставил стаканчик и пододвинул к себе ведерко. Нет, вино меня тоже не интересовало. Куда больше меня занимало само ведерко. И вот почему.
Думаю, все слышали такое распространенное поверье, что вампиры не отражаются в зеркалах. Более того, даже говорят, что замаскировавшегося вампира можно таким способом разоблачить.
На самом деле все это не совсем так. Вопреки суевериям, вампиры, как и остальные живые создания, в обычных условиях отражаются не только в зеркалах, но и в любых зеркальных поверхностях. Однако за многие поколения использования своей очень специфической магии, вампирская раса выработала способность при необходимости прятать отражение. Какая от этого выгода – не берусь судить. Может, чтоб раньше времени не выдать себя на охоте, может еще зачем-то, однако умение скрывать отражение – самый легкий прием нашей магии. Доступный любому вампирскому ребенку. Этому даже учиться не надо – почти то же, что отвести глаза.
И вот сейчас я решил воспользоваться своей расовой особенностью.
Я пододвинул к себе ведерко и внимательно уставился на его полированный бок. Как и следовало ожидать, оттуда на меня взглянула точная копия моей персоны. Я посмотрел в свои собственные глаза и постарался сосредоточиться. Уже через несколько секунд мое отражение начало тускнеть, становиться прозрачным и в итоге полностью исчезло. Теперь мне можно было спокойно наблюдать за всем происходящим у себя за спиной. В том числе и за тем, что делается у барной стойки.
Как вы, наверное, догадались, я сразу же начал искать молодого мага. Он нашелся там, где я и ожидал его увидеть – у края все той же стойки. Однако теперь он стоял в одиночестве и со скучающим видом потягивал через соломинку свой коктейль. Выражение надменности и высокомерия исчезло с его лица. И от этого оно казалось еще более привлекательным.
Я невольно залюбовался незнакомцем. В каждом его взгляде чувствовалась какая-то скрытая сила, а в каждом движении – непринужденная легкость и гармоничность. Пару раз он бегло косился в мою сторону. И мне даже показалось, что в его глазах мелькнула заинтересованность. По моей коже от этого почему-то пробежали мурашки. Незнакомец же, словно прочитав мои мысли, едва заметно улыбнулся себе под нос и поставил на стойку недопитый коктейль.
Затем юноша поднял к глазам свой магический перстень и будто смахнул с него несколько пылинок. Что было дальше, я не разглядел. Ведерко вдруг запотело и перестало что-либо отражать. Кусая губы, чтоб не сказать нехорошее слово, я принялся протирать серебро ладонями. Однако это не принесло ожидаемого результата. Отражение почему-то стало мутным и нечетким. К тому же, почти все пространство на стенке посудины теперь занимала моя собственная физиономия.
Я снова сосредоточился. И снова мое отражение начало тускнеть и становиться прозрачным, но на этот раз полностью не исчезало. Я сосредоточился до боли в висках. Безрезультатно.
Вдруг мое лицо на стенке ведерка начало странно деформироваться. Нос вытянулся, расширился и будто слился со щеками, а рот растянулся до ушей. Не успел я опомниться, как на меня смотрела жуткая акулья морда с широко разинутой пастью. Акула дернулась и ринулась на меня. Щелкая челюстями, она выпрыгнула из зазеркалья и на мгновение зависла над столом. Казалось, еще доля секунды, и эта тварь вопьется мне в лицо. Я инстинктивно отпрянул назад. Стул подо мной угрожающе закачался, но что-то, а точнее кто-то, не позволил ему опрокинуться. Призрачная акула замерла и рассыпалась тысячей искорок.
Сзади раздался смех.
– Ай-ай-ай, – шутливо протянул кто-то, – какое неблаговидное занятие! Подглядывать – это же так некрасиво!
С этими словами, говоривший шагнул вперед и повернулся ко мне лицом. Я почувствовал, как сердце замерло, а потом внезапно забилось с удвоенной частотой – передо мной стоял тот самый молодой маг!
– Могу я присесть? – так же насмешливо проговорил юноша. Не дожидаясь ответа, он уселся напротив.
Я запоздало закивал головой в знак согласия и, чувствуя себя круглым идиотом, опустил глаза. Пауза затягивалась. Я переставлял "кровавого мясника" с места на место. Волшебник бесцеремонно меня разглядывал.
– Ну, – наконец нарушил молчание потомок Мерлина. – И за кем же ты шпионил?
– Я не шпионил.
– Вот как? – маг изобразил театральное изумление. – Странно. А весь мир почему-то считает Opcsuratio именно шпионским приемом вампирской магии.
Юноша снова смерил меня взглядом и, оставшись довольным увиденным, откинулся на спинку стула.
– Как ты узнал? – удивился я. Отпираться, похоже, было бесполезно. – Opcsuratio же очень трудно учуять. Тем более если ты сам не вампир.
Незнакомец довольно заулыбался.
– Во-первых, трудно – не значит невозможно. А во-вторых, ты забыл о зеркалах на стенах. В них ведь ты тоже перестал отражаться. Чтобы это заметить, и магия не нужна.
Я мысленно выругался и зло покосился на предательские зеркала. В самом деле – как можно было упустить их из вида? Невозможно исчезнуть в одном зеркале, оставшись при этом видимым в остальных!
– Но ты молодец, – задумчиво продолжал незнакомец. – Не так-то и легко заставить работать Opcsuratio, когда вокруг полно истинных магов. Обычно чужеродные чары здорово сбивают.
Волшебник машинально погладил свой перстень. От прикосновения владельца кристалл вспыхнул зеленым огоньком. Маг легонько стукнул пальцем по его грани, и над столиком повис прозрачный шар с заключенной внутри крошечной акулой – точно такой же, какую я только что видел вместо своего отражения. Какое-то время мираж просто раскачивался в воздухе. Затем юноша снова коснулся перстня, и оболочка шара исчезла. Освобожденная акула немедленно атаковала пробку торчащей из ведерка бутылки. Я словно опомнился.
– Тебя можно угостить шампанским? – стараясь придать голосу побольше уверенности, спросил я незнакомца.
Тот приподнял брови:
– Шампанское? А за что будем пить?
– Ну, мало ли за что, – я пожал плечами. – За знакомство, например.
Маг отвлекся от только что созданной хищницы и с любопытством посмотрел мне в глаза.
– Пожалуй, не откажусь, – наконец произнес он. Кристалл на его пальце снова вспыхнул.
Акула перестала терзать пробку. Ее тело вытянулось и стало прозрачным, а еще через мгновение превращение завершилось. Теперь на столе стоял аккуратный хрустальный фужер. Очень похожий на тот, который принес мне Джон.
– Но если мы собрались пить за знакомство, то, может, имеет смысл представиться друг другу? – Юноша заинтересованно наблюдал, как я неумело пытаюсь открыть бутылку. После моих манипуляций пробка с хлопком вылетела из горлышка, а вино мощным фонтаном ударило в потолок. – Тебя как зовут?
– Эрик, – выдохнул я, стараясь избежать пенного душа из шампанского. – А тебя?
– Ральф, – ответил тот. И для пущей убедительности добавил, – Ральф Рейнер Максимилиан ван Лессинг.
– Чего? – не удержавшись, переспросил я. – Как?
– Зови меня просто Ральф, – рассмеялся мой собеседник. – В Эллане, откуда я родом, принято давать детям несколько имен.
– Понятно, – пробормотал я, протягивая ему фужер с вином. – Рад знакомству с тобой… "просто Ральф".
Он снова рассмеялся. Мне показалось, что смех его стал немного другим. Не таким, как в начале нашей встречи. Теперь из него исчезла едва заметная язвительность и ироничность.
Шампанское оказалось на удивление хорошим. Пару минут мы молча наслаждались напитком.
– А ты отлично колдуешь, – попытался я продолжить разговор. – Где ты так хорошо этому научился?
– Да там, где и все учатся, – Ральф слегка пожал плечами. – В Мерлиновской Академии. Там моим учителем был сам доктор Искандерро Карреоздро. Может, слышал о нем?
От этого имени шампанское пошло мне не в то горло.
– Еще бы, – выдавил я, немного откашлявшись.
– Он лучший, – восхищенно блеснул глазами маг. – Это единственный теоретик, которого я знаю, способный управляться боевой магией не хуже наемника! Ты только вообрази – лет двадцать или тридцать назад он один столкнулся с целой бандой вурдалаков-убийц! И победил их всех до одного! Хоть и потерял в том бою указательный палец.
Ральф перевел взгляд на меня и нахмурился.
– Не вижу в этом ничего смешного, – строго прибавил он. – Тебе те вурдалаки вообще голову отгрызли бы! Доктор Карреоздро – один из лучших магов современности! Он, между прочим, решил уравнение Альберона!
– Конечно, конечно! – поторопился согласиться я. – Просто… просто мне доводилось как-то знать одного вурдалака… очень был забавный…
Мой собеседник презрительно фыркнул и скрестил руки на груди.
– А ты сейчас куда направляешься? – я решил перевести общение в более безопасное русло.
– В Нокт-Ламьенберг, – сухо ответил маг. – В ваш университет имени Дракулы.
– И зачем тебе туда? – искренне удивился я. – Неужели ты собрался изучать вампирскую магию?
– Нет, конечно, – Ральф все еще немного дулся, – я еду с профессором Дереном. Он приглашен туда читать лекции.
– А ты?
– А я его ассистент. Между прочим, по рекомендации доктора Карреоздро, как лучший выпускник!
Волшебник с вызовом посмотрел на меня и гордо выпятил грудь.
– И о чем же будут лекции твоего профессора? – я сделал вид, будто ничего не заметил. – Чему вампиры могут научиться у истинного мага?
– На самом деле многому, – после секундной паузы заговорил Ральф. – Во-первых, алхимия, метафизика, астрономия – одни для всех. А во-вторых, профессор Дерен специалист по сыскной магии. Он говорит, что вампиры, при правильном обучении, могут в этой отрасли очень преуспеть.
– Даже так? – я с сомнением покосился на магический перстень.
– Ну да! Для многих ее приемов Истинная Магия необязательна – достаточно вампирской. И о последней профессор тоже имеет хорошее представление.
– Обязательно запишусь на его лекции, – пообещал я.
– Думаю, тебе будет интересно, – Ральф согласно качнул головой. – Кстати, профессор, как и ты, из смешанной семьи. Его мать была вампиршей.
Я даже рот разинул:
– Откуда ты знаешь?!
– Что именно? – невинно поинтересовался Ральф.
– Про мою семью, конечно же.
Маг самодовольно ухмыльнулся:
– Догадался. Хотя это было нетрудно – ведь сразу видно, что ты вырос среди магов. Во-первых, ты улыбаешься в знак приветствия, как маги, тогда как у вампиров не принято показывать клыки. Во-вторых, ты одет, скорее как маг, чем как вампир. В-третьих, у тебя сейчас получилось Opcsuratio – а значит, ты привык к соседству Большой Магии. Наконец, в-четвертых, судя по тому, как ты держишься, по твоей речи и манерам – видно, что ты у магов был никак не слугой и не пленником. Я прав?
– Абсолютно! – я, как завороженный, не сводил с него глаз. – Мой отец – вампир, а мать – ведьма. В наших краях вампиры вообще большая редкость. Я из…
– …Мэйрлстона, – докончил за меня Ральф. И, заметив мой вконец озадаченный вид, пояснил, – когда я увидел тебя впервые, ты держал в руках дорожную сумку.
– Сумку? – ничего не понял я. – При чем тут сумка?
– При том, что в каждом городе, через который ты проезжаешь, на багаже ставится печать. И, обрати внимание, всегда непохожая на другие. Самая верхняя, а значит и самая первая печать на твоей сумке – зеленый пятиугольник в красной окружности. Печать Мэджвилля. Значит, ты либо оттуда, либо с Мэйрлстона, где нет своего вокзала. Но раз ты говоришь, что в ваших краях почти не живут вампиры – получается Мэйрлстон.
Я не нашел, что ответить. С одной стороны меня поразили ум и проницательность нового знакомого. С другой же – после объяснений все умозаключения Ральфа казались до смешного простыми и очевидными.
Пока я переваривал услышанное, раздался резкий, протяжный звук корабельного гудка. Затем пол задрожал едва уловимой мелкой дрожью. Все это продолжалось не больше минуты, после чего снова наступил покой.
– Ну вот мы и отплыли, – скорее себе, чем мне сказал Ральф.
Ответить мне ничего не довелось. Из глубин серого костюма мага послышался негромкий мелодичный перезвон. Ральф поспешно сунул руку во внутренний карман и вынул оттуда круглый блестящий предмет. Я сначала принял его за часы. Но присмотревшись, понял, что ошибся. Как только Ральф откинул крышечку этих "часов", над ними всплыло полупрозрачное изображение головы немолодого, седого мужчины.
– Профессор вызывает, – вздохнул Ральф и захлопнул крышечку. – Ему срочно нужен кристалл.
– Кристалл? – переспросил я.
– Угу. Лабораторный. Перед посадкой я не успел его зарядить. Теперь пришлось кое-кого отправлять в машинное отделение за энергией. – В руках волшебника появилась уже знакомая мне бархатная коробочка. – Извини, я должен идти.
– Надеюсь, мы еще встретимся, – я по-дружески протянул волшебнику руку.
– Обязательно! – маг улыбнулся и ответил мне коротким рукопожатием. – Ты играешь во флайбол?
– Немного.
– Тогда, может, погоняем мяч? Сегодня вечером?
– Будет здорово!
Маг поднялся из-за стола.
– Приходи на стадион к семи часам. Это на одиннадцатой палубе.
Я кивнул. Ральф снова улыбнулся и направился к вешалке с мантиями.
Глава 7
Отплытие корабля мне всегда представлялось большим, ярким и запоминающимся событием. Во всяком случае, именно так его описывают в книгах. Только вообразите – шумная толпа провожающих на пристани, высыпавшие на палубы пассажиры, суетящаяся внизу команда, капитан в белоснежной форме на мостике… а еще низкий, протяжный звук корабельного гудка, от которого, кажется, даже желудок начинает вибрировать. И все это овеяно соленым морским ветерком и согрето ласковым утренним солнышком. Романтика ведь!
Поэтому пропустить отплытие "Парацельса", конечно же, было бы непростительно. Задолго до назначенного времени я оставил Усатую Хельгу в каюте, а сам направился на палубу. К счастью, день обещал быть пасмурным, и я спокойно передвигался по незатененным участкам, практически не опасаясь солнечных ожогов.
Палуба уже тогда была заполнена народом. И что меня удивило – далеко не все рвались послать прощальный привет остающимся на берегу друзьям. Волшебники и волшебницы всех возрастов группками и поодиночке прохаживались среди статуй, фонтанов и декоративных деревьев в кадках. Бородатые гномы бесформенной стайкой бродили от одной переборки к другой. Они с интересом рассматривали заклепки, щупали сварочные швы и важно обсуждали какие-то тонкости кузнечного ремесла. Несколько эльфов неподвижно стояли у самого борта. Как изваяния они равнодушно смотрели куда-то вдаль. На их лицах застыло обычное для этой расы бесстрастное выражение, словно все происходящее вокруг их никак не трогало и совершенно не касалось.
Пару раз я замечал и своих сородичей. Один из них – худой мужчина с обветренным лицом – вынырнул из дальней галереи, торопливо пересек палубу и исчез в противоположном коридоре. Второй оказалась неприметная женщина во всем черном и с зонтом-тростью в руках. Вампирша одиноко приютилась в глубокой тени какого-то вьющегося растения и оттуда неприязненно наблюдала за гуляющими магами.
Среди пассажиров сновали стюарды. Они разносили напитки, мороженое и свежие газеты.
Немого в отдалении, на невысоком подиуме, разместился камерный оркестрик. Очевидно, этот коллектив не мог похвастаться богатым репертуаром, так как минут сорок кряду он изводил присутствующих одной и той же старинной вампирской песней:
Полночь на башнях рассыпалась звонами,
Радость и боль позади,
Хоть сновиденьем, хоть тенью безмолвною
Ты из забвенья приди.
Линий судьбы очертания острые
Сжатую режут ладонь,
В плоть облекай же истлевшие остовы
Лунный, нездешний огонь!
В плоть облекай все, что есть сокровенное
Гулкий, полуночный час...
Вечность сжимается в хрупком мгновении
Неодолимом для нас.
Несмотря на сдержанный характер мелодии, дирижер так вдохновенно размахивал палочкой, что я невольно забеспокоился за сохранность глаз оркестрантов. Зрелище это оказалось на удивление занимательным. Во всяком случае, уж куда более увлекательным, чем издаваемые звуки. Когда же к оркестрику быстрым шагом направился сухопарый, полностью лысый маг с моноклем в глазу, мой интерес усилился. Расталкивая пассажиров локтями, маг сходу выпалил дирижеру визгливым голоском:
– Что за мерзость вы тут играете?!
Застигнутый врасплох маэстро-фавн едва не свалился с подиума. Каким-то чудом он не проткнул палочкой голову флейтисту, заискивающе заулыбался и услужливо склонился к лысому. Тот протявкал несколько отрывочных фраз, развернулся на каблуках и важно зашагал толстяку в генеральском мундире и с испариной на лице. Дирижер же подскочил как ужаленный и, мгновение спустя, оркестрик зашелся в немилосердно фальшивом, залихватском марше:
К бою, заклятья!
Драконов седлать!
Только бы, братья,
Нам ночь простоять.
Выкрикнем ратью
Клич боевой:
Мерлин всегда с тобой!
Я так засмотрелся на это странное представление, что и не заметил, как наступил кому-то на ногу. А потом аккуратно вписался в чей-то женский бюст.
– Простите, мадам, – начал было я, но не договорил.
Тупой скользящий удар прошелся мне через всю левую ягодицу. От боли и неожиданности я даже вскрикнул.
– Вильям, дорогуша! – протянула жертва моей невнимательности. – Как тебе не совестно!
Я оглянулся. Агрессором оказался маленький мальчик в игрушечном магическом колпаке и с деревянным мечом в руках. Женщина окликнула его очень вовремя – он как раз заносил свое грозное оружие для второго удара по моей пятой точке.
– Немедленно извинись перед господином! – попыталась изобразить строгость незнакомка. – Слышишь?
Мальчишка изумленно уставился на женщину. Он, как подобает рыцарю, ожидал благодарности за сражение с наглецом, оттаптывающим ноги прекрасным дамам. А тут подвиг не оценили.
– Вильям! – настойчиво повторила колдунья, – роднуля, извинись!
Мальчишка пару секунд переводил глаза с незнакомки на меня, а затем, не говоря ни слова, бросился наутек. Отбежав на несколько метров, он спрятался за ближайшей кадкой с пальмой.
– Ну что ты будешь делать! – сокрушенно вздохнула женщина. – Никакого сладу с ним нету! Ах, дорогуша, – обратилась она ко мне, – простите нас за это маленькое недоразумение. Вильям обычно такой милый мальчик.
– Что вы, мадам, – я вежливо склонил голову, – это всецело моя вина.
Женщина в ответ негромко рассмеялась. Теперь я смог ее как следует разглядеть. Передо мной стояла миловидная, хотя уже и немолодая ведьма. Одета она была в старомодное, похожее на портьеру платье. На груди красовалась внушительная позолоченная брошь, усеянная фальшивыми бриллиантами. Шею несколько раз обвивала длинная жемчужная нить. В уши были продеты тяжелые серьги, а на каждом пальце виднелось по массивному перстню с разноцветными стеклышками. Довершали все это великолепие широкие, тоже позолоченные, браслеты на запястьях и блестящая заколка в волосах. От такого обилия украшений у меня зарябило в глазах. Я невольно сравнил про себя их обладательницу с увешанной разноцветными игрушками, новогодней елкой.
– Приятно встретить в наши дни юношу с хорошими манерами, – благодушно произнесла ведьма. – Как опытный педагог, должна признать – сегодня это редкость.
– Как кто? – не понял я заимствованное у людей слово. – То есть вы няня?
Женщина-елка слегка поморщилась.
– Все же педагог, если ты не против. Это слово мне больше нравится. Да и подходит лучше – я ведь не только смотрю за ребеночком, но и воспитываю.
Колдунья окинула меня оценивающим взглядом и с видом знатока вдруг изрекла:
– Между прочим, знаешь ли ты, что детки-вампиры поддаются воспитанию гораздо легче деток-магов?
– Э… нет, не знаю, – немного растерялся я. – А почему?
– Ну как же, – на лице моей собеседницы отчего-то появилась ласковая улыбка, – вы, как хищники, должны располагать к себе. Чтоб не отпугивать потенциальных жертв. Вот природа и наделила вас не только остренькими зубками, но и обаянием.
От такого объяснения я опешил. За последние сутки мне встречалось достаточно проявлений неприязненного отношения к вампирам, поэтому сейчас я невольно ожидал какого-то подвоха. Видимо, эти сомнения отразились на моем лице, так как собеседница поспешила добавить:
– Ах, никогда не понимала и не пойму ламиафобов. Как можно преследовать живое существо только за то, что оно таким родилось? – Женщина неодобрительно покосилась в сторону толстяка-генерала и его лысого спутника. – Что скажешь?
– Думаю, вы правы, мадам, – неловко пробормотал я. – Это нехорошо.
Ведьма удовлетворенно хмыкнула и галантно протянула мне окольцованную руку:
– Элен. Так меня зовут. Я не настолько стара, чтобы ко мне обращаться на вы, да еще и "мадам". – На секунду она задумалась. – Хотя родные и близкие меня все же называют Мадам Медок. Но это, согласись, немножечко другое.
Я помимо воли улыбнулся.
– Какое занятное прозвище. Ваши, то есть твои друзья, видимо, обладают изрядным чувством юмора.
– О, это да! – Элен непринужденно рассмеялась. – Они, роднули, все подмечают! Но когда ты попробуешь хоть стаканчик моего фирменного медового глинтвейнчика, то поймешь, насколько они правы!
Пока мы разговаривали, Вильяму наскучило сидеть за кадкой с деревом. Обойдя нас по кругу, мальчишка наконец спрятался за юбку своей няньки.
– Ну а тебя, роднуся, как зовут? – Мадам Медок, почти не отрывая от меня глаз, попыталась отобрать у своего воспитанника деревянный меч. – Ты так и не представился.
– Эрик, – просто ответил я.
– Очаровательное имя, – рассеянно отозвалась Элен. Короткая, но напряженная борьба за обладание мечом закончилась полной и безоговорочной победой Вильяма.
Наступила немного неудобная пауза. Чтобы скрыть неловкость, я сделал вид, будто что-то отвлекло мое внимание, и покосился в сторону неизвестного генерала. Тот стоял посреди палубы, важно выставив вперед внушительное брюшко, и почти никак не реагировал на экзальтированные тирады лысого.
В тот момент, когда я уже собирался вернуться к разговору, из толпы пассажиров отделилась одетая во все черное фигура. Я легко узнал в ней ту самую вамиршу с зонтом. Никто не успел опомниться, как женщина, выкрикивая ругательства и проклятья, что-то швырнула генералу в лицо. У меня аж дух перехватило.
Снарядом оказался всего лишь рожок с мороженым. Тем не менее толстяк издал невнятный хриплый звук и, обливаясь молочно-белыми струйками, повалился на спину. К вампирше со всех ног бросился тролль-охранник.
– Так ему и надо! – злорадно фыркнула Элен.
– Кто он? – продолжая следить за происходящим, спросил я.
– Как?! Ты не знаешь, кто такой барон Штромм? – Мадам Медок так темпераментно всплеснула руками, что ее многочисленные побрякушки глухо зазвенели. – Не знаешь генерал-губернатора Тахрана?
– Знаю, – нахмурился я. – Наслышан о нем.
Ведьма брезгливо поморщилась.
– Очень неприятная личность! В Тахране он поставил вампиров почти вне закона. Неудивительно, что кроме как защищаться, им, бедняжкам, ничего не остается. – Элен вздохнула.
Тролль-охранник тем временем настиг вампиршу-террористку и схватил ее за шиворот. Что делать дальше отважный страж, по-видимому, не знал. Какое-то время он просто стоял на месте, периодически встряхивая жертву. Наконец, приняв для себя какое-то решение, тролль поволок преступницу прочь с палубы.
К упавшему генералу бросились два стюарда и лысый маг. Объединенными усилиями они принялись помогать губернаторской туше снова принять вертикальное положение. Правда лысый скорее мешал и попусту суетился. Он то бросался вытирать с лица и одежды Штромма следы мороженого, то рвался разгонять собирающуюся вокруг кучку зевак. Когда же, наконец, генерал поднялся на ноги, лысый подставил ему свое маломощное плечо и, как тяжелораненого, повел к дальней галерее.
Спустя две-три минуты на палубе ничего не напоминало о только что произошедшем там инциденте.
– Я несколько лет жила в Тахране, – снова заговорила Элен. – У меня много друзей-вампиров. Они такие милые. Хотя вида крови я все равно боюсь до обморока. Когда Вильям однажды упал и разбил себе голову, я даже потеряла сознание. Это было ужасно…
Элен явно вознамерилась углубиться в воспоминания. Однако именно в это время мальчишка решил, что пора возвращаться в каюту. Он молча схватил няньку за подол платья (от чего ткань предостерегающе затрещала) и со всей силы потянул ее в сторону лестницы.
– Обязательно заходи к нам на глинтвейн, – бросила мне на прощание Мадам Медок. – Первая каюта от лестницы – не спутаешь. Бодрого тебе дня!
Платье затрещало громче, и леди-опытный-педагог торопливо засеменила за своим милым чадом.
Я проводил их взглядом и направился в противоположную сторону.
Тяжелые облака, которые совсем недавно плотно закрывали солнце, начали понемногу расходиться. Солнечного света прибавилось. Следовательно, мне стоило поискать более безопасные для кожи, затененные места. Недолго думая, я направился к широкой крытой галерее. Хотя назвать это сооружение галереей не совсем верно. Оно представляло собой сильно вытянутую арку с заполненными водой прозрачными стенами. Сквозь их толстые стекла можно было наблюдать за плавающими внутри яркими, разноцветными рыбами.
А самое интересное – плавающая среди рыб русалка. Она, по-видимому, работала кем-то вроде смотрителя этого необычного аквариума. Когда я немного приблизился, то увидел, как русалка проворно расставляет кормушки, затем поправляет водоросли на дне и что-то колдует у подающего кислород компрессора.
Мне захотелось рассмотреть ее получше. Однако уже у самого входа в галерею я почти что нос к носу столкнулся с высоким молодым магом в дорогой шелковой мантии.
Маг бросил на меня беглый взгляд, едва заметно кивнул головой – не то здороваясь, не то обознавшись – и заторопился по своим делам. Мне хватило доли секунды, чтобы узнать незнакомца – это был тот самый надменный юноша, которого я видел сегодня рано утром при посадке на корабль.
От быстрого шага мантия за его спиной развивалась и хлопала, как крылья летучей мыши. Этот звук вызвал внезапное неудовольствие чьей-то болонки. Собачонка громко залаяла и со всех ног бросилась к волшебнику – она намеревалась освободить бедолагу от приставшего к нему чудища, назойливо хлопающего крыльями.
На мгновение юноша остановился. Почти не шевеля губами, он пробормотал какое-то заклинание и поднял правую руку. Луч солнца отразился в кристалле перстня на среднем пальце, а воздух едва заметно затрепетал. Собачий лай прекратился. Болонка замерла всего в каком-то метре от мага. Она растерянно смотрела куда-то сквозь него и нюхала воздух. Через мое тело прошла волна магии.
За неполные пятьдесят лет своей жизни, я видел не так уж и много магов, способных на столь точную имитацию чисто вампирского De raptu – отведения глаз, попросту говоря. Вампирские приемы чародеям всегда даются с огромным трудом. Разве что дедушка или преподобный Кац могли похвастаться чем-то похожим.
О русалке я забыл моментально. Стараясь ничем не выдать своего интереса, я решил издали понаблюдать за незнакомцем.
Вот он вошел в тень одной из пальм. Там его уже ожидал прыщавый коротышка в мятой униформе. С минуту они о чем-то совещались, затем Билли расплылся в елейной улыбке и принялся энергично кивать головой. Парень вынул из внутреннего кармана мантии небольшую черную коробочку, похожую на футляр для драгоценностей. Из другого кармана он достал несколько стокоиновых банкнот. Все это он протянул коротышке. Тот, не переставая улыбаться, воровато оглянулся, сунул коробочку и деньги себе под форменный пиджак, и исчез в одном из переходов. Выглядело это весьма интригующе.
Парень же купил у одного из разносчиков свежую газету и направился к ближайшей скамейке. Следующие несколько минут мне показались куда более скучными. Возможно, я даже бросил бы свое наблюдение, если бы юноша вдруг не отложил газету и с явным нетерпением не посмотрел на часы. У меня засосало под ложечкой. Ни дать, ни взять – сцена из какого-нибудь шпионского романа!
Прошло еще совсем немного времени и из толпы снова вынырнула мятая униформа. Сияющий стюард направился прямиком к незнакомцу. С почтительным поклоном он вернул бархатную коробочку владельцу. Тот что-то коротко спросил, холодно улыбнулся, официально кивнул головой и, не оглядываясь, зашагал к дальней галерее. Коротышка юркнул обратно в толпу. Газета так и осталась лежать на скамейке.
Повинуясь даже мне самому не до конца понятному порыву, я поспешил за незнакомцем. Всю дорогу я тщательно соблюдал дистанцию и старался не привлекать к себе внимания. А это было не так просто, как оказалось.
Волшебник словно чувствовал слежку. Он, как нарочно, выбирал самые извилистые переходы, самые короткие лестницы и самые людные перекрестки. В таких условиях не потерять его из виду было невозможно. Неудивительно, что почти все время я шел за ним по запаху. По тонкому букету из немного терпкого аромата каких-то иностранных духов и едва различимого привкуса парного молока. Думаю, всем известно – такой привкус дают только тщательно вымытые волосы и кожа.
Молодой маг направлялся к центру корабля. Туда, где находились самые настоящие улицы – с аттракционами, ресторанами и магазинами. И надо же было так случиться, чтобы первым магазином на нашем пути оказалась именно эльфийская лавчонка с травами! Мой нюх моментально забило благоуханиями полыни, женьшеня, лаванды, ладана, и еще бог весть чего.
След я потерял. Будь они неладны, эти эльфы!
Как слепой щенок я остановился посреди улицы и принялся беспомощно крутить головой. Однако все попытки высмотреть незнакомца среди толпы пассажиров оказались безрезультатными. Все равно что искать иголку в стоге сена. Я поник и побрел к ближайшему магазинчику сувениров. Какое-то время я безучастно созерцал миниатюрные копии пирамид, пожелтевшие свитки пергамента, экзотические маски и старинные амфоры в витрине. Затем переключился на рассматривание собственного отражения. Вскоре и это занятие мне надоело. Приподнятое настроение почему-то улетучилось, и я собрался возвращаться в каюту.
Но стоило мне развернуться, как всего в нескольких метрах от меня промелькнула знакомая мантия! Отбросив всякую конспирацию, я почти бегом помчался следом. Волшебник же прошел несколько десятков метров и исчез в широких дверях небольшого, но нарядного ресторанчика. Я выждал пару минут и последовал за ним.
Внутри оказался маленький, уютный зал. У дальней его стены разместилась массивная барная стойка из красного дерева. Рядом с ней виднелась крошечная сцена, которую почти полностью занимал белый концертный рояль. Напротив стойки двумя рядами выстроились шесть круглых столиков с витыми ножками. Стены зала украшали многочисленные хрустальные бра и зеркала, от чего помещение воспринималось более просторным, чем было на самом деле.
К счастью, половина столиков оказалась свободными. Я, как можно незаметнее, проскользнул за один из них в самом дальнем углу. Там я с умным видом взял в руки меню и, прикрывшись им, принялся осторожно рассматривать посетителей.
За соседним столом сидел улыбчивый, говорливый фавн. Он, похоже, совсем позабыл про свое жаркое из шампиньонов и что-то увлеченно рассказывал соседке – чопорной старой ведьме с крючковатым носом. Рассказ, наверное, был очень забавным, так как фавн то и дело прерывал его заливистым смехом. Ведьма же для приличия кривила губы и с явным неодобрением поглядывала на шумное семейство магов за столиком напротив. Думаю, она быстро бы сумела успокоить троих расшалившихся отпрысков – не то что их растерянная мамаша и флегматичный отец.
Чуть дальше сидели четверо гномов. Они почти не разговаривали и, словно заговорщики, лишь изредка перебрасывались короткими репликами.
Еще несколько посетителей расположились у стойки. Следить за ними мне было совсем неудобно. Второпях я выбрал плохое место для наблюдения, потому что стойка находилась у меня почти за спиной. Тем не менее я быстро нашел своего незнакомца. К этому времени он уже успел снять верхнюю мантию и остался в безукоризненном сером костюме. Когда я уличил момент и незаметно оглянулся, незнакомец обворожительно улыбался и угощал каким-то разноцветным коктейлем глупо хихикающую зеленоволосую дриаду. Интересно, почему эти дриады всегда так глупенько хихикают?
Чьи-то шаги прервали мои мысли.
– Юный господин желает сделать заказ? – раздался у меня над ухом мягкий, мурлыкающий голос.
Я поднял глаза. Передо мной оказался мужчина средних лет, с немного удлиненной, яйцевидной головой и слегка выпуклым, тоже яйцевидным, животиком.
– Джон, к вашим услугам, – добавил он, и коснулся приколотого к жилетке бейджа.
– Очень приятно, – зачем-то пробормотал я.
Есть мне не хотелось. Однако сидеть в ресторане и ничего не заказывать было бы странно. Я немного повертел в руках меню и поинтересовался:
– Могу ли я заказать у вас свежей крови?
Эта фраза прозвучала громче, чем я того желал. При слове "кровь" фавн за соседним столом поперхнулся кусочком жаркого и закашлялся, а крючконосая ведьма одарила меня брезгливым взглядом. На какое-то мгновение я даже подумал, что Джон сейчас попытается схватить меня за шиворот и вышвырнуть вон. Однако тот лишь невозмутимо поправил бабочку на шее.
– Мы не подаем кровь в залах, так как другие пассажиры могут испугаться, – как ни в чем не бывало пояснил официант. – Но если юному господину угодно, то он может сделать заказ себе в каюту.
– А что у вас можно заказать здесь? – я снова заглянул в меню. В конце концов сюда меня привели отнюдь не гастрономические интересы. – Надеюсь, вида бифштекса с кровью другие пассажиры не испугаются?
Джон замялся.
– К сожалению, мясные блюда мы подаем только во второй половине дня. Может господин желает фруктового мороженого? Или "кровавого мясника"?
– "Кровавого мясника"? – не поверил я своим ушам. – А что такое "кровавый мясник"?
– Томатный сок с мякотью, – с готовностью промурлыкал Джон. – Очень полезная вещь! Рекомендую.
– Да уж… – я отложил в сторону бесполезное меню. – Ладно, пусть будет "мясник".
– Сию минуту! – Джон что-то черканул в блокнотике огрызком карандаша. – Больше ничего?
– Ничего, – я бросил мимолетный взгляд в зал. – Хотя, нет, постойте!
К столику с семейством магов подошел официант с блестящим ведерком в руках.
– Джон, что у вас подают в этих серебряных ведерках?
– Шампанское во льду, господин.
– Шампанское? Вот и мне тоже шампанское во льду!
Джон слегка приподнял бровь:
– Господин что-то празднует? Или кого-то ожидает? Могу предложить персональные кабинки, если вам нужно уединение.
– Нет, не надо кабинок. Я никого не жду.
Мужчина тихонько прокашлялся.
– То есть ваш заказ – томатный сок и шампанское? – зачем-то уточнил он.
– Именно так, – я одарил Джона самой искренней улыбкой, на которую только был способен. – И обязательно в ведерке!
Официант понимающе кивнул:
– Сию минуту!
Джон удалился, а я снова попытался заглянуть себе через плечо. На сей раз ничего увидеть мне не удалось. Молодой маг и его зеленеволосая собеседница почему-то переместились к противоположному краю стойки – за пределы моего поля зрения. Откровенно же озираться мне не хотелось. Я вздохнул и забарабанил пальцами по крышке стола.
Спустя несколько минут снова появился яйцеголовый Джон. Он аккуратно поставил передо мною хрустальный стаканчик с соком, пустой фужер для вина, а на середину столика водрузил серебряное ведерко с торчащей оттуда зеленой бутылкой.
– Приятного аппетита, господин, – Джон учтиво поклонился. – Если понадоблюсь – зовите.
Как только он ушел, я недоверчиво понюхал "кровавого мясника". Желания попробовать у меня не возникло. Я отставил стаканчик и пододвинул к себе ведерко. Нет, вино меня тоже не интересовало. Куда больше меня занимало само ведерко. И вот почему.
Думаю, все слышали такое распространенное поверье, что вампиры не отражаются в зеркалах. Более того, даже говорят, что замаскировавшегося вампира можно таким способом разоблачить.
На самом деле все это не совсем так. Вопреки суевериям, вампиры, как и остальные живые создания, в обычных условиях отражаются не только в зеркалах, но и в любых зеркальных поверхностях. Однако за многие поколения использования своей очень специфической магии, вампирская раса выработала способность при необходимости прятать отражение. Какая от этого выгода – не берусь судить. Может, чтоб раньше времени не выдать себя на охоте, может еще зачем-то, однако умение скрывать отражение – самый легкий прием нашей магии. Доступный любому вампирскому ребенку. Этому даже учиться не надо – почти то же, что отвести глаза.
И вот сейчас я решил воспользоваться своей расовой особенностью.
Я пододвинул к себе ведерко и внимательно уставился на его полированный бок. Как и следовало ожидать, оттуда на меня взглянула точная копия моей персоны. Я посмотрел в свои собственные глаза и постарался сосредоточиться. Уже через несколько секунд мое отражение начало тускнеть, становиться прозрачным и в итоге полностью исчезло. Теперь мне можно было спокойно наблюдать за всем происходящим у себя за спиной. В том числе и за тем, что делается у барной стойки.
Как вы, наверное, догадались, я сразу же начал искать молодого мага. Он нашелся там, где я и ожидал его увидеть – у края все той же стойки. Однако теперь он стоял в одиночестве и со скучающим видом потягивал через соломинку свой коктейль. Выражение надменности и высокомерия исчезло с его лица. И от этого оно казалось еще более привлекательным.
Я невольно залюбовался незнакомцем. В каждом его взгляде чувствовалась какая-то скрытая сила, а в каждом движении – непринужденная легкость и гармоничность. Пару раз он бегло косился в мою сторону. И мне даже показалось, что в его глазах мелькнула заинтересованность. По моей коже от этого почему-то пробежали мурашки. Незнакомец же, словно прочитав мои мысли, едва заметно улыбнулся себе под нос и поставил на стойку недопитый коктейль.
Затем юноша поднял к глазам свой магический перстень и будто смахнул с него несколько пылинок. Что было дальше, я не разглядел. Ведерко вдруг запотело и перестало что-либо отражать. Кусая губы, чтоб не сказать нехорошее слово, я принялся протирать серебро ладонями. Однако это не принесло ожидаемого результата. Отражение почему-то стало мутным и нечетким. К тому же, почти все пространство на стенке посудины теперь занимала моя собственная физиономия.
Я снова сосредоточился. И снова мое отражение начало тускнеть и становиться прозрачным, но на этот раз полностью не исчезало. Я сосредоточился до боли в висках. Безрезультатно.
Вдруг мое лицо на стенке ведерка начало странно деформироваться. Нос вытянулся, расширился и будто слился со щеками, а рот растянулся до ушей. Не успел я опомниться, как на меня смотрела жуткая акулья морда с широко разинутой пастью. Акула дернулась и ринулась на меня. Щелкая челюстями, она выпрыгнула из зазеркалья и на мгновение зависла над столом. Казалось, еще доля секунды, и эта тварь вопьется мне в лицо. Я инстинктивно отпрянул назад. Стул подо мной угрожающе закачался, но что-то, а точнее кто-то, не позволил ему опрокинуться. Призрачная акула замерла и рассыпалась тысячей искорок.
Сзади раздался смех.
– Ай-ай-ай, – шутливо протянул кто-то, – какое неблаговидное занятие! Подглядывать – это же так некрасиво!
С этими словами, говоривший шагнул вперед и повернулся ко мне лицом. Я почувствовал, как сердце замерло, а потом внезапно забилось с удвоенной частотой – передо мной стоял тот самый молодой маг!
– Могу я присесть? – так же насмешливо проговорил юноша. Не дожидаясь ответа, он уселся напротив.
Я запоздало закивал головой в знак согласия и, чувствуя себя круглым идиотом, опустил глаза. Пауза затягивалась. Я переставлял "кровавого мясника" с места на место. Волшебник бесцеремонно меня разглядывал.
– Ну, – наконец нарушил молчание потомок Мерлина. – И за кем же ты шпионил?
– Я не шпионил.
– Вот как? – маг изобразил театральное изумление. – Странно. А весь мир почему-то считает Opcsuratio именно шпионским приемом вампирской магии.
Юноша снова смерил меня взглядом и, оставшись довольным увиденным, откинулся на спинку стула.
– Как ты узнал? – удивился я. Отпираться, похоже, было бесполезно. – Opcsuratio же очень трудно учуять. Тем более если ты сам не вампир.
Незнакомец довольно заулыбался.
– Во-первых, трудно – не значит невозможно. А во-вторых, ты забыл о зеркалах на стенах. В них ведь ты тоже перестал отражаться. Чтобы это заметить, и магия не нужна.
Я мысленно выругался и зло покосился на предательские зеркала. В самом деле – как можно было упустить их из вида? Невозможно исчезнуть в одном зеркале, оставшись при этом видимым в остальных!
– Но ты молодец, – задумчиво продолжал незнакомец. – Не так-то и легко заставить работать Opcsuratio, когда вокруг полно истинных магов. Обычно чужеродные чары здорово сбивают.
Волшебник машинально погладил свой перстень. От прикосновения владельца кристалл вспыхнул зеленым огоньком. Маг легонько стукнул пальцем по его грани, и над столиком повис прозрачный шар с заключенной внутри крошечной акулой – точно такой же, какую я только что видел вместо своего отражения. Какое-то время мираж просто раскачивался в воздухе. Затем юноша снова коснулся перстня, и оболочка шара исчезла. Освобожденная акула немедленно атаковала пробку торчащей из ведерка бутылки. Я словно опомнился.
– Тебя можно угостить шампанским? – стараясь придать голосу побольше уверенности, спросил я незнакомца.
Тот приподнял брови:
– Шампанское? А за что будем пить?
– Ну, мало ли за что, – я пожал плечами. – За знакомство, например.
Маг отвлекся от только что созданной хищницы и с любопытством посмотрел мне в глаза.
– Пожалуй, не откажусь, – наконец произнес он. Кристалл на его пальце снова вспыхнул.
Акула перестала терзать пробку. Ее тело вытянулось и стало прозрачным, а еще через мгновение превращение завершилось. Теперь на столе стоял аккуратный хрустальный фужер. Очень похожий на тот, который принес мне Джон.
– Но если мы собрались пить за знакомство, то, может, имеет смысл представиться друг другу? – Юноша заинтересованно наблюдал, как я неумело пытаюсь открыть бутылку. После моих манипуляций пробка с хлопком вылетела из горлышка, а вино мощным фонтаном ударило в потолок. – Тебя как зовут?
– Эрик, – выдохнул я, стараясь избежать пенного душа из шампанского. – А тебя?
– Ральф, – ответил тот. И для пущей убедительности добавил, – Ральф Рейнер Максимилиан ван Лессинг.
– Чего? – не удержавшись, переспросил я. – Как?
– Зови меня просто Ральф, – рассмеялся мой собеседник. – В Эллане, откуда я родом, принято давать детям несколько имен.
– Понятно, – пробормотал я, протягивая ему фужер с вином. – Рад знакомству с тобой… "просто Ральф".
Он снова рассмеялся. Мне показалось, что смех его стал немного другим. Не таким, как в начале нашей встречи. Теперь из него исчезла едва заметная язвительность и ироничность.
Шампанское оказалось на удивление хорошим. Пару минут мы молча наслаждались напитком.
– А ты отлично колдуешь, – попытался я продолжить разговор. – Где ты так хорошо этому научился?
– Да там, где и все учатся, – Ральф слегка пожал плечами. – В Мерлиновской Академии. Там моим учителем был сам доктор Искандерро Карреоздро. Может, слышал о нем?
От этого имени шампанское пошло мне не в то горло.
– Еще бы, – выдавил я, немного откашлявшись.
– Он лучший, – восхищенно блеснул глазами маг. – Это единственный теоретик, которого я знаю, способный управляться боевой магией не хуже наемника! Ты только вообрази – лет двадцать или тридцать назад он один столкнулся с целой бандой вурдалаков-убийц! И победил их всех до одного! Хоть и потерял в том бою указательный палец.
Ральф перевел взгляд на меня и нахмурился.
– Не вижу в этом ничего смешного, – строго прибавил он. – Тебе те вурдалаки вообще голову отгрызли бы! Доктор Карреоздро – один из лучших магов современности! Он, между прочим, решил уравнение Альберона!
– Конечно, конечно! – поторопился согласиться я. – Просто… просто мне доводилось как-то знать одного вурдалака… очень был забавный…
Мой собеседник презрительно фыркнул и скрестил руки на груди.
– А ты сейчас куда направляешься? – я решил перевести общение в более безопасное русло.
– В Нокт-Ламьенберг, – сухо ответил маг. – В ваш университет имени Дракулы.
– И зачем тебе туда? – искренне удивился я. – Неужели ты собрался изучать вампирскую магию?
– Нет, конечно, – Ральф все еще немного дулся, – я еду с профессором Дереном. Он приглашен туда читать лекции.
– А ты?
– А я его ассистент. Между прочим, по рекомендации доктора Карреоздро, как лучший выпускник!
Волшебник с вызовом посмотрел на меня и гордо выпятил грудь.
– И о чем же будут лекции твоего профессора? – я сделал вид, будто ничего не заметил. – Чему вампиры могут научиться у истинного мага?
– На самом деле многому, – после секундной паузы заговорил Ральф. – Во-первых, алхимия, метафизика, астрономия – одни для всех. А во-вторых, профессор Дерен специалист по сыскной магии. Он говорит, что вампиры, при правильном обучении, могут в этой отрасли очень преуспеть.
– Даже так? – я с сомнением покосился на магический перстень.
– Ну да! Для многих ее приемов Истинная Магия необязательна – достаточно вампирской. И о последней профессор тоже имеет хорошее представление.
– Обязательно запишусь на его лекции, – пообещал я.
– Думаю, тебе будет интересно, – Ральф согласно качнул головой. – Кстати, профессор, как и ты, из смешанной семьи. Его мать была вампиршей.
Я даже рот разинул:
– Откуда ты знаешь?!
– Что именно? – невинно поинтересовался Ральф.
– Про мою семью, конечно же.
Маг самодовольно ухмыльнулся:
– Догадался. Хотя это было нетрудно – ведь сразу видно, что ты вырос среди магов. Во-первых, ты улыбаешься в знак приветствия, как маги, тогда как у вампиров не принято показывать клыки. Во-вторых, ты одет, скорее как маг, чем как вампир. В-третьих, у тебя сейчас получилось Opcsuratio – а значит, ты привык к соседству Большой Магии. Наконец, в-четвертых, судя по тому, как ты держишься, по твоей речи и манерам – видно, что ты у магов был никак не слугой и не пленником. Я прав?
– Абсолютно! – я, как завороженный, не сводил с него глаз. – Мой отец – вампир, а мать – ведьма. В наших краях вампиры вообще большая редкость. Я из…
– …Мэйрлстона, – докончил за меня Ральф. И, заметив мой вконец озадаченный вид, пояснил, – когда я увидел тебя впервые, ты держал в руках дорожную сумку.
– Сумку? – ничего не понял я. – При чем тут сумка?
– При том, что в каждом городе, через который ты проезжаешь, на багаже ставится печать. И, обрати внимание, всегда непохожая на другие. Самая верхняя, а значит и самая первая печать на твоей сумке – зеленый пятиугольник в красной окружности. Печать Мэджвилля. Значит, ты либо оттуда, либо с Мэйрлстона, где нет своего вокзала. Но раз ты говоришь, что в ваших краях почти не живут вампиры – получается Мэйрлстон.
Я не нашел, что ответить. С одной стороны меня поразили ум и проницательность нового знакомого. С другой же – после объяснений все умозаключения Ральфа казались до смешного простыми и очевидными.
Пока я переваривал услышанное, раздался резкий, протяжный звук корабельного гудка. Затем пол задрожал едва уловимой мелкой дрожью. Все это продолжалось не больше минуты, после чего снова наступил покой.
– Ну вот мы и отплыли, – скорее себе, чем мне сказал Ральф.
Ответить мне ничего не довелось. Из глубин серого костюма мага послышался негромкий мелодичный перезвон. Ральф поспешно сунул руку во внутренний карман и вынул оттуда круглый блестящий предмет. Я сначала принял его за часы. Но присмотревшись, понял, что ошибся. Как только Ральф откинул крышечку этих "часов", над ними всплыло полупрозрачное изображение головы немолодого, седого мужчины.
– Профессор вызывает, – вздохнул Ральф и захлопнул крышечку. – Ему срочно нужен кристалл.
– Кристалл? – переспросил я.
– Угу. Лабораторный. Перед посадкой я не успел его зарядить. Теперь пришлось кое-кого отправлять в машинное отделение за энергией. – В руках волшебника появилась уже знакомая мне бархатная коробочка. – Извини, я должен идти.
– Надеюсь, мы еще встретимся, – я по-дружески протянул волшебнику руку.
– Обязательно! – маг улыбнулся и ответил мне коротким рукопожатием. – Ты играешь во флайбол?
– Немного.
– Тогда, может, погоняем мяч? Сегодня вечером?
– Будет здорово!
Маг поднялся из-за стола.
– Приходи на стадион к семи часам. Это на одиннадцатой палубе.
Я кивнул. Ральф снова улыбнулся и направился к вешалке с мантиями.
@темы: Вампирёныш
Египетский бог египетских египтян
Глава 6
Глава 6
Выспаться, увы, не удалось. Не успел я как следует расслабиться, как знакомое хриплое контральто разрушило морфеевы чары:
– Герр Эрик? Герр Эрик! Просипайтесь!
Я промычал нечто невразумительное и попытался спрятаться, отвернувшись к стене. Однако Хельга не унималась.
– Герр Эрик! – принялась она меня тормошить. – Не делайте вид, шьто не слышайт! Вставайт!
– Еще немного… – промямлил я, не открывая глаз, – через час проснусь…
– Вас? Шьто? Вставайте теперь! Ми уже почти приехали!
– Почти приехали? – сонливость начала улетучиваться. Я обернулся, потом сел на своей полке и осмотрелся.
К моему изумлению, вместо нескольких минут я проспал несколько часов. Жаркий летний полдень за окном давно сменился вечерней прохладой, а сквозь неплотно закрытые двери из коридора пробивался резкий свет колдорисцентных ламп.
– Через пятьдесят минут ми будьем в Данарс, – торжественно изрекла фрау Деффеншталь. – Поторопитьесь! Вам еще нюжно много сделайт!
– Например? – спросонья не понял я.
Консильера укоризненно покачала головой.
– Герр Эрик, ви менья удивляйт! Не собираетесь же ви ходить по городу в этом костюмье! Он измялся. Кроме того ми должны поесть, умыться и почистить зуби! Так что шнелль… торопитесь!
Пришлось подчиниться. Пока я ходил в санузел умываться, Хельга разостлала на столе белую, сверкающую чистотой салфетку и расставила одноразовую бумажную посуду. В самый центр она торжественно водрузила дорожный чайничек с чаем (готовить напиток проводникам Хельга не доверила) и тарелку с домашним бисквитом.
Усаживаясь на свое место, я с тоской покосился на пакет для мусора. Несколько минут назад, разрезая купленную в Меджвилле колбасу, няня обнаружила там чей-то волос. В следующую секунду будущее украшение нашего стола оказалось среди отходов. Как итог, вместо хоть и запеченной, но крови, нам достался чай с бисквитом. А мне еще и с лекцией – Усатая Хельга долго распространялась о важности правил гигиены при приготовлении пищи и попутно ругала неизвестного колбасника за вопиющую нечистоплотность.
За окном же ночь окончательно вступила в свои права. Огромный город, в который мы въезжали, в темноте выглядел особенно эффектно. С высоты железнодорожной насыпи глазу открывался целый океан разноцветных огней. Над всем этим великолепием, подобно гигантским майским жукам, сновали метлы, ступы и ковры с путешествующими магами, а однажды вдалеке я разглядел огромную сигару эльфийского дирижабля.
В приоткрытое окно лилась симфония новых звуков и запахов. Один из этих ароматов мне показался особенно интересным. Свежий, легкий, немного терпкий. Он не был похож ни на что. Иногда он становился сильным и отчетливым, иногда наоборот – почти терялся, забитый локомотивными выхлопами и благоуханьем потных ног спящего в соседнем купе гнома. Тем не менее странный аромат всегда возвращался. И лишь у самого вокзала до меня дошло – так пахнет море!
Данарс встретил нас толчеей и шумом. Если утром Меджвилль мне показался просто большим городом, то Данарс напоминал муравейник. Похоже, жизнь здесь не затихала ни днем, ни ночью. Толпы иностранцев, туристов, моряков, носильщиков, извозчиков смешивались в единый, непрерывно движущийся безликий круговорот. Кто-то кого-то ждал, кто-то куда-то торопился, кто-то с кем-то встречался, расставался, ругался, торговался… И вместе с тем, даже в самой чащобе глухих Мэйрлстонских лесов, я никогда не казался себе таким одиноким, оставленным и никому не нужным, как здесь.
У выхода из вокзала на пассажиров набрасывалась целая стая извозчиков. Они что-то выкрикивали, размахивали руками, а некоторые, особо рьяные, даже пытались оттеснить понравившегося клиента к своему экипажу. В этой толпе можно было увидеть представителей любых магических и немагических рас. Их нестройные голоса наперебой предлагали воспользоваться всеми мыслимыми и немыслимыми средствами передвижения – от ковров-самолетов и драконьих упряжек, до явно сомнительных в плане законности человеческих автомобилей. Контрабанда, как ни крути!
Разумеется, мне хотелось нанять именно автомобиль! Однако Усатая Хельга от такого предложения пришла в неподдельный ужас – все связанное с людьми у нее никогда не вызывало доверия. Потому пришлось искать что-то похожее, но магическое. Договорились мы с хозяином видавшего виды автоайра – хмурым и необщительным гномом. Выглядел наш возница таким же потрепанным, как и его транспорт.
Дорога до порта больше походила на ярмарочный аттракцион. Не знаю, виною ли тому неровная трасса или особенности местного вождения, но несчастный автоайр все время подпрыгивал, раскачивался и болтался. Несколько раз я оказывался крепко прижатым к стенке пышными формами няни. Несколько раз наоборот – меня втискивало в ее накрахмаленные кружева и рюши. В довершение ко всему мотор этого чуда гномьей механики то и дело издавал подозрительный треск и скрежет. Казалось, еще чуть-чуть и мы оставим за собой шлейф из болтиков, гаечек, заклепок и прочих кузнечно-штамповочных изделий. Но к счастью, все обошлось. До порта мы добрались целыми и невредимыми. Хоть и слегка помятыми.
В порту нас ожидало новое приключение. Поскольку Данарс являлся последним магическим городом, а Орраленд и Нокт-Ламьенберг принадлежат уже вампирской короне, все пассажиры "Парацельса" должны были проходить таможенный досмотр. Мы с Хельгой тоже пристроились к полусонной очереди отъезжающих. Спустя добрых полтора часа ожидания к нам наконец подошел маг в форме.
С первого же взгляда этот мужчина вызвал у меня чувство жалости. При огромном росте он был настолько худым, что, казалось, еще немного и сложится пополам, как перочинный ножик. К тому же на лице таможенника застыло выражение глубокой скорби и несказанной печали. Словно сознание жестокости и несовершенства этого мира непосильной ношей лежали на его хлипких плечах.
– Это все ваше? – жиденьким тенорком поинтересовался страж границ. Его бесцветные глазки отрешенно скользнули по внушительной горке свертков и чемоданов, на самом верху которой, под невообразимым углом, красовался медный котел для зелий.
– Йа! – сочувственным шепотом откликнулась Усатая Хельга. И даже зачем-то промокнула глаза платочком. – Наше.
Таможенник покачал головой, тяжко вздохнул и открыл первый чемодан. Несколько бесконечных минут он вяло перебирал вещи. Затем обреченно опустил руки и снова посмотрел на кучу багажа. Казалось, он готов разрыдаться.
– Можно вас на минутку, мадам? – наконец выдавил слуга закона.
Фрау Деффеншталь бросила на меня удивленный взгляд, но поторопилась выполнить просьбу несчастного. Я же отвернулся в сторону и сделал вид, будто очень заинтересовался выбоиной на бетонном полу. Несколько мгновений все было тихо. Затем раздался звук шлепка и вопль:
– Швайнэ! – кричала консильера на схватившегося за щеку таможенника. – Негодьяй! Как ви посмейт! Я честный женщина!
Трое стоящих поодаль гномов удивленно уставились в их сторону, а стайка новоприбывших дриад почему-то захихикала. Таможенник попытался что-то ответить, но Хельга круто развернулась и зашагала ко мне.
– Какой негодьяй, – кипя от злости, шипела она. – Ви только представьте – он хочейт, чтоб ми его ублажили! Хам!
Последнее слово Хельга произнесла особенно громко. Таможенник вздрогнул и попятился к стене.
– Ублажили? – переспросил я, наблюдая за причиной негодования няни. – Это еще как?
Хельга смутилась.
– А вот так! Он говориль, что наш багаж слишком большёй. Проверяйт его дольго. Вот если ми его ублажим, то он все сделайт без досмотра. Извращеньец! Предлагайт такое мне – я честный женщина…
– Кажется, он имел в виду взятку, а не то, что вы подумали, – прервал я новую яростную тираду.
Хельга умолкла на полуслове.
– Взьятку? – опешила она. Ее праведный гнев заметно поубавился. Она растерянно покосилась на таможенника, потом перевела взгляд на меня, поправила прическу и безапелляционно отчеканила. – Все равно негодьяй!
Досмотрщик же тем временем, пошатываясь, заковылял прочь. Недолго думая, я вынул бумажник, отсчитал несколько стокоиновых банкнот и побежал за ним.
Одарив меня взглядом полным горечи и обиды, таможенник осмотрелся, не считая сунул деньги в нагрудный карман, и через десять минут у меня на руках были все необходимые документы.
Когда я вернулся обратно, то застал Хельгу не одну. Рядом с ней стоял среднего роста незнакомец в белом летнем костюме и охотничьей шляпе с пером. В руках он вертел щегольскую трость с круглым набалдашником, а на его носу красовалось позолоченное пенсне. Все это было весьма необычно. А если прибавить, что незнакомец был троллем – станет понятно, почему я даже рот разинул от изумления. Вы ведь тоже нечасто видите троллей в очках, правда?
– … я восхищен вашей принципиальностью, мадам, – говорил тролль немного гнусавым голосом. – Ставить сатрапов на место – удел сильных личностей! Вершителей истории, знаете ли. Да, я не побоюсь этого слова – вершителей истории! Тех, кто творит завтрашний день! Героев! Таких, которым потомки посвящают оды и стихи.
Произнося этот странный монолог, тролль незаметно надвигался на ошалевшую Хельгу. Та, видимо, сначала пыталась отступать, однако допустила тактическую ошибку и вскоре оказалась прижатой спиной к ящику с телескопом. Теперь поля тролльей шляпы находились в непосредственной близости к лицу консильеры.
Я подошел поближе и негромко кашлянул. Тролль резко повернул голову (от чего перо на его головном уборе прошлось по носу Хельги) и расплылся в улыбке.
– А, мой юный друг, – пропел он. – Очень рад знакомству. Я тут как раз беседовал с твоей мамой – она такая смелая женщина.
– Вообще-то, она мне не… – начал было я, но не договорил.
– Не важно, не важно, – отмахнулся тролль. – Вы все равно с ней как Робин и Гуд! Даже как Д’Артаньян и сорок разбойников! Не побоюсь этого слова!
– Как кто? – удивилась Хельга.
– Может три мушкетера? – почти одновременно подал голос я.
Тролль рассмеялся. Он был очень собой доволен.
– Ах, друзья мои, – незнакомец с таким увлечением крутанул тростью, что я еле увернулся. – Не удивляйтесь. Я, знаете ли, больше двухсот лет проработал в библиотеке Ее Величества. Потому прочитал столько книг, сколько вы, наверное, и не видели.
– Вы библиотекарь? – я с сомнением покосился на позолоченное пенсне.
– Почти, – замялся его обладатель. – Я служил сторожем. Но это не важно – все равно я, не побоюсь этого слова, один из интеллигентнейших троллей нашего времени. Я знаком с трудами многих лауреатов Гномелевской премии, например, с работами Вольфдау, Эльфштейна. Вот ты, – тролль ткнул тростью в мою сторону, – понимаешь, что такое теория относительности? Только честно.
– Не особо, – признался я. В памяти тут же всплыл преподобный Кац и классная доска, сверху донизу исписанная мозголомными эльфштейновскими уравнениями.
– Вот видишь! – Тролль радостно хлопнул себя ладонью по боку. – А я понимаю! Это же так просто – все в мире относительно! Всего-то!
– О… – только и смогла выдохнуть Хельга. Очевидно, она тоже была сражена глубиной мышления сына гор.
– Но ты не огорчайся, малыш, – тролль подошел и сочувственно похлопал меня по плечу. – Тебе просто надо учиться.
Наступила короткая пауза, пока наш новый знакомый протирал пенсне.
– Кстати, я забыл тебе представиться, – снова заговорил он. – Клавдий Флавиус! Служитель библиотеки Ее Величества в отставке.
– Эрик, – ответил я, пожимая широкую ладонь с когтистыми пальцами. – Рад знакомству.
– О да, я тоже рад! – Клавдий сверкнул стеклышками. – Слышал, вы едете в Нокт-Ламьенберг? Это же редкая удача!
– Почему? – теперь вместо Хельги пришлось отступать мне.
– Потому, что я тоже туда еду! – перо на шляпе Клавдия затряслось. – И мы обязательно увидимся на "Парацельсе".
Фрау Деффеншталь издала тихий страдальческий стон. Тролль же как ни в чем не бывало продолжал:
– Очень приятно, знаешь ли, во время долгого пути коротать время за общением с интеллигентным существом. Тем более такое общение, не побоюсь этого слова, весьма полезно.
– А зачем вы едете в Ламьенберг? – я почувствовал, что повторил ошибку Хельги. Сзади у меня находились какие-то чемоданы, потому путь для дальнейшего отступления оказался отрезан.
– Это нужно для моей книги!
– Так вы писатель?
– Разумеется! Когда я двести лет прослужил в библиотеке Ее Величества, то сказал себе: "Клавдий! Ты скопил столько знаний, произвел столько мыслей – ты обязан всем этим делиться с другими!".
В порыве воодушевления бывший библиотечный сторож вещал мне прямо в лицо, от чего я мимо воли чувствовал запахи его последнего обеда. И ладно бы ел он что-то стоящее, а то щучьи головы с чесноком. Ненавижу чеснок!
– О чем же будет ваше сочинение? – я повернул голову в сторону, стараясь глотнуть хоть немного свежего воздуха.
– О! Это исторический роман, посвященный Ламьенбергскому восстанию 3547 года! Тогда мой народ восстал против шестисотлетнего вампирского ига! Ты, наверное, слышал о Кассиусе Кривозубе?
– Немного…
– Это герой! Он бы обязательно победил вашего императора Вольфганга Кусачего, если бы не предательство упырей. Когда Кассиус залег в пещере…
– Вас из дас? – встрепенулась Хельга. – Кассиюс дольжен бил просто мыться почаще! Если бы он мился и меньял носки хоть раз в недьелю, то вампиры би его не учуяли!
– Это не важно! – немного смутился интеллигентный тролль. – Все равно я напишу о нем книгу. Кстати, вы все приглашены ко мне на литературные вечера – я буду читать уже написанные главы. И свои стихи. Хотите, я прочту вам стихи?
– Найн, найн, – испуганно замахала руками Хельга. – Не стоит трудиться!
– Лучше вы нам их прочтете позже, – поддакнул я. – В более уютной обстановке.
– Ах, мне совсем не тяжело! – тролль вынул из кармана потрепанный блокнотик. – Тем более хорошую поэзию ничем не испортишь.
Клавдий сделал шаг назад и с видом монарха, вознамерившегося облагодетельствовать чернь, принял торжественную позу. Закатив в экстазе глаза, он принялся декламировать:
О, тролль коленопреклоненный,
Восстань, восстань для новых битв,
Пускай твой разум дерзновенный
В сердцах огонь воспламенит!
Стараясь придать тексту больше экспрессии, Клавдий активно жестикулировал. Правда, весь запас его бурной пантомимы исчерпывался одним единственным движением – правая рука ложилась на левую грудь, а затем резко вскидывалась в сторону и по диагонали.
Мы с Хельгой затравленно переглянулись. По всем признакам этот пиит уймется нескоро. Но спасение пришло неожиданно. Когда Клавдий дошел до самых высоких и скрипучих звуков своего диапазона, раздался строгий окрик:
– Что вы тут устроили? Почему задерживаете очередь?
Нашим избавителем оказался гном в таможенной форме. Несмотря на маленький рост, он был весьма крепко сложен и непропорционально широк в плечах.
– Вы уже прошли досмотр? – грозно осведомился у Клавдия этот приплюснутый богатырь.
– Ми уже уходьим, – вместо тролля засуетилась фрау Деффеншталь. – Носильник!
Что-то бормоча под нос, Хельга ткнула пальцем на наш багаж, как из-под земли выросшему носильщику, и за локоть потащила меня прочь.
– Жду вас с Йориком у себя! – крикнул нам вслед Клавдий Флавиус.
– Я Эрик…
– Это не важно…
Окончание фразы затерялось в шуме вокзала. Хельга, как мощный буксир, потащила меня к стеклянным дверям и выволокла на пристань. Там мне пришлось зажмуриться от ослепительного света множества колдорисцентных фонарей. Когда глаза немного привыкли, я не смог сдержать восхищенный возглас. В нескольких сотнях метров от нас возвышалась белоснежная стальная громада лайнера. На боку, ближе к корме, красовалась гигантская синяя надпись "PARACELSUS".
Собственно, это был даже не корабль, а настоящий плавучий город. Он закрывал собой обозримое пространство во всех направлениях. Корма виднелась где-то очень далеко, а нос и вовсе терялся в колдорисцентном мареве. Шестнадцать палуб ступенями уходили ввысь, а три длинных телескопических трубы будто взмывали в ночное небо. Кроме того, этот красавец сиял тысячами огней. Как сказочная новогодняя елка в замке дедушки Артура.
От набережной к кораблю были переброшены восемь крытых трапов. Из-за стеклянных крыш и слепящего белого освещения они мне напомнили огромные теплицы для овощей. Снующие по ним пассажиры и рабочие казались мизерными и тщедушными на фоне исполинского, величественного судна.
Постояв несколько мгновений пораженные, мы с Хельгой направились к одному из трапов-оранжерей. Внутри оказалось гораздо просторнее, чем могло показаться снаружи. Думаю, там вполне мог бы проехать даже автоайр или небольшая драконья колесница. Самое же интересное – широкая стеклянная полоса в полу. Она тянулась по центру вдоль всего трапа. Сквозь нее можно было рассмотреть подсвеченную прожекторами черную морскую воду внизу. Некоторые пассажиры даже шли по этой стеклянной полоске. Однако стоило мне тоже попытаться это сделать, как Хельга опять схватила меня за локоть и оттащила поближе к боковым стальным частям трапа.
Оказавшись на корабле, даже моя няня растерялась. "Парацельс" поражал красотой и роскошью. Мы стояли посередине широкой, до половины крытой, площадки. Точнее правильно было бы ее назвать зимним садом. Нас окружали статуи, живые деревья, кусты и даже фонтаны. Издали доносился шум голосов и приглушенная музыка. От этой площадки-сада во всех направлениях шли какие-то лестницы, галереи и дорожки. Но как нам добраться до своей каюты – мы не имели ни малейшего понятия.
К счастью, пассажиры, которые поднимались на борт, тут же попадали в руки многочисленных стюардов. Завидев одну такую фигуру в темно-синей форме, фрау Деффеншталь призывно замахала рукой. Стюард сразу направился к нам. Но вдруг он резко изменил направление и бросился к сухопарой ведьме в побитом молью манто. Хельга удивилась, но принялась подзывать другого служителя. Однако и тот, едва взглянув на наши лица и клыкастые улыбки, поторопился к двум поднявшимся по трапу магам. Смысл происходящего становился ясен.
Я хмуро посмотрел на новоприбывших. Один из них был седым подтянутым волшебником с острыми серыми глазами и густой бородой. Второй – гораздо моложе, лишь немного старше меня. Он был высоким, хорошо сложенным парнем с красивым, хоть и надменным лицом и гордой осанкой. На среднем пальце его правой руки я успел разглядеть массивный уродливый перстень с большим зеленым кристаллом. Явно магический артефакт.
Встретившись со мной взглядом, незнакомец почему-то сразу опустил глаза и торопливо зашагал за своим седовласым спутником. В мгновение ока они оба исчезли в одной из многочисленных галерей судна.
Пока я провожал их взглядом, Хельга снова попробовала подозвать стюарда. К нам заторопился прыщавый коротышка в мятой униформе.
– Нам нюжно в нашу каюта, – начала было консильера.
– Всенепременно, – промямлил тот и вознамерился отправиться к краснолицему толстяку-гному.
Зря он это сделал – фрау Деффеншталь уже начинала сердиться.
– Извинитье, – процедила Хельга, как непослушного мальчишку хватая стюарда за воротник. Резким и сильным движением она развернула его к себе и прошипела в перекошенное от страха лицо. – Нам нюжно в нашу каюта! Ферштейн? Понимаете?
Коротышка издал невнятный булькающий звук и быстро закивал головой.
– Покажитье нам дорогу, – уже более ласково сказала няня, ослабляя хватку. И совсем вежливо добавила. – Биттэ шён!
Стюард дернулся и бросил на меня умоляющий взгляд. Я послал ему ободряющую улыбку. Правда, из-за усталости она, наверное, больше походила на злобный оскал, так как коротышка обреченно вздохнул и изобразил дежурное радушие.
– Разумеется, разумеется, мадам, – затараторил он. – Следуйте за мной, будьте любезны. Добро пожаловать на "Парацельс"!
Выхватив у Хельги картонку со шляпкой, а у меня сумку с дорожными вещами, стюард засеменил к одной из лестниц.
– Меня зовут Билли, и я рад приветствовать вас на борту самого большого и надежного лайнера в мире, – выдавал стандартные заученные фразы наш провожатый. – Его длина составляет 402, ширина 67, а высота 79 метров. Силовая установка мощностью 750 000 драконьих сил позволяет разогнать корабль до скорости в 25 узлов. Своим гостям "Парацельс" предлагает казино, настоящий ледовый каток, театр на 1300 зрителей, флайбольный стадион, водный амфитеатр, солярий…
– Шьто? – не расслышала Хельга.
– Солярий! – повторил Билли и тут же запнулся. – То есть я хотел сказать, что для каждого найдется занятие по интересам, – поторопился исправиться он.
Мы поднялись на седьмую палубу. "Каюты первого класса" гласила позолоченная табличка над широкими дверями. Как и внизу здесь все утопало в роскоши. Стены были отделаны лакированными панелями из дорогих пород дерева. С потолка свешивались причудливые хрустальные светильники. Ноги тонули в длинном ворсе красного ковра. А вдоль всего коридора тянулись отполированные до зеркального блеска позолоченные поручни.
– При передвижении по лайнеру используйте специальные браслеты, – ни на секунду не умолкая, трещал стюард. – Они будут показывать ваше местонахождение и помогут найти дорогу в свою каюту. Кстати, каюта ваша специально спроектирована для проживания детей ночи. Ее окна могут закрываться плотными занавесками, а стекла почти не пропускают солнечный свет. Таким образом, даже в самый ясный день вы будете чувствовать себя уютно и комфортно. Для вызова персонала используйте гномофон. С его помощью можно заказать в номер ужин, напитки и многое другое – об этом читайте в специальной инструкции.
Мы остановились у двери, на которой значилось 7005F.
– Вот и пришли! Добро пожаловать в ваш дом на ближайшие 28 дней, – радостно выкрикнул Билли.
– Данке шён! – Хельга проворно сунула в руку служащему стокоиновую бумажку. – Спасибо!
– Благодарю, мадам! – почтительно склонился тот. – Если вам или юному господину что-то понадобится – мой номер на гномофоне 5488. Почту за честь быть вам полезным. И кстати, – уже в самом пороге заговорщицки добавил Билл, – если вас интересует, я могу достать для вас человеческие вещи. Среди высшего класса это сейчас очень модно. Просто последний писк. Часы, плееры, счетные машинки…
– А переговорники? – не утерпел я.
– Мобильные телефоны? Запросто! Самые простые стоят от 5000 коинов, более интересные 20-30 тысяч. Правда, все они у нас не работают…
– Данке шён! – с нажимом повторила Хельга. – Нас не интересовайт нерабочие товари человеков за астрономический цени! За 30 тысяч можно автоайр купить!
– Как вам будет угодно! – Билли сделал шаг назад, освобождая проход. – Мой номер 5488, – шепнул он мне в самое ухо. – Вызывайте – достану, что пожелаете.
Мы вошли в свою каюту, и дверь захлопнулась.
– Гут! – произнесла няня, осматриваясь. Затем сделала несколько шагов и добавила. – Зэр гут!
Наша каюта представляла собой трехкомнатный жилой номер. В гостиной, где мы находились, стоял кожаный диванчик, два кресла, стеклянный журнальный столик и шкафчик с баром. У стены разместились высокие напольные часы и даже небольшой, эльфийской работы, рояль.
Две другие комнаты были поменьше. В каждой из них стояло по огромной кровати, туалетному столику, шкафу и несколько мягких стульев.
В отдаленном конце наших апартаментов виднелась узкая дверь, ведущая в ванную.
Пока мы осматривались, от часов послышалось нарастающее шуршание, а потом семь гулких ударов. Семь утра. До отплытия оставалось три часа.
Глава 6
Выспаться, увы, не удалось. Не успел я как следует расслабиться, как знакомое хриплое контральто разрушило морфеевы чары:
– Герр Эрик? Герр Эрик! Просипайтесь!
Я промычал нечто невразумительное и попытался спрятаться, отвернувшись к стене. Однако Хельга не унималась.
– Герр Эрик! – принялась она меня тормошить. – Не делайте вид, шьто не слышайт! Вставайт!
– Еще немного… – промямлил я, не открывая глаз, – через час проснусь…
– Вас? Шьто? Вставайте теперь! Ми уже почти приехали!
– Почти приехали? – сонливость начала улетучиваться. Я обернулся, потом сел на своей полке и осмотрелся.
К моему изумлению, вместо нескольких минут я проспал несколько часов. Жаркий летний полдень за окном давно сменился вечерней прохладой, а сквозь неплотно закрытые двери из коридора пробивался резкий свет колдорисцентных ламп.
– Через пятьдесят минут ми будьем в Данарс, – торжественно изрекла фрау Деффеншталь. – Поторопитьесь! Вам еще нюжно много сделайт!
– Например? – спросонья не понял я.
Консильера укоризненно покачала головой.
– Герр Эрик, ви менья удивляйт! Не собираетесь же ви ходить по городу в этом костюмье! Он измялся. Кроме того ми должны поесть, умыться и почистить зуби! Так что шнелль… торопитесь!
Пришлось подчиниться. Пока я ходил в санузел умываться, Хельга разостлала на столе белую, сверкающую чистотой салфетку и расставила одноразовую бумажную посуду. В самый центр она торжественно водрузила дорожный чайничек с чаем (готовить напиток проводникам Хельга не доверила) и тарелку с домашним бисквитом.
Усаживаясь на свое место, я с тоской покосился на пакет для мусора. Несколько минут назад, разрезая купленную в Меджвилле колбасу, няня обнаружила там чей-то волос. В следующую секунду будущее украшение нашего стола оказалось среди отходов. Как итог, вместо хоть и запеченной, но крови, нам достался чай с бисквитом. А мне еще и с лекцией – Усатая Хельга долго распространялась о важности правил гигиены при приготовлении пищи и попутно ругала неизвестного колбасника за вопиющую нечистоплотность.
За окном же ночь окончательно вступила в свои права. Огромный город, в который мы въезжали, в темноте выглядел особенно эффектно. С высоты железнодорожной насыпи глазу открывался целый океан разноцветных огней. Над всем этим великолепием, подобно гигантским майским жукам, сновали метлы, ступы и ковры с путешествующими магами, а однажды вдалеке я разглядел огромную сигару эльфийского дирижабля.
В приоткрытое окно лилась симфония новых звуков и запахов. Один из этих ароматов мне показался особенно интересным. Свежий, легкий, немного терпкий. Он не был похож ни на что. Иногда он становился сильным и отчетливым, иногда наоборот – почти терялся, забитый локомотивными выхлопами и благоуханьем потных ног спящего в соседнем купе гнома. Тем не менее странный аромат всегда возвращался. И лишь у самого вокзала до меня дошло – так пахнет море!
Данарс встретил нас толчеей и шумом. Если утром Меджвилль мне показался просто большим городом, то Данарс напоминал муравейник. Похоже, жизнь здесь не затихала ни днем, ни ночью. Толпы иностранцев, туристов, моряков, носильщиков, извозчиков смешивались в единый, непрерывно движущийся безликий круговорот. Кто-то кого-то ждал, кто-то куда-то торопился, кто-то с кем-то встречался, расставался, ругался, торговался… И вместе с тем, даже в самой чащобе глухих Мэйрлстонских лесов, я никогда не казался себе таким одиноким, оставленным и никому не нужным, как здесь.
У выхода из вокзала на пассажиров набрасывалась целая стая извозчиков. Они что-то выкрикивали, размахивали руками, а некоторые, особо рьяные, даже пытались оттеснить понравившегося клиента к своему экипажу. В этой толпе можно было увидеть представителей любых магических и немагических рас. Их нестройные голоса наперебой предлагали воспользоваться всеми мыслимыми и немыслимыми средствами передвижения – от ковров-самолетов и драконьих упряжек, до явно сомнительных в плане законности человеческих автомобилей. Контрабанда, как ни крути!
Разумеется, мне хотелось нанять именно автомобиль! Однако Усатая Хельга от такого предложения пришла в неподдельный ужас – все связанное с людьми у нее никогда не вызывало доверия. Потому пришлось искать что-то похожее, но магическое. Договорились мы с хозяином видавшего виды автоайра – хмурым и необщительным гномом. Выглядел наш возница таким же потрепанным, как и его транспорт.
Дорога до порта больше походила на ярмарочный аттракцион. Не знаю, виною ли тому неровная трасса или особенности местного вождения, но несчастный автоайр все время подпрыгивал, раскачивался и болтался. Несколько раз я оказывался крепко прижатым к стенке пышными формами няни. Несколько раз наоборот – меня втискивало в ее накрахмаленные кружева и рюши. В довершение ко всему мотор этого чуда гномьей механики то и дело издавал подозрительный треск и скрежет. Казалось, еще чуть-чуть и мы оставим за собой шлейф из болтиков, гаечек, заклепок и прочих кузнечно-штамповочных изделий. Но к счастью, все обошлось. До порта мы добрались целыми и невредимыми. Хоть и слегка помятыми.
В порту нас ожидало новое приключение. Поскольку Данарс являлся последним магическим городом, а Орраленд и Нокт-Ламьенберг принадлежат уже вампирской короне, все пассажиры "Парацельса" должны были проходить таможенный досмотр. Мы с Хельгой тоже пристроились к полусонной очереди отъезжающих. Спустя добрых полтора часа ожидания к нам наконец подошел маг в форме.
С первого же взгляда этот мужчина вызвал у меня чувство жалости. При огромном росте он был настолько худым, что, казалось, еще немного и сложится пополам, как перочинный ножик. К тому же на лице таможенника застыло выражение глубокой скорби и несказанной печали. Словно сознание жестокости и несовершенства этого мира непосильной ношей лежали на его хлипких плечах.
– Это все ваше? – жиденьким тенорком поинтересовался страж границ. Его бесцветные глазки отрешенно скользнули по внушительной горке свертков и чемоданов, на самом верху которой, под невообразимым углом, красовался медный котел для зелий.
– Йа! – сочувственным шепотом откликнулась Усатая Хельга. И даже зачем-то промокнула глаза платочком. – Наше.
Таможенник покачал головой, тяжко вздохнул и открыл первый чемодан. Несколько бесконечных минут он вяло перебирал вещи. Затем обреченно опустил руки и снова посмотрел на кучу багажа. Казалось, он готов разрыдаться.
– Можно вас на минутку, мадам? – наконец выдавил слуга закона.
Фрау Деффеншталь бросила на меня удивленный взгляд, но поторопилась выполнить просьбу несчастного. Я же отвернулся в сторону и сделал вид, будто очень заинтересовался выбоиной на бетонном полу. Несколько мгновений все было тихо. Затем раздался звук шлепка и вопль:
– Швайнэ! – кричала консильера на схватившегося за щеку таможенника. – Негодьяй! Как ви посмейт! Я честный женщина!
Трое стоящих поодаль гномов удивленно уставились в их сторону, а стайка новоприбывших дриад почему-то захихикала. Таможенник попытался что-то ответить, но Хельга круто развернулась и зашагала ко мне.
– Какой негодьяй, – кипя от злости, шипела она. – Ви только представьте – он хочейт, чтоб ми его ублажили! Хам!
Последнее слово Хельга произнесла особенно громко. Таможенник вздрогнул и попятился к стене.
– Ублажили? – переспросил я, наблюдая за причиной негодования няни. – Это еще как?
Хельга смутилась.
– А вот так! Он говориль, что наш багаж слишком большёй. Проверяйт его дольго. Вот если ми его ублажим, то он все сделайт без досмотра. Извращеньец! Предлагайт такое мне – я честный женщина…
– Кажется, он имел в виду взятку, а не то, что вы подумали, – прервал я новую яростную тираду.
Хельга умолкла на полуслове.
– Взьятку? – опешила она. Ее праведный гнев заметно поубавился. Она растерянно покосилась на таможенника, потом перевела взгляд на меня, поправила прическу и безапелляционно отчеканила. – Все равно негодьяй!
Досмотрщик же тем временем, пошатываясь, заковылял прочь. Недолго думая, я вынул бумажник, отсчитал несколько стокоиновых банкнот и побежал за ним.
Одарив меня взглядом полным горечи и обиды, таможенник осмотрелся, не считая сунул деньги в нагрудный карман, и через десять минут у меня на руках были все необходимые документы.
Когда я вернулся обратно, то застал Хельгу не одну. Рядом с ней стоял среднего роста незнакомец в белом летнем костюме и охотничьей шляпе с пером. В руках он вертел щегольскую трость с круглым набалдашником, а на его носу красовалось позолоченное пенсне. Все это было весьма необычно. А если прибавить, что незнакомец был троллем – станет понятно, почему я даже рот разинул от изумления. Вы ведь тоже нечасто видите троллей в очках, правда?
– … я восхищен вашей принципиальностью, мадам, – говорил тролль немного гнусавым голосом. – Ставить сатрапов на место – удел сильных личностей! Вершителей истории, знаете ли. Да, я не побоюсь этого слова – вершителей истории! Тех, кто творит завтрашний день! Героев! Таких, которым потомки посвящают оды и стихи.
Произнося этот странный монолог, тролль незаметно надвигался на ошалевшую Хельгу. Та, видимо, сначала пыталась отступать, однако допустила тактическую ошибку и вскоре оказалась прижатой спиной к ящику с телескопом. Теперь поля тролльей шляпы находились в непосредственной близости к лицу консильеры.
Я подошел поближе и негромко кашлянул. Тролль резко повернул голову (от чего перо на его головном уборе прошлось по носу Хельги) и расплылся в улыбке.
– А, мой юный друг, – пропел он. – Очень рад знакомству. Я тут как раз беседовал с твоей мамой – она такая смелая женщина.
– Вообще-то, она мне не… – начал было я, но не договорил.
– Не важно, не важно, – отмахнулся тролль. – Вы все равно с ней как Робин и Гуд! Даже как Д’Артаньян и сорок разбойников! Не побоюсь этого слова!
– Как кто? – удивилась Хельга.
– Может три мушкетера? – почти одновременно подал голос я.
Тролль рассмеялся. Он был очень собой доволен.
– Ах, друзья мои, – незнакомец с таким увлечением крутанул тростью, что я еле увернулся. – Не удивляйтесь. Я, знаете ли, больше двухсот лет проработал в библиотеке Ее Величества. Потому прочитал столько книг, сколько вы, наверное, и не видели.
– Вы библиотекарь? – я с сомнением покосился на позолоченное пенсне.
– Почти, – замялся его обладатель. – Я служил сторожем. Но это не важно – все равно я, не побоюсь этого слова, один из интеллигентнейших троллей нашего времени. Я знаком с трудами многих лауреатов Гномелевской премии, например, с работами Вольфдау, Эльфштейна. Вот ты, – тролль ткнул тростью в мою сторону, – понимаешь, что такое теория относительности? Только честно.
– Не особо, – признался я. В памяти тут же всплыл преподобный Кац и классная доска, сверху донизу исписанная мозголомными эльфштейновскими уравнениями.
– Вот видишь! – Тролль радостно хлопнул себя ладонью по боку. – А я понимаю! Это же так просто – все в мире относительно! Всего-то!
– О… – только и смогла выдохнуть Хельга. Очевидно, она тоже была сражена глубиной мышления сына гор.
– Но ты не огорчайся, малыш, – тролль подошел и сочувственно похлопал меня по плечу. – Тебе просто надо учиться.
Наступила короткая пауза, пока наш новый знакомый протирал пенсне.
– Кстати, я забыл тебе представиться, – снова заговорил он. – Клавдий Флавиус! Служитель библиотеки Ее Величества в отставке.
– Эрик, – ответил я, пожимая широкую ладонь с когтистыми пальцами. – Рад знакомству.
– О да, я тоже рад! – Клавдий сверкнул стеклышками. – Слышал, вы едете в Нокт-Ламьенберг? Это же редкая удача!
– Почему? – теперь вместо Хельги пришлось отступать мне.
– Потому, что я тоже туда еду! – перо на шляпе Клавдия затряслось. – И мы обязательно увидимся на "Парацельсе".
Фрау Деффеншталь издала тихий страдальческий стон. Тролль же как ни в чем не бывало продолжал:
– Очень приятно, знаешь ли, во время долгого пути коротать время за общением с интеллигентным существом. Тем более такое общение, не побоюсь этого слова, весьма полезно.
– А зачем вы едете в Ламьенберг? – я почувствовал, что повторил ошибку Хельги. Сзади у меня находились какие-то чемоданы, потому путь для дальнейшего отступления оказался отрезан.
– Это нужно для моей книги!
– Так вы писатель?
– Разумеется! Когда я двести лет прослужил в библиотеке Ее Величества, то сказал себе: "Клавдий! Ты скопил столько знаний, произвел столько мыслей – ты обязан всем этим делиться с другими!".
В порыве воодушевления бывший библиотечный сторож вещал мне прямо в лицо, от чего я мимо воли чувствовал запахи его последнего обеда. И ладно бы ел он что-то стоящее, а то щучьи головы с чесноком. Ненавижу чеснок!
– О чем же будет ваше сочинение? – я повернул голову в сторону, стараясь глотнуть хоть немного свежего воздуха.
– О! Это исторический роман, посвященный Ламьенбергскому восстанию 3547 года! Тогда мой народ восстал против шестисотлетнего вампирского ига! Ты, наверное, слышал о Кассиусе Кривозубе?
– Немного…
– Это герой! Он бы обязательно победил вашего императора Вольфганга Кусачего, если бы не предательство упырей. Когда Кассиус залег в пещере…
– Вас из дас? – встрепенулась Хельга. – Кассиюс дольжен бил просто мыться почаще! Если бы он мился и меньял носки хоть раз в недьелю, то вампиры би его не учуяли!
– Это не важно! – немного смутился интеллигентный тролль. – Все равно я напишу о нем книгу. Кстати, вы все приглашены ко мне на литературные вечера – я буду читать уже написанные главы. И свои стихи. Хотите, я прочту вам стихи?
– Найн, найн, – испуганно замахала руками Хельга. – Не стоит трудиться!
– Лучше вы нам их прочтете позже, – поддакнул я. – В более уютной обстановке.
– Ах, мне совсем не тяжело! – тролль вынул из кармана потрепанный блокнотик. – Тем более хорошую поэзию ничем не испортишь.
Клавдий сделал шаг назад и с видом монарха, вознамерившегося облагодетельствовать чернь, принял торжественную позу. Закатив в экстазе глаза, он принялся декламировать:
О, тролль коленопреклоненный,
Восстань, восстань для новых битв,
Пускай твой разум дерзновенный
В сердцах огонь воспламенит!
Стараясь придать тексту больше экспрессии, Клавдий активно жестикулировал. Правда, весь запас его бурной пантомимы исчерпывался одним единственным движением – правая рука ложилась на левую грудь, а затем резко вскидывалась в сторону и по диагонали.
Мы с Хельгой затравленно переглянулись. По всем признакам этот пиит уймется нескоро. Но спасение пришло неожиданно. Когда Клавдий дошел до самых высоких и скрипучих звуков своего диапазона, раздался строгий окрик:
– Что вы тут устроили? Почему задерживаете очередь?
Нашим избавителем оказался гном в таможенной форме. Несмотря на маленький рост, он был весьма крепко сложен и непропорционально широк в плечах.
– Вы уже прошли досмотр? – грозно осведомился у Клавдия этот приплюснутый богатырь.
– Ми уже уходьим, – вместо тролля засуетилась фрау Деффеншталь. – Носильник!
Что-то бормоча под нос, Хельга ткнула пальцем на наш багаж, как из-под земли выросшему носильщику, и за локоть потащила меня прочь.
– Жду вас с Йориком у себя! – крикнул нам вслед Клавдий Флавиус.
– Я Эрик…
– Это не важно…
Окончание фразы затерялось в шуме вокзала. Хельга, как мощный буксир, потащила меня к стеклянным дверям и выволокла на пристань. Там мне пришлось зажмуриться от ослепительного света множества колдорисцентных фонарей. Когда глаза немного привыкли, я не смог сдержать восхищенный возглас. В нескольких сотнях метров от нас возвышалась белоснежная стальная громада лайнера. На боку, ближе к корме, красовалась гигантская синяя надпись "PARACELSUS".
Собственно, это был даже не корабль, а настоящий плавучий город. Он закрывал собой обозримое пространство во всех направлениях. Корма виднелась где-то очень далеко, а нос и вовсе терялся в колдорисцентном мареве. Шестнадцать палуб ступенями уходили ввысь, а три длинных телескопических трубы будто взмывали в ночное небо. Кроме того, этот красавец сиял тысячами огней. Как сказочная новогодняя елка в замке дедушки Артура.
От набережной к кораблю были переброшены восемь крытых трапов. Из-за стеклянных крыш и слепящего белого освещения они мне напомнили огромные теплицы для овощей. Снующие по ним пассажиры и рабочие казались мизерными и тщедушными на фоне исполинского, величественного судна.
Постояв несколько мгновений пораженные, мы с Хельгой направились к одному из трапов-оранжерей. Внутри оказалось гораздо просторнее, чем могло показаться снаружи. Думаю, там вполне мог бы проехать даже автоайр или небольшая драконья колесница. Самое же интересное – широкая стеклянная полоса в полу. Она тянулась по центру вдоль всего трапа. Сквозь нее можно было рассмотреть подсвеченную прожекторами черную морскую воду внизу. Некоторые пассажиры даже шли по этой стеклянной полоске. Однако стоило мне тоже попытаться это сделать, как Хельга опять схватила меня за локоть и оттащила поближе к боковым стальным частям трапа.
Оказавшись на корабле, даже моя няня растерялась. "Парацельс" поражал красотой и роскошью. Мы стояли посередине широкой, до половины крытой, площадки. Точнее правильно было бы ее назвать зимним садом. Нас окружали статуи, живые деревья, кусты и даже фонтаны. Издали доносился шум голосов и приглушенная музыка. От этой площадки-сада во всех направлениях шли какие-то лестницы, галереи и дорожки. Но как нам добраться до своей каюты – мы не имели ни малейшего понятия.
К счастью, пассажиры, которые поднимались на борт, тут же попадали в руки многочисленных стюардов. Завидев одну такую фигуру в темно-синей форме, фрау Деффеншталь призывно замахала рукой. Стюард сразу направился к нам. Но вдруг он резко изменил направление и бросился к сухопарой ведьме в побитом молью манто. Хельга удивилась, но принялась подзывать другого служителя. Однако и тот, едва взглянув на наши лица и клыкастые улыбки, поторопился к двум поднявшимся по трапу магам. Смысл происходящего становился ясен.
Я хмуро посмотрел на новоприбывших. Один из них был седым подтянутым волшебником с острыми серыми глазами и густой бородой. Второй – гораздо моложе, лишь немного старше меня. Он был высоким, хорошо сложенным парнем с красивым, хоть и надменным лицом и гордой осанкой. На среднем пальце его правой руки я успел разглядеть массивный уродливый перстень с большим зеленым кристаллом. Явно магический артефакт.
Встретившись со мной взглядом, незнакомец почему-то сразу опустил глаза и торопливо зашагал за своим седовласым спутником. В мгновение ока они оба исчезли в одной из многочисленных галерей судна.
Пока я провожал их взглядом, Хельга снова попробовала подозвать стюарда. К нам заторопился прыщавый коротышка в мятой униформе.
– Нам нюжно в нашу каюта, – начала было консильера.
– Всенепременно, – промямлил тот и вознамерился отправиться к краснолицему толстяку-гному.
Зря он это сделал – фрау Деффеншталь уже начинала сердиться.
– Извинитье, – процедила Хельга, как непослушного мальчишку хватая стюарда за воротник. Резким и сильным движением она развернула его к себе и прошипела в перекошенное от страха лицо. – Нам нюжно в нашу каюта! Ферштейн? Понимаете?
Коротышка издал невнятный булькающий звук и быстро закивал головой.
– Покажитье нам дорогу, – уже более ласково сказала няня, ослабляя хватку. И совсем вежливо добавила. – Биттэ шён!
Стюард дернулся и бросил на меня умоляющий взгляд. Я послал ему ободряющую улыбку. Правда, из-за усталости она, наверное, больше походила на злобный оскал, так как коротышка обреченно вздохнул и изобразил дежурное радушие.
– Разумеется, разумеется, мадам, – затараторил он. – Следуйте за мной, будьте любезны. Добро пожаловать на "Парацельс"!
Выхватив у Хельги картонку со шляпкой, а у меня сумку с дорожными вещами, стюард засеменил к одной из лестниц.
– Меня зовут Билли, и я рад приветствовать вас на борту самого большого и надежного лайнера в мире, – выдавал стандартные заученные фразы наш провожатый. – Его длина составляет 402, ширина 67, а высота 79 метров. Силовая установка мощностью 750 000 драконьих сил позволяет разогнать корабль до скорости в 25 узлов. Своим гостям "Парацельс" предлагает казино, настоящий ледовый каток, театр на 1300 зрителей, флайбольный стадион, водный амфитеатр, солярий…
– Шьто? – не расслышала Хельга.
– Солярий! – повторил Билли и тут же запнулся. – То есть я хотел сказать, что для каждого найдется занятие по интересам, – поторопился исправиться он.
Мы поднялись на седьмую палубу. "Каюты первого класса" гласила позолоченная табличка над широкими дверями. Как и внизу здесь все утопало в роскоши. Стены были отделаны лакированными панелями из дорогих пород дерева. С потолка свешивались причудливые хрустальные светильники. Ноги тонули в длинном ворсе красного ковра. А вдоль всего коридора тянулись отполированные до зеркального блеска позолоченные поручни.
– При передвижении по лайнеру используйте специальные браслеты, – ни на секунду не умолкая, трещал стюард. – Они будут показывать ваше местонахождение и помогут найти дорогу в свою каюту. Кстати, каюта ваша специально спроектирована для проживания детей ночи. Ее окна могут закрываться плотными занавесками, а стекла почти не пропускают солнечный свет. Таким образом, даже в самый ясный день вы будете чувствовать себя уютно и комфортно. Для вызова персонала используйте гномофон. С его помощью можно заказать в номер ужин, напитки и многое другое – об этом читайте в специальной инструкции.
Мы остановились у двери, на которой значилось 7005F.
– Вот и пришли! Добро пожаловать в ваш дом на ближайшие 28 дней, – радостно выкрикнул Билли.
– Данке шён! – Хельга проворно сунула в руку служащему стокоиновую бумажку. – Спасибо!
– Благодарю, мадам! – почтительно склонился тот. – Если вам или юному господину что-то понадобится – мой номер на гномофоне 5488. Почту за честь быть вам полезным. И кстати, – уже в самом пороге заговорщицки добавил Билл, – если вас интересует, я могу достать для вас человеческие вещи. Среди высшего класса это сейчас очень модно. Просто последний писк. Часы, плееры, счетные машинки…
– А переговорники? – не утерпел я.
– Мобильные телефоны? Запросто! Самые простые стоят от 5000 коинов, более интересные 20-30 тысяч. Правда, все они у нас не работают…
– Данке шён! – с нажимом повторила Хельга. – Нас не интересовайт нерабочие товари человеков за астрономический цени! За 30 тысяч можно автоайр купить!
– Как вам будет угодно! – Билли сделал шаг назад, освобождая проход. – Мой номер 5488, – шепнул он мне в самое ухо. – Вызывайте – достану, что пожелаете.
Мы вошли в свою каюту, и дверь захлопнулась.
– Гут! – произнесла няня, осматриваясь. Затем сделала несколько шагов и добавила. – Зэр гут!
Наша каюта представляла собой трехкомнатный жилой номер. В гостиной, где мы находились, стоял кожаный диванчик, два кресла, стеклянный журнальный столик и шкафчик с баром. У стены разместились высокие напольные часы и даже небольшой, эльфийской работы, рояль.
Две другие комнаты были поменьше. В каждой из них стояло по огромной кровати, туалетному столику, шкафу и несколько мягких стульев.
В отдаленном конце наших апартаментов виднелась узкая дверь, ведущая в ванную.
Пока мы осматривались, от часов послышалось нарастающее шуршание, а потом семь гулких ударов. Семь утра. До отплытия оставалось три часа.
@темы: Вампирёныш
Египетский бог египетских египтян
Глава 5
Глава 5
Вопреки ожиданиям, упоминание о вампирском университете не вызвало ни недовольства, ни протестов с маминой стороны. Родительница всего лишь обреченно вздохнула, пожаловалась моему учителю на плохой сон и принялась натирать себе виски ментоловой мазью. Папа внешне оставался невозмутимым. Однако от меня не ускользнули радостные огоньки, заплясавшие в его глазах. Сохранить спокойствие ему удалось явно с большим трудом. Пока мой преподобный наставник посвящал маму в таинства лечения бессонницы теплыми ваннами, отец встал и молча направился в свой кабинет.
Всего несколько минут спустя он вернулся с листом гербовой бумаги в руках. Я почему-то даже не удивился, когда там оказалось письмо на имя ректора Международного Вампирского Университета имени Влада Дракулы, профессора Вольфрама фон Байтергоффа. Еще через полчаса это письмо, но уже с оценками и рекомендациями от преподобного Каца, благоговейно вложили в ярко красный конверт, запечатали личной отцовской печатью и отправили в далекий Нокт-Ламьенберг.
Наблюдая за этим священнодействием, я почувствовал себя взрослым и серьезным вампиром. Даже ветер за окном, казалось, запах свободой. На протяжении трех месяцев после этого памятного дня я каждый вечер начинал с пробежки к почтовому ящику. Когда же, наконец, обнаружил там пухлый конверт – до крови прикусил губу, чтоб не закричать от нахлынувшей радости. Удержался только потому, что все-таки кричать, бегать и прыгать не подобает студенту престижного университета.
С того момента я как мог старался соответствовать новому статусу. Ходил по коридорам и лестницам шагом, говорил вполголоса, слуг называл только полными именами. Кошмар! Если же становилось совсем невмоготу, я уходил в деревню к троллям и там, за игрой в флайбол, отводил душу.
Остаток лета промелькнул, как один день. Приглашение в университет уже само по себе нарушило размеренную жизнь нашего замка. А известие, что в Тахране, через который я должен был ехать, запахло войной, погрузило наше имение в самую настоящую суматоху.
Дело здесь вот в чем. Первоначально предполагалось, что в Нокт-Ламьенберг я буду добираться короткой дорогой. То есть выеду из Мэйрлстона на карете, проеду тридцать миль до Мэджвилля, там сяду на скорый поезд и за сорок часов с хвостиком пересеку Каннисбург, Троуэльтарию и Тахран. Затем в Кейльдорфе пересяду на пароход, переплыву Ламьенский залив и высажусь в Орраленде. Ну а с Орраленда до Нокт-Ламьенберга рукой подать. Весь этот путь занял бы никак не более пяти дней.
Однако в сложившейся ситуации отец настаивал на совсем другом маршруте – в обход неспокойного Тахрана. По новому плану из Мэджвилля мне придется ехать в портовый город Данарс, там садиться на знаменитый лайнер "Парацельс" и на нем плыть окольным торговым путем по Ликанскому океану вдоль цепи Вервольфовых островов. Немного не доходя до Иммортского архипелага, "Парацельс" должен развернуться почти на девяносто градусов и взять курс к Ламьенскому морю. Таким образом, если погода не будет мешать, то на двадцать восьмые сутки после отплытия с Данарса наш корабль войдет в Орралендский порт. Чтобы успеть к началу учебного года, мне следовало покинуть дом уже в последних числах июля.
От мысли, что совсем скоро я стану полностью самостоятельным, у меня захватывало дух. Желая еще больше ускорить время, я обзавелся специальным календарем и каждое утро заканчивал вычеркиванием прожитого дня. То есть ночи.
Правда, вскоре мою радость омрачили – в Нокт-Ламьенберг, оказывается, я поеду не один. Дорогу до университета, а так же все десять лет обучения за мной по-прежнему будет присматривать Усатая Хельга. Вернее нет – не совсем по-прежнему. Если раньше она была просто нянькой, то теперь ей торжественно вручили рубиновый перстень и обозвали моей личной консильерой. Секретаршей-советницей то есть. Наверное, чтоб я меньше возмущался. Хотя возмущаться мне было некогда. Подготовка к отъезду отнимала почти все время. Не считая флайбола, конечно же.
Моими сборами взялся руководить сам дедушка Артур. Он лично заказал и отправил в Данарский порт целую кучу учебников и алхимических ингредиентов. Кроме того, мне выписали из-за границы толстостенный медный котел для зелий, новенький блестящий телескоп и особый сундучок для хранения магических артефактов. Зачем последнее – непонятно. Ведь кто-кто, а дедушка прекрасно знает – управлять артефактами вампиры неспособны. Тем не менее сундучок заботливо упаковали и отправили в Данарс, дожидаться нашего рейса.
Мама тоже решила не отставать от деда. Слегка посокрушавшись по поводу скорой и долгой разлуки ("Бедное мое сердце!"), она взялась за обновление моего гардероба. Несколько дней к ряду родительница таскала меня по всевозможным лавкам. Весьма скучное занятие, скажу я вам. Ведь в каждой лавке мне приходилось часами сидеть и ждать своей очереди – отказать себе в удовольствии перемерить добрую половину платьев и шляп мама никогда не могла. В порыве вдохновения она даже забывала о многочисленных болезнях, что было несомненным плюсом.
Жаль только, терапевтический эффект оказывался кратковременным. Стоило маме привезти покупки в замок и примерить их дома, как в каждом платье она обнаруживала массу изъянов. Здесь цвет ей не идет, там материал плохой. И самое страшное – некоторые наряды велики, а некоторые, наоборот, малы. Набор же или потеря веса – верный симптом несметного множества очередных недугов. Обязательно смертельных. Примерка неизменно заканчивалась едва сдерживаемыми слезами и вызовом доктора.
Несчастный врач-эльф добросовестно выслушивал жалобы, осматривал больную, советовал бывать чаще на свежем воздухе и уезжал. Утомленная (но умиротворенная) мама ложилась спать и наутро была готова к новому походу по магазинам.
В общем, вся родня, как могла и умела, помогала мне подготовиться к отъезду. Но всех переплюнул папа.
– Запомни, сынок, – вдохновлено вещал он, – ты не какой-то оборванец, ты сын лорда Георга Ужасного. Единственный сын! А это обязывает.
– И к чему же? – изо всех сил стараясь казаться серьезным, вопрошал я.
– Как к чему?! – отец гордо выпрямлялся и надменно выпячивал подбородок. – Тебе всегда должно быть присуще благородство и величие! О да, благородное величие, которым всегда славился наш род. Мы покажем этим магам, что значит настоящая вампирская аристократия!
На деле же все это означало, что несколько миль до Мэджвилля я должен проехать на запряженной драконами фамильной карете с гербами на дверцах. Когда за день до отъезда я увидел перед парадным крыльцом эту самую карету – на несколько секунд потерял дар речи. Экипаж потрясал воображение. Подозреваю, что на нем ездил еще мой покойный дедушка – папин папа. До того, как триста лет назад попал в засаду и погиб от осинового кола фанатика-инквизитора.
Карета представляла собой внушительное по размеру и причудливое по форме сооружение. Задние ее колеса были почему-то гораздо больше передних, чем сразу напомнили мне одну картинку из потрепанного человеческого букваря. Ту, где нарисована хитроумная самоходная машина в поле. Сходство было столь велико, что я невольно заглянул за запятки – не притаились ли там плуг и борона.
На крышу и дверцы нашей благородно-величественной повозки были когда-то нанесены толстые слои позолоты и дорогого лака. Правда, от времени позолота потемнела, а лак поцарапался и местами облупился. Гербы на дверцах – и те просматривались с трудом. В довершение ко всему карета имела заметный крен на левую сторону.
Пока я стоял и пытался представить свой торжественный въезд в Мэджвилль, слуги под руководством Усатой Хельги метнулись к экипажу. Несчастные. Фрау Деффеншталь мучила их несколько часов подряд. Удовлетворилась она лишь после того, как каждая пядь нашего средства передвижения была старательно вымыта и вытерта раз десять кряду.
Утром, накануне отъезда, прибыли драконы. Отец арендовал их в свадебном агентстве.
Вместе с животными явился и лохматый гном в мятой кучерской ливрее. Он тут же засеменил в кабинет отца, и ближайшие несколько минут весь замок слышал жаркие дебаты о цене. Сошлись на трехстах коинах в час. Довольный гном бросился запрягать драконов, а неутомимая фрау Деффеншталь принялась командовать погрузкой оставшихся чемоданов. Карета, как мне показалось, от этого еще больше перекосилась.
И вот наконец настал момент отбытия. Как же долго я его ждал! В моих грезах это был едва не счастливейший момент жизни. Ведь исполняется мечта: я не просто еду учиться – я еду во взрослую самостоятельную жизнь! Однако на деле все оказалось иначе. Как только на пороге появилась заплаканная мама, я почувствовал на сердце неприятную тяжесть. Пока я пожимал руки собравшимся слугам, тяжесть усиливалась. А когда обнимал отца и целовал мать – к горлу подступил комок. Мне стоило немалых усилий сохранить внешнее спокойствие и даже улыбнуться родителям из окна кареты.
Усатая же Хельга не сдерживала чувств. Добродетельная нянька-консильера голосила навзрыд и долго не хотела отпускать раскисшую маму. При этом она, как фокусник, вынимала из каждого кармана по новому белоснежному платку, шумно сморкалась и что-то причитала. К счастью, из-за волнения и акцента разобрать слова было невозможно.
Наконец гном вскочил на облучок, издал странный свистящий звук и драконы рванули с места. В мгновение ока наш замок оказался далеко внизу и позади. Гном снова свистнул. Карета выровнялась и взяла курс на восток.
Я посмотрел в окно. Глубоко под нами проплывали залитые солнцем рощи, поля и пастбища. Кое-где среди зелени виднелись беспорядочно разбросанные домики магов. На крышах многих из них сверкали стеклянными куполами башенки обсерваторий. Постепенно пейзаж за окном становился все более чужим и незнакомым. Наконец под нами проплыла вытянутая, пересекающая ручей арка с кованными перилами – Мэйрлстонский мост. Я почувствовал, как по коже пробежали мурашки – только теперь я осознал, что так далеко от дома еще никогда не был.
А ландшафт внизу все менялся и менялся. Домики становились все выше и попадались все чаще, пастбища почти исчезли, а луга и рощи выглядели все более изрезанными дорогами. Через пару часов полета дома и дороги выстроились в улицы, а улицы – в большой оживленный город. Под нами начинались предместья Мэджвилля.
Пока я смотрел вниз, фрау Деффеншталь решила привести себя в порядок. Полдороги она старательно поправляла поплывший от слез макияж. Затем вынула из своей сумочки несколько свежих накрахмаленных платочков и рассовала по кармашкам платья. В довершение нянька вылила на себя с полгаллона различных духов и пахучих вод. От смеси их ароматов воздух в карете превратился в тяжелый, малопригодный для дыхания наркотический газ. Стараясь делать вдох не чаще раза в минуту, я откинулся на спинку полинявшего каретного дивана и прикрыл глаза.
Около полудня наш возница снова засвистел. Драконы описали широкую дугу и начали снижаться. Не успели мы опомниться, как экипаж уже катился по неровной, хоть и мощеной, дороге к похожему на аквариум зданию железнодорожного вокзала.
Едва карета остановилась, я настежь распахнул дверцу и выпрыгнул на свежий воздух. Какое же счастье вдохнуть полной грудью! Честное слово, даже примешавшийся запах свежего драконьего помета казался райским благоуханием, после духов Хельги.
Пока я блаженствовал, гном проворно сложил наши чемоданы под раскидистой липой, прыгнул обратно на облучок и умчался. Мы с Хельгой остались вдвоем.
– Нам нюжен носильник, – прорычала наконец консильера. – Я пойду его искайт!
– Кто нужен? – не понял я.
– Носильник! Для чемоданы. Ждите менья в тени. – Фрау Деффеншталь поправила и без того идеальную прическу и царственно зашагала к вокзалу. По самому солнцепеку! Как-никак упыри не полностью ночные существа, потому к солнцу так же малочувствительны, как и люди.
Я с завистью проводил Хельгу взглядом и спрятался в густую тень липы. Конечно же, вопреки человеческим поверьям, солнце не убивает вампиров. Однако его прямые лучи способны вызвать ожог всего за несколько минут. Нежная и светлая кожа детей ночи плохо переносит ультрафиолетовое излучение.
Размышляя над всем этим, я прислонился плечом к дереву и машинально погладил его грубую кору. Пальцы наткнулись на глубокий, очень старый, заросший шрам.
– Это от извозчика, – раздался сзади звонкий мелодичный голос. – Много лет назад в это дерево въехал пьяный гном.
Я обернулся. Говорившим оказался эльф. Хотя какой там эльф – эльфенок! Ростом он едва доходил мне до груди и, судя по всему, был не старше двадцати лет. Его каштановые волосы были зачесаны назад и перехватывались тонкой золотистой лентой, а из-под длинных ресниц на меня смотрели янтарного цвета глаза.
– Бедное, – сочувственно проговорил мальчишка, подходя к дереву и осторожно касаясь ствола. – Ему тогда было очень больно!
– Откуда ты все это знаешь? – удивился я. – Ты что, здесь живешь?
В ответ эльфенок захихикал.
– Нет, конечно!
– Тогда откуда?
– Мне рассказало дерево, – мальчик пожал узкими плечами. – А ты разве не слышишь? – смышленые глазки вопросительно уставились на меня. – Вот сейчас, когда касаешься коры?
– Э… нет, – почему-то с виноватыми интонациями прозвучал мой голос.
Эльфенок снова захихикал.
– Ты ему понравился, – проговорил он, поглаживая кору. – Оно считает тебя хорошим. И… ух ты!
Эльф неожиданно умолк. На остреньком лице появилось странное выражение смеси удивления и крайнего любопытства.
– А они настоящие? – громким шепотом спросил он, кивая на меня.
– Кто?
– Зубы! – протянул эльфенок, не отводя завороженного взгляда от моего рта.
Я не выдержал и засмеялся. Уж очень это было забавно.
– Конечно, настоящие!
– Здорово! – радостно пискнул эльфенок и даже хлопнул в ладоши. – Значит, ты вампир, да? А можно потрогать?
Не дожидаясь ответа, он протянул руку и попытался сунуть палец мне в рот.
– Знаешь, лучше не надо, – стараясь вернуть себе серьезность, сказал я.
Мальчишка на секунду замер и быстро убрал руку. Мне показалось, что он обиженно нахмурил брови и надул губы.
Через несколько мгновений он снова заговорил.
– Мистер Патрик нам рассказывал, что укус вампира сильнее, чем у крокодила. Это правда? Ты тоже умеешь перекусывать кости?
– Какие глупости! – я хотел было возмутиться, однако память услужливо подсунула воспоминание о пальце Карреоздро, и я пристыжено запнулся.
– А вот и не глупости! – эльфенок упрямо выставил подбородок. – Так говорил сам мистер Патрик! А еще он говорил, что вампира никогда ни в чем не заставишь признаться.
Я промолчал. Похоже, спорить с авторитетом таинственного Патрика было бесполезно.
– Тебя как зовут? – не унимался мой новый знакомый.
– Эрик.
– А меня Айнон, – нерешительно заулыбался тот. – Но все меня называют просто – Айни.
– Рад знакомству, – вежливо проговорил я, пожимая протянутую руку.
– И я рад! – улыбка Айни стала еще шире. – Ни у кого из моих знакомых нет друга-вампира, а у меня теперь есть! Представляешь?!
– С трудом…
– Почему? – искренно изумился эльф. – Правда! В наших лесах нет вампиров. Потому многие даже не видели их. Ну, то есть вас… таких как ты.
Наступила короткая пауза.
– Эрик, – неуверенно заговорил Айнон, – ну можно я потрогаю твои клыки? Я быстро и осторожно, а? Ты же теперь мой друг, ведь так?
К счастью, ничего отвечать мне не пришлось. За разговором мы не заметили, как к нам подошла высокая статная эльфийка.
– Айнон, вот ты где, – воскликнула она. – Я уже тебя обыскалась!
– Мама! – восторженно закричал Айни, – а я тут с Эриком познакомился! Смотри, он вампир! Всамделишний! И мой друг.
Я нерешительно улыбнулся и хотел поздороваться с незнакомкой. Однако та, едва услышав слово "вампир", шарахнулась от меня как от прокаженного, молча схватила Айнона за руку и потащила прочь. Они были уже достаточно далеко, но я смог расслышать, как она отчитывала сына:
– … держись подальше от этих существ! Он хищник и кровопийца – какая с ним может быть дружба?
Я отвернулся к липе и скрестил руки на груди. Конечно же, мне было хорошо известно, что другие расы вампиров недолюбливают. Маги – побаиваются. Эльфы – презирают, как любых хищников. Что же до людей, кентавров, фавнов и прочих лишенных колдовской силы созданий, то вампир является их естественным врагом. Как бы странно это не звучало, но немагическая кровь служит источником магической силы для детей ночи. Из-за этого в глубокой древности мои дикие предки охотились не только на четвероногую дичь. Затаившуюся неприязнь так и не смогли до конца вытравить ни цивилизация, ни клятвенные соглашения, ни межрасовые конвенции, объявляющие всех разумных свободными и равноправными.
Да, все это я прекрасно знал. Тем не менее неприятный осадок на душе остался. Все-таки я не сделал этой эльфийке ничего плохого, чтоб заслужить такое отношение.
А еще мне стало не по себе от мысли, что похожие чувства мог испытывать и наш старый добрый семейный врач. Хоть он никогда и не выказывал ничего подобного, но, поди, пойми этих эльфов! Я вздохнул.
К счастью, долго предаваться думам у меня не получилось. Вскоре подоспела Усатая Хельга в компании двух дюжих троллей. В руках нянька сжимала что-то продолговатое, завернутое в газету. Судя по запаху – батон кровяной колбасы. Держа этот сверток, наподобие маршальского жезла, Хельга, с видом полководца, повела свой несуразный отряд через сутолоку и гам вокзала к перрону.
Наш состав прибыл через несколько минут. Войдя в свое купе, я, не разуваясь, повалился на нижнюю полку. Как поезд отправился – не помню. Сон меня сморил моментально.
Глава 5
Вопреки ожиданиям, упоминание о вампирском университете не вызвало ни недовольства, ни протестов с маминой стороны. Родительница всего лишь обреченно вздохнула, пожаловалась моему учителю на плохой сон и принялась натирать себе виски ментоловой мазью. Папа внешне оставался невозмутимым. Однако от меня не ускользнули радостные огоньки, заплясавшие в его глазах. Сохранить спокойствие ему удалось явно с большим трудом. Пока мой преподобный наставник посвящал маму в таинства лечения бессонницы теплыми ваннами, отец встал и молча направился в свой кабинет.
Всего несколько минут спустя он вернулся с листом гербовой бумаги в руках. Я почему-то даже не удивился, когда там оказалось письмо на имя ректора Международного Вампирского Университета имени Влада Дракулы, профессора Вольфрама фон Байтергоффа. Еще через полчаса это письмо, но уже с оценками и рекомендациями от преподобного Каца, благоговейно вложили в ярко красный конверт, запечатали личной отцовской печатью и отправили в далекий Нокт-Ламьенберг.
Наблюдая за этим священнодействием, я почувствовал себя взрослым и серьезным вампиром. Даже ветер за окном, казалось, запах свободой. На протяжении трех месяцев после этого памятного дня я каждый вечер начинал с пробежки к почтовому ящику. Когда же, наконец, обнаружил там пухлый конверт – до крови прикусил губу, чтоб не закричать от нахлынувшей радости. Удержался только потому, что все-таки кричать, бегать и прыгать не подобает студенту престижного университета.
С того момента я как мог старался соответствовать новому статусу. Ходил по коридорам и лестницам шагом, говорил вполголоса, слуг называл только полными именами. Кошмар! Если же становилось совсем невмоготу, я уходил в деревню к троллям и там, за игрой в флайбол, отводил душу.
Остаток лета промелькнул, как один день. Приглашение в университет уже само по себе нарушило размеренную жизнь нашего замка. А известие, что в Тахране, через который я должен был ехать, запахло войной, погрузило наше имение в самую настоящую суматоху.
Дело здесь вот в чем. Первоначально предполагалось, что в Нокт-Ламьенберг я буду добираться короткой дорогой. То есть выеду из Мэйрлстона на карете, проеду тридцать миль до Мэджвилля, там сяду на скорый поезд и за сорок часов с хвостиком пересеку Каннисбург, Троуэльтарию и Тахран. Затем в Кейльдорфе пересяду на пароход, переплыву Ламьенский залив и высажусь в Орраленде. Ну а с Орраленда до Нокт-Ламьенберга рукой подать. Весь этот путь занял бы никак не более пяти дней.
Однако в сложившейся ситуации отец настаивал на совсем другом маршруте – в обход неспокойного Тахрана. По новому плану из Мэджвилля мне придется ехать в портовый город Данарс, там садиться на знаменитый лайнер "Парацельс" и на нем плыть окольным торговым путем по Ликанскому океану вдоль цепи Вервольфовых островов. Немного не доходя до Иммортского архипелага, "Парацельс" должен развернуться почти на девяносто градусов и взять курс к Ламьенскому морю. Таким образом, если погода не будет мешать, то на двадцать восьмые сутки после отплытия с Данарса наш корабль войдет в Орралендский порт. Чтобы успеть к началу учебного года, мне следовало покинуть дом уже в последних числах июля.
От мысли, что совсем скоро я стану полностью самостоятельным, у меня захватывало дух. Желая еще больше ускорить время, я обзавелся специальным календарем и каждое утро заканчивал вычеркиванием прожитого дня. То есть ночи.
Правда, вскоре мою радость омрачили – в Нокт-Ламьенберг, оказывается, я поеду не один. Дорогу до университета, а так же все десять лет обучения за мной по-прежнему будет присматривать Усатая Хельга. Вернее нет – не совсем по-прежнему. Если раньше она была просто нянькой, то теперь ей торжественно вручили рубиновый перстень и обозвали моей личной консильерой. Секретаршей-советницей то есть. Наверное, чтоб я меньше возмущался. Хотя возмущаться мне было некогда. Подготовка к отъезду отнимала почти все время. Не считая флайбола, конечно же.
Моими сборами взялся руководить сам дедушка Артур. Он лично заказал и отправил в Данарский порт целую кучу учебников и алхимических ингредиентов. Кроме того, мне выписали из-за границы толстостенный медный котел для зелий, новенький блестящий телескоп и особый сундучок для хранения магических артефактов. Зачем последнее – непонятно. Ведь кто-кто, а дедушка прекрасно знает – управлять артефактами вампиры неспособны. Тем не менее сундучок заботливо упаковали и отправили в Данарс, дожидаться нашего рейса.
Мама тоже решила не отставать от деда. Слегка посокрушавшись по поводу скорой и долгой разлуки ("Бедное мое сердце!"), она взялась за обновление моего гардероба. Несколько дней к ряду родительница таскала меня по всевозможным лавкам. Весьма скучное занятие, скажу я вам. Ведь в каждой лавке мне приходилось часами сидеть и ждать своей очереди – отказать себе в удовольствии перемерить добрую половину платьев и шляп мама никогда не могла. В порыве вдохновения она даже забывала о многочисленных болезнях, что было несомненным плюсом.
Жаль только, терапевтический эффект оказывался кратковременным. Стоило маме привезти покупки в замок и примерить их дома, как в каждом платье она обнаруживала массу изъянов. Здесь цвет ей не идет, там материал плохой. И самое страшное – некоторые наряды велики, а некоторые, наоборот, малы. Набор же или потеря веса – верный симптом несметного множества очередных недугов. Обязательно смертельных. Примерка неизменно заканчивалась едва сдерживаемыми слезами и вызовом доктора.
Несчастный врач-эльф добросовестно выслушивал жалобы, осматривал больную, советовал бывать чаще на свежем воздухе и уезжал. Утомленная (но умиротворенная) мама ложилась спать и наутро была готова к новому походу по магазинам.
В общем, вся родня, как могла и умела, помогала мне подготовиться к отъезду. Но всех переплюнул папа.
– Запомни, сынок, – вдохновлено вещал он, – ты не какой-то оборванец, ты сын лорда Георга Ужасного. Единственный сын! А это обязывает.
– И к чему же? – изо всех сил стараясь казаться серьезным, вопрошал я.
– Как к чему?! – отец гордо выпрямлялся и надменно выпячивал подбородок. – Тебе всегда должно быть присуще благородство и величие! О да, благородное величие, которым всегда славился наш род. Мы покажем этим магам, что значит настоящая вампирская аристократия!
На деле же все это означало, что несколько миль до Мэджвилля я должен проехать на запряженной драконами фамильной карете с гербами на дверцах. Когда за день до отъезда я увидел перед парадным крыльцом эту самую карету – на несколько секунд потерял дар речи. Экипаж потрясал воображение. Подозреваю, что на нем ездил еще мой покойный дедушка – папин папа. До того, как триста лет назад попал в засаду и погиб от осинового кола фанатика-инквизитора.
Карета представляла собой внушительное по размеру и причудливое по форме сооружение. Задние ее колеса были почему-то гораздо больше передних, чем сразу напомнили мне одну картинку из потрепанного человеческого букваря. Ту, где нарисована хитроумная самоходная машина в поле. Сходство было столь велико, что я невольно заглянул за запятки – не притаились ли там плуг и борона.
На крышу и дверцы нашей благородно-величественной повозки были когда-то нанесены толстые слои позолоты и дорогого лака. Правда, от времени позолота потемнела, а лак поцарапался и местами облупился. Гербы на дверцах – и те просматривались с трудом. В довершение ко всему карета имела заметный крен на левую сторону.
Пока я стоял и пытался представить свой торжественный въезд в Мэджвилль, слуги под руководством Усатой Хельги метнулись к экипажу. Несчастные. Фрау Деффеншталь мучила их несколько часов подряд. Удовлетворилась она лишь после того, как каждая пядь нашего средства передвижения была старательно вымыта и вытерта раз десять кряду.
Утром, накануне отъезда, прибыли драконы. Отец арендовал их в свадебном агентстве.
Вместе с животными явился и лохматый гном в мятой кучерской ливрее. Он тут же засеменил в кабинет отца, и ближайшие несколько минут весь замок слышал жаркие дебаты о цене. Сошлись на трехстах коинах в час. Довольный гном бросился запрягать драконов, а неутомимая фрау Деффеншталь принялась командовать погрузкой оставшихся чемоданов. Карета, как мне показалось, от этого еще больше перекосилась.
И вот наконец настал момент отбытия. Как же долго я его ждал! В моих грезах это был едва не счастливейший момент жизни. Ведь исполняется мечта: я не просто еду учиться – я еду во взрослую самостоятельную жизнь! Однако на деле все оказалось иначе. Как только на пороге появилась заплаканная мама, я почувствовал на сердце неприятную тяжесть. Пока я пожимал руки собравшимся слугам, тяжесть усиливалась. А когда обнимал отца и целовал мать – к горлу подступил комок. Мне стоило немалых усилий сохранить внешнее спокойствие и даже улыбнуться родителям из окна кареты.
Усатая же Хельга не сдерживала чувств. Добродетельная нянька-консильера голосила навзрыд и долго не хотела отпускать раскисшую маму. При этом она, как фокусник, вынимала из каждого кармана по новому белоснежному платку, шумно сморкалась и что-то причитала. К счастью, из-за волнения и акцента разобрать слова было невозможно.
Наконец гном вскочил на облучок, издал странный свистящий звук и драконы рванули с места. В мгновение ока наш замок оказался далеко внизу и позади. Гном снова свистнул. Карета выровнялась и взяла курс на восток.
Я посмотрел в окно. Глубоко под нами проплывали залитые солнцем рощи, поля и пастбища. Кое-где среди зелени виднелись беспорядочно разбросанные домики магов. На крышах многих из них сверкали стеклянными куполами башенки обсерваторий. Постепенно пейзаж за окном становился все более чужим и незнакомым. Наконец под нами проплыла вытянутая, пересекающая ручей арка с кованными перилами – Мэйрлстонский мост. Я почувствовал, как по коже пробежали мурашки – только теперь я осознал, что так далеко от дома еще никогда не был.
А ландшафт внизу все менялся и менялся. Домики становились все выше и попадались все чаще, пастбища почти исчезли, а луга и рощи выглядели все более изрезанными дорогами. Через пару часов полета дома и дороги выстроились в улицы, а улицы – в большой оживленный город. Под нами начинались предместья Мэджвилля.
Пока я смотрел вниз, фрау Деффеншталь решила привести себя в порядок. Полдороги она старательно поправляла поплывший от слез макияж. Затем вынула из своей сумочки несколько свежих накрахмаленных платочков и рассовала по кармашкам платья. В довершение нянька вылила на себя с полгаллона различных духов и пахучих вод. От смеси их ароматов воздух в карете превратился в тяжелый, малопригодный для дыхания наркотический газ. Стараясь делать вдох не чаще раза в минуту, я откинулся на спинку полинявшего каретного дивана и прикрыл глаза.
Около полудня наш возница снова засвистел. Драконы описали широкую дугу и начали снижаться. Не успели мы опомниться, как экипаж уже катился по неровной, хоть и мощеной, дороге к похожему на аквариум зданию железнодорожного вокзала.
Едва карета остановилась, я настежь распахнул дверцу и выпрыгнул на свежий воздух. Какое же счастье вдохнуть полной грудью! Честное слово, даже примешавшийся запах свежего драконьего помета казался райским благоуханием, после духов Хельги.
Пока я блаженствовал, гном проворно сложил наши чемоданы под раскидистой липой, прыгнул обратно на облучок и умчался. Мы с Хельгой остались вдвоем.
– Нам нюжен носильник, – прорычала наконец консильера. – Я пойду его искайт!
– Кто нужен? – не понял я.
– Носильник! Для чемоданы. Ждите менья в тени. – Фрау Деффеншталь поправила и без того идеальную прическу и царственно зашагала к вокзалу. По самому солнцепеку! Как-никак упыри не полностью ночные существа, потому к солнцу так же малочувствительны, как и люди.
Я с завистью проводил Хельгу взглядом и спрятался в густую тень липы. Конечно же, вопреки человеческим поверьям, солнце не убивает вампиров. Однако его прямые лучи способны вызвать ожог всего за несколько минут. Нежная и светлая кожа детей ночи плохо переносит ультрафиолетовое излучение.
Размышляя над всем этим, я прислонился плечом к дереву и машинально погладил его грубую кору. Пальцы наткнулись на глубокий, очень старый, заросший шрам.
– Это от извозчика, – раздался сзади звонкий мелодичный голос. – Много лет назад в это дерево въехал пьяный гном.
Я обернулся. Говорившим оказался эльф. Хотя какой там эльф – эльфенок! Ростом он едва доходил мне до груди и, судя по всему, был не старше двадцати лет. Его каштановые волосы были зачесаны назад и перехватывались тонкой золотистой лентой, а из-под длинных ресниц на меня смотрели янтарного цвета глаза.
– Бедное, – сочувственно проговорил мальчишка, подходя к дереву и осторожно касаясь ствола. – Ему тогда было очень больно!
– Откуда ты все это знаешь? – удивился я. – Ты что, здесь живешь?
В ответ эльфенок захихикал.
– Нет, конечно!
– Тогда откуда?
– Мне рассказало дерево, – мальчик пожал узкими плечами. – А ты разве не слышишь? – смышленые глазки вопросительно уставились на меня. – Вот сейчас, когда касаешься коры?
– Э… нет, – почему-то с виноватыми интонациями прозвучал мой голос.
Эльфенок снова захихикал.
– Ты ему понравился, – проговорил он, поглаживая кору. – Оно считает тебя хорошим. И… ух ты!
Эльф неожиданно умолк. На остреньком лице появилось странное выражение смеси удивления и крайнего любопытства.
– А они настоящие? – громким шепотом спросил он, кивая на меня.
– Кто?
– Зубы! – протянул эльфенок, не отводя завороженного взгляда от моего рта.
Я не выдержал и засмеялся. Уж очень это было забавно.
– Конечно, настоящие!
– Здорово! – радостно пискнул эльфенок и даже хлопнул в ладоши. – Значит, ты вампир, да? А можно потрогать?
Не дожидаясь ответа, он протянул руку и попытался сунуть палец мне в рот.
– Знаешь, лучше не надо, – стараясь вернуть себе серьезность, сказал я.
Мальчишка на секунду замер и быстро убрал руку. Мне показалось, что он обиженно нахмурил брови и надул губы.
Через несколько мгновений он снова заговорил.
– Мистер Патрик нам рассказывал, что укус вампира сильнее, чем у крокодила. Это правда? Ты тоже умеешь перекусывать кости?
– Какие глупости! – я хотел было возмутиться, однако память услужливо подсунула воспоминание о пальце Карреоздро, и я пристыжено запнулся.
– А вот и не глупости! – эльфенок упрямо выставил подбородок. – Так говорил сам мистер Патрик! А еще он говорил, что вампира никогда ни в чем не заставишь признаться.
Я промолчал. Похоже, спорить с авторитетом таинственного Патрика было бесполезно.
– Тебя как зовут? – не унимался мой новый знакомый.
– Эрик.
– А меня Айнон, – нерешительно заулыбался тот. – Но все меня называют просто – Айни.
– Рад знакомству, – вежливо проговорил я, пожимая протянутую руку.
– И я рад! – улыбка Айни стала еще шире. – Ни у кого из моих знакомых нет друга-вампира, а у меня теперь есть! Представляешь?!
– С трудом…
– Почему? – искренно изумился эльф. – Правда! В наших лесах нет вампиров. Потому многие даже не видели их. Ну, то есть вас… таких как ты.
Наступила короткая пауза.
– Эрик, – неуверенно заговорил Айнон, – ну можно я потрогаю твои клыки? Я быстро и осторожно, а? Ты же теперь мой друг, ведь так?
К счастью, ничего отвечать мне не пришлось. За разговором мы не заметили, как к нам подошла высокая статная эльфийка.
– Айнон, вот ты где, – воскликнула она. – Я уже тебя обыскалась!
– Мама! – восторженно закричал Айни, – а я тут с Эриком познакомился! Смотри, он вампир! Всамделишний! И мой друг.
Я нерешительно улыбнулся и хотел поздороваться с незнакомкой. Однако та, едва услышав слово "вампир", шарахнулась от меня как от прокаженного, молча схватила Айнона за руку и потащила прочь. Они были уже достаточно далеко, но я смог расслышать, как она отчитывала сына:
– … держись подальше от этих существ! Он хищник и кровопийца – какая с ним может быть дружба?
Я отвернулся к липе и скрестил руки на груди. Конечно же, мне было хорошо известно, что другие расы вампиров недолюбливают. Маги – побаиваются. Эльфы – презирают, как любых хищников. Что же до людей, кентавров, фавнов и прочих лишенных колдовской силы созданий, то вампир является их естественным врагом. Как бы странно это не звучало, но немагическая кровь служит источником магической силы для детей ночи. Из-за этого в глубокой древности мои дикие предки охотились не только на четвероногую дичь. Затаившуюся неприязнь так и не смогли до конца вытравить ни цивилизация, ни клятвенные соглашения, ни межрасовые конвенции, объявляющие всех разумных свободными и равноправными.
Да, все это я прекрасно знал. Тем не менее неприятный осадок на душе остался. Все-таки я не сделал этой эльфийке ничего плохого, чтоб заслужить такое отношение.
А еще мне стало не по себе от мысли, что похожие чувства мог испытывать и наш старый добрый семейный врач. Хоть он никогда и не выказывал ничего подобного, но, поди, пойми этих эльфов! Я вздохнул.
К счастью, долго предаваться думам у меня не получилось. Вскоре подоспела Усатая Хельга в компании двух дюжих троллей. В руках нянька сжимала что-то продолговатое, завернутое в газету. Судя по запаху – батон кровяной колбасы. Держа этот сверток, наподобие маршальского жезла, Хельга, с видом полководца, повела свой несуразный отряд через сутолоку и гам вокзала к перрону.
Наш состав прибыл через несколько минут. Войдя в свое купе, я, не разуваясь, повалился на нижнюю полку. Как поезд отправился – не помню. Сон меня сморил моментально.
@темы: Вампирёныш
Египетский бог египетских египтян
Глава 4
Глава 4
Остановился отдышаться я только в лесу. Там бегло осмотрел и рассортировал свои нечаянные трофеи. Пучок зелени, кусок сыра и бутылка молока сразу же полетели в сугроб. А мешочек с человеческими деньгами и переговорное приспособление я оставил. Последнее меня особенно интересовало – за чертой я видел, как люди прикладывают такие штуки к уху и о чем-то беседуют. Даже сами приспособления видел! Правда, дома, на картинках. Теперь же меня распирало любопытство и желание поскорее добраться в замок, чтобы спокойно исследовать добычу.
Обратный путь оказался еще тяжелее, чем путь из дома. Северная черта так долго не показывалась, что я начал подозревать – уж не сбился ли с пути. С каждым шагом усталость и холод все увеличивались. Шуба, казалось, не то что не греет, а, наоборот, сковывает тело ледяным панцирем. Я чувствовал себя зверьком-броненосцем. Снег набивался за пазуху и в сапоги, и через какое-то время я перестал его оттуда вытряхивать. Магическому мареву границы я радовался как моряк, увидевший землю после долгого плавания. Как у меня хватило сил дойти до замка – до сих пор понять не могу.
Первое, что я сделал, переступив порог дома, это бросился на кухню – поближе к горячим печам. Без их тепла я бы не смог снять с себя те ледяные доспехи, в которые превратилась шуба. К тому же кухня – единственное место в замке, куда точно не придет Усатая Хельга: отношения с кухаркой у нее далеко не лучшие. Мне же это на руку - нянька ни за что не разрешит оставить человеческие вещи. А спрятать их, как назло, сейчас негде – вся одежда подобралась без карманов.
На озабоченное кухаркино кудахтанье я вымучено улыбнулся и заявил, что катался на санях. Чтобы успокоить нашу почтенную ведьму-стряпуху, мне пришлось съесть ее фирменных оладий и выпить большущую кружку теплого молока. На что только не пойдешь ради конспирации!
Слегка оттаяв, я заторопился к себе. До своей комнаты добрался никем незамеченный. У самой двери я уже мысленно поздравил себя с этим достижением, как вдруг эта самая дверь распахнулась, и оттуда повеяло сразу тремя гелями для укладки волос.
– Вас из дас, герр Эрик? – прошипел знакомый низкий голос. Внутри у меня все неприятно съежилось. – Ви знайт сколько времья?
– Э… я… я… – начал было я, пряча руки за спину.
– Йа, йа! Ви! – закивала Хельга. – Где ви быльи? Почему на ужин вас нихт? Я искайт, я переживайт, но вас и в замке нихт! – Хельга неожиданно замолчала и принюхалась. – Что от вас пахнет?
– Ничего! – я попытался просочиться в комнату мимо блюстительницы порядка, однако та загородила проход.
– Ви что-то скрывайт? Что ви прятайт?
– Да ничего не прячу! Вам показалось… эй, отдайте! – не успел я опомниться, как цепкие пальцы Хельги выхватили мои трофеи.
– Откуда ви это взяйт? – голос няньки стал похожим на злобное рычание. – Ви знайт, что это человеки делайт?
– Это гномье…
– Оно свьежий и пахнейт человеками!
– Но…
– Ви знайт, как они опасны и коварны?! – Хельга с отвращением посмотрела на отнятые у меня вещи и пощелкала языком. – Где ви это взяйт?
– Нашел, – вякнул я первое, что пришло на ум.
– Нашьол?! – нянька сорвалась на фальцет. – Уж не хотите ли ви… о Нахт! Ви ходить к Северний черта?!
Ответа Хельга не ждала – она круто развернулась и кинулась к ярко полыхающему камину. Не успел я и глазом моргнуть, как кошель с денежными бумажками и волшебный кирпичик переговорника оказались в топке.
Я тоже бросился к камину, но было уже поздно. От досады у меня выступили слезы – еще минуту назад я держал в руках редчайшие человеческие предметы, а сейчас их нагло отняли и уничтожили.
– Ну зачем… – с тоской простонал я.
– Ви не тоскайт в дом всякую дрьянь! – безапелляционно отчеканила нянька. – Человеки часто разбрасывайт ловушки! А о вашем повьедении я говорить ваш папинька! Йа! – Хельга выудила из кармана белоснежный, скрипящий от крахмала платок и принялась вытирать руки. – Идите вимойтесь, после того, как держайт эту гадость. И сменьите одежду!
Перечить я не стал, по крайней мере, вслух. Однако в ванной, остервенело натирая себя мочалкой, я решил осуществить еще одну вылазку к людям. На сей раз более подготовленную. Что бы там ни говорила Усатая Хельга, но эти твари совсем не так опасны. А заполучить какую-нибудь человеческую вещь мне просто необходимо. Вторую экспедицию я решил не откладывать в долгий ящик – ведь Северная черта будет без защиты совсем недолго. Да и любопытство меня просто-таки жгло. Поэтому я решил отправиться прямо завтра.
К сожалению, этим планам сбыться было не суждено. Уже днем у меня начался жар, а к вечеру я окончательно слег с сильнейшей простудой. Провалялся пластом целую неделю. Как в тумане помню вдруг возникшее перед собой озабоченное лицо сначала Хельги, потом мамы. Потом их сменила длинноухая физиономия врача-эльфа. Врач произносил какие-то непонятные слова и записывал назначения в пергаментный свиток. В комнате все это время пахло ладаном, а фрау Деффеншталь с убийственной педантичностью проделывала все предписанные врачом манипуляции.
Когда же я смог вернуться к привычной жизни, защиту Северной черты не только восстановили, но и усилили. Теперь о том, чтоб ее пересечь, не стоило и мечтать. К тому же Хельга все-таки нажаловалась на меня отцу. Не знаю, из-за болезни или по какой-то другой причине, но меня не наказали. Вместо этого папа буркнул, что я совсем отбился от рук и (от этого я пришел в ужас) решил найти мне нового учителя.
На сей раз поиски наставника растянулись более чем на год. Мама и дедушка ни за что не хотели окончательно признавать во мне вампира. Потому, несмотря на старания отца, об освоении магии крови не могло быть и речи. С другой стороны, после фиаско доктора Карреоздро даже дедушка не мог не согласиться с моей полной истинно-магической бездарностью. Дело закончилось компромиссом. Меня решили сначала учить дисциплинам, обязательным как для магов, так и для вампиров – астрономии, алхимии, метафизике и латыни. Потом же, если магия крови начнет проявляться самостоятельно, к ним добавят специфические науки моей расы – менталистику, отведение глаз, гипноз. А непосредственно перед поступлением в университет – еще и хождение по снам и погружение в тень.
В результате долгих уговоров моим учителем согласился стать полковник Маринелли – старый, всеми весьма уважаемый вурдалак. Дедушка рассказывал, что когда-то, очень давно, полковник в одиночку спас от инквизиции целую семью магов. Когда же люди за ними погнались, он превратился в волка и загрыз преследователей. За это маги торжественно вручили герою почетный малиновый колпак. Поскольку к этой награде полагаются еще и земельные владения, полковник поселился рядом с Мэйрлстоном.
После такого рассказа Маринелли представлялся мне поистине легендарной личностью. В назначенную полночь я влез на чердак самой высокой – Центральной башни и, напрягая зрение, вглядывался в небо. Конечно же, мой новый учитель прилетит на тройке, а то и на шестерике драконов. Они с трудом будут тащить роскошную лакированную карету с гербами на дверцах. Разве герой может себе позволить появиться как-то иначе? Сам он, конечно же, ростом выше Карреоздро, а в плечах шире Леокадиуса. Одних только медалей и орденов он, наверное, носит целый пуд. Ух, как же они будут сверкать при свечах! А почетный малиновый колпак? Не иначе полковник им до самого потолка достанет!
Но время шло. Внизу уже пробило двенадцать, а карета все не появлялась. Я удивился – неужели военные тоже опаздывают? Дальнейшие мои размышления прервала Усатая Хельга. Нянька буквально запрыгнула на чердак, обругала меня безответственным, невоспитанным мальчишкой и потребовала срочно бежать в классную комнату. Полковник, оказывается, уже давно в замке и меня ждет.
Перескакивая через четыре ступеньки, я помчался вниз. Пулей влетел в класс. Осмотрелся.
– А где же господин полковник? – вырвалось у меня.
– Хм, кажется, здесь, – пробубнил в ответ коренастый мужчина с почти прозрачными голубыми глазами и пышными, до желтизны прокуренными усами. – И, кажется, это я. Ты разочарован?
– Э… нет-нет, что вы! – торопливо соврал я. Однако получилось, наверное, не очень убедительно.
В самом деле, разочарован – это не то слово! Ну, какой из этого оборванца в полинявшем сюртуке герой?! Да он и ростом-то лишь немного больше меня! И где же его драконы, карета, ордена? Где малиновый колпак, наконец?
Однако в следующую минуту я вспомнил – даже великий Шерлок Холмс иногда переодевался нищим старьевщиком. И если лишнее внимание мешало гениальному сыщику, то оно, наверняка, мешает и героическому полковнику. Эта мысль мне показалась здравой. Потому я поторопился занять свое место и, как примерный ученик, приготовился прилежно слушать учительские наставления.
Учить меня Маринелли начал по какой-то необычной, одному ему известной методике. Чтобы как можно быстрее добиться результатов, он решил соединить изучение астрономии и латыни. В первый же день занятий он снял с дальней полки пыльный латинский фолиант о звездах, раскрыл его наугад где-то посредине и пододвинул ко мне.
– Хм… кхе… прочитай-ка этот… э… этот текст, – пробормотал он. По его голосу было трудно понять – обращается ли он ко мне или сам к себе. – Ты же знаком с латынью, не так ли? Доктор Карреоздро ее прекрасно знает!
От упоминания о великом маге я вздрогнул. Затем безропотно склонился над книгой и начал читать. Собственно назвать этот процесс чтением можно было лишь с большой натяжкой. Дело в том, что от времени многие буквы на страницах стерлись. В таких случаях я пропускал или проглатывал звуки. Кроме этого, слова, в произношении которых был неуверен, я старался произносить как можно невнятнее. Если же учесть, что таких слов была добрая половина, и к этому добавить еще и мой мэйрлстонский выговор – то понять, о чем я читаю, наверное, не смогли бы и сами латиняне.
К середине описания созвездия Малого Нетопыря я устал и взмок, как после хорошей пробежки. Казалось, время остановилось, и этот мучительный урок не закончится никогда. Вдруг со стороны учительского кресла послышались странные звуки. От неожиданности я затих. Неужели моя латынь так шокировала почтенного вурдалака, что он зарычал? Переспросить я постеснялся. Решил реабилитироваться – начал читать быстрее и громче. Но звуки тоже стали сильнее. И определеннее. Я поднял глаза и едва не свалился со стула.
Полковник Маринелли откинул голову далеко назад, широко разинул рот и в такой позе мирно похрапывал в своем широком кресле. Тут уж зарычать захотелось мне. От досады. Стоило ли из кожи лезть с этой латынью, если тебя даже не слушают? Подавив в себе желание вынуть из оконной рамы засохшую муху и сунуть ее полковнику в рот, я стал размышлять над ситуацией. Разумеется, будить героя – очень невежливо. Тем более из-за аллергии последнего на парфюмерию, Усатая Хельга на уроках не присутствовала. Следовательно, обрекать себя на все эти альбедо, радианты и прочие параллаксы – вовсе не обязательно. Я тихонько поднялся с места и выскользнул из класса – есть занятия и поинтереснее, чем смотреть на спящего вурдалака.
К моей радости, латынь так действовала на полковника почти всегда.
Уроки проходили по неизменному сценарию. Сначала Маринелли наугад открывал книгу. Это наугад почему-то всегда попадало на четыреста одиннадцатую страницу. Затем я начинал читать об основных созвездиях Северного полушария и примерно к середине абзаца о Малом Нетопыре слышал знакомый храп. Булькающе-урчащий звук ласкал мои уши, как музыка. Он означал, что в ближайшие четыре часа я могу заниматься чем угодно. Главное – вернуться до половины пятого утра. Где-то за пять-десять минут до этого времени я снова садился на свое место, пролистывал книгу на несколько страниц вперед и объявлял звонким голосом, что дочитал до конца главы.
Полковник вздрагивал, удивленно смотрел на меня – видно, пытаясь сообразить спросонья, где находится, и бормотал что-то невразумительное. Ровно в полпятого – минута в минуту – на пороге появлялась Усатая Хельга с чайным подносом в руках. Напившись чаю, я отправлялся погулять до ужина, а Маринелли с нами прощался, и не спеша ковылял к себе – немного вздремнуть после тяжелого будня.
Такое необременительное обучение вполне могло продолжаться еще без малого двадцать лет – до моего совершеннолетия. Но, увы, все хорошее быстро проходит. И, что обидно, я сам в этом оказался виноват.
В те часы, когда полковник видел сладкие сны в нашей классной комнате, я начал понемногу экспериментировать с магией крови. Благо у отца было полно книг на эту тему. Тогда я там мало чего понимал. Серьезные вещи делать даже не пытался. Но в одном трактате меня привлек интересный момент.
Оказывается, защитная магия вампира весьма своеобразно взаимодействует с распространенным у магов заклятием Arcem. Такое заклятие они обычно накладывают на границы своих владений. Оно простое, долговечное и отлично защищает от непрошеных гостей. Так вот, если встать недалеко от защищенного с помощью Arcem места и замкнуть вокруг себя энергетический кокон, то получится небольшой, но красочный вихрь. Самое интересное будет, если встать в высокой траве или пшенице. От вихря останется красивый, идеально ровный круг.
Прочитав об этом эффекте, я сразу же захотел проверить его на практике. Подходящее место нашел быстро. В миле от замка, сразу за владениями отца, начинались территории, заселенные троллями. Разумеется, границы нашего имения были под надежной магической защитой. Дедушка лично наложил на них не один десяток различных заклятий, среди которых, конечно же, и старый добрый Arcem.
В первую же ночь я пробрался на территорию троллей, легко нашел обширный сенокос, на котором и поставил опыт. Получилось не ахти, если честно. Пока я сумел замкнуть кокон, растратил почти всю энергию. Вихрь в итоге вышел бледным и слабым, а круг остался практически незаметным. Несколько следующих дней я накапливал силу. Спасибо отцу – ночные кровопития нами никогда не пропускались.
Второй эксперимент выдался более удачным, но не намного. Зато третий привел меня в восторг. Магический коловорот потряс своей яркостью и многоцветьем, а оставленный круг получился большим и четким.
До самой осени я украшал троллям сенокос восхитительными кругами. Даже старался оставлять их не хаотично, а в виде узора. Когда места не осталось – перебрался на ржаное поле.
Вот тут меня и поймали.
Дело в том, что появление кругов тролли истолковали по-своему. Эти недалекие существа возомнили, что с ними пытаются войти в контакт инопланетные пришельцы. К моему сенокосу приезжали целые толпы тролльих мудрецов, а то и просто зевак. Одни утверждали, что круги несут тайные знания. Другие – что они способны исцелять смертельные болезни. Третьи, наоборот, предостерегали о страшной опасности, которая якобы от них исходит. Наблюдая за всем этим, я от души веселился.
Но, увы, испорченное поле оказалось не тролльим. Его хозяином был наш сосед – Рауль Данарский. Меня сбило с толку, что поле не имело магической защиты. Откуда же мне было знать, что Рауль – контрамагус! То есть, он хоть и родился в семье истинных магов, но сам никаких способностей не унаследовал. Почему такое случается, и в магических семьях появляются немагические дети – до конца не изучено. Известно только, что контрамагусы рождаются крайне редко – примерно один раз на тысячу.
Разумеется, узнав о кругах на своем поле, Рауль понял что к чему. Хоть сам он колдовать и не мог, но об Истинной магии знал не меньше своих магических родственников. А раз в Мэйрлстоне живет всего два вампира, то подозрение автоматически пало на меня. Не подозревать же в рисовании кругов лорда Георга Ужасного!
Чтоб избавиться от сомнений, поле поставили под наблюдение. И когда я пришел туда в очередной раз, Стефан Кейльдорфский все увидел в хрустальном шаре.
Дома у нас запахло скандалом. И не только потому, что отцу пришлось платить за испорченные посевы. Вопросы были к полковнику Маринелли – круги-то появлялись во время его уроков! Чтоб избежать позорного увольнения, полковник сам подал в отставку и уехал из Мэйрлстона. Лечить расшатанные нервы – как он объяснил.
Меня же перепоручили местному жрецу Дневных сил – преподобному Кацу. Когда он впервые появился в нашем замке, я едва сдержал улыбку. Маленький, толстенький, с ежиком почти белых волос на голове и такого же цвета короткой бородкой – он больше напоминал доброго ленивого гнома из какой-нибудь детской книжки, чем учителя. Но на деле этот зловредный ботаник добросовестно отрабатывал каждый коин своего жалования – гонял и дрессировал меня немилосердно. Он сразу заявил, что меня надо готовить к поступлению в университет имени Дракулы. Когда же мама заикнулась о Мерлиновской Истинно-магической Академии, преподобный Кац очень невежливо расхохотался и, бесцеремонно оттянув мне губу, указал пальцем родительнице на мои удлиненные клыки. Мама на него обиделась и ушла. В тот же день она обнаружила у себя несколько новых болезней, две из которых должны были убить ее еще до моего появления на свет.
С первого дня преподобный Кац начал обучать меня магии крови. Причем то, что сам он был истинным магом, его нисколько не смущало. Как он объяснил, расовые магии осваиваются в основном интуитивно. И лучше всего учиться на практике.
Практика же эта отнимала у меня все силы – не только магические, но и физические. Каждый нехитрый прием из скудного арсенала вамирской магии мой учитель заставлял отрабатывать до тех пор, пока, по его мнению, я не овладевал им в совершенстве. А уроки он проводил экстравагантно. Например, ради овладения защитными чарами ему ничего не стоило выплюнуть целый рой ос и натравить их на меня. А когда пришло время учиться отводить людям глаза, Кац под видом экскурсии привел меня на рыночную площадь гномьего городка и истошно заорал: "Вампир, вампир, убийца!". Я-то не знал, что он наслал гномам наваждение – они увидели, как я перегрыз горло маленькой девочке!
Ух, что тогда началось! Так быстро бегать мне не доводилось ни до, ни после. Но через несколько месяцев подобных практик глаза отводить я научился кому угодно.
Кроме магии крови, Кац учил меня и тем предметам, которыми я занимался (вернее не занимался) с Маринелли. О том, чтоб как-то схитрить или побездельничать на его уроках – не стоило и мечтать. За малейшие попытки отвлечься, преподобный Кац испепелял подо мною стул. А в тот день, когда я принес в класс майского жука, наставник превратил всю мою одежду в шевелящуюся корку из этих насекомых.
Сам же он обладал поистине колоссальными познаниями. Иногда мне начинало казаться, что он помнит наизусть целые библиотеки, а на свете нет такой вещи или явления, о котором он не сможет прочитать хоть коротенькую – минут на пятьдесят – лекцию.
От меня он требовал того же. И в этом был кошмар. На уроках я тонул в нескончаемом потоке информации, а домашние задания устрашали своим количеством и объемом.
Это издевательство продолжалось долгие восемнадцать лет. Наконец, в один прекрасный день, преподобный Кац объявил моим родителям, что основы наук и вампирской магии я освоил вполне. Пришло время задуматься о продолжении образования в университете имени Дракулы.
Глава 4
Остановился отдышаться я только в лесу. Там бегло осмотрел и рассортировал свои нечаянные трофеи. Пучок зелени, кусок сыра и бутылка молока сразу же полетели в сугроб. А мешочек с человеческими деньгами и переговорное приспособление я оставил. Последнее меня особенно интересовало – за чертой я видел, как люди прикладывают такие штуки к уху и о чем-то беседуют. Даже сами приспособления видел! Правда, дома, на картинках. Теперь же меня распирало любопытство и желание поскорее добраться в замок, чтобы спокойно исследовать добычу.
Обратный путь оказался еще тяжелее, чем путь из дома. Северная черта так долго не показывалась, что я начал подозревать – уж не сбился ли с пути. С каждым шагом усталость и холод все увеличивались. Шуба, казалось, не то что не греет, а, наоборот, сковывает тело ледяным панцирем. Я чувствовал себя зверьком-броненосцем. Снег набивался за пазуху и в сапоги, и через какое-то время я перестал его оттуда вытряхивать. Магическому мареву границы я радовался как моряк, увидевший землю после долгого плавания. Как у меня хватило сил дойти до замка – до сих пор понять не могу.
Первое, что я сделал, переступив порог дома, это бросился на кухню – поближе к горячим печам. Без их тепла я бы не смог снять с себя те ледяные доспехи, в которые превратилась шуба. К тому же кухня – единственное место в замке, куда точно не придет Усатая Хельга: отношения с кухаркой у нее далеко не лучшие. Мне же это на руку - нянька ни за что не разрешит оставить человеческие вещи. А спрятать их, как назло, сейчас негде – вся одежда подобралась без карманов.
На озабоченное кухаркино кудахтанье я вымучено улыбнулся и заявил, что катался на санях. Чтобы успокоить нашу почтенную ведьму-стряпуху, мне пришлось съесть ее фирменных оладий и выпить большущую кружку теплого молока. На что только не пойдешь ради конспирации!
Слегка оттаяв, я заторопился к себе. До своей комнаты добрался никем незамеченный. У самой двери я уже мысленно поздравил себя с этим достижением, как вдруг эта самая дверь распахнулась, и оттуда повеяло сразу тремя гелями для укладки волос.
– Вас из дас, герр Эрик? – прошипел знакомый низкий голос. Внутри у меня все неприятно съежилось. – Ви знайт сколько времья?
– Э… я… я… – начал было я, пряча руки за спину.
– Йа, йа! Ви! – закивала Хельга. – Где ви быльи? Почему на ужин вас нихт? Я искайт, я переживайт, но вас и в замке нихт! – Хельга неожиданно замолчала и принюхалась. – Что от вас пахнет?
– Ничего! – я попытался просочиться в комнату мимо блюстительницы порядка, однако та загородила проход.
– Ви что-то скрывайт? Что ви прятайт?
– Да ничего не прячу! Вам показалось… эй, отдайте! – не успел я опомниться, как цепкие пальцы Хельги выхватили мои трофеи.
– Откуда ви это взяйт? – голос няньки стал похожим на злобное рычание. – Ви знайт, что это человеки делайт?
– Это гномье…
– Оно свьежий и пахнейт человеками!
– Но…
– Ви знайт, как они опасны и коварны?! – Хельга с отвращением посмотрела на отнятые у меня вещи и пощелкала языком. – Где ви это взяйт?
– Нашел, – вякнул я первое, что пришло на ум.
– Нашьол?! – нянька сорвалась на фальцет. – Уж не хотите ли ви… о Нахт! Ви ходить к Северний черта?!
Ответа Хельга не ждала – она круто развернулась и кинулась к ярко полыхающему камину. Не успел я и глазом моргнуть, как кошель с денежными бумажками и волшебный кирпичик переговорника оказались в топке.
Я тоже бросился к камину, но было уже поздно. От досады у меня выступили слезы – еще минуту назад я держал в руках редчайшие человеческие предметы, а сейчас их нагло отняли и уничтожили.
– Ну зачем… – с тоской простонал я.
– Ви не тоскайт в дом всякую дрьянь! – безапелляционно отчеканила нянька. – Человеки часто разбрасывайт ловушки! А о вашем повьедении я говорить ваш папинька! Йа! – Хельга выудила из кармана белоснежный, скрипящий от крахмала платок и принялась вытирать руки. – Идите вимойтесь, после того, как держайт эту гадость. И сменьите одежду!
Перечить я не стал, по крайней мере, вслух. Однако в ванной, остервенело натирая себя мочалкой, я решил осуществить еще одну вылазку к людям. На сей раз более подготовленную. Что бы там ни говорила Усатая Хельга, но эти твари совсем не так опасны. А заполучить какую-нибудь человеческую вещь мне просто необходимо. Вторую экспедицию я решил не откладывать в долгий ящик – ведь Северная черта будет без защиты совсем недолго. Да и любопытство меня просто-таки жгло. Поэтому я решил отправиться прямо завтра.
К сожалению, этим планам сбыться было не суждено. Уже днем у меня начался жар, а к вечеру я окончательно слег с сильнейшей простудой. Провалялся пластом целую неделю. Как в тумане помню вдруг возникшее перед собой озабоченное лицо сначала Хельги, потом мамы. Потом их сменила длинноухая физиономия врача-эльфа. Врач произносил какие-то непонятные слова и записывал назначения в пергаментный свиток. В комнате все это время пахло ладаном, а фрау Деффеншталь с убийственной педантичностью проделывала все предписанные врачом манипуляции.
Когда же я смог вернуться к привычной жизни, защиту Северной черты не только восстановили, но и усилили. Теперь о том, чтоб ее пересечь, не стоило и мечтать. К тому же Хельга все-таки нажаловалась на меня отцу. Не знаю, из-за болезни или по какой-то другой причине, но меня не наказали. Вместо этого папа буркнул, что я совсем отбился от рук и (от этого я пришел в ужас) решил найти мне нового учителя.
На сей раз поиски наставника растянулись более чем на год. Мама и дедушка ни за что не хотели окончательно признавать во мне вампира. Потому, несмотря на старания отца, об освоении магии крови не могло быть и речи. С другой стороны, после фиаско доктора Карреоздро даже дедушка не мог не согласиться с моей полной истинно-магической бездарностью. Дело закончилось компромиссом. Меня решили сначала учить дисциплинам, обязательным как для магов, так и для вампиров – астрономии, алхимии, метафизике и латыни. Потом же, если магия крови начнет проявляться самостоятельно, к ним добавят специфические науки моей расы – менталистику, отведение глаз, гипноз. А непосредственно перед поступлением в университет – еще и хождение по снам и погружение в тень.
В результате долгих уговоров моим учителем согласился стать полковник Маринелли – старый, всеми весьма уважаемый вурдалак. Дедушка рассказывал, что когда-то, очень давно, полковник в одиночку спас от инквизиции целую семью магов. Когда же люди за ними погнались, он превратился в волка и загрыз преследователей. За это маги торжественно вручили герою почетный малиновый колпак. Поскольку к этой награде полагаются еще и земельные владения, полковник поселился рядом с Мэйрлстоном.
После такого рассказа Маринелли представлялся мне поистине легендарной личностью. В назначенную полночь я влез на чердак самой высокой – Центральной башни и, напрягая зрение, вглядывался в небо. Конечно же, мой новый учитель прилетит на тройке, а то и на шестерике драконов. Они с трудом будут тащить роскошную лакированную карету с гербами на дверцах. Разве герой может себе позволить появиться как-то иначе? Сам он, конечно же, ростом выше Карреоздро, а в плечах шире Леокадиуса. Одних только медалей и орденов он, наверное, носит целый пуд. Ух, как же они будут сверкать при свечах! А почетный малиновый колпак? Не иначе полковник им до самого потолка достанет!
Но время шло. Внизу уже пробило двенадцать, а карета все не появлялась. Я удивился – неужели военные тоже опаздывают? Дальнейшие мои размышления прервала Усатая Хельга. Нянька буквально запрыгнула на чердак, обругала меня безответственным, невоспитанным мальчишкой и потребовала срочно бежать в классную комнату. Полковник, оказывается, уже давно в замке и меня ждет.
Перескакивая через четыре ступеньки, я помчался вниз. Пулей влетел в класс. Осмотрелся.
– А где же господин полковник? – вырвалось у меня.
– Хм, кажется, здесь, – пробубнил в ответ коренастый мужчина с почти прозрачными голубыми глазами и пышными, до желтизны прокуренными усами. – И, кажется, это я. Ты разочарован?
– Э… нет-нет, что вы! – торопливо соврал я. Однако получилось, наверное, не очень убедительно.
В самом деле, разочарован – это не то слово! Ну, какой из этого оборванца в полинявшем сюртуке герой?! Да он и ростом-то лишь немного больше меня! И где же его драконы, карета, ордена? Где малиновый колпак, наконец?
Однако в следующую минуту я вспомнил – даже великий Шерлок Холмс иногда переодевался нищим старьевщиком. И если лишнее внимание мешало гениальному сыщику, то оно, наверняка, мешает и героическому полковнику. Эта мысль мне показалась здравой. Потому я поторопился занять свое место и, как примерный ученик, приготовился прилежно слушать учительские наставления.
Учить меня Маринелли начал по какой-то необычной, одному ему известной методике. Чтобы как можно быстрее добиться результатов, он решил соединить изучение астрономии и латыни. В первый же день занятий он снял с дальней полки пыльный латинский фолиант о звездах, раскрыл его наугад где-то посредине и пододвинул ко мне.
– Хм… кхе… прочитай-ка этот… э… этот текст, – пробормотал он. По его голосу было трудно понять – обращается ли он ко мне или сам к себе. – Ты же знаком с латынью, не так ли? Доктор Карреоздро ее прекрасно знает!
От упоминания о великом маге я вздрогнул. Затем безропотно склонился над книгой и начал читать. Собственно назвать этот процесс чтением можно было лишь с большой натяжкой. Дело в том, что от времени многие буквы на страницах стерлись. В таких случаях я пропускал или проглатывал звуки. Кроме этого, слова, в произношении которых был неуверен, я старался произносить как можно невнятнее. Если же учесть, что таких слов была добрая половина, и к этому добавить еще и мой мэйрлстонский выговор – то понять, о чем я читаю, наверное, не смогли бы и сами латиняне.
К середине описания созвездия Малого Нетопыря я устал и взмок, как после хорошей пробежки. Казалось, время остановилось, и этот мучительный урок не закончится никогда. Вдруг со стороны учительского кресла послышались странные звуки. От неожиданности я затих. Неужели моя латынь так шокировала почтенного вурдалака, что он зарычал? Переспросить я постеснялся. Решил реабилитироваться – начал читать быстрее и громче. Но звуки тоже стали сильнее. И определеннее. Я поднял глаза и едва не свалился со стула.
Полковник Маринелли откинул голову далеко назад, широко разинул рот и в такой позе мирно похрапывал в своем широком кресле. Тут уж зарычать захотелось мне. От досады. Стоило ли из кожи лезть с этой латынью, если тебя даже не слушают? Подавив в себе желание вынуть из оконной рамы засохшую муху и сунуть ее полковнику в рот, я стал размышлять над ситуацией. Разумеется, будить героя – очень невежливо. Тем более из-за аллергии последнего на парфюмерию, Усатая Хельга на уроках не присутствовала. Следовательно, обрекать себя на все эти альбедо, радианты и прочие параллаксы – вовсе не обязательно. Я тихонько поднялся с места и выскользнул из класса – есть занятия и поинтереснее, чем смотреть на спящего вурдалака.
К моей радости, латынь так действовала на полковника почти всегда.
Уроки проходили по неизменному сценарию. Сначала Маринелли наугад открывал книгу. Это наугад почему-то всегда попадало на четыреста одиннадцатую страницу. Затем я начинал читать об основных созвездиях Северного полушария и примерно к середине абзаца о Малом Нетопыре слышал знакомый храп. Булькающе-урчащий звук ласкал мои уши, как музыка. Он означал, что в ближайшие четыре часа я могу заниматься чем угодно. Главное – вернуться до половины пятого утра. Где-то за пять-десять минут до этого времени я снова садился на свое место, пролистывал книгу на несколько страниц вперед и объявлял звонким голосом, что дочитал до конца главы.
Полковник вздрагивал, удивленно смотрел на меня – видно, пытаясь сообразить спросонья, где находится, и бормотал что-то невразумительное. Ровно в полпятого – минута в минуту – на пороге появлялась Усатая Хельга с чайным подносом в руках. Напившись чаю, я отправлялся погулять до ужина, а Маринелли с нами прощался, и не спеша ковылял к себе – немного вздремнуть после тяжелого будня.
Такое необременительное обучение вполне могло продолжаться еще без малого двадцать лет – до моего совершеннолетия. Но, увы, все хорошее быстро проходит. И, что обидно, я сам в этом оказался виноват.
В те часы, когда полковник видел сладкие сны в нашей классной комнате, я начал понемногу экспериментировать с магией крови. Благо у отца было полно книг на эту тему. Тогда я там мало чего понимал. Серьезные вещи делать даже не пытался. Но в одном трактате меня привлек интересный момент.
Оказывается, защитная магия вампира весьма своеобразно взаимодействует с распространенным у магов заклятием Arcem. Такое заклятие они обычно накладывают на границы своих владений. Оно простое, долговечное и отлично защищает от непрошеных гостей. Так вот, если встать недалеко от защищенного с помощью Arcem места и замкнуть вокруг себя энергетический кокон, то получится небольшой, но красочный вихрь. Самое интересное будет, если встать в высокой траве или пшенице. От вихря останется красивый, идеально ровный круг.
Прочитав об этом эффекте, я сразу же захотел проверить его на практике. Подходящее место нашел быстро. В миле от замка, сразу за владениями отца, начинались территории, заселенные троллями. Разумеется, границы нашего имения были под надежной магической защитой. Дедушка лично наложил на них не один десяток различных заклятий, среди которых, конечно же, и старый добрый Arcem.
В первую же ночь я пробрался на территорию троллей, легко нашел обширный сенокос, на котором и поставил опыт. Получилось не ахти, если честно. Пока я сумел замкнуть кокон, растратил почти всю энергию. Вихрь в итоге вышел бледным и слабым, а круг остался практически незаметным. Несколько следующих дней я накапливал силу. Спасибо отцу – ночные кровопития нами никогда не пропускались.
Второй эксперимент выдался более удачным, но не намного. Зато третий привел меня в восторг. Магический коловорот потряс своей яркостью и многоцветьем, а оставленный круг получился большим и четким.
До самой осени я украшал троллям сенокос восхитительными кругами. Даже старался оставлять их не хаотично, а в виде узора. Когда места не осталось – перебрался на ржаное поле.
Вот тут меня и поймали.
Дело в том, что появление кругов тролли истолковали по-своему. Эти недалекие существа возомнили, что с ними пытаются войти в контакт инопланетные пришельцы. К моему сенокосу приезжали целые толпы тролльих мудрецов, а то и просто зевак. Одни утверждали, что круги несут тайные знания. Другие – что они способны исцелять смертельные болезни. Третьи, наоборот, предостерегали о страшной опасности, которая якобы от них исходит. Наблюдая за всем этим, я от души веселился.
Но, увы, испорченное поле оказалось не тролльим. Его хозяином был наш сосед – Рауль Данарский. Меня сбило с толку, что поле не имело магической защиты. Откуда же мне было знать, что Рауль – контрамагус! То есть, он хоть и родился в семье истинных магов, но сам никаких способностей не унаследовал. Почему такое случается, и в магических семьях появляются немагические дети – до конца не изучено. Известно только, что контрамагусы рождаются крайне редко – примерно один раз на тысячу.
Разумеется, узнав о кругах на своем поле, Рауль понял что к чему. Хоть сам он колдовать и не мог, но об Истинной магии знал не меньше своих магических родственников. А раз в Мэйрлстоне живет всего два вампира, то подозрение автоматически пало на меня. Не подозревать же в рисовании кругов лорда Георга Ужасного!
Чтоб избавиться от сомнений, поле поставили под наблюдение. И когда я пришел туда в очередной раз, Стефан Кейльдорфский все увидел в хрустальном шаре.
Дома у нас запахло скандалом. И не только потому, что отцу пришлось платить за испорченные посевы. Вопросы были к полковнику Маринелли – круги-то появлялись во время его уроков! Чтоб избежать позорного увольнения, полковник сам подал в отставку и уехал из Мэйрлстона. Лечить расшатанные нервы – как он объяснил.
Меня же перепоручили местному жрецу Дневных сил – преподобному Кацу. Когда он впервые появился в нашем замке, я едва сдержал улыбку. Маленький, толстенький, с ежиком почти белых волос на голове и такого же цвета короткой бородкой – он больше напоминал доброго ленивого гнома из какой-нибудь детской книжки, чем учителя. Но на деле этот зловредный ботаник добросовестно отрабатывал каждый коин своего жалования – гонял и дрессировал меня немилосердно. Он сразу заявил, что меня надо готовить к поступлению в университет имени Дракулы. Когда же мама заикнулась о Мерлиновской Истинно-магической Академии, преподобный Кац очень невежливо расхохотался и, бесцеремонно оттянув мне губу, указал пальцем родительнице на мои удлиненные клыки. Мама на него обиделась и ушла. В тот же день она обнаружила у себя несколько новых болезней, две из которых должны были убить ее еще до моего появления на свет.
С первого дня преподобный Кац начал обучать меня магии крови. Причем то, что сам он был истинным магом, его нисколько не смущало. Как он объяснил, расовые магии осваиваются в основном интуитивно. И лучше всего учиться на практике.
Практика же эта отнимала у меня все силы – не только магические, но и физические. Каждый нехитрый прием из скудного арсенала вамирской магии мой учитель заставлял отрабатывать до тех пор, пока, по его мнению, я не овладевал им в совершенстве. А уроки он проводил экстравагантно. Например, ради овладения защитными чарами ему ничего не стоило выплюнуть целый рой ос и натравить их на меня. А когда пришло время учиться отводить людям глаза, Кац под видом экскурсии привел меня на рыночную площадь гномьего городка и истошно заорал: "Вампир, вампир, убийца!". Я-то не знал, что он наслал гномам наваждение – они увидели, как я перегрыз горло маленькой девочке!
Ух, что тогда началось! Так быстро бегать мне не доводилось ни до, ни после. Но через несколько месяцев подобных практик глаза отводить я научился кому угодно.
Кроме магии крови, Кац учил меня и тем предметам, которыми я занимался (вернее не занимался) с Маринелли. О том, чтоб как-то схитрить или побездельничать на его уроках – не стоило и мечтать. За малейшие попытки отвлечься, преподобный Кац испепелял подо мною стул. А в тот день, когда я принес в класс майского жука, наставник превратил всю мою одежду в шевелящуюся корку из этих насекомых.
Сам же он обладал поистине колоссальными познаниями. Иногда мне начинало казаться, что он помнит наизусть целые библиотеки, а на свете нет такой вещи или явления, о котором он не сможет прочитать хоть коротенькую – минут на пятьдесят – лекцию.
От меня он требовал того же. И в этом был кошмар. На уроках я тонул в нескончаемом потоке информации, а домашние задания устрашали своим количеством и объемом.
Это издевательство продолжалось долгие восемнадцать лет. Наконец, в один прекрасный день, преподобный Кац объявил моим родителям, что основы наук и вампирской магии я освоил вполне. Пришло время задуматься о продолжении образования в университете имени Дракулы.
@темы: Вампирёныш
Египетский бог египетских египтян
Глава 3
Глава 3
Ну, подумаешь – палец. Большое дело! Это же не голова. И даже не целая рука. Чего из-за него так шуметь? Не пройдет и года, как эльфы этому Карреоздро новый вырастят. Точно такой же, как был. А если он захочет, то и еще лучше. Например, более длинный. Или способный гнуться в любую сторону. А что? Для эльфов это – раз плюнуть. Вон, сосед дедушкин – Стефан Кейльдорфский – после того, как с акулой поплавал, и вовсе щупальца себе отрастил. Говорит, очень удобно, когда зелья варишь. Всегда все под рукой. То есть под щупальцем.
Что ни говори – преимуществ масса. Только от расправы меня это все равно не защитило.
После бегства доктора Карреоздро (а он исчез с замка в тот же день) мама закатила грандиозный скандал. Объявила, что лучше бы ей умереть, чем родить на свет такое кровожадное чудовище. Она почему-то все твердила, что я поедаю своих учителей. Возмутительная ложь! Никого я не поедал! Даже не думал! И палец тот злосчастный выплюнул сразу же – прямо в классе. Хотя разве меня слушали? Ведь мама, помимо всего прочего, вдруг решила припомнить папе, что он совсем не занимается моим воспитанием. Вроде воспитание детей – это его масштаб. Вроде она не знает, что отца сразу же после свадьбы приучили не размениваться на мелочи. Он всегда занимался только самыми важными, серьезными вопросами. Такими, например, как будет ли война в Тахране, существует ли бог или есть ли жизнь на Марсе. А второстепенные – планирование семейного бюджета, покупка мебели, найм и увольнение слуг – это мамины хлопоты.
Но в честь пальца Карреоздро мать забыла о привычном разделении обязанностей. Так что пришлось Георгу Ужасному спуститься на землю и покарать свое "хищное" чадо.
Разгневанный родитель для приличия рявкнул, потом запретил мне месяц выходить из комнаты и лишил карманных денег на полгода вперед. Напоследок он схватил меня за шиворот и поволок к себе в кабинет. Я сопротивлялся, как мог – пятой точкой чувствовал, что это не к добру. Интуиция подсказывала, что, похоже, пришло время моей заднице познакомиться с ремнем. Но отец был неумолим. Входя в кабинет, он осмотрелся по сторонам и запер дверь на ключ. Я весь сжался и приготовился к худшему. Однако папа тоже оказался чудотворцем. Такому чуду позавидовал бы и Карреоздро. Да что там Карреоздро – сам дедушка Артур лопнул бы от зависти!
Как только мы остались одни, отец подошел к письменному столу и достал оттуда… Его – пластиковый пакетик с донорской кровью. Этот драгоценный сосуд был специально украден слугами в человеческой больнице, и я тогда впервые попробовал божественный напиток третьей отрицательной группы. Она до сих пор моя любимая. А ночные кровопития у нас с отцом стали традицией. Нашей маленькой тайной – чтоб мама не знала. Она ведь потребление крови не приветствует. Негигиенично это, видите ли. А от вида донорских пакетиков ее и вовсе мутит. Потом только и разговоров, что о болезнях, которые у людей через кровь передаются. Но, поскольку еще ни один вампир такими болезнями не заразился, мы с отцом были спокойны.
В целом же с тех пор у меня началась вполне сносная жизнь. Даже несмотря на месяц домашнего ареста. Идея сделать из меня истинного мага если еще и лелеялась матерью и дедушкой, то только где-то в глубине души. Во всяком случае, я легко вытребовал себе назад старую одежду, забросил магические принадлежности и вернулся к полностью ночному существованию.
Диктат Усатой Хельги и тот стал мягче – без манной каши…
Странная она вообще женщина, нянька эта. Когда Карреоздро удрал, она почти две недели со мной не разговаривала. А дулась, так и вовсе чуть ли не полгода. Чудачка – сначала набрасывается на доктора, царапает его до полусмерти, кричит что убьет, а когда я нахожу способ от него избавиться – обижается. Да другая "спасибо" сказала бы! Ан нет – ходит, шипит, вздыхает, письма пишет. А уж если получает помятый, пропахший ромом конверт – сияет, как лысина у нашего привратника. Еще и тролля пугает. Не нарочно, разумеется, но пугает.
Тролля этого к моей спальне приставили – на время заточения. Перевели его с Восточной башни. Тоже мне, сторож. Неужели родители думали, что он сможет меня устеречь? Как дети малые!
Тролли и в целом не отличаются развитым интеллектом, а наш Леокадиус даже по тролльим меркам туповат. Еще и суеверен. Свято верит всем тем небылицам, которые рассказывают друг другу тролли за кружкой грога. Например, он думает, что после первой в жизни супружеской измены человеческие самки мечут в песок яйца. И если в полнолуние найти такую кладку, выбрать оттуда тринадцатое на запад яйцо, окропить его кровью эльфийской девственницы и выносить 250 дней подмышкой, то оттуда вылупится гомункулус. Маленький такой человечек, наделенный даром предвидения и умеющий превращать свинец в золото. Шутки шутками, а Леокадиус мне проходу не давал. Все выспрашивал, не узнал ли я от магов место ближайшей кладки. Маги-де только так и богатеют. На любые научные аргументы он страшно обижался. Даже заподозрил магов и вампиров в международном заговоре против троллей. Пришлось мне ему подсунуть обычное индюшиное яйцо, якобы похищенное из дедушкиной коллекции. Где он достал кровь девственной эльфийки, даже представить боюсь. Но яйцо он таскал долго. Пока оно, наконец, не протухло. Хорошо, что он хоть сам его ненароком разбил. Иначе бы снова кого-нибудь в заговоре подозревать начал.
Но эта суеверность мне пригодилась.
Леокадиус имел как-то неосторожность раскрыть мне глаза на упырей – наших ближайших родственников по эволюции. Бедные упыри – они даже не подозревали, что у них во время продолжения рода женщина, оказывается, откусывает голову мужчине. Как самка самцу у богомолов. Я сначала посмеялся. Но через пару дней, когда сидеть взаперти мне наскучило, решил этой милой сказочкой воспользоваться. Неуемная страсть Усатой Хельги к парфюмерии для этого оказалась тоже как нельзя кстати.
Уличив удачный момент, я шепнул нашему премудрому троллю, что фрау Деффеншталь так поливается духами неспроста. Это она маскирует запах приворотного зелья. И приворожить она хочет не кого-нибудь, а самого Леокадиуса – его ведь никто не хватится и не будет искать, когда ему отгрызут голову. Бедняга поднял меня на смех. Но от Усатой Хельги стал держаться подальше.
Потом я подменил ему чашку для грога. Подсунул разбитую. Чтоб подвох раньше времени не обнаружился – склеил осколки капелькой клея. Разумеется, когда доблестный страж решил освежиться очередной порцией напитка, чашка рассыпалась у него прямо в руках. Ох, как же он испугался! Я и не ожидал такой реакции.
У троллей весьма странное отношение к посуде. Разбить тарелку – для них хорошая примета. Это к счастью. Разбить же чашку – наоборот, очень дурное предзнаменование. К беде. А уж если чашка сама рассыпается без видимой причины – так это и вовсе знак скорой неминуемой смерти.
С той поры Леокадиус шарахался от Хельги, как от огня. Стоило мне только распылить у своей двери немного нянькиных духов, как тролль начинал меня умолять постоять на посту вместо него. От страха он даже не соображал, что, по сути, просит бедного узника посторожить самого себя. Но я не гордый. Всегда милостиво соглашался.
Обретенную таким образом свободу я потратил на исследование окрестностей замка. Интересного там оказалось мало. Я давно знал, что в прилегающих рощицах жило всего лишь несколько дриад да одна-единственная ведьма-баньши. При ближайшем знакомстве дриады оказались неимоверными занудами. А баньши была настолько нелюдимой, что встретиться с нею мне удалось лишь пару раз, и то случайно. Потому скоро я заинтересовался более далекими местами.
Особенно меня привлекала Северная черта. За нею наш магический мир заканчивался. По ту сторону жили люди. Те самые, которым Карреоздро меня грозился продать. Но они совсем не похожи на наших людей – примитивных смертных – скучных и суеверных, как Леокадиус. О тех, других людях говорили, что они строили удивительные, хоть и лишенные магии города, создавали немало диковинных вещей и даже умели летать по воздуху на железных машинах. А еще говорили, что они очень злобные и жестокие твари. Отец не раз рассказывал жуткие истории о том, как они охотились на вампиров. Несчастную жертву связывали и забивали ей в грудь осиновый кол. Потому не удивительно, что даже приближаться к Северной черте мне было строго-настрого запрещено. Впрочем, даже если бы я к ней и приблизился, пересечь все равно не смог бы. Охранная магия была там очень сильной.
Я бы, наверное, так и смирился, что на другую сторону никогда не попаду, если б не случай. Где-то через пару лет после истории с пальцем, наш сосед проиграл в карты свое поместье. Северная черта проходила как раз через его земли. Смена владельца – всегда долгая и сложная процедура. А уж если речь идет о приграничном участке – так и вообще затягивается на неопределенное время. Пока команда магов начисто снимает старые заклятия и накладывает новые – иной раз несколько месяцев проходит. Какова же была моя радость, когда я ненароком подслушал, что защиту Северной черты на несколько дней сняли.
Дело было зимой. На дворе трещали морозы и выли метели. Однако упускать такую возможность было бы непростительно. В тот же вечер я позаимствовал у гардеробной моли объедки шубы и направился за черту.
Путь через зимний лес оказался куда тяжелее, чем я предполагал. Замерз, как вервольф перед полнолунием. Но отступать не собирался. Тем более впереди показалось дрожащее марево Северной черты. Я чувствовал себя Алисой, направляющейся в Зазеркалье. Однако за чертой был такой же лес, снег и холод. Мне пришлось пройти больше мили, прежде чем впереди замаячил поселок.
Поселок этот меня тоже разочаровал. Обычные дома, обычные улицы, обычные люди. Разве что немного чище, чем в наших человеческих деревнях. Сколько не смотрел в небо – ни одной железной машины не увидел. Наверное, им непогода летать мешает. К тому же я продрог настолько, что не чувствовал ни рук, ни ног. Пальцы одеревенели и не слушались, а зубы против воли выстукивали какой-то причудливый рваный ритм. Я понял, что если срочно не согреюсь – назад до Мэйрлстона не дойду.
Начал я искать хоть какое-то убежище от мороза. На глаза мне попалось высокое, немного похожее на замок, здание с крестом на шпиле. Я подумал, что это церковь – читал о таких в человеческих книгах. Над дверью надпись "добро пожаловать". Значит не прогонят, если войду.
Вошел я и обомлел. Такой красоты никогда и нигде мне видеть не приходилось. Через цветные оконные стекла пробивался слабый свет уличных фонарей. Этот свет вместе с блеском множества зажженных свечей заставлял отделанное золотом внутреннее убранство искриться и переливаться радужными огоньками. Перед огромным распятием расхаживали какие-то люди в длинных черных одеждах. Кроме них внутри никого не было. Я тихонечко прокрался поближе и сел на отделанную шелком скамеечку. По телу сразу поползло тепло. Запах ладана напомнил раннее детство – у нас ладаном простуду лечат. Хорошо-то как!
Однако блаженствовал я недолго. Вскоре люди начали тушить свечи. Затем ко мне подошел какой-то старик в рясе. Сел рядом. Поздоровался, улыбнулся. Я с ним тоже поздоровался очень вежливо, тоже улыбнулся – все как Хельга учила. Но старику это почему-то не понравилось. Он вытаращился на мои клыки и попятился от меня по лавке. Еще и принялся бормотать что-то про исчадие ада. Я посмотрел по сторонам – никакого исчадия нигде не заметил. Старик же схватил висящий на шее крест и начал мне показывать. Я для приличия хотел уделить внимание его украшению. Протянул руку, чтоб потрогать. А этот ненормальный вскочил и с криком убежал. За дверью он что-то громко уронил и стал кого-то просить поскорее принести воды. Воду он назвал святой. Вот меня всегда интересовало, почему люди ее так называют? Водопоклонники они, что ли? Решил я глянуть, что с ним – может ему плохо и нужна помощь. Но не успел я преодолеть и половину пути, как старик вернулся. На этот раз он сжимал в руках большущее распятие – красивое, очень похожее на то, что стояло в храме. Размахивая им, он бросился прямо на меня. Я отпрянул от неожиданности. А этот псих замахал крестом прямо у меня перед носом.
И тут я, наконец-то, сообразил, что он хочет. Стараясь говорить как можно мягче, я сказал, что с радостью куплю у него этот сувенир на память. Только зачем же им так размахивать? Можно же ненароком и стукнуть кого-нибудь. Старик растерялся. Однако уже в следующую секунду прибежал еще один человек. Тоже в рясе, но помоложе. В руках у него была вместительная серебряная чаша. Пока я соображал, хватит ли у меня денег купить и ее или стоит ограничиться крестом, новоприбывший без предупреждения окатил меня с ног до головы водой. Ох, она и холодной оказалась! Я взвыл и подскочил чуть ли не до потолка. Старикан воодушевился. Он размахнулся и явно вознамерился хорошенечко огреть меня своим увесистым распятием. Еле увернулся. За дверями послышался топот. Оставаться дальше в этом дурдоме становилось опасно. Я развернулся и со всех ног бросился к окну. Хорошо, что оно широкое – одним ударом я разбил цветное стекло и выскочил на улицу. Там перелез через сугроб, перемахнул через забор и помчался вглубь города.
После такого знакомства с человеческими существами я старался держаться неосвещенных участков. Бежал туда, где не было фонарей – люди темноту не любят. Вскоре оказался я в каком-то весьма непрезентабельном районе. Вокруг ни души. Воздух затхлый, кругом обшарпанные серые здания с рисунками на стенах. Ох, ну и видели бы вы эти малеванья! Люди и животные на них почему-то с квадратными головами, такие же квадратные надписи… Еще и все одним цветом. И куда это хозяева смотрели? У нас бы за такие фрески художнику не то что не заплатили – плетей бы всыпали.
Побродил я там немного, опять замерзать начал. Шуба-то на мне мокрая. Вдруг сзади раздались шаги – тихие такие, крадущиеся, немного шаркающие. Я остановился. Обернулся – там никого. Пошел я быстрее. Шаги тоже ускорились. Обернулся я второй раз. Теперь успел заметить, как кто-то спрятался за высоким переполненным контейнером для мусора. Я сначала испугался – вдруг это охотники. Но потом устыдился собственной трусости. Да и глупости тоже – откуда охотникам знать, что я здесь? Даже если те церковники с ними и связались – так быстро меня не найти. К тому же в одиночку охотники никогда не ходят. Идти одному против вампира – для человека самоубийство. А раз так, то ничто мне не мешало немного развлечься. И согреться заодно.
Несколькими прыжками я преодолел расстояние до контейнера. Ну и запах же от него! Мой таинственный преследователь удачно выбрал укрытие – унюхать его там было бы крайне трудно. Однако это преимущество он свел на нет шумом – разве можно так громко дышать во время погони? Да еще при этом переминаться с ноги на ногу.
Я притаился с противоположной стороны мусоросборника и стал ждать. На другом конце контейнера тоже решили не торопиться. Пару минут я слышал только поверхностное дыхание и почему-то горестные вздохи. Наконец незнакомец выбрался из своего укрытия и засеменил в мою сторону. Едва он показался из-за угла, как я самым мощным броском, на который был способен, бросился ему на грудь. Вцепившись руками человеку в горло (или в воротник?), я поэффектнее оскалил клыки и грозно зарычал ему в лицо… Ладно, может, получилось и не очень грозно – но я старался.
В любом случае победа была полной. Только радовался я ей недолго – уже в следующую секунду я пожалел о своем поступке.
Моя жертва, как куль рухнула на истоптанный за день снег и истошно заверещала старушечьим голосом: "Упырь! Спасите! Упырь!". Я отшатнулся. От стыда мне захотелось провалиться сквозь землю. Мало того, что я напал, как оказалось, на бедную беззащитную старушку, так меня еще и упырем обозвали! Нет, вы не подумайте, я не расист – против упырей ничего не имею. Но неужели по мне не видно, что я вампир? Ну где вы видели упыря с такой светлой и нежной кожей? А строение зубов? Ведь даже ребенок знает, что упырь имеет целых шесть пар сравнительно коротких и тупых клыков. А у меня клыки длинные и острые. И их не шесть пар, а всего две. Объяснить это очень просто – вампир питается кровью, а упырь – плотью.
Но просветить старуху у меня не получилось. Не успел я опомниться, как она размахнулась сумкой и со всей силы ударила меня по голове. К счастью, не попала – основной удар пришелся на плечи. Сумка такого обращения не пережила – лопнула сразу в нескольких местах. Ее содержимое рассыпалось по снегу. Хозяйка же вскочила на ноги и с неожиданной резвостью помчалась к ближайшей подворотне. Там и скрылась.
Пока я собирал эти вещи (чтоб потом вернуть), из подворотни выскочило несколько мужчин. Размахивая палками и крича "бей упыря!", они рванули в мою сторону. Похоже, первую вылазку в мир людей на этом стоило заканчивать. Тем более уже и шуба начала покрываться ледяной коркой. Я вскочил и кинулся наутек. Как хорошо, что из людей бегуны плохие! Меньше чем через полквартала они отстали. А я прибавил ходу и понесся прочь из города.
Глава 3
Ну, подумаешь – палец. Большое дело! Это же не голова. И даже не целая рука. Чего из-за него так шуметь? Не пройдет и года, как эльфы этому Карреоздро новый вырастят. Точно такой же, как был. А если он захочет, то и еще лучше. Например, более длинный. Или способный гнуться в любую сторону. А что? Для эльфов это – раз плюнуть. Вон, сосед дедушкин – Стефан Кейльдорфский – после того, как с акулой поплавал, и вовсе щупальца себе отрастил. Говорит, очень удобно, когда зелья варишь. Всегда все под рукой. То есть под щупальцем.
Что ни говори – преимуществ масса. Только от расправы меня это все равно не защитило.
После бегства доктора Карреоздро (а он исчез с замка в тот же день) мама закатила грандиозный скандал. Объявила, что лучше бы ей умереть, чем родить на свет такое кровожадное чудовище. Она почему-то все твердила, что я поедаю своих учителей. Возмутительная ложь! Никого я не поедал! Даже не думал! И палец тот злосчастный выплюнул сразу же – прямо в классе. Хотя разве меня слушали? Ведь мама, помимо всего прочего, вдруг решила припомнить папе, что он совсем не занимается моим воспитанием. Вроде воспитание детей – это его масштаб. Вроде она не знает, что отца сразу же после свадьбы приучили не размениваться на мелочи. Он всегда занимался только самыми важными, серьезными вопросами. Такими, например, как будет ли война в Тахране, существует ли бог или есть ли жизнь на Марсе. А второстепенные – планирование семейного бюджета, покупка мебели, найм и увольнение слуг – это мамины хлопоты.
Но в честь пальца Карреоздро мать забыла о привычном разделении обязанностей. Так что пришлось Георгу Ужасному спуститься на землю и покарать свое "хищное" чадо.
Разгневанный родитель для приличия рявкнул, потом запретил мне месяц выходить из комнаты и лишил карманных денег на полгода вперед. Напоследок он схватил меня за шиворот и поволок к себе в кабинет. Я сопротивлялся, как мог – пятой точкой чувствовал, что это не к добру. Интуиция подсказывала, что, похоже, пришло время моей заднице познакомиться с ремнем. Но отец был неумолим. Входя в кабинет, он осмотрелся по сторонам и запер дверь на ключ. Я весь сжался и приготовился к худшему. Однако папа тоже оказался чудотворцем. Такому чуду позавидовал бы и Карреоздро. Да что там Карреоздро – сам дедушка Артур лопнул бы от зависти!
Как только мы остались одни, отец подошел к письменному столу и достал оттуда… Его – пластиковый пакетик с донорской кровью. Этот драгоценный сосуд был специально украден слугами в человеческой больнице, и я тогда впервые попробовал божественный напиток третьей отрицательной группы. Она до сих пор моя любимая. А ночные кровопития у нас с отцом стали традицией. Нашей маленькой тайной – чтоб мама не знала. Она ведь потребление крови не приветствует. Негигиенично это, видите ли. А от вида донорских пакетиков ее и вовсе мутит. Потом только и разговоров, что о болезнях, которые у людей через кровь передаются. Но, поскольку еще ни один вампир такими болезнями не заразился, мы с отцом были спокойны.
В целом же с тех пор у меня началась вполне сносная жизнь. Даже несмотря на месяц домашнего ареста. Идея сделать из меня истинного мага если еще и лелеялась матерью и дедушкой, то только где-то в глубине души. Во всяком случае, я легко вытребовал себе назад старую одежду, забросил магические принадлежности и вернулся к полностью ночному существованию.
Диктат Усатой Хельги и тот стал мягче – без манной каши…
Странная она вообще женщина, нянька эта. Когда Карреоздро удрал, она почти две недели со мной не разговаривала. А дулась, так и вовсе чуть ли не полгода. Чудачка – сначала набрасывается на доктора, царапает его до полусмерти, кричит что убьет, а когда я нахожу способ от него избавиться – обижается. Да другая "спасибо" сказала бы! Ан нет – ходит, шипит, вздыхает, письма пишет. А уж если получает помятый, пропахший ромом конверт – сияет, как лысина у нашего привратника. Еще и тролля пугает. Не нарочно, разумеется, но пугает.
Тролля этого к моей спальне приставили – на время заточения. Перевели его с Восточной башни. Тоже мне, сторож. Неужели родители думали, что он сможет меня устеречь? Как дети малые!
Тролли и в целом не отличаются развитым интеллектом, а наш Леокадиус даже по тролльим меркам туповат. Еще и суеверен. Свято верит всем тем небылицам, которые рассказывают друг другу тролли за кружкой грога. Например, он думает, что после первой в жизни супружеской измены человеческие самки мечут в песок яйца. И если в полнолуние найти такую кладку, выбрать оттуда тринадцатое на запад яйцо, окропить его кровью эльфийской девственницы и выносить 250 дней подмышкой, то оттуда вылупится гомункулус. Маленький такой человечек, наделенный даром предвидения и умеющий превращать свинец в золото. Шутки шутками, а Леокадиус мне проходу не давал. Все выспрашивал, не узнал ли я от магов место ближайшей кладки. Маги-де только так и богатеют. На любые научные аргументы он страшно обижался. Даже заподозрил магов и вампиров в международном заговоре против троллей. Пришлось мне ему подсунуть обычное индюшиное яйцо, якобы похищенное из дедушкиной коллекции. Где он достал кровь девственной эльфийки, даже представить боюсь. Но яйцо он таскал долго. Пока оно, наконец, не протухло. Хорошо, что он хоть сам его ненароком разбил. Иначе бы снова кого-нибудь в заговоре подозревать начал.
Но эта суеверность мне пригодилась.
Леокадиус имел как-то неосторожность раскрыть мне глаза на упырей – наших ближайших родственников по эволюции. Бедные упыри – они даже не подозревали, что у них во время продолжения рода женщина, оказывается, откусывает голову мужчине. Как самка самцу у богомолов. Я сначала посмеялся. Но через пару дней, когда сидеть взаперти мне наскучило, решил этой милой сказочкой воспользоваться. Неуемная страсть Усатой Хельги к парфюмерии для этого оказалась тоже как нельзя кстати.
Уличив удачный момент, я шепнул нашему премудрому троллю, что фрау Деффеншталь так поливается духами неспроста. Это она маскирует запах приворотного зелья. И приворожить она хочет не кого-нибудь, а самого Леокадиуса – его ведь никто не хватится и не будет искать, когда ему отгрызут голову. Бедняга поднял меня на смех. Но от Усатой Хельги стал держаться подальше.
Потом я подменил ему чашку для грога. Подсунул разбитую. Чтоб подвох раньше времени не обнаружился – склеил осколки капелькой клея. Разумеется, когда доблестный страж решил освежиться очередной порцией напитка, чашка рассыпалась у него прямо в руках. Ох, как же он испугался! Я и не ожидал такой реакции.
У троллей весьма странное отношение к посуде. Разбить тарелку – для них хорошая примета. Это к счастью. Разбить же чашку – наоборот, очень дурное предзнаменование. К беде. А уж если чашка сама рассыпается без видимой причины – так это и вовсе знак скорой неминуемой смерти.
С той поры Леокадиус шарахался от Хельги, как от огня. Стоило мне только распылить у своей двери немного нянькиных духов, как тролль начинал меня умолять постоять на посту вместо него. От страха он даже не соображал, что, по сути, просит бедного узника посторожить самого себя. Но я не гордый. Всегда милостиво соглашался.
Обретенную таким образом свободу я потратил на исследование окрестностей замка. Интересного там оказалось мало. Я давно знал, что в прилегающих рощицах жило всего лишь несколько дриад да одна-единственная ведьма-баньши. При ближайшем знакомстве дриады оказались неимоверными занудами. А баньши была настолько нелюдимой, что встретиться с нею мне удалось лишь пару раз, и то случайно. Потому скоро я заинтересовался более далекими местами.
Особенно меня привлекала Северная черта. За нею наш магический мир заканчивался. По ту сторону жили люди. Те самые, которым Карреоздро меня грозился продать. Но они совсем не похожи на наших людей – примитивных смертных – скучных и суеверных, как Леокадиус. О тех, других людях говорили, что они строили удивительные, хоть и лишенные магии города, создавали немало диковинных вещей и даже умели летать по воздуху на железных машинах. А еще говорили, что они очень злобные и жестокие твари. Отец не раз рассказывал жуткие истории о том, как они охотились на вампиров. Несчастную жертву связывали и забивали ей в грудь осиновый кол. Потому не удивительно, что даже приближаться к Северной черте мне было строго-настрого запрещено. Впрочем, даже если бы я к ней и приблизился, пересечь все равно не смог бы. Охранная магия была там очень сильной.
Я бы, наверное, так и смирился, что на другую сторону никогда не попаду, если б не случай. Где-то через пару лет после истории с пальцем, наш сосед проиграл в карты свое поместье. Северная черта проходила как раз через его земли. Смена владельца – всегда долгая и сложная процедура. А уж если речь идет о приграничном участке – так и вообще затягивается на неопределенное время. Пока команда магов начисто снимает старые заклятия и накладывает новые – иной раз несколько месяцев проходит. Какова же была моя радость, когда я ненароком подслушал, что защиту Северной черты на несколько дней сняли.
Дело было зимой. На дворе трещали морозы и выли метели. Однако упускать такую возможность было бы непростительно. В тот же вечер я позаимствовал у гардеробной моли объедки шубы и направился за черту.
Путь через зимний лес оказался куда тяжелее, чем я предполагал. Замерз, как вервольф перед полнолунием. Но отступать не собирался. Тем более впереди показалось дрожащее марево Северной черты. Я чувствовал себя Алисой, направляющейся в Зазеркалье. Однако за чертой был такой же лес, снег и холод. Мне пришлось пройти больше мили, прежде чем впереди замаячил поселок.
Поселок этот меня тоже разочаровал. Обычные дома, обычные улицы, обычные люди. Разве что немного чище, чем в наших человеческих деревнях. Сколько не смотрел в небо – ни одной железной машины не увидел. Наверное, им непогода летать мешает. К тому же я продрог настолько, что не чувствовал ни рук, ни ног. Пальцы одеревенели и не слушались, а зубы против воли выстукивали какой-то причудливый рваный ритм. Я понял, что если срочно не согреюсь – назад до Мэйрлстона не дойду.
Начал я искать хоть какое-то убежище от мороза. На глаза мне попалось высокое, немного похожее на замок, здание с крестом на шпиле. Я подумал, что это церковь – читал о таких в человеческих книгах. Над дверью надпись "добро пожаловать". Значит не прогонят, если войду.
Вошел я и обомлел. Такой красоты никогда и нигде мне видеть не приходилось. Через цветные оконные стекла пробивался слабый свет уличных фонарей. Этот свет вместе с блеском множества зажженных свечей заставлял отделанное золотом внутреннее убранство искриться и переливаться радужными огоньками. Перед огромным распятием расхаживали какие-то люди в длинных черных одеждах. Кроме них внутри никого не было. Я тихонечко прокрался поближе и сел на отделанную шелком скамеечку. По телу сразу поползло тепло. Запах ладана напомнил раннее детство – у нас ладаном простуду лечат. Хорошо-то как!
Однако блаженствовал я недолго. Вскоре люди начали тушить свечи. Затем ко мне подошел какой-то старик в рясе. Сел рядом. Поздоровался, улыбнулся. Я с ним тоже поздоровался очень вежливо, тоже улыбнулся – все как Хельга учила. Но старику это почему-то не понравилось. Он вытаращился на мои клыки и попятился от меня по лавке. Еще и принялся бормотать что-то про исчадие ада. Я посмотрел по сторонам – никакого исчадия нигде не заметил. Старик же схватил висящий на шее крест и начал мне показывать. Я для приличия хотел уделить внимание его украшению. Протянул руку, чтоб потрогать. А этот ненормальный вскочил и с криком убежал. За дверью он что-то громко уронил и стал кого-то просить поскорее принести воды. Воду он назвал святой. Вот меня всегда интересовало, почему люди ее так называют? Водопоклонники они, что ли? Решил я глянуть, что с ним – может ему плохо и нужна помощь. Но не успел я преодолеть и половину пути, как старик вернулся. На этот раз он сжимал в руках большущее распятие – красивое, очень похожее на то, что стояло в храме. Размахивая им, он бросился прямо на меня. Я отпрянул от неожиданности. А этот псих замахал крестом прямо у меня перед носом.
И тут я, наконец-то, сообразил, что он хочет. Стараясь говорить как можно мягче, я сказал, что с радостью куплю у него этот сувенир на память. Только зачем же им так размахивать? Можно же ненароком и стукнуть кого-нибудь. Старик растерялся. Однако уже в следующую секунду прибежал еще один человек. Тоже в рясе, но помоложе. В руках у него была вместительная серебряная чаша. Пока я соображал, хватит ли у меня денег купить и ее или стоит ограничиться крестом, новоприбывший без предупреждения окатил меня с ног до головы водой. Ох, она и холодной оказалась! Я взвыл и подскочил чуть ли не до потолка. Старикан воодушевился. Он размахнулся и явно вознамерился хорошенечко огреть меня своим увесистым распятием. Еле увернулся. За дверями послышался топот. Оставаться дальше в этом дурдоме становилось опасно. Я развернулся и со всех ног бросился к окну. Хорошо, что оно широкое – одним ударом я разбил цветное стекло и выскочил на улицу. Там перелез через сугроб, перемахнул через забор и помчался вглубь города.
После такого знакомства с человеческими существами я старался держаться неосвещенных участков. Бежал туда, где не было фонарей – люди темноту не любят. Вскоре оказался я в каком-то весьма непрезентабельном районе. Вокруг ни души. Воздух затхлый, кругом обшарпанные серые здания с рисунками на стенах. Ох, ну и видели бы вы эти малеванья! Люди и животные на них почему-то с квадратными головами, такие же квадратные надписи… Еще и все одним цветом. И куда это хозяева смотрели? У нас бы за такие фрески художнику не то что не заплатили – плетей бы всыпали.
Побродил я там немного, опять замерзать начал. Шуба-то на мне мокрая. Вдруг сзади раздались шаги – тихие такие, крадущиеся, немного шаркающие. Я остановился. Обернулся – там никого. Пошел я быстрее. Шаги тоже ускорились. Обернулся я второй раз. Теперь успел заметить, как кто-то спрятался за высоким переполненным контейнером для мусора. Я сначала испугался – вдруг это охотники. Но потом устыдился собственной трусости. Да и глупости тоже – откуда охотникам знать, что я здесь? Даже если те церковники с ними и связались – так быстро меня не найти. К тому же в одиночку охотники никогда не ходят. Идти одному против вампира – для человека самоубийство. А раз так, то ничто мне не мешало немного развлечься. И согреться заодно.
Несколькими прыжками я преодолел расстояние до контейнера. Ну и запах же от него! Мой таинственный преследователь удачно выбрал укрытие – унюхать его там было бы крайне трудно. Однако это преимущество он свел на нет шумом – разве можно так громко дышать во время погони? Да еще при этом переминаться с ноги на ногу.
Я притаился с противоположной стороны мусоросборника и стал ждать. На другом конце контейнера тоже решили не торопиться. Пару минут я слышал только поверхностное дыхание и почему-то горестные вздохи. Наконец незнакомец выбрался из своего укрытия и засеменил в мою сторону. Едва он показался из-за угла, как я самым мощным броском, на который был способен, бросился ему на грудь. Вцепившись руками человеку в горло (или в воротник?), я поэффектнее оскалил клыки и грозно зарычал ему в лицо… Ладно, может, получилось и не очень грозно – но я старался.
В любом случае победа была полной. Только радовался я ей недолго – уже в следующую секунду я пожалел о своем поступке.
Моя жертва, как куль рухнула на истоптанный за день снег и истошно заверещала старушечьим голосом: "Упырь! Спасите! Упырь!". Я отшатнулся. От стыда мне захотелось провалиться сквозь землю. Мало того, что я напал, как оказалось, на бедную беззащитную старушку, так меня еще и упырем обозвали! Нет, вы не подумайте, я не расист – против упырей ничего не имею. Но неужели по мне не видно, что я вампир? Ну где вы видели упыря с такой светлой и нежной кожей? А строение зубов? Ведь даже ребенок знает, что упырь имеет целых шесть пар сравнительно коротких и тупых клыков. А у меня клыки длинные и острые. И их не шесть пар, а всего две. Объяснить это очень просто – вампир питается кровью, а упырь – плотью.
Но просветить старуху у меня не получилось. Не успел я опомниться, как она размахнулась сумкой и со всей силы ударила меня по голове. К счастью, не попала – основной удар пришелся на плечи. Сумка такого обращения не пережила – лопнула сразу в нескольких местах. Ее содержимое рассыпалось по снегу. Хозяйка же вскочила на ноги и с неожиданной резвостью помчалась к ближайшей подворотне. Там и скрылась.
Пока я собирал эти вещи (чтоб потом вернуть), из подворотни выскочило несколько мужчин. Размахивая палками и крича "бей упыря!", они рванули в мою сторону. Похоже, первую вылазку в мир людей на этом стоило заканчивать. Тем более уже и шуба начала покрываться ледяной коркой. Я вскочил и кинулся наутек. Как хорошо, что из людей бегуны плохие! Меньше чем через полквартала они отстали. А я прибавил ходу и понесся прочь из города.
@темы: Вампирёныш
Египетский бог египетских египтян
Глава 2
Глава 2
Сразу говорю – ни пять, ни тем более десять лет Карреоздро меня не учил. С меня вполне хватило года. Нет, в изучении Великого Ремесла я не продвинулся ни на йоту – как и все вампиры, я абсолютно беспомощен в Истинной магии. Просто, если бы меня поучили дольше, я бы умер. Или сам кого-нибудь убил бы. Даже знаю кого.
Вся беда в том, что Истинная магия очень отличается от понятной и свойственной мне от природы магии вампиров. Она отличается и от магии эльфов. И от магии гномов. И от магии русалок. Она даже близко не похожа ни на одну расовую – или, как еще говорят, Малую магию. В этом, кстати, причина невозможности рождения полукровных магов, эльфов, вампиров, гномов и прочих – разные по типу магии вместе не уживаются.
Малые магии полностью строятся на силах какого-то одного элемента – того, который даёт жизнь конкретной расе. То есть для эльфов – это растения, для гномов – земля и минералы, для русалок – вода. А для нас – кровь.
Уже только поэтому все они ограничены. Та же магия крови, которая прекрасно подходит для нападения или защиты, оказывается почти беспомощной в медицинских делах. Тут уже магия растений нужна. За этим вам к эльфам.
А если вы захотите создать какой-то амулет или талисман, или просто наделить некий предмет необычными свойствами – без магии гномов не обойдетесь. Придется вам попотеть и проникнуть во все таинства культа владычицы недр Свальтарвы. Не забыв стать гномом для начала.
Но и это ещё не всё. Малая магия питается жизненной энергией самого практикующего её существа. У нас – напившийся крови вампир сам превращается в донора для своей силы. Чем больше крови – тем больше магии. Тем больше сила, и тем дольше этой силой можно пользоваться. А вот если крови нет, а есть, например, манная каша… н-да. Ну, вы поняли.
Однако даже все расовые магии вместе взятые не могут сравниться с Истинной магией. На её фоне они выглядят всего лишь жалкими трюками фокусника-недоучки. Истинная, или Большая магия, это магия самого Космоса. Магия вселенной. Для неё нет ничего невозможного или недоступного. Во всяком случае, ни одна умная и древняя книга ничего об этом не говорит. Попавший в струю, истинный маг имеет лишь одно ограничение – уровень собственного мастерства и одарённости. Более того, практикующий Истинную магию чародей не расходует свои жизненные силы. Он просто выступает проводником, который по своему усмотрению направляет и использует неисчерпаемые ресурсы мироздания.
Заманчиво, правда? Но не всё так радужно. Здесь тоже есть оборотная сторона.
Практически все средства из арсенала Большой магии требуют соблюдения огромного количества условий. Тут важно и положение звёзд, и фаза Луны, и даже место, где вы собираетесь колдовать – оно тоже должно обладать определёнными качествами. К тому же любой истинный маг использует магический артефакт – колпак, посох, перстень и тому подобное. Без их неживой, рафинированной энергии нельзя запустить большие космические силы.
А самое главное – возможные ошибки. Наделавший дел со своей магией вампир или эльф может быть почти спокоен. Он не окажется разорванным на куски и не останется до конца дней жалким калекой. Самое страшное, что его ждет – пустая трата энергии. В Истинной же магии ошибки стоят дорого. Мне не раз доводилось слышать даже о крупных знатоках ремесла – погибших, затерявшихся где-то в Реке Времени, безвозвратно утративших свой настоящий облик, или сошедших с ума после неточного заклинания…
***
Моё обучение Карреоздро начал со всей серьёзностью и основательностью. Сначала он решил определить мой артефакт. Для этого в замок доставили целую коллекцию посохов и колпаков самой разной расцветки и формы. Из них я и должен был выбрать что-то подходящее. Вернее даже не так – учитель надеялся, что авось какой-то из этих артефактов сжалится и, хоть шутки ради, выберет меня. К тому же из артефактов всех типов колпаки считаются самыми отзывчивыми, неприхотливыми и простыми в использовании.
Два дня ушло на знакомство с предметами. По словам Карреоздро, когда я найду свой, то обязательно почувствую нечто особенное – нечто возвышенное и окрыляющее. Но или моя персона ни одному из артефактов не приглянулась, или же я оказался слишком толстокожим – никакое особенное чувство меня так и не посетило. Когда же после, наверное, сотого колпака я сказал, что у меня чешется голова и болят уши, наставник пророкотал что-то непонятное, обозвал меня глупым кровососом и прогнал. В тот день уроков больше не было. А на следующий – Карреоздро сам выбрал мне первый попавшийся колпак (некий гибрид мушкетёрской шляпы с ночным горшком) и отослал всё остальное обратно. К посохам мы так и не притронулись.
Покончив с артефактами, наставник взялся за мой внешний вид. По его мнению, я обязан выглядеть, как подобает ученику благородного чародея, а не быть похожим на бродячего вампира-оборванца, из тех, которые ловят крыс на городском рынке. Потому всю нормальную одежду у меня отобрали. Теперь по замку я должен был ходить в нелепом сером балахоне из грубой ткани. Наряд этот может и правда защищал от некоторых вредных магических излучений на уроках, но зато нещадно "кусался", и практически не согревал.
Вообще, учебные будни оставили у меня весьма тягостные воспоминания. Занятия Карреоздро начинал ещё до захода солнца – ранним вечером. Соответственно, нормально выспаться мне никогда не удавалось. Вместо того чтоб нежиться в тёплой постельке и досматривать самые сладкие вечерние сны, я на закате бежал в классную комнату, где, под присмотром великого мага и прорицателя учился заглядывать в будущее и (заведомо тщетно) пытался заклинать Ваала и Гермеса Трисмегиста.
Мои истинно-магические потуги вызывали у Карреоздро раздражение. После каждого безрезультатного ритуала он смачно ругался и заявлял, что такого бездарного ученика не мог вообразить даже в кошмаре. Я молчал. Поэтому маг сердился ещё больше. Не переводя дыхания, он принимался уверять, что будь у него такой сын, он бы от горя проглотил свой колпак и ушел к гномам подмастерьем, а я – всего лишь жалкое, глупое и бесполезное существо, которое давно пора сдать людям – для медицинских опытов. Его даже не стесняло присутствие моей няньки.
А если же Усатая Хельга отворачивалась, то Карреоздро не упускал случая меня хорошенько пнуть или отвесить подзатыльник. А рука у него ох и тяжёлая!
Но, несмотря на скверный характер, он был большим профессионалом. В этом я убежден. Согласитесь, только настоящий маг, несмотря на все свои презрительные выпады в адрес вампиров, мог безнаказанно зажимать мою клыкастую няню в углу и расточать ей громогласные комплименты. Более того, однажды ночью я даже подсмотрел, как Карреоздро в темном коридоре щупал Усатую Хельгу! Честное слово! Да ещё и за интересное место – то самое, которое ниже спины. Вот чтоб мне одну манную кашу есть, если вру!
Я тогда спрятался за каменную тумбу и ожидал, что сейчас прольётся чья-то кровь, и я, наконец-то, избавлюсь от опостылевших занятий. Но нет – Хельга только строила глазки и хихикала, как школьница.
После того случая Карреоздро вдруг сильно полюбил прорицание. Меня на час, а то и дольше начали оставлять наедине с хрустальным шаром. Пока я тщательно рассматривал в нем свое отражение, выискивая прыщи, Карреоздро и Хельга торопились в крохотный чуланчик под лестницей. Там они уединялись и шумели. Странно очень шумели. Наверное, думали, что я сквозь три стены не услышу. Наивные!
Зато Карреоздро потом всегда возвращался веселым. И даже не обещал меня продать ученым за неудачные заклинания.
А я во время этих долгих и бесцельных уроков начал читать книги. Конечно же, не те старинные, в кожаных переплетах, исписанные непонятными словами на чужом языке. Таких книг было полно в классной комнате, и они стояли скорее для красоты, чем для дела. Нет, я начал читать книги людей. И одна из них мне особенно понравилась. В ней рассказывалось о великом сыщике – Шерлоке Холмсе.
Но когда я пришел к отцу и попросил нанять Шерлока Холмса вместо Карреоздро, меня постигло жестокое разочарование. Это же надо – написать такую хорошую книгу о человеке, который никогда даже не существовал! На такое только люди способны. Я почувствовал себя обманутым. Но вскоре меня посетила заманчивая мысль – если великого Холмса никогда и не существовало, то почему бы кому-то не стать таким, как он? И почему этим кем-то не могу быть я?
Целый месяц я рыскал по замку в поисках ужасных кровавых преступлений. Обшарил каждый закоулок – от чердаков до погребов, но ничего достойного своего внимания не нашёл. Посчитав, что, наверное, преступники работают слишком скрытно, я решил начать сбор улик. Несколько недель я незаметно снимал отпечатки пальцев у всех домашних. С самого себя, кроме отпечатков, я снял ещё слепки ног и оттиски зубов – настоящий сыщик должен подозревать всех.
Кроме этого, для успешной работы мне нужно было заполучить снаряжение как у великого Шерлока – трубку, шляпу и скрипку. С трубкой проблем не возникло – незаметно стащил одну у дедушки. Со шляпой было посложнее. Немного поразмыслив, я слегка перекроил свой магический колпак (ох и орал потом Карреоздро!). А вот найти скрипку оказалось нелёгкой задачей. После долгих и тщательных поисков моей добычей стал всего лишь помятый, позеленевший от времени тромбон. Инструмент был в столь жалком состоянии, что сначала я хотел его выбросить. Но потом рассудил, что для сыщика главное успокаивать себе нервы игрой, а не поражать слушателей виртуозностью. Тромбон оставил. Всю ночь я силился выдуть из него хоть что-то музыкальное. Дул до головокружения. Но мощи моих легких хватило только на громкое и весьма свирепое шипение – ни дать, ни взять фрау Деффеншталь, когда сердится!
Наконец пришло время, и я почувствовал, что готов к раскрытию даже преступления века. Одно меня смущало – где это преступление найти? Немного пошипев на своем тромбоне, я решил, что всё элементарно – если преступления нет, мне следует его совершить самому. А потом, разумеется, раскрыть.
Мой выбор пал на вазу. Очень красивую, драгоценную, эльфийскую – мамину любимую. Она и сейчас стоит у нас в Восточной башне – в Зале-с-арками. Конечно же, проще всего было бы прийти в Зал-с-арками днем – он в это время не охраняется. Но какое же тогда это преступление века?
Дело я начал с подготовки своего алиби – за вазой решил идти во время урока прорицания. Следующим шагом должна была стать нейтрализация охранника. Восточную башню у нас ночами стережет огромный и грозный на вид тролль. Долгую неделю я изучал его повадки и привычки. Параллельно – варил снотворное. В назначенное время (оно наступило, когда я совладал с рецептом снадобья) я заговорил троллю зубы пустой болтовней, а сам незаметно подлил зелье ему в грог. Остальное было делом техники. Вазу я спрятал в дымоходе Южного шпиля, а сам, никем не замеченный, вернулся на урок. До утра сидел как на иголках. Весь день тоже ворочался и не мог уснуть – все ждал, когда хватятся пропажи. Но день сменился вечером, вечер ночью, а исчезновение фамильной реликвии никто так и не заметил. Я немного растерялся – такого поворота в моих расчётах не было. Решил еще подождать. Прождал почти месяц, а никто так и не почесался.
Потом в Южном шпиле начали ремонт. Держать там вазу дальше становилось рискованно. Перепрятывать её у меня больше не было настроения. Решил без лишнего шума вернуть трофей на место.
На рассвете, после того, как Усатая Хельга задернула шторы в моей спальне и ушла, я выскользнул из постели и направился в Зал-с-арками. Кое-как удержавшись, чтоб не пнуть крепко спящего на посту тролля (и это безо всяких зелий!), я поставил вазу на место и побрел к себе.
Но, сам не знаю зачем, пошёл не напрямую, а мимо классной комнаты и чуланчика под лестницей. Того самого, который облюбовали Карреоздро с Хельгой. Уже в дальнем конце коридора я расслышал доносящийся оттуда шум. Один голос явно принадлежал моему великому учителю. А вот второй – совсем не фрау Деффеншталь. Каково же было мое удивление, когда через несколько минут из чуланчика выскользнула наша кухарка. А спустя несколько мгновений – сам Карреоздро. Хорошо, что в коридоре было темно – меня они не увидели. Зато я их рассмотрел более чем детально.
Весь день я снова ворочался и не мог уснуть – преступление века было в моих руках! Под вечер же у меня созрел план.
Нет, план этот никак нельзя было назвать изящным или оригинальным. Но отказать ему в действенности тоже было нельзя. Как и минувшим утром, я отправился к чуланчику. Затаившись в темноте, я дождался появления обоих подозреваемых. Ждать пришлось недолго. Когда же они появились, мне пришлось прикусить губы, чтоб не расхохотаться – Карреоздро слово в слово повторял кухарке те же комплименты, что и Усатой Хельге.
Наконец дверь чуланчика захлопнулась. Пришло время действовать. Я осторожно выбрался из укрытия и подкрался к самой двери. Посекундно озираясь, я достал специально приготовленный для этой цели навесной замок (хороший, противомагический – гномы делали) и запер чулан. Внутри были так увлечены произведением шума, что не услышали щелчка. Тем лучше. Для меня. И для правосудия.
Внутренний голос мне подсказывал, что Усатая Хельга совсем не обрадуется, если застанет доктора в чулане с кухаркой. Поэтому ключ я решил подбросить няньке. Подложил в туфлю, пока она спала. А поскольку обычный путь в класс лежал как раз мимо чуланчика – не заметить на нем замок Хельга не могла. И не могла не попытаться его отпереть невесть откуда появившимся ключом.
Мои ожидания она не обманула!
Вечер того дня выдался поистине феерическим! Шипение фрау Деффеншталь и визг повелительницы кастрюль сотрясли замок до основания. А рёв доктора Карреоздро, наверное, услышали даже в ближайшей деревне.
На уроки наставник явился взъерошенный, помятый и с исцарапанным лицом. Да ещё и злой, как целая свора чертей. Мне даже не пришлось колдовать, чтоб навлечь его гнев – он накинулся на меня едва не с порога.
Мне не только посулили место подопытного кролика в человеческой лаборатории, но и подробно расписали куда мне засунут трубки, как отпилят клыки и откуда возьмут образцы. Параллельно маг пообещал вступить в какую-то очень интимную – наверное, магическую – связь со мной, моими родителями, слугами и даже с самим замком и окрестными землями. Ругаясь, Карреоздро то и дело тыкал длинным костлявым пальцем мне в лицо.
От злости и обиды у меня потемнело в глазах. На секунду я словно потерял сознание. А когда снова очнулся, то увидел доктора, носящегося по комнате и выкрикивающего какие-то замысловатые, многоэтажные заклинания. Я замер в восхищении. Вот это профессионал! Однако заклинал он вовсе не Ильяпу или Вицлипуцли, а, почему-то, чью-то маму. Может и мою. Словосочетание "твою мать" я расслышал вполне отчетливо.
У меня же на зубах что-то хрустело. Что-то длинное и костлявое. Подозрительно похожее на палец учителя.
Дальнейшего развития событий я не стал дожидаться. Пулей выскочил из класса и помчался подальше от разъяренного чародея. Остановиться я смог только на холодном чердаке самой высокой – Центральной башни. Сколько там просидел – не знаю. Помню только, что меня, вконец окоченевшего, оттуда стащило что-то большое, мягкое, тёплое и пахнущее парикмахерской.
Глава 2
Сразу говорю – ни пять, ни тем более десять лет Карреоздро меня не учил. С меня вполне хватило года. Нет, в изучении Великого Ремесла я не продвинулся ни на йоту – как и все вампиры, я абсолютно беспомощен в Истинной магии. Просто, если бы меня поучили дольше, я бы умер. Или сам кого-нибудь убил бы. Даже знаю кого.
Вся беда в том, что Истинная магия очень отличается от понятной и свойственной мне от природы магии вампиров. Она отличается и от магии эльфов. И от магии гномов. И от магии русалок. Она даже близко не похожа ни на одну расовую – или, как еще говорят, Малую магию. В этом, кстати, причина невозможности рождения полукровных магов, эльфов, вампиров, гномов и прочих – разные по типу магии вместе не уживаются.
Малые магии полностью строятся на силах какого-то одного элемента – того, который даёт жизнь конкретной расе. То есть для эльфов – это растения, для гномов – земля и минералы, для русалок – вода. А для нас – кровь.
Уже только поэтому все они ограничены. Та же магия крови, которая прекрасно подходит для нападения или защиты, оказывается почти беспомощной в медицинских делах. Тут уже магия растений нужна. За этим вам к эльфам.
А если вы захотите создать какой-то амулет или талисман, или просто наделить некий предмет необычными свойствами – без магии гномов не обойдетесь. Придется вам попотеть и проникнуть во все таинства культа владычицы недр Свальтарвы. Не забыв стать гномом для начала.
Но и это ещё не всё. Малая магия питается жизненной энергией самого практикующего её существа. У нас – напившийся крови вампир сам превращается в донора для своей силы. Чем больше крови – тем больше магии. Тем больше сила, и тем дольше этой силой можно пользоваться. А вот если крови нет, а есть, например, манная каша… н-да. Ну, вы поняли.
Однако даже все расовые магии вместе взятые не могут сравниться с Истинной магией. На её фоне они выглядят всего лишь жалкими трюками фокусника-недоучки. Истинная, или Большая магия, это магия самого Космоса. Магия вселенной. Для неё нет ничего невозможного или недоступного. Во всяком случае, ни одна умная и древняя книга ничего об этом не говорит. Попавший в струю, истинный маг имеет лишь одно ограничение – уровень собственного мастерства и одарённости. Более того, практикующий Истинную магию чародей не расходует свои жизненные силы. Он просто выступает проводником, который по своему усмотрению направляет и использует неисчерпаемые ресурсы мироздания.
Заманчиво, правда? Но не всё так радужно. Здесь тоже есть оборотная сторона.
Практически все средства из арсенала Большой магии требуют соблюдения огромного количества условий. Тут важно и положение звёзд, и фаза Луны, и даже место, где вы собираетесь колдовать – оно тоже должно обладать определёнными качествами. К тому же любой истинный маг использует магический артефакт – колпак, посох, перстень и тому подобное. Без их неживой, рафинированной энергии нельзя запустить большие космические силы.
А самое главное – возможные ошибки. Наделавший дел со своей магией вампир или эльф может быть почти спокоен. Он не окажется разорванным на куски и не останется до конца дней жалким калекой. Самое страшное, что его ждет – пустая трата энергии. В Истинной же магии ошибки стоят дорого. Мне не раз доводилось слышать даже о крупных знатоках ремесла – погибших, затерявшихся где-то в Реке Времени, безвозвратно утративших свой настоящий облик, или сошедших с ума после неточного заклинания…
***
Моё обучение Карреоздро начал со всей серьёзностью и основательностью. Сначала он решил определить мой артефакт. Для этого в замок доставили целую коллекцию посохов и колпаков самой разной расцветки и формы. Из них я и должен был выбрать что-то подходящее. Вернее даже не так – учитель надеялся, что авось какой-то из этих артефактов сжалится и, хоть шутки ради, выберет меня. К тому же из артефактов всех типов колпаки считаются самыми отзывчивыми, неприхотливыми и простыми в использовании.
Два дня ушло на знакомство с предметами. По словам Карреоздро, когда я найду свой, то обязательно почувствую нечто особенное – нечто возвышенное и окрыляющее. Но или моя персона ни одному из артефактов не приглянулась, или же я оказался слишком толстокожим – никакое особенное чувство меня так и не посетило. Когда же после, наверное, сотого колпака я сказал, что у меня чешется голова и болят уши, наставник пророкотал что-то непонятное, обозвал меня глупым кровососом и прогнал. В тот день уроков больше не было. А на следующий – Карреоздро сам выбрал мне первый попавшийся колпак (некий гибрид мушкетёрской шляпы с ночным горшком) и отослал всё остальное обратно. К посохам мы так и не притронулись.
Покончив с артефактами, наставник взялся за мой внешний вид. По его мнению, я обязан выглядеть, как подобает ученику благородного чародея, а не быть похожим на бродячего вампира-оборванца, из тех, которые ловят крыс на городском рынке. Потому всю нормальную одежду у меня отобрали. Теперь по замку я должен был ходить в нелепом сером балахоне из грубой ткани. Наряд этот может и правда защищал от некоторых вредных магических излучений на уроках, но зато нещадно "кусался", и практически не согревал.
Вообще, учебные будни оставили у меня весьма тягостные воспоминания. Занятия Карреоздро начинал ещё до захода солнца – ранним вечером. Соответственно, нормально выспаться мне никогда не удавалось. Вместо того чтоб нежиться в тёплой постельке и досматривать самые сладкие вечерние сны, я на закате бежал в классную комнату, где, под присмотром великого мага и прорицателя учился заглядывать в будущее и (заведомо тщетно) пытался заклинать Ваала и Гермеса Трисмегиста.
Мои истинно-магические потуги вызывали у Карреоздро раздражение. После каждого безрезультатного ритуала он смачно ругался и заявлял, что такого бездарного ученика не мог вообразить даже в кошмаре. Я молчал. Поэтому маг сердился ещё больше. Не переводя дыхания, он принимался уверять, что будь у него такой сын, он бы от горя проглотил свой колпак и ушел к гномам подмастерьем, а я – всего лишь жалкое, глупое и бесполезное существо, которое давно пора сдать людям – для медицинских опытов. Его даже не стесняло присутствие моей няньки.
А если же Усатая Хельга отворачивалась, то Карреоздро не упускал случая меня хорошенько пнуть или отвесить подзатыльник. А рука у него ох и тяжёлая!
Но, несмотря на скверный характер, он был большим профессионалом. В этом я убежден. Согласитесь, только настоящий маг, несмотря на все свои презрительные выпады в адрес вампиров, мог безнаказанно зажимать мою клыкастую няню в углу и расточать ей громогласные комплименты. Более того, однажды ночью я даже подсмотрел, как Карреоздро в темном коридоре щупал Усатую Хельгу! Честное слово! Да ещё и за интересное место – то самое, которое ниже спины. Вот чтоб мне одну манную кашу есть, если вру!
Я тогда спрятался за каменную тумбу и ожидал, что сейчас прольётся чья-то кровь, и я, наконец-то, избавлюсь от опостылевших занятий. Но нет – Хельга только строила глазки и хихикала, как школьница.
После того случая Карреоздро вдруг сильно полюбил прорицание. Меня на час, а то и дольше начали оставлять наедине с хрустальным шаром. Пока я тщательно рассматривал в нем свое отражение, выискивая прыщи, Карреоздро и Хельга торопились в крохотный чуланчик под лестницей. Там они уединялись и шумели. Странно очень шумели. Наверное, думали, что я сквозь три стены не услышу. Наивные!
Зато Карреоздро потом всегда возвращался веселым. И даже не обещал меня продать ученым за неудачные заклинания.
А я во время этих долгих и бесцельных уроков начал читать книги. Конечно же, не те старинные, в кожаных переплетах, исписанные непонятными словами на чужом языке. Таких книг было полно в классной комнате, и они стояли скорее для красоты, чем для дела. Нет, я начал читать книги людей. И одна из них мне особенно понравилась. В ней рассказывалось о великом сыщике – Шерлоке Холмсе.
Но когда я пришел к отцу и попросил нанять Шерлока Холмса вместо Карреоздро, меня постигло жестокое разочарование. Это же надо – написать такую хорошую книгу о человеке, который никогда даже не существовал! На такое только люди способны. Я почувствовал себя обманутым. Но вскоре меня посетила заманчивая мысль – если великого Холмса никогда и не существовало, то почему бы кому-то не стать таким, как он? И почему этим кем-то не могу быть я?
Целый месяц я рыскал по замку в поисках ужасных кровавых преступлений. Обшарил каждый закоулок – от чердаков до погребов, но ничего достойного своего внимания не нашёл. Посчитав, что, наверное, преступники работают слишком скрытно, я решил начать сбор улик. Несколько недель я незаметно снимал отпечатки пальцев у всех домашних. С самого себя, кроме отпечатков, я снял ещё слепки ног и оттиски зубов – настоящий сыщик должен подозревать всех.
Кроме этого, для успешной работы мне нужно было заполучить снаряжение как у великого Шерлока – трубку, шляпу и скрипку. С трубкой проблем не возникло – незаметно стащил одну у дедушки. Со шляпой было посложнее. Немного поразмыслив, я слегка перекроил свой магический колпак (ох и орал потом Карреоздро!). А вот найти скрипку оказалось нелёгкой задачей. После долгих и тщательных поисков моей добычей стал всего лишь помятый, позеленевший от времени тромбон. Инструмент был в столь жалком состоянии, что сначала я хотел его выбросить. Но потом рассудил, что для сыщика главное успокаивать себе нервы игрой, а не поражать слушателей виртуозностью. Тромбон оставил. Всю ночь я силился выдуть из него хоть что-то музыкальное. Дул до головокружения. Но мощи моих легких хватило только на громкое и весьма свирепое шипение – ни дать, ни взять фрау Деффеншталь, когда сердится!
Наконец пришло время, и я почувствовал, что готов к раскрытию даже преступления века. Одно меня смущало – где это преступление найти? Немного пошипев на своем тромбоне, я решил, что всё элементарно – если преступления нет, мне следует его совершить самому. А потом, разумеется, раскрыть.
Мой выбор пал на вазу. Очень красивую, драгоценную, эльфийскую – мамину любимую. Она и сейчас стоит у нас в Восточной башне – в Зале-с-арками. Конечно же, проще всего было бы прийти в Зал-с-арками днем – он в это время не охраняется. Но какое же тогда это преступление века?
Дело я начал с подготовки своего алиби – за вазой решил идти во время урока прорицания. Следующим шагом должна была стать нейтрализация охранника. Восточную башню у нас ночами стережет огромный и грозный на вид тролль. Долгую неделю я изучал его повадки и привычки. Параллельно – варил снотворное. В назначенное время (оно наступило, когда я совладал с рецептом снадобья) я заговорил троллю зубы пустой болтовней, а сам незаметно подлил зелье ему в грог. Остальное было делом техники. Вазу я спрятал в дымоходе Южного шпиля, а сам, никем не замеченный, вернулся на урок. До утра сидел как на иголках. Весь день тоже ворочался и не мог уснуть – все ждал, когда хватятся пропажи. Но день сменился вечером, вечер ночью, а исчезновение фамильной реликвии никто так и не заметил. Я немного растерялся – такого поворота в моих расчётах не было. Решил еще подождать. Прождал почти месяц, а никто так и не почесался.
Потом в Южном шпиле начали ремонт. Держать там вазу дальше становилось рискованно. Перепрятывать её у меня больше не было настроения. Решил без лишнего шума вернуть трофей на место.
На рассвете, после того, как Усатая Хельга задернула шторы в моей спальне и ушла, я выскользнул из постели и направился в Зал-с-арками. Кое-как удержавшись, чтоб не пнуть крепко спящего на посту тролля (и это безо всяких зелий!), я поставил вазу на место и побрел к себе.
Но, сам не знаю зачем, пошёл не напрямую, а мимо классной комнаты и чуланчика под лестницей. Того самого, который облюбовали Карреоздро с Хельгой. Уже в дальнем конце коридора я расслышал доносящийся оттуда шум. Один голос явно принадлежал моему великому учителю. А вот второй – совсем не фрау Деффеншталь. Каково же было мое удивление, когда через несколько минут из чуланчика выскользнула наша кухарка. А спустя несколько мгновений – сам Карреоздро. Хорошо, что в коридоре было темно – меня они не увидели. Зато я их рассмотрел более чем детально.
Весь день я снова ворочался и не мог уснуть – преступление века было в моих руках! Под вечер же у меня созрел план.
Нет, план этот никак нельзя было назвать изящным или оригинальным. Но отказать ему в действенности тоже было нельзя. Как и минувшим утром, я отправился к чуланчику. Затаившись в темноте, я дождался появления обоих подозреваемых. Ждать пришлось недолго. Когда же они появились, мне пришлось прикусить губы, чтоб не расхохотаться – Карреоздро слово в слово повторял кухарке те же комплименты, что и Усатой Хельге.
Наконец дверь чуланчика захлопнулась. Пришло время действовать. Я осторожно выбрался из укрытия и подкрался к самой двери. Посекундно озираясь, я достал специально приготовленный для этой цели навесной замок (хороший, противомагический – гномы делали) и запер чулан. Внутри были так увлечены произведением шума, что не услышали щелчка. Тем лучше. Для меня. И для правосудия.
Внутренний голос мне подсказывал, что Усатая Хельга совсем не обрадуется, если застанет доктора в чулане с кухаркой. Поэтому ключ я решил подбросить няньке. Подложил в туфлю, пока она спала. А поскольку обычный путь в класс лежал как раз мимо чуланчика – не заметить на нем замок Хельга не могла. И не могла не попытаться его отпереть невесть откуда появившимся ключом.
Мои ожидания она не обманула!
Вечер того дня выдался поистине феерическим! Шипение фрау Деффеншталь и визг повелительницы кастрюль сотрясли замок до основания. А рёв доктора Карреоздро, наверное, услышали даже в ближайшей деревне.
На уроки наставник явился взъерошенный, помятый и с исцарапанным лицом. Да ещё и злой, как целая свора чертей. Мне даже не пришлось колдовать, чтоб навлечь его гнев – он накинулся на меня едва не с порога.
Мне не только посулили место подопытного кролика в человеческой лаборатории, но и подробно расписали куда мне засунут трубки, как отпилят клыки и откуда возьмут образцы. Параллельно маг пообещал вступить в какую-то очень интимную – наверное, магическую – связь со мной, моими родителями, слугами и даже с самим замком и окрестными землями. Ругаясь, Карреоздро то и дело тыкал длинным костлявым пальцем мне в лицо.
От злости и обиды у меня потемнело в глазах. На секунду я словно потерял сознание. А когда снова очнулся, то увидел доктора, носящегося по комнате и выкрикивающего какие-то замысловатые, многоэтажные заклинания. Я замер в восхищении. Вот это профессионал! Однако заклинал он вовсе не Ильяпу или Вицлипуцли, а, почему-то, чью-то маму. Может и мою. Словосочетание "твою мать" я расслышал вполне отчетливо.
У меня же на зубах что-то хрустело. Что-то длинное и костлявое. Подозрительно похожее на палец учителя.
Дальнейшего развития событий я не стал дожидаться. Пулей выскочил из класса и помчался подальше от разъяренного чародея. Остановиться я смог только на холодном чердаке самой высокой – Центральной башни. Сколько там просидел – не знаю. Помню только, что меня, вконец окоченевшего, оттуда стащило что-то большое, мягкое, тёплое и пахнущее парикмахерской.
@темы: Вампирёныш
Египетский бог египетских египтян
Автор: imhotep
Бета: Птичка по имени Би, Aksyasha, aksolotl (1-6 главы).
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Много. Разных. Но все мои :-)
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Юмор, Фэнтези, POV, Вампиры
Предупреждения: Секс с несовершеннолетними
Размер: планируется Макси, но что получится неизвестно.
Описание:
История мальчика... то есть не совсем мальчика... вернее он вовсе не девочка... короче я запутался.
Читайте - сами все поймете.
Глава 1
Глава 1
Если вы когда-нибудь были в Мэйрлстоне, то обязательно видели замок на холме. Тот самый – огромный, серый, и, кажется, состоящий из одних только шпилей да башенок, которые будто врезаются в бугристые дождевые облака. Местные жители его сторонятся. Люди – опасаются, а гномы и даже маги – просто не хотят лишний раз попадаться на глаза его обитателям. Всё это потому, что хозяин замка – лорд Георг Ужасный. Граф Мэйрлстонский. Древний вампир. И, что самое неприятное, начальник налоговой полиции. Прозвище Ужасный он присвоил себе сам. Налогоплательщики называют его иначе, однако как – не скажу. Не хочу проблем с цензурой.
Так вот, лорд Георг – мой отец. Сколько ему лет – никто точно не знает. Но зато все знают, что он – старейший вампир в округе. Отец этим очень гордится и никогда не упускает случая напомнить. Если кто-то забывает – он обижается. А для забывчивых это плохая примета. Однако, из скромности, папа никогда не уточняет, что является не просто древнейшим, но и вообще единственным представителем вампирьего племени во всем Мэйрлстоне. Не считая меня, ясное дело.
Оно-то и понятно – Мэйрлстон испокон веков считался вотчиной истинных магов. И кто же захочет жить рядом с этими шумными, любопытными и сумасбродными существами? Особенно такое соседство не нравится вампирам. Мы-то покой и уединение любим. Даже отец отсюда уже давно бы съехал, если б не мама.
Я родился в смешанном браке. Моя мать – дочь могущественного волшебника Артура Вейельштадтского. Шестьдесят лет назад она сбежала из дому, чтоб выйти замуж за моего отца. Когда дедушка Артур об этом узнал, то пришел в неописуемую (человеческими словами) ярость. Выйти замуж за грязного кровососа – такого позора благородное магическое семейство ещё не знало! Он тут же призвал Духов Стихий (благо, планеты как раз выстроились весьма удачно) и приказал найти беглецов. Пока Духи трудились, дедушка носился по Хрустальной обсерватории и уверял бабушку, что как только найдет – выбьет с помощью специального заклинания зубы и оторвет всё, что можно оторвать, не только Георгу, но и своей дочери, Анне-Марии.
К счастью, и отец мой не лыком шит. Предвидя подобное, он вывез молодую жену за пределы магического мира. Там они и пережидали (параллельно наслаждаясь медовым месяцем), пока дедушкин гнев уляжется. Или планеты разойдутся. А поскольку дедушка, во-первых, отходчивый, а во-вторых, без служебных Духов не очень любит напрягаться – ждать пришлось недолго. Не без влияния бабушки, он оттаял, признал зятя. А когда я родился – даже обрадовался. О, тогда он на радостях наделал дел!
Рождение внука дедушка решил отпраздновать с размахом. Созвал соседей-магов, и в пылу веселья ничего лучшего не придумал, как на спор заколдовать бабушку. Подкрался к ней сзади и превратил в золотую саламандру. Друзья, конечно, пришли в восторг – такое мастерство по плечу единицам. Но пока дедушка купался в лучах признания, золотая бабушка… то есть саламандра… то есть бабушка в облике саламандры – убежала. Поднялся переполох – золотые саламандры редкие и ценные ящерицы. Они одни умеют находить своим хозяевам золотые клады. А раз так, то и потенциальных хозяев хоть отбавляй. Не ровен час, дедушка вдовцом мог остаться! Только вот попробуй её поймай – даже дедушке это не сразу удалось. Целых два года они искали – бабушка золото, дедушка бабушку, а полиция и хозяева трех банков – самого дедушку. Последние – так и до сих пор ищут. Не зря дедушка три клада тогда нашел.
Но хорошо то, что хорошо кончается. Бабушке вернули человеческий облик, и первое, что она сделала – отобрала у дедушки магический колпак. До сих пор не отдает. Теперь бедный дедушка вынужден довольствоваться мелкими чудесами да чудачествами.
Жизнь же моих родителей текла своим чередом. Первые годы после моего появления папа с мамой все пытались понять, что, или вернее кто, из меня вырастет. Дело в том, что даже в смешанных семьях никогда не рождаются полукровки. У ребёнка магия одного из родителей всегда побеждает. А раз так, то ты можешь быть либо магом, либо вампиром, но никак не полувампиром или полумагом. Это предопределено с рождения и изменить ничего нельзя. Иными словами, стать вампиром или магом можно только одним способом – им родиться. Вот мои родители и ломали голову – что же такое у них родилось?
С самого начала меня воспитывали как мага. Мама была в этом уверена целиком и полностью. Даже отца убедила. Эту уверенность нисколько не пошатнуло то, что в возрасте, когда юные волшебники уже вовсю бросаются шаровыми молниями и левитируют стулья, я всего лишь грыз и царапал всё, до чего мог дотянуться. Дальше – больше. Мои необычно острые обоняние, зрение, слух, умение видеть в полной темноте и, при желании, не отражаться в зеркалах – мама признала редкостными магическими талантами. Когда я начал спать днем, а потом, с резвостью гончей, носиться по замку ночами – мама удивилась. Однако, поразмыслив, списала всё на мой живой темперамент и дурной пример папы.
Поскольку переломить меня не получилось, и я продолжал вести исключительно ночной образ жизни, ко мне приставили няньку. Ею оказалась румяная толстая упырица с пушком над верхней губой. Она вечно шуршала многочисленными юбками и, как в дешевой цирюльне, распространяла сильнейший парфюмерный аромат. Все обитатели замка почтительно обращались к ней "фрау Деффеншталь", а за глаза называли просто – Усатая Хельга. Только мама имела право ласково кликать ее Ханни.
Под присмотром Усатой Хельги я осваивал основные правила общественной магии и этикета. Первое время она неотступно ходила за мной по пятам, заставляла каждые вечер и утро расчёсывать волосы и чистить зубы. Мыть руки я должен был едва ли не ежечасно.
Мою бледность и худобу она объяснила неправильным питанием. В результате любимый бифштекс с кровью оказался под запретом, а его место заняла отвратительная сладкая манная каша. Но самое страшное даже не это. Хуже всего было то, что мне запретили играть с детьми нашей ключницы – мадам Розалинды. Хельге почему-то весьма не понравилась игра в вампира и жертву.
Я был в отчаянии. Однако, как выяснилось, на этом мои злоключения только начинались. Примерно в то время у меня завершилась первая смена молочных зубов. Вампиры – в отличие от людей – меняют молочные зубы не раз, а дважды в жизни. И когда я обзавёлся вполне выраженными молочными клыками – мама, наконец-то, растерялась. Срочно вызванный из эльфийской деревни врач констатировал, что такие зубы – обычное явление для нормально развивающегося, здорового вампира. Для скорейшего развития вампирской магии врач посоветовал начать меня подкармливать неразбавленной свиной кровью (кровь магических существ вампиры не пьют) и уехал.
Мама загрустила. Потом решила перепроверить слова лекаря – засела за медицинские журналы. И надо же было в одном из них ей вычитать о редкой смертельной болезни – фабулаидозе. Прислушавшись к организму, родительница нашла у себя все симптомы недуга и объявила, что жить ей осталось, от силы, две недели.
Замок погрузился в траур. Слуги по сорок раз на дню вызывались в мамину спальню выслушивать произносимые дрожащим шепотом предсмертные распоряжения. Фрау Деффеншталь с воем бродила по комнатам, скалила клыки, заламывала руки и изливала реки слез. Отец начал постоянно пропадать на работе. По собственному опыту он знал, что мешать маме болеть – себе дороже. Я же пользовался суматохой и старался не пересекаться с няней. Благо, запах одеколонов и лосьонов для волос выдавал её за версту.
Наконец к нам прибыл дедушка Артур. Он сразу сжег всю медицинскую литературу, вытряхнул маму из постели и пообещал найти для внука самого лучшего учителя магии. И нашёл ведь – учитель явился через два дня. Сделал это он, надо признать, весьма эффектно.
Перед самым рассветом, когда маги потягиваются, просыпаясь, а вампиры начинают сонно зевать, у парадного входа приземлилась запряжённая тройкой драконов карета. До этого я никогда драконов не видел, потому так увлёкся разглядыванием животных, что даже не заметил, как словно из-под земли, в клубах дыма и тучах искр появилась громадная, завёрнутая с головы до ног в чёрный плащ, фигура моего будущего учителя. Фигура громко чихнула, икнула, и в воздухе повисло алкогольное амбре. Затем грянул мощный утробный бас. Наставник объявил, что является ни кем иным, как великим магистром Истинной магии, почётным кавалером ордена Святого Вука первой степени, знаменитым предсказателем и волшебником доктором Искандерро Карреоздро. Нас он согласился почтить своим вниманием исключительно по давней дружбе с дедушкой и из уважения к старине Артуру.
Мама бросилась к дорогому гостю. Однако на её предложение отужинать с нами и отдохнуть с дороги, Карреоздро рявкнул, что приехал сюда работать, и только работать, а попусту тратить время он вообще не привык. Мама застыла как вкопанная, даже рот закрыть забыла. Карреоздро же как ни в чем не бывало приказал слугам отвести его в свои апартаменты. Уединившись в выделенной ему башне, великий волшебник велел принести себе большую бутылку рома, заперся на ключ и, судя по богатырскому храпу, проспал больше суток.
Папа уже начал беспокоиться за здоровье мага, когда тот, наконец, соизволил спуститься и потребовал привести ученика.
И вот, я предстал пред ясным, хоть и немного опухшим ликом наставника. Тот, как мне показалось, даже протрезвел от неожиданности. В самом деле, вместо обещанного юного чародея ему привели какое-то мелкое, невзрачное, бледное и тощее существо. Чёрные волосы и глаза лишь подчёркивали бледность кожи. К тому же на дворе было позднее утро, поэтому существо усиленно зевало, демонстрируя длинные острые клыки – никак не атрибут истинного волшебника. Пару минут мы, молча, таращились друг на друга – я с любопытством, а он не то с изумлением, не то с отвращением. Наконец Карреоздро, как ужаленный, подскочил с кресла и с воплем "Карету мне!" выскочил в коридор. Я даже зевать перестал.
В коридоре же вовсю бушевал трубный глас:
– Я не нанимался учить вампиров! Я профессионал! – гремел кавалер ордена Святого Вука.
Короткая пауза, во время которой мама, очевидно, пыталась что-то объяснить, была сметена новыми трубными залпами. Учительский рёв прокатился по всему замку, отражаясь от стен, звеня в стеклах и пугая фамильные приведения:
– Не отрывайте меня от серьёзных дел! Вы бы мне ещё тролля в ученики записали! Где моя карета?
Потом послышались быстрые шаги и звук хлопнувшей двери.
В то утро я лёг спать счастливым. Перед сном я сам расчесался и почистил зубы. Даже позволил фрау Деффеншталь запихнуть в себя почти целую тарелку манной каши – что уже можно приравнять к чуду. А днём мне снились веселые розовые пони. Они радостно прыгали по лестницам замка и наперебой подставляли длинные шеи под укус.
Эх, рано я радовался! В ход событий снова решил вмешаться дедушка. Он поговорил с доктором Карреоздро и сумел-таки его убедить взяться за моё образование. Не знаю, что именно подействовало – уважение к коллеге, дедушкино красноречие или просто приписанный к жалованию нолик, но Карреоздро вдруг разглядел в "маленьком клыкастике" огромные скрытые способности. К маминому восторгу он пообещал, что через пять, ну, от силы десять лет, я буду колдовать не хуже Мерлина.
Как же он ошибся!
Бета: Птичка по имени Би, Aksyasha, aksolotl (1-6 главы).
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Много. Разных. Но все мои :-)
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Юмор, Фэнтези, POV, Вампиры
Предупреждения: Секс с несовершеннолетними
Размер: планируется Макси, но что получится неизвестно.
Описание:
История мальчика... то есть не совсем мальчика... вернее он вовсе не девочка... короче я запутался.
Читайте - сами все поймете.
Глава 1
Глава 1
Если вы когда-нибудь были в Мэйрлстоне, то обязательно видели замок на холме. Тот самый – огромный, серый, и, кажется, состоящий из одних только шпилей да башенок, которые будто врезаются в бугристые дождевые облака. Местные жители его сторонятся. Люди – опасаются, а гномы и даже маги – просто не хотят лишний раз попадаться на глаза его обитателям. Всё это потому, что хозяин замка – лорд Георг Ужасный. Граф Мэйрлстонский. Древний вампир. И, что самое неприятное, начальник налоговой полиции. Прозвище Ужасный он присвоил себе сам. Налогоплательщики называют его иначе, однако как – не скажу. Не хочу проблем с цензурой.
Так вот, лорд Георг – мой отец. Сколько ему лет – никто точно не знает. Но зато все знают, что он – старейший вампир в округе. Отец этим очень гордится и никогда не упускает случая напомнить. Если кто-то забывает – он обижается. А для забывчивых это плохая примета. Однако, из скромности, папа никогда не уточняет, что является не просто древнейшим, но и вообще единственным представителем вампирьего племени во всем Мэйрлстоне. Не считая меня, ясное дело.
Оно-то и понятно – Мэйрлстон испокон веков считался вотчиной истинных магов. И кто же захочет жить рядом с этими шумными, любопытными и сумасбродными существами? Особенно такое соседство не нравится вампирам. Мы-то покой и уединение любим. Даже отец отсюда уже давно бы съехал, если б не мама.
Я родился в смешанном браке. Моя мать – дочь могущественного волшебника Артура Вейельштадтского. Шестьдесят лет назад она сбежала из дому, чтоб выйти замуж за моего отца. Когда дедушка Артур об этом узнал, то пришел в неописуемую (человеческими словами) ярость. Выйти замуж за грязного кровососа – такого позора благородное магическое семейство ещё не знало! Он тут же призвал Духов Стихий (благо, планеты как раз выстроились весьма удачно) и приказал найти беглецов. Пока Духи трудились, дедушка носился по Хрустальной обсерватории и уверял бабушку, что как только найдет – выбьет с помощью специального заклинания зубы и оторвет всё, что можно оторвать, не только Георгу, но и своей дочери, Анне-Марии.
К счастью, и отец мой не лыком шит. Предвидя подобное, он вывез молодую жену за пределы магического мира. Там они и пережидали (параллельно наслаждаясь медовым месяцем), пока дедушкин гнев уляжется. Или планеты разойдутся. А поскольку дедушка, во-первых, отходчивый, а во-вторых, без служебных Духов не очень любит напрягаться – ждать пришлось недолго. Не без влияния бабушки, он оттаял, признал зятя. А когда я родился – даже обрадовался. О, тогда он на радостях наделал дел!
Рождение внука дедушка решил отпраздновать с размахом. Созвал соседей-магов, и в пылу веселья ничего лучшего не придумал, как на спор заколдовать бабушку. Подкрался к ней сзади и превратил в золотую саламандру. Друзья, конечно, пришли в восторг – такое мастерство по плечу единицам. Но пока дедушка купался в лучах признания, золотая бабушка… то есть саламандра… то есть бабушка в облике саламандры – убежала. Поднялся переполох – золотые саламандры редкие и ценные ящерицы. Они одни умеют находить своим хозяевам золотые клады. А раз так, то и потенциальных хозяев хоть отбавляй. Не ровен час, дедушка вдовцом мог остаться! Только вот попробуй её поймай – даже дедушке это не сразу удалось. Целых два года они искали – бабушка золото, дедушка бабушку, а полиция и хозяева трех банков – самого дедушку. Последние – так и до сих пор ищут. Не зря дедушка три клада тогда нашел.
Но хорошо то, что хорошо кончается. Бабушке вернули человеческий облик, и первое, что она сделала – отобрала у дедушки магический колпак. До сих пор не отдает. Теперь бедный дедушка вынужден довольствоваться мелкими чудесами да чудачествами.
Жизнь же моих родителей текла своим чередом. Первые годы после моего появления папа с мамой все пытались понять, что, или вернее кто, из меня вырастет. Дело в том, что даже в смешанных семьях никогда не рождаются полукровки. У ребёнка магия одного из родителей всегда побеждает. А раз так, то ты можешь быть либо магом, либо вампиром, но никак не полувампиром или полумагом. Это предопределено с рождения и изменить ничего нельзя. Иными словами, стать вампиром или магом можно только одним способом – им родиться. Вот мои родители и ломали голову – что же такое у них родилось?
С самого начала меня воспитывали как мага. Мама была в этом уверена целиком и полностью. Даже отца убедила. Эту уверенность нисколько не пошатнуло то, что в возрасте, когда юные волшебники уже вовсю бросаются шаровыми молниями и левитируют стулья, я всего лишь грыз и царапал всё, до чего мог дотянуться. Дальше – больше. Мои необычно острые обоняние, зрение, слух, умение видеть в полной темноте и, при желании, не отражаться в зеркалах – мама признала редкостными магическими талантами. Когда я начал спать днем, а потом, с резвостью гончей, носиться по замку ночами – мама удивилась. Однако, поразмыслив, списала всё на мой живой темперамент и дурной пример папы.
Поскольку переломить меня не получилось, и я продолжал вести исключительно ночной образ жизни, ко мне приставили няньку. Ею оказалась румяная толстая упырица с пушком над верхней губой. Она вечно шуршала многочисленными юбками и, как в дешевой цирюльне, распространяла сильнейший парфюмерный аромат. Все обитатели замка почтительно обращались к ней "фрау Деффеншталь", а за глаза называли просто – Усатая Хельга. Только мама имела право ласково кликать ее Ханни.
Под присмотром Усатой Хельги я осваивал основные правила общественной магии и этикета. Первое время она неотступно ходила за мной по пятам, заставляла каждые вечер и утро расчёсывать волосы и чистить зубы. Мыть руки я должен был едва ли не ежечасно.
Мою бледность и худобу она объяснила неправильным питанием. В результате любимый бифштекс с кровью оказался под запретом, а его место заняла отвратительная сладкая манная каша. Но самое страшное даже не это. Хуже всего было то, что мне запретили играть с детьми нашей ключницы – мадам Розалинды. Хельге почему-то весьма не понравилась игра в вампира и жертву.
Я был в отчаянии. Однако, как выяснилось, на этом мои злоключения только начинались. Примерно в то время у меня завершилась первая смена молочных зубов. Вампиры – в отличие от людей – меняют молочные зубы не раз, а дважды в жизни. И когда я обзавёлся вполне выраженными молочными клыками – мама, наконец-то, растерялась. Срочно вызванный из эльфийской деревни врач констатировал, что такие зубы – обычное явление для нормально развивающегося, здорового вампира. Для скорейшего развития вампирской магии врач посоветовал начать меня подкармливать неразбавленной свиной кровью (кровь магических существ вампиры не пьют) и уехал.
Мама загрустила. Потом решила перепроверить слова лекаря – засела за медицинские журналы. И надо же было в одном из них ей вычитать о редкой смертельной болезни – фабулаидозе. Прислушавшись к организму, родительница нашла у себя все симптомы недуга и объявила, что жить ей осталось, от силы, две недели.
Замок погрузился в траур. Слуги по сорок раз на дню вызывались в мамину спальню выслушивать произносимые дрожащим шепотом предсмертные распоряжения. Фрау Деффеншталь с воем бродила по комнатам, скалила клыки, заламывала руки и изливала реки слез. Отец начал постоянно пропадать на работе. По собственному опыту он знал, что мешать маме болеть – себе дороже. Я же пользовался суматохой и старался не пересекаться с няней. Благо, запах одеколонов и лосьонов для волос выдавал её за версту.
Наконец к нам прибыл дедушка Артур. Он сразу сжег всю медицинскую литературу, вытряхнул маму из постели и пообещал найти для внука самого лучшего учителя магии. И нашёл ведь – учитель явился через два дня. Сделал это он, надо признать, весьма эффектно.
Перед самым рассветом, когда маги потягиваются, просыпаясь, а вампиры начинают сонно зевать, у парадного входа приземлилась запряжённая тройкой драконов карета. До этого я никогда драконов не видел, потому так увлёкся разглядыванием животных, что даже не заметил, как словно из-под земли, в клубах дыма и тучах искр появилась громадная, завёрнутая с головы до ног в чёрный плащ, фигура моего будущего учителя. Фигура громко чихнула, икнула, и в воздухе повисло алкогольное амбре. Затем грянул мощный утробный бас. Наставник объявил, что является ни кем иным, как великим магистром Истинной магии, почётным кавалером ордена Святого Вука первой степени, знаменитым предсказателем и волшебником доктором Искандерро Карреоздро. Нас он согласился почтить своим вниманием исключительно по давней дружбе с дедушкой и из уважения к старине Артуру.
Мама бросилась к дорогому гостю. Однако на её предложение отужинать с нами и отдохнуть с дороги, Карреоздро рявкнул, что приехал сюда работать, и только работать, а попусту тратить время он вообще не привык. Мама застыла как вкопанная, даже рот закрыть забыла. Карреоздро же как ни в чем не бывало приказал слугам отвести его в свои апартаменты. Уединившись в выделенной ему башне, великий волшебник велел принести себе большую бутылку рома, заперся на ключ и, судя по богатырскому храпу, проспал больше суток.
Папа уже начал беспокоиться за здоровье мага, когда тот, наконец, соизволил спуститься и потребовал привести ученика.
И вот, я предстал пред ясным, хоть и немного опухшим ликом наставника. Тот, как мне показалось, даже протрезвел от неожиданности. В самом деле, вместо обещанного юного чародея ему привели какое-то мелкое, невзрачное, бледное и тощее существо. Чёрные волосы и глаза лишь подчёркивали бледность кожи. К тому же на дворе было позднее утро, поэтому существо усиленно зевало, демонстрируя длинные острые клыки – никак не атрибут истинного волшебника. Пару минут мы, молча, таращились друг на друга – я с любопытством, а он не то с изумлением, не то с отвращением. Наконец Карреоздро, как ужаленный, подскочил с кресла и с воплем "Карету мне!" выскочил в коридор. Я даже зевать перестал.
В коридоре же вовсю бушевал трубный глас:
– Я не нанимался учить вампиров! Я профессионал! – гремел кавалер ордена Святого Вука.
Короткая пауза, во время которой мама, очевидно, пыталась что-то объяснить, была сметена новыми трубными залпами. Учительский рёв прокатился по всему замку, отражаясь от стен, звеня в стеклах и пугая фамильные приведения:
– Не отрывайте меня от серьёзных дел! Вы бы мне ещё тролля в ученики записали! Где моя карета?
Потом послышались быстрые шаги и звук хлопнувшей двери.
В то утро я лёг спать счастливым. Перед сном я сам расчесался и почистил зубы. Даже позволил фрау Деффеншталь запихнуть в себя почти целую тарелку манной каши – что уже можно приравнять к чуду. А днём мне снились веселые розовые пони. Они радостно прыгали по лестницам замка и наперебой подставляли длинные шеи под укус.
Эх, рано я радовался! В ход событий снова решил вмешаться дедушка. Он поговорил с доктором Карреоздро и сумел-таки его убедить взяться за моё образование. Не знаю, что именно подействовало – уважение к коллеге, дедушкино красноречие или просто приписанный к жалованию нолик, но Карреоздро вдруг разглядел в "маленьком клыкастике" огромные скрытые способности. К маминому восторгу он пообещал, что через пять, ну, от силы десять лет, я буду колдовать не хуже Мерлина.
Как же он ошибся!
@темы: Вампирёныш
понедельник, 12 ноября 2012
Египетский бог египетских египтян
И так. Мое вечное КА решило вернуться в мир людей из царства Озириса. Хотя в царстве этом КА разленилось. Спасибо тем добрым людям, которые вложили в мой саркофаг достаточно ушебти)))
Так что тут мое КА будет помещать только результаты своего творчества. Коих, кстати, немного.
А еще почему я решил завести этот днев - так это чтоб дать народу возможность выразить свое мнение о моих работах анонимно. Этот днев будет открыт даже для незарегистрированных пользователей. Потому тапки и печеньки можно бросать не стесняясь.
За второе буду благодарен, а за первое - не обижусь. Я не институтка)))
Так что тут мое КА будет помещать только результаты своего творчества. Коих, кстати, немного.
А еще почему я решил завести этот днев - так это чтоб дать народу возможность выразить свое мнение о моих работах анонимно. Этот днев будет открыт даже для незарегистрированных пользователей. Потому тапки и печеньки можно бросать не стесняясь.
За второе буду благодарен, а за первое - не обижусь. Я не институтка)))